ПОД ОПЕКОЙ ТУРКЕСТАНСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА

 

Однако, как говорят в таких случаях, «нет худа без добра». Одним из положительных моментов перевода 15 бригады спецназ в состав Туркестанского военного округа являлось то, что ее стали намного чаще, чем раньше, когда мы были в составе Среднеазиатского военного округа, привлекать на различного рода окружные учения. За короткий промежуток времени, во время зимнего периода обучения 1976 учебного года, когда 15 обрСпН еще фактически не была разделена на две бригады, наши спецназовцы из первого и второго отрядов имели хорошую возможность объездить многие районы Узбекистана и Туркмении.

Во время разного рода учений войск ТуркВО разведывательные группы специального назначения бригады выполняли задачи по ведению разведки мест дислокации соединений и частей округа, а также по проведению различных специальных мероприятий. Как правило, одновременно с нами учения проводили территориальные органы КГБ Узбекистана и военная контрразведка Туркестанского военного округа, которые, действуя против нас, выполняли свои задачи по пресечению действий разведчиков специального назначения, диверсантов и т.д. Могу с гордостью отметить, что лишь изредка наши разведывательные группы возвращались в часть, как говорят в таких случаях, «на щите», но в основном – «со щитом».

Впервые Туркестанский ВО привлек второй отряд 15 обрСпН к окружным учениям в январе 1976 года. Группы спецназ отряда выполняли задачи по разведке мест постоянной дислокации различных частей и соединений ТуркВО, а также районов их боевого применения, рубежей и районов развертывания.

В связи с тем, что спецназовцы в ходе выполнения поставленных задач использовали полуагентурные методы ведения разведки, то есть легендировались под местных жителей или военнослужащих других войск, офицерам и солдатам бригады пришлось переодеваться и экипироваться, как у нас говорили, по пехотному, а точнее под тот род войск или вид вооруженных сил, против которого предстояло действовать на учениях. После того, как учения закончились рассказов и разговоров в бригаде было множество, так как большинство солдат, да и многие офицеры в подобного рода учениях раньше, когда мы были в составе Среднеазиатского военного округа, участия не принимали или участвовали очень давно.

В тот период, когда наш второй отряд «воевал» на этих окружных учениях, я был в отпуске, поэтому в них не участвовал, однако в начале марта на территории Туркестанского военного округа должно было проводиться стратегическое учение ВС СССР с частичным привлечением войск ТуркВО. Теперь очередь дошла до первого отряда 15 бригады спецназ, который выделял разведывательные группы специального назначения для действий на стороне как «северных», так и «южных» воюющих группировок войск.  

Как оказалось, в первом отряде не во всех ротах был полный комплект командиров, поэтому одну из разведгрупп, к моей радости, было приказано возглавить мне. Помню, как после получения этого приказа, командир нашей роты Саша Тимченко инструктировал меня, обращая особое внимание на необходимость с высоким качеством выполнить все поставленные моей группе задачи при строгом и неукоснительном соблюдении мер безопасности и конспирации. Кроме всего прочего, основная мысль Александра сводилась к тому, что я должен отработать на учении так, чтобы ни ко мне, а, следовательно, в моем лице, к нашему второму отряду в целом не было никаких, даже минимальных претензий. В противном случае, это может рассматриваться командованием первого отряда, откровенно заявил Тимченко, «как преднамеренные действия со стороны второго отряда с целью дискредитации первого отряда и снижения его оценки за участие в этих учениях».

Не смотря на то, что я заверил Александра в том, что готов сделать все от меня зависящее, Тимченко, еще раз поясняя свою мысль, заявил, что на предыдущих учениях действия второго отряда бригады были очень высоко оценены командованием округа, теперь настало время получения соответствующей оценки первым отрядом. Если я, например, не выполню свою боевую задачу, то в первом отряде это может быть расценено в качестве «преднамеренных происков со стороны нашего отряда», чтобы дискредитировать его. А, допускать этого никак нельзя.

В общем говоря, в словах моего командира роты была своя сермяжная правда. Как известно, на фоне официально проводимого и широко пропагандировавшегося в массах солдат и офицеров социалистического соревнования, в 15 обрСпН между первым и вторым отрядами существовало также еще и совершенно негласное, а порой довольно жесткое, соперничество, конкуренция и, я бы даже сказал, борьба. Видимо, от того, чтобы я сделал в ходе учения все, от меня зависящее, и не попал в жернова жесткого противоборства двух отрядов, и предостерегал меня дальновидный и предусмотрительный Саша Тимченко.

Тем временем разведгруппа, первого отряда которой мне поручено было командовать, готовилась к участию в учении. Бойцы срезали со своей формы голубые погоны, петлицы и нарукавные знаки с десантной эмблемой, сняли и передали старшине роты на хранение парашютные значки, получили в каптерке пехотные знаки отличия, которых в бригаде было в достатке еще с многочисленных предыдущих учений. Кроме того, для моей группы на всякий случай было припасено два комплекта зимней гражданской одежды. Для перевозки и маскировки радиостанции бойцы приспособили небольшой чемодан, из числа подготовленных солдатами на дембель. Чемодан предполагалось в случае проверок выдавать за мой немудреный офицерский скарб, который обычно бывает у простого пехотного командира во время учений. Имущество всех наших солдат уложили в обычные армейские вещевые мешки, которые почему-то в армии назывались не совсем благозвучным названием «сидоры».

В штабе бригады я получил комплект шифров, а мои радисты – программу связи на весь период учений. Кроме того, мне выдали справку, подписанную командиром войсковой части 64411 подполковником В.В.Колесником, в которой было написано, что она дана лейтенанту такому-то «в том, что он и сопровождаемые им лица в количестве двенадцати человек выполняют задачу на тактическом учении. Предъявитель, сопровождаемые, их оружие и снаряжение задержанию и досмотру не подлежат». При этом указывалось, что справка действительна при предъявлении удостоверения личности офицера.

Когда в бригаде проводился строевой смотр разведывательных групп, которые должны были принимать участие в учении, то небольшие недостатки в экипировке и внешнем виде все-таки были обнаружены. Прежде всего, наблюдательные сотрудники контрразведывательных органов «противника» могли бы обратить внимание на наши десантные автоматы со складывающимися прикладами, которых в пехоте, да и в других родах войск, как правило, нет. Темные овалы от нарукавных знаков на рукавах выцветших на солнце солдатских гимнастерок, а также дырки и темные пятна, оставшиеся от парашютных значков, так же могли броситься в глаза внимательному наблюдателю. Правда, в связи с тем, что учение проводилось в марте месяце, эти небольшие недостатки можно было скрыть под пехотными бушлатами, в которые были одеты все солдаты и сержанты группы. 

Кроме того, контрразведчики или наблюдательные военные могли бы обратить внимание на то, что у нас имелось большое количество нехарактерных для пехоты сухих пайков. Однако данное обстоятельство могло нас выдать лишь в том случае, если «наблюдательный противник» будет находиться с разведчиками в вагоне поезда и увидит, что в пайках совершенно не тот набор продуктов, который должен быть в пехотных пайках. В остальном же, наличие больших коробок с сухим пайком мы постарались использовать в свою пользу. В связи с тем, что все разведгруппы выводились в районы разведки на обычных пассажирских поездах, а дорога туда и обратно занимала четверо суток, то откровенно «чмошный» вид солдат, несущих на посадке в поезд коробки сухого пайка, совершенно не наводил на мысль, что это бравый советский спецназ выдвигается в районы боевых действий. А за двое суток пути в районы разведки часть съестных припасов бойцами обязательно должна была быть съедена, что в определенной степени решало эту проблему. 

Первые четыре группы спецназ 15 обрСпН, в том числе и моя, убывали в район проведения учения из Ташкента поездом 4 марта. Офицеры ехали в купейном вагоне, а солдаты и сержанты – в общем. Ровно двое суток мы провели в поезде. Этого времени было вполне достаточно, чтобы окончательно завершить подготовку разведчиков к учению. Поэтому командиры и заместители командиров групп использовали представившуюся возможность, чтобы поработать с личным составом, а также еще раз уяснить поставленные перед нами задачи, оценить обстановку в районах ведения разведки и выработать возможные варианты действий своих разведгрупп в зависимости от конкретно складывающейся ситуации в районах, определенных нашим разведывательным группам.

Хоть было и не положено рассказывать своим сослуживцам о тех задачах, которые поставило нам командование, но офицеры и прапорщики в поезде, тем не менее, обсуждали и стоящие перед нашими группами задачи, и возможные способы их выполнения. Оказалось, что у всех четырех групп спецназ была одна и та же задача – ведение разведки войск, участвующих в учении, только районы разведки были у каждого подразделения совершенно разные.

Нашей группе была поставлена задача, действуя на стороне «северных» вести разведку передвижения войск «южных» в одном из районов горного хребта Копетдаг, который находился южнее железнодорожной станции Бами, расположенной примерно по середине между Ашхабадом и Красноводском. Изучение по карте и анализ физико-географических условий местности показали, что войска могут прибывать в наш район по автомобильной дороге Ашхабад - Красноводск или по железной дороге воинскими железнодорожными эшелонами, разгружать которые в этих местах можно было лишь на небольшой железнодорожной станции Бами. От этой станции в район разведки, назначенный нашей группе, вела всего лишь одна улучшенная грунтовая дорога, миновать которую войскам «противника» было практически невозможно из-за сильно пересеченной горной местности, простиравшейся к югу от железной дороги Ашхабад - Красноводск.

В результате всего комплекса проведенной предварительной работы по уяснению задачи и оценке обстановки в районе предстоящих разведывательных действий нашей разведывательной группы специального назначения, мною было принято следующее решение: после десантирования из поезда примерно в 4 часа утра 6 марта 1976 года наша группа, обходя железнодорожную станцию и станционный поселок Бами с востока, с соблюдением строгих мер безопасности ускоренным шагом до наступления светлого времени суток преодолевает открытый равнинный участок местности, расположенный к югу от железной дороги, и к рассвету 6 марта выходит в предгорья хребта Копетдаг.

Затем с соблюдением повышенных мер безопасности разведывательная группа, двигаясь строго на юг, к 14:00 выходит к границе района разведки, где в непосредственной близости от грунтовой дороги, ведущей в район, подбирает и оборудует базу для группы и наблюдательный пункт (НП), с которого, организовывает постоянное наблюдение за передвижением войск «противника» по дороге в целях выявления их боевого и численного состава, а также направления выдвижения. Результаты разведки постоянно шифртелеграммами докладываются в Центр. Кроме того, мною было принято решение, в предгорьях, в удобном и легко ориентируемом и описываемом месте, заложить в тайник такое количество сухого пайка, какое необходимо группе на период ее возвращения поездом от станции Бами до Ташкента.

После того, как наша разведгруппа десантировалась, мы, где бегом, где быстрым шагом, с востока обходя станцию и населенный пункт Бами, устремились на юг, к горному хребту Копетдаг, вершины которого были отчетливо видны на фоне предрассветного неба. Примерно через час пути разведывательная группа вышла в тот район, где, по нашему предположению, можно было подобрать место и безопасно оборудовать надежный стационарный тайник для хранения двух стандартных картонных коробок с сухим пайком. Как и предполагалось, после изучения этого места по карте, тайник было решено оборудовать в непосредственной близости от линии электропередач, точно «привязав» его местоположение к одному из столбов ЛЭП с обозначенным на нем номером.

Место расположения тайника и порядок его отыскания по номеру столба линии электропередач я довел до каждого разведчика. И пока все остальные разведчики отдыхали, двое бойцов быстро выкопали яму, в которую затем и заложили коробки с сухим пайком. Когда место замаскировали, я еще раз показал всем разведчикам, где находится тайник и как его, в случае необходимости, каждый разведчик может без особого труда найти.

После этого разведгруппа вновь бегом двинулась на юг, к горам, где можно было несколько сбавить темп, так как даже в светлое время предгорья, а тем более горы позволяли обеспечить сравнительно безопасное передвижение разведчиков. В конце концов, часам к 12 дня мы поднялись в горы на такую высоту, где можно было не опасаться случайной встречи с «противником» и с его контрразведкой.

Однако, только мы несколько успокоились по поводу того, что удалось без происшествий преодолеть, казалось бы, самую опасную равнинную и предгорную часть нашего пути, как вдруг, совершенно неожиданно послышался звук летящего где-то совсем рядом вертолета. Разведчики по моей команде моментально бросились на землю там, где их застала команда, и замерли. Вертолет Ми-8 буквально на несколько секунд «вынырнул» из-за одной из горных вершин и так же неожиданно скрылся из поля нашего зрения за другой горой.

Ми-8, который, как можно было судить, принадлежал пограничным войскам, уже давно улетел, а мы все лежали и переводили дух. Видимо, каждый из нас благодарил судьбу зато, что хранила она нас от нежелательной встречи с таким грозным для разведчиков спецназ «противником», каким является вертолет пограничных войск, совершавший, видимо, облет приграничной зоны. Если бы нас заметили пограничники, то в покое они бы нас уже не оставили до тех пор, пока бы не поймали.

Постепенно к 14 часам группа вышла к границе назначенного нам района разведки. По пути к нему в Центр были направлены две шифртелеграммы, в которых я доложил об успешном десантировании группы, а также о начале выполнения поставленной боевой задачи. Кроме того, дал точное и подробное описание заложенного группой тайника и его содержимого.

Теперь основная задача состояла в том, чтобы подобрать место для наблюдательного пункта, дававшего нашей группе возможность круглосуточно вести наблюдение за дорогой, по которой войска «противника» могут осуществлять движение в район их боевого предназначения. В непосредственной близости от наблюдательного пункта также надо было найти место для надежного базирования разведгруппы, которое должно обеспечивать скрытность и безопасность расположения разведчиков и давало бы возможность постоянно и надежно поддерживать устойчивую и бесперебойную радиосвязь с Центром.

И выбранный нами наблюдательный пункт, и место для базы группы мы нашли без особых временных потерь. НП казался мне просто идеальным, так как находился на повороте дороги, которую нам предстояло контролировать. Он позволял просматривать горную дорогу примерно на полтора километра в сторону железнодорожной станции Бами и метров на 400 - 600 в сторону гор. Кроме того, наблюдательный пункт находился на высоте примерно 30 метров над дорогой, от которой, что самое главное, его отделял довольно крутой откос, надежно обеспечивающий разведчиков от случайной встречи с «противником», которому вздумалось бы обследовать район, прилегавшей к наблюдательному пункту местности.

Именно в этом достоинстве нашего НП мне и еще двум разведчикам пришлось в последствии убедиться, как говорят в таких случаях, «на собственной шкуре». Однако об этом позже. Еще одной немаловажной особенностью наблюдательного пункта нашей группы было то, что над местом, где должны были размещаться, а вернее лежать, разведчики-наблюдатели, нависал широкий каменный козырек, который хоть и немного, но все-таки защищал нас от дождя и снега, которые попеременно шли в течение трех последующих суток.

 Подобранная нами база для расположения нашей разведывательной группы также, в основном, отвечала предъявляемым к ней требованиям. Она находилась примерно в 300 метрах от наблюдательного пункта и располагалась в довольно глубокой котловине, которая надежно скрывала разведчиков от глаз «противника», то есть сотрудников особых отделов и сотрудников КГБ, пограничников, чабанов, местных жителей и т.д. Нас можно было заметить или, например, в реальных боевых условиях обстрелять лишь с высокой горной вершины с отвесными склонами, расположенной в двух с лишним километрах к югу от базы. Однако появление на этой горе людей было весьма маловероятно. 

Место расположения разведгруппы также позволяло нам методом наблюдения надежно контролировать обстановку на дальних подступах к нашей базе с востока и северо-востока. А северное и западное направления прикрывались разведчиками, находящимися на основном наблюдательном пункте. Радисты, в свою очередь, сразу же опробовали базу с точки зрения надежности поддержания с нее радиосвязи с Центром и заверили, что это место очень хорошо обеспечивает устойчивую связь и с Ташкентом, и с Чирчиком.

Посовещавшись с сержантами, я распределил среди разведчиков обязанности и довел до каждого из них порядок действий по боевому расчету на случай неожиданного появления на дальних и тем более ближних подступах «противника» к базе. Назначен был также пункт сбора разведчиков, если группа будет «рассеяна», время действия пункта сбора и пароль. После короткого инструктажа все приступили к работе. Кто-то направился на наблюдательный пост, кто-то занялся подготовкой ужина, а остальные - оборудованием мест отдыха. В направленной в это время в Центр телеграмме содержался довольно обстоятельный доклад о проведенных группой мероприятиях и сообщены полные географические координаты нашей базы.

Наблюдение за дорогой до конца дня 6 марта никаких результатов не дало. По ней не прошло ни одной единицы военной техники, более того, по ней вообще никто не ездил и не ходил. Создавалось впечатление, что она совсем не используется. Однако нам выбирать было не из чего, ведь перед нашей группой стояла вполне определенная задача, которую нам надо было выполнять. В конце концов, даже если по этой горной дороге не пройдет ни один солдат, не говоря уже о военной технике, и мы об этом доложим в Центр – это тоже вполне определенный результат ведения разведки. Нашему Командованию, как можно представить, важно знать не только о том, где находятся войска «противника», их состав, чем они занимаются и что намерены делать, но также и о том, в каких районах у противника войск вообще нет. Так что наша задача состояла в том, чтобы найти «противника» в указанном районе и описать его действия, или доложить в Центр, что противника там не было и нет.

К вечеру 6 марта погода совсем испортилась. Уже не время от времени, как это было днем, а постоянно шел дождь со снегом, дул сильный ветер, температура постепенно понижалась. Разведенный небольшой костер на базе группы совершенно никого не согревал, поэтому всю ночь разведчики провели в неравной борьбе с холодом, дождем и снегом. Тогда я подумал о том, что еще неизвестно, что было в ту ночь лучше, пытаться заснуть, лежа на мокрой холодной земле, накрывшись плащ-палаткой, или нести службу по охране и обороне базы группы, то есть быть занятым хоть каким-то делом, и хоть немного, но двигаться, чтобы не обращать внимания на тот холод и сырость, которая была вокруг.

Утром всем нам было смешно смотреть друг на друга. Пробудившиеся бойцы выглядели не отдохнувшими и посвежевшими, а наоборот уставшими, замученными и помятыми. Такой же вид был, конечно же, и у их командира. Первое, с чего начался день 7 марта, был утренний сеанс связи с Центром. Радисты начали разворачивать Р-354, и тут меня, да и всех, кто был рядом с нашими радистами, охватил настоящий ужас. Когда я увидел, что корпус радиостанции Р-354 нашей группы сверху покрыт тонкой коркой льда, то от такой картины я просто потерял дар речи. Сержант-радист тоже смотрел на свою станцию широко раскрытыми от удивления глазами. Я уже представил, что Р-354 безнадежно вышла из строя, а следовательно, связи с Центром нет, со всеми вытекающими из этого последствиями для выполнения поставленных нашей разведывательной группе задач, для меня лично, первого батальона, 15 обрСпН и т.д, вплоть до Генерального штаба ВС СССР. Невольно пришлось вспомнить инструктаж Саши Тимченко перед выездом на эти учения. Я в буквальном смысле «спинным мозгом», как говорят в таких случаях, почувствовал свою личную ответственность перед первым отрядом нашей бригады, да и перед всей бригадой за действия моей группы в тылу «противника». Бойцы моей группы также были поражены всем увиденным. Зная, как радисты в буквальном смысле «пекутся» над своими станциями, а тут вдруг увидеть такое было выше наших сил.

Оба радиста, аккуратно отколупывая тонкие пластины льда с корпуса станции, пытались оправдаться тем, что прошлым вечером тщательно накрыли ее плащ-палаткой, а серебряно-цинковые аккумуляторы к ней всю ночь держали у себя под бушлатами, согревали их теплом своих тел, чтобы они не замерзли. Однако, как оказалось, через небольшую дырку в плащ-палатке дождевая вода, а затем и таявший на плащ-палатке снег всю ночь стекали на станцию. А этого никто не предусмотрел. Когда радисты открыли крышку станции, перед нашими взорами предстала еще более удручающая картина. Панель управления также, как и корпус Р-354, были покрыты тонкой коркой льда, и что самое плохое, лед, к нашему ужасу, покрывал устройство полуавтоматической передачи, которое считалось одним из самых «нежных» мест во всей радиостанции. Это была ужасная картина, смотреть на все это без слез было невозможно.

Читатель может живо себе представить, какая буря чувств в тот момент была у радистов, у меня, да и у всех разведчиков группы, когда мы, словно завороженные, смотрели на скованную льдом панель управления станции. Для нас было ясно, что все наши усилия по разведке «противника» могут оказаться пустыми хлопотами, если наша радиостанция откажется работать.

Однако радисты постепенно начали «реанимировать» нашу несчастную радиостанцию Р-354. Сначала они аккуратно оббили лед с панели управления, затем попытались понажимать кнопки устройства полуавтоматической передачи, которые не очень хотели нажиматься, так как под кнопками тоже был лед. Радистам пришлось отогревать кнопки своим собственным дыханием. Как только к станции были подключены аккумуляторы, все разведчики, которые плотным кольцом окружили воркующих над своим «несчастным ребенком» радистов, замерли в ожидании результата. Когда же станция в буквальном смысле «ожила» и заработала, несмотря на те издевательства над ней, которые длились целую ночь, у всех вырвался вздох облегчения. При этом больше всех, именно как дети, радовались сами радисты.

Искренне обрадованный тем, что радиостанция оказалась в исправном состоянии, я быстро зашифровал телеграмму, в которой было всего несколько слов: «Продолжаю выполнять поставленную задачу». Через минуту данная шифртелеграмма ушла на Пункт управления начальника разведки штаба Туркестанского военного округа.

Особого смысла, или как говорят в таких случаях, особого информационного повода давать тогда в Центр шифртелеграмму именно такого содержания, в общем-то, не было. Однако нам она оказалась необходима, в основном, для проверки радиостанции, а для Центра, как представляется, всегда очень важно знать, «жива ли» та или иная группа специального назначения. Поэтому лишняя информация по этому поводу никому и никогда не помешает.

Кроме того, в ходе учений любого уровня у нас одним из критериев результативности действий разведгрупп являлся такой показатель, как количество шифртелеграмм, направленных той или иной разведывательной группой специального назначения в Центр. Исходя из этого критерия, данная телеграмма легла монетой определенного достоинства в копилку нашей группы. Однако для всех нас, которые видели, в каком состоянии «после ночевки» была наша радиостанция, основная ценность этой шифртелеграммы, в основном все-таки, заключалась в том, что она просто на просто без всяких проблем прошла в Центр. Это искренне радовало каждого разведчика группы и особенно радистов.

К нашему удивлению, недоумению и, конечно же, к сожалению, весь день 7 марта также, как и предыдущий день, прошел без всякого намека на то, что наша группа может принести хоть какую-то ощутимую пользу в важнейшем деле выявления наличия в данном районе войск «противника». За весь день по «нашей» дороге вновь не прошел и не проехал никто из военных. Прошла лишь одна «гражданская» машина, о приближении которой мы узнали по звуку ее мотора намного раньше, чем она появилась в поле нашего зрения. Такое положение дел, и читатель может нас понять, энтузиазма нам не прибавляло, но терпение нас не покидало, и мы готовы были и дальше ждать своего звездного часа.

Видимо, намучавшись прошедшей ночью, мои бойцы, которые в течение дня внимательно наблюдали за окружающей базу местностью, чтобы заблаговременно выявить приближающегося к нам со стороны гор «противника», рассмотрели в бинокль небольшой домик километрах в двух от того места, где мы находились. По внешним признакам можно было предположить, что этот домик построен охотниками. В таких домиках они обычно отдыхают или ночуют в ходе многодневной охоты в горах. Поэтому мы дождались темноты и, когда в результате наблюдения за домом стало ясно, что там никто не появился, я отправил одного из сержантов с двумя разведчиками, чтобы они «разобрались» с этим домом.

Оказалось, что это дом или охотников, или чабанов, который, по всем признакам, уже давно не использовался по назначению или использовался лишь в летнее время. С учетом доклада сержанта, а также в связи с тем, что домик был, в общем-то, недалеко от дороги, я решил, что очередную ночь группа может провести в нем. Собравшись, мы с соблюдение мер безопасности, ступая след в след, направилась к дому тем же путем, каким недавно прошел к нему сержант нашей группы с двумя разведчиками.

Осмотр невесть откуда взявшегося дома подтвердил доклад сержанта в том плане, что его довольно длительное время никто не посещал. В нем нашлось эмалированное ведро, большой запас дров и кошма. Осмотр окрестностей дома показал, что для охраны и обороны места расположения группы вполне достаточно выставить два поста. В этой связи, кроме сержантов и радистов, каждый из разведчиков должен был отдежурить ночью по полтора часа. С учетом наших наблюдений и предположений относительно того, что звук от проезжающего по «нашей» дороге автотранспорта должен быть хорошо слышен часовыми, проинструктировал бойцов по их действиям на случай, если ночью они услышат со стороны дороги звук двигателей автомашин или, тем более, танков.

Предварительно были распределены обязанности личного состава на случай нападения «противника». Выставив первую смену часовых, мы завесили единственное окно дома плащ-палаткой, чтобы свет от костра, разведенного в помещении, не пробивался наружу, разожгли огонь, набрали ведро воды из колодца, который находился рядом с домом, и приготовили вкусный суп из сухого пайка. Плотно поужинав, разведчики моментально в буквальном смысле завалились спать.

Примерно до трех часов ночи все было спокойно. Один раз я и дважды сержанты по очереди выходили из дома для проверки несения службы часовыми. Где-то около 3:30 один из часовых зашел в домик и, разбудив меня, на ухо прошептал, что на станции слышны звуки работы танковых двигателей. Хоть часовой и говорил тихо, но все разведчики проснулись, а некоторые даже стали собираться. Однако я остановил их, и мы с часовым вышли на улицу. Действительно, со стороны железнодорожной станции Бами доносился хорошо слышимый звук работающих танковых двигателей. Это могло свидетельствовать о том, что там, на железнодорожной станции, началась разгрузка военной техники, и танков в том числе.

Когда я вернулся в дом, никто из разведчиков уже не спал. На их лицах был немой вопрос: «Какие будут указания?» Я коротко сообщил о том, что, судя по звукам, доносящимся со станции Бами, там действительно началась разгрузка военной техники. В этой связи дал команду быстро приготовить завтрак, сразу после которого нам надо будет выдвигаться на базу и организовывать наблюдение. А сам принялся за написание и шифрование телеграммы в Центр.

Все бойцы дружно занялись каждый своим делом. Склонившись над блокнотом с текстом телеграммы, я изредка поглядывал на них и поймал себя на мысли, что разведчики действуют совершенно молча, споро и без суеты, как будто до этого долго тренировались в проведении сбора группы после ночного отдыха. Лишь один из сержантов тихим голосом подавал команды, что и где поставить или положить, а также как свернуть кошму, на которой мы спали, чтобы привести все в первоначальный вид и не оставить никаких следов нашего пребывания.   

В это время кто-то из бойцов тихо и задумчиво сказал: «А ведь сегодня 8 марта, Международный женский день». Я, видимо, так же, как и мои подчиненные, поймал себя на мысли, что в этих по-настоящему боевых заботах совершенно забыл, что сегодня женский праздник. Посмотрел на копошащихся вокруг меня разведчиков. Внешне никто из них никак не отреагировал на это напоминание, однако, думаю, что каждый из них, конечно же, думал о чем-то о своем, вспоминал что-то из своей гражданской жизни. Думаю, что каждый из них вспомнил о своей матери, девушке, одноклассницах. Кто-то, наверное, вспоминал, что он делал в этот день тогда, когда был дома или учился в школе. Кто-то строил планы на будущее, думал о том, как он будет встречать этот праздник, когда вернется домой после службы в нашей бригаде.

А тем временем, присев в углу так, чтобы никому не мешать, я написал телеграмму в Центр о том, что «звуки работающих танковых двигателей, доносящиеся с железнодорожной станции Бами, могут свидетельствовать о том, что в 3:30 8 марта на станции началась разгрузка военной техники». Ссылка на «звуки работающих двигателей» в данном случае была совершенно обязательной, так как ни я сам лично, ни мои разведчики этой разгрузки не видели, и мы могли судить о ней лишь по косвенным признакам, которыми и являлись эти самые «звуки». Возможно, кто-то из спецназовцев 15 бригады специального назначения или войсковых разведчиков, действовавших за «северных», в это время как раз лично наблюдал за выгрузкой техники и также докладывал Командованию об этом. В данном случае моя шифртелеграмма всего лишь имела целью подтвердить информацию наших коллег-разведчиков из других разведывательных подразделений.

Тем временем радисты развернули радиостанцию, при этом конец антенны зацепили за одну из балок крыши дома, а противовес «выкинули» на улицу через окно, которое выходило строго на восток. «Если не заработает, то выйдем из дома и развернем станцию там, - сказал радист, настраивавший Р-354, - поднимем повыше антенну и сориентируем противовес как положено». Однако радисты, можно сказать, «моментально» вошли в связь с Ташкентом и с первой «потычки» передали нашу телеграмму.

У многих из нас в этой связи создалось впечатление, что в 4 часа утра в Центре только и делали, что ждали именно наш доклад. Пожимая руки радистам, я громко, чтобы слышали все разведчики, сказал, что скорость, с которой в Разведывательном управлении Туркестанского военного округа приняли нашу информацию, свидетельствует о том, что Командование ждет ее и искренне надеется, что разведка, как и положено «доложила точно». Однако сам подумал, что, если бы на соревнованиях групп спецназ прошлым летом связь с Центром работала также хорошо, то моя группа не оказалась бы на шестом месте, а мои радисты не стали бы «воспитывать» радистов-центровиков совершенно неуставными методами. 

Позавтракав на скорую руку, мы, не оставляя следов своего пребывания в доме, ушли на базу, где каждый боец и радист занял свое место, согласно боевому расчету. Я же вместе с одним из разведчиков заняли места на оборудованном наблюдательном пункте.

Когда совсем расцвело, пришлось еще раз проверить заранее подготовленные проекты телеграмм в Центр с тем, чтобы, когда придет время, только вставить в их тексты цифры с количеством боевой техники, географические координаты и точное время прохождения техники мимо нас. Это давало возможность до минимума сократить время на подготовку докладов Командованию. При условии, что находящиеся на базе радисты смогут быстро зашифровывать радиограммы (а в этом у меня, в общем-то, никаких сомнений и не было), и они с минимально возможными временными потерями передадут в Ташкент на Пункт управления начальника разведки Туркестанского военного округа ту информацию, которую необходимо.

Примерно через полтора часа боец, который лежал со мной на НП, «слезно запросился в «тыл», так как, по его словам, ему оказалось очень трудно столь длительное время лежать без движения. Пришлось заменить его другим разведчиком, который, как потом оказалось, пролежал без движения около трех часов, но затем тоже «спекся». А я все лежал и ждал, когда же двинется мимо нас техника. А она все не шла. Около 14 часов кто-то из разведчиков принес мне и очередному моему напарнику-наблюдателю разогретые на сухом спирте баночки мясных консервов из сухого пайка, которые мы с ним с удовольствием съели. А долгожданная военная техника все так и не шла, и даже не было слышно никаких звуков, которые могли бы свидетельствовать о ее существовании и, тем более, о ее приближении.

Наконец, где-то около трех часов дня со стороны станции послышался какой-то шум или, вернее, треск, однако достаточно долго даже в бинокль нам не было видно ничего и никого. И вот, наконец-то, на дороге появилось два мотоцикла. Как можно было понять, к нам двигался передовой разведывательный дозор подразделения войсковой разведки тех войск, которые сосредоточились в районе станции Бами.

Перед тем, как выходить в район боевого применения, расположенный где-то в горах Копетдага, войсковые разведчики должны провести разведку маршрута движения основных сил. Когда разведдозор приблизился к нам достаточно близко, мы увидели, что он состоял из пятерых человек на двух мотоциклах К-750. Мотоциклы двигались по дороге довольно медленно, видимо, внимательно осматривая окружающую местность. В конце концов, войсковые разведчики остановились, и как раз на том повороте дороги, в 30 метрах над которым находился наш наблюдательный пункт.          

К этому времени я уже написал телеграмму в Центр о том, что в такое-то время со станции Бами вышел передовой разведывательный дозор, что может свидетельствовать о готовности войск «противника» к началу выдвижения в район боевого применения. Сержанта, который был со мной на наблюдательном пункте, направил с текстом телеграммы на базу и приказал ему сразу же вернуться на НП вдвоем с кем-нибудь из разведчиков, а сам стал наблюдать за мотоциклистами.

Войсковые разведчики, остановившись на обочине горной дороги, вели себя довольно спокойно и даже беспечно, как будто бы были не на военном учении, а на прогулке в горах. Оружия, кроме пистолетов у офицера и прапорщика, видно не было. А два солдата вообще были без оружия. Вероятно, оно находилось в колясках мотоциклов. Разговаривали они очень громко, или, во всяком случае, нам так казалось. Но мне, и тем двум разведчикам, которые ползком добрались до нашего НП, было отчетливо слышно все, что говорили мотоциклисты, особенно когда они ругались матом. Правда, услышать что-либо интересное для нас нам так и не удалось. При этом, когда мы смотрели на «противника» в бинокль, создавалось впечатление, что они «крутятся» у нас перед самым носом. Присмотревшись к офицеру, возглавлявшему передовой разведдозор, я узнал, что он был в звании старший лейтенант.

Хоть наш наблюдательный пункт и находился достаточно высоко над дорогой, и до него было непросто добраться, я все-таки предупредил своих разведчиков о том, что если наши войсковые коллеги вдруг решат подняться к нам на НП «в гости», то будем их «без шума и пыли» брать в плен. Однако все обошлось и наше знакомство с войсковыми разведчиками не состоялось, так как «противник» немного покурил, «оправил естественные надобности», завел мотоциклы и, также не торопясь, двинулся по дороге в горы. Когда они уехали, мой сержант с сожалением и улыбкой сказал:

- Товарищ лейтенант, жаль все-таки, что мы их отпустили.

- А, зачем они нам нужны, - поинтересовался я.

- Да, в общем-то, толку от них для нас мало, ничего они, наверное, не знают. Но можно было бы, хоть сигаретами у них разжиться, - заявил сержант, и мы все дружно рассмеялись.

В это время мы заметили, что к нам, пригибаясь, идет сержант-радист, который последние 20 метров преодолел ползком. На мой вопросительный взгляд, относительно того, зачем он пришел, радист подчеркнуто четко доложил, что телеграмма передана в Центр менее, чем за три минуты. А потом он пояснил, что хотел сам увидеть настоящего «противника». Пришлось его сначала «выдрать» для порядка за нарушение дисциплины, а затем разочаровать в его надеждах и лишь показать то место, где стояли мотоциклы войсковых, недавно уехавших разведчиков.

Минут через 30 со стороны железнодорожной станции вновь послышался звук работающих двигателей. Разведчики заняли свои места. Наблюдая в бинокль, я увидел движущуюся в нашем направлении танковую колонну. Пока она приближалась, я успел заготовить проект телеграммы. А когда танки прошли мимо нашего наблюдательного пункта, лишь проставил в ней их количество и отправил сержанта с проектом телеграммы на базу для передачи информационной шифртелеграммы в Центр. Так с периодичностью в 30-40 минут прошло еще две колонны боевой техники, о каждой из которых наше руководство в Разведывательном управлении Туркестанского военного округа узнавало практически в реальном масштабе времени.

Замыкала движение войск колонна артиллерии, в составе которой было четыре самоходных артиллерийских установки настолько допотопного вида, что приходилось удивляться тому, как они вообще могут двигаться на своем гусеничном ходу, тем более по горной дороге. По их виду можно было определить, что это гаубицы калибра 152 миллиметра. Артиллерийскую колонну замыкали два бортовых «Урала», полностью загруженных ящиками с боеприпасами. При этом колонна артиллерии направлялась в горы совершенно без боевого охранения, с минимальным количеством личного состава, Так что, если бы нам была поставлена соответствующая задача по недопущению артиллерийской колонны в район ее боевого предназначения, то наша группа справилась бы с ней без особых затруднений и потерь.

Написав телеграмму о выдвижении в район боевого предназначения артиллерии, и отправив ее на базу для передачи в Центр, мы с разведчиком, который был в то время на наблюдательном пункте, начали рассуждать о том, что колонна артиллерии двигалась по пересеченной горной местности с минимальной скоростью совершенно без прикрытия. «Хотя бы мотострелковый или танковый взвод выделили артиллеристам для охраны и обороны», - сокрушались мы. Ведь, например, нашей группе спецназ с ее реальной огневой мощью ничего не стоило полностью уничтожить артиллерийскую колонну, если бы стояла такая задача.

В общем, в ходе беседы мы пришли к однозначному выводу, что артиллеристам повезло, что у нашей группы была другая задача. В противном случае, им явно было бы несдобровать. На учениях тоже надо соблюдать требования соответствующих наставлений и инструкций по охране и обороне своих войск. Иначе, можно и не доехать до своего района боевого предназначения. 

Несмотря на то, что засаду ни на одну из колонн нам устроить не удалось, мы считали свою задачу выполненной, так как все войска «южных», которые входили в район разведки, назначенный нашей группе, мы выявили и, самое главное, своевременно доложили об этом в Центр. В этой связи рассказал своему собеседнику, что, когда писал отправленные сегодня телеграммы, то каждый раз со злорадством приговаривал сам себе, используя выражение полковника Р.П.Мосолова: «Эх, «пехота, вы, драная», не успеете добраться до назначенного места, как вас всех по нашей информации «разбомбит» авиация «северных».

До самой темноты мы с наблюдательного пункта наблюдали за дорогой. Когда я пришел на базу, оставив за себя одного из разведчиков, сержант-радист заявил, что на наблюдательном пункте я непрерывно находился около 10 часов, при этом постоянно лежал под плащ-палаткой, и в то время, когда шел снег, меня полностью заваливало снегом. Все это физически было, конечно же, тяжело, но издержки и трудности моего состояния с лихвой компенсировались переполнявшим всех нас чувством радости по поводу отлично выполненной в тот день боевой задачи, которая была поставлена Командованием Туркестанского военного округа на данное учение.

В последующие два дня контролируемая нашей группой дорога оставалась пустынной, что нас очень огорчало, так как реальной боевой работы у нас в эти дни не было. Каждое утро мы давали телеграмму о том, что «продолжаем выполнять поставленную задачу». Смысл этих шифртелеграмм состоял в основном в том, что, как у нас в бригаде говорили, «мы живы и здоровы, чего и вам, наши товарищи начальники в Ташкенте, да и в Чирчике, желаем». Другой, более менее, значимой информации для Разведуправления штаба ТуркВО у нас просто не было, так как, видимо, центр боевых действий данных учений переместился в ту сторону, куда ушли колонны боевой техники «южных», разведку которых наша группа обеспечила во время их выдвижения в районы боевого предназначения.

Так мы, лишенные возможности активно вести разведку войск «противника», действительно скучали почти весь день 9 марта. Однако к вечеру нам представился прекрасный случай по-настоящему взбодриться. Где-то около 17 часов, когда уже начало темнеть, ко мне на наблюдательный пункт прибежал запыхавшийся боец, который, прерывисто дыша, начал сбивчиво объяснять, что «кто-то движется в направлении нашей базы». Кто именно движется и какими силами, выяснить мне у него так и не удалось. Однако вид запыхавшегося солдата и его полные неподдельного волнения глаза свидетельствовали о том, что «случилось страшное!»  

Сначала я хотел оставить прибежавшего солдата на НП, чтобы он продолжил наблюдение за дорогой, однако по тому, как он бросился собирать плащ-палатки, бинокли и другое снаряжение, находившееся на наблюдательном пункте, я вдруг, наконец-то, понял, что действительно случилось что-то страшное.

Когда мы с бойцом прибежали на базу, солдаты группы уже практически собрали всё оружие и снаряжение, многие начали надевать ранцы и крепить на себе оружие и снаряжение. Однако на мой вопрос, что же все-таки случилось и кто приближается к базе, они тоже ответить толково не смогли. Заместитель командира группы и двое бойцов в это время лежали в метрах 150 от базы, на склоне горы, и внимательно смотрели в бинокли на восток, в сторону горной долины, простиравшейся перед ними. Когда я присоединился к наблюдателям, заместитель командира группы доложил, что со стороны горной долины в нашем направлении строем движется большое количество военнослужащих. С использованием бинокля я тоже попытался внимательно рассмотреть то воинское подразделение, которое спускалось с гор и двигалось в нашем направлении.

Да, действительно в бинокль было хорошо видно, что большое подразделение, как можно было судить, силами до батальона в пешем порядке несколькими колоннами друг за другом двигались в нашем направлении. Постольку поскольку до «противника» было еще довольно далеко, то у нас оставалось достаточно времени для того, чтобы визуально уточнить, состав его сил и средств и намерения, а затем с соблюдением мер безопасности и конспирации, не попадая в поле его зрения, отойти в безопасный для нас район, где разведгруппа могла бы продолжить выполнение поставленной боевой задачи.

Так, наблюдая за приближением «противника», мы лежали на склоне горы минут 15 - 20 и наблюдали за тем, как достаточно большое количество солдат медленно двигалось в нашем направлении. Переговариваясь друг с другом, мы не могли понять, откуда мог взяться «противник», ведь в том направлении, откуда он выдвигался, были лишь очень высокие горы. Это нам казалось совершенно невероятным.

Вдруг, один из моих бойцов, наблюдавших за приближением «противника», кстати, узбек по национальности, истерически и довольно громко засмеялся. Мы все удивленно посмотрели на него и «зашикали», чтобы он не шумел. А, боец смеялся просто навзрыд и не мог остановиться. На его глазах даже выступили слезы от смеха. В конце концов, наш узбек, несколько отдышавшись от смеха, еле выдавил из себя: «Это же не солдаты, а бараны! Посмотрите внимательно», - и опять заразительно засмеялся во весь голос.

Мы опять взялись за бинокли и в сгущающихся сумерках до боли в глазах стали вглядываться в серую массу, приближающуюся к нам. Только теперь, несмотря на темноту можно было рассмотреть, что за стройные колонны солдат в серых шинелях или бушлатах мы действительно приняли большое по размеру стадо баранов, которое двигалось друг за другом по горным тропам ровными колоннами как настоящие солдаты в строю.

Теперь уже смех одолел и тех из нас, которые лежали на склоне, и тех бойцов, кто находился в районе базы, изготовившихся уносить ноги в безопасное место. Однако расслабляться было еще рано. Хоть это и было стадо баранов, а не подразделение «противника», двигавшееся в нашем направлении, но попадаться на глаза пастухам в горном районе, непосредственно прилегающем к советско-иранской границе, да еще в ходе проходящих здесь учений тоже не хотелось.

Пастухи в данном случае – это те же контрразведчики, штатные или привлеченные, которые не менее опасны для спецназа, чем, к примеру, те же особисты, пограничники или пехота «противника». Поэтому мы внимательно следили за стадом баранов до тех пор, пока оно примерно в одном километре от нашей базы не повернуло на север и двинулось в сторону железной дороги. Только после того, как с наступлением темноты последний баран скрылся из вида, мы постепенно упокоились.

На контрасте с тем подъемом и энтузиазмом, который был у нас в праздничный день 8 марта, когда целый день была реальная боевая работа по разведке «противника», бойцы мои в последующие два дня заметно заскучали. В этой связи пришлось поднимать им настроение разъяснениями, в том числе и в шутливой форме, той результативности и значимости, которую имела работа нашей группы спецназ. Разведчики с удовольствием слушали и смеялись над моими рассуждениями о том, где и когда разведанная нами пехота, танки и артиллерия были условно уничтожены в результате бомбовых или ракетных ударов «северных» с использованием точных разведданных, добытых нашей группой. Все, как правило, достаточно активно включались в обсуждение, живо представляя и демонстрируя результаты налетов «нашей» авиации и ракетных ударов по разведанному нами «противнику».

Во время одной из таких бесед сержант нашей группы с сожалением сказал: «А все-таки жаль, что мы тогда, утром 8 марта, не «отоварили» тех пехотных разведчиков-мотоциклистов. Сейчас хоть было бы что покурить». Оказалось, что в группе к этому времени не осталось ни одной сигареты, и курящие бойцы уже курили мох, который соскребали штык-ножами с камней и валунов. Пришлось вновь сослаться на непременные издержки, которыми так богата судьба разведчика специального назначения и к которым также относится и то, что следом за нами в тылу «противника» не ездит военторг с запасами сигарет и тех товаров, которые порой так необходимы солдатам и офицерам в полевых условиях.

Кроме сигарет, в группе к утру 10 марта на исходе были также и сухие пайки. Позавтракали мы в тот день, как и в предыдущие дни, супом, сваренным из сублимированных суповых пакетов в эмалированном ведре, которое было в охотничьем домике. Однако перед обедом пришлось заместителю командира группы дать команду собрать все консервы и осуществлять личный контроль за расходом продуктов. Он разделил оставшиеся консервы на всех разведчиков поровну и раздал нам.

Каждому досталось по одной баночке тушенки или бекона, или колбасного фарша. Галеты, которых к концу учения оставалось еще довольно много, никто уже не хотел есть, так как примерно через три - четыре дня их употребления они, как правило, так надоедали, что смотреть на них без содрогания было невозможно. Правда, у нас еще был солидный запас пайков, предусмотрительно забазированный в тайнике незадолго до выхода нашей группы в горы. Предполагалось, что к вечеру 10 марта мы по пути на станцию Бами выйдем к месту нашего тайника и за счет него значительно пополним имеющиеся запасы продовольствия нашей группы.

Во время нашего последнего обеда в горах пришлось быть невольным свидетелем очень интересной и смешной сцены, которая немало повеселила всех нас. Один из разведчиков, доедая доставшуюся ему банку тушенки, обратился к своему другу-узбеку по национальности с предложением:

- Давай меняться. Я тебе две шоколадки, а ты мне банку бекона. Тебе ведь все равно Аллах не разрешает есть свинину.

- Сам знаю, что не разрешает, но я закроюсь плащ-палаткой, он и не увидит, что я ем эту «чушку», - ответил наш узбек, открывая специальной металлической открывашкой банку, в которой узкие полоски бекона были аккуратно и очень аппетитно уложены концентрическими окружностями.

- Так чего же ты не накрываешься палаткой, а сам ешь свинину? Ведь Аллах увидит и обязательно накажет тебя - все не унимался боец, желающий полакомиться чужим беконом.

- Я посмотрел, а на небе тучи густые, плотные, поэтому Аллаху через них ничего не видно, - под общий дружный смех всех бойцов группы ответил довольный собой и улыбающийся наш узбек, с аппетитом уплетая кусочки свиного сала с тонкими прожилками мяса.

Согласно указаниям, полученным в оперативно-разведывательном отделении бригады в период подготовки к данному учению, оно для нас заканчивалось ровно в 12:00 по московскому времени или в 15:00 по местному, 10 марта, хотя выданная нам программа связи позволяла поддерживать связь с Центром еще в течение нескольких последующих дней. Но уже утром 10 марта мы проверили всё своё оружие и снаряжение, уничтожили следы нашего пребывания в этом районе и приготовились к тому, чтобы выдвинуться на железнодорожную станцию Бами. Однако все мы прекрасно понимали, что раньше указанного времени делать этого не следовало по причине того, что, как известно, «противник» никогда не дремлет, и поэтому свою судьбу лишний раз не надо было искушать.

Так мы и сидели всей группой уже не на базе, а в районе наблюдательного пункта и ждали тот час, когда, согласно указаниям, можно будет свободно двигаться по дороге к железнодорожной станции, не таясь никого. Где-то примерно за два часа до официального срока окончания учения для нашей группы, на ставшей нам совершенно родной горной дороге неожиданно показалось трое военнослужащих. Они, судя по их внешнему виду, в буквальном смысле, как первобытные люди, «спускались с гор». Были эти трое грязные, «расхристанные», без оружия и без пресловутых «сидоров», в которых должны были бы быть их немудреные армейские пожитки. Их командир, то ли офицер, то ли прапорщик имел единственный элемент снаряжения – пустую на вид командирскую сумку, висевшую у него через плечо.

Увидев эту, с позволения сказать, «воинскую рать», мы сначала несколько напряглись, но внешний вид этих «красноармейцев» и их манера держаться красноречиво свидетельствовали о том, что они явно не представляют в этих горах военную контрразведку, и оказались они на «ставшей нам родной горной дороге» совершенно не по нашему поводу.

- Вот, товарищ лейтенант, и появился у нас шанс табачком разжиться, - заявил сержант, потирая руки. - Давайте захватим их «в полон». Хоть несколько сигарет заберем у них и отпустим. Все равно они, видно, ни на что другое не годны, так как, наверное, ничего не знают о том самом «противнике», которого мы разведываем.

- Нет! - заявил я. – Хулиганить на учениях не будем. Тем более, что никакой информационной необходимости, да и никакой другой необходимости в их захвате совершенно нет.

Разговоры сразу же прекратились, но бойцы еще долго провожали взглядами это, с позволения сказать, советское войско. А курильщики, сглатывая «скупую мужскую слюну», шмыгали носами, словно пытались вдохнуть дым тех сигарет, которые курили уходящие от нас военные. В конце концов, эти трое скрылись вдали.

Ровно в 15:00 группа построилась для окончательной проверки оружия и снаряжения. Затем, спустившись на дорогу и уже никого не таясь, мы двинулась по ней в направлении железнодорожной станции Бами. Когда группа вышла в район тайника, я, в целях тренировки поставил задачу двум молодым спецназовцам отыскать наш тайник, что они сделали очень быстро, продемонстрировав хорошую выучку и сноровку. 

«Голод не тетка. Вот они и нашли наш тайник так быстро», - заявил заместитель командира группы, когда молодые бойцы притащили коробку к тому месту, где мы отдыхали. Разобрав сухие пайки по своим вещевым мешкам, мы построились в колонну по два, вновь вернулись на дорогу и через некоторое время совершенно открыто строем зашли в станционный поселок.

В кассе вокзала были взяты билеты на поезд, после чего мы, в первую очередь, пошли в столовую для железнодорожных рабочих, где с превеликим удовольствием съели очень вкусный наваристый суп с бараниной, которым кормили всех станционных служащих и пассажиров поездов, проходящих через эту станцию. Свежий хлеб, который, по словам повара, пекли здесь же в привокзальной пекарне, был также необычайно вкусен, особенно на контрасте с надоевшими за время учения галетами из нашего спецназовского сухого пайка эталона № 5 или № 5а.

Пока мои разведчики под охраной одного бойца отдыхали, развалившись прямо на полу зала ожидания небольшого вокзала станции Бами, радисты группы, подключившись к стационарной электрической сети вокзала, развернули радиостанцию рядом со спавшими товарищами, но так, чтобы саму станцию не видели посторонние. После этого они дали в Центр составленную мной последнюю телеграмму об окончании учения, убытии группы поездом со станции Бами и времени прибытия нашего поезда в Ташкент.

Когда поезд подошел, мы все дружно и организованно загрузились в общий вагон, в котором ехали мои бойцы, и с чувством выполненного долга уже были готовы отправиться домой. Однако перед самой отправкой поезда вдруг на перроне появилась разведгруппа Саши Петрачева, солдаты которой в пожарном порядке, помогая друг другу, загрузились в тот же вагон, в котором ехали и мои бойцы. Оказалось, для того, чтобы успеть на этот поезд и не ждать следующего поезда, который должен был идти лишь на следующий день, им пришлось в течение примерно двух часов совершать марш-бросок с полной выкладкой. Бойцы Петрачева за время изнурительного марша, можно сказать, «зверски» устали, и на них грустно было смотреть. Но все были довольны тем, что все-таки успели на поезд, и не упустили возможность через двое суток попасть в наш родной Чирчик.

Солдаты обеих групп все оружие, включая наши с Александром Петрачевым пистолеты, снаряжение и радиостанции уложили в рундуки. Затем, когда нами были назначены и проинструктированы «до слез в глазах», как у нас говорили, дневальные, мы с Сашей пошли в свой купированный вагон. Там, в туалете, чуть теплой водой мы с ним с превеликим удовольствием помыли головы, попили чаю, рассказывая друг другу то, с чем пришлось столкнуться во время учений, и заснули мертвецким сном до самого утра следующего дня.

За время обратного пути, который, в отличие от дороги из Ташкента в район разведки, был посвящен в основном подготовке к учению и отдыху, мне удалось дочитать книгу Владимира Карпова «Взять живым». Попытался начать читать ее, еще когда мы выехали из Ташкента, но тогда все мысли были в основном о предстоящем учении и читать эту книгу, в общем-то, не хотелось. Зато во время обратной дороги получил определенное удовольствие от этой книги, описывающей действия во время войны простых полковых разведчиков. Читая ее, да еще когда голова ничем другим, кроме чтения, не была занята, постоянно вспоминал рассказы своего дедушки Калиниченко Андрея Андреевича, которые по многим моментам и эмоциональности тесно переплетались с тем, что писал о героизме войсковых разведчиков времен Великой Отечественной войны Владимир Владимирович Карпов.

Кроме того, когда читал книгу Владимира Карпова, то постоянно ловил себя на мысли, что на ум самопроизвольно приходят образы войсковых разведчиков, которые были ярко выведены Э.Г.Казакевичем в романтической повести «Звезда», а также в одноименном фильме, который в детстве мне удалось посмотреть несчетное количество раз. Именно тогда в поезде, читая книгу В.Карпова, ловил себя на мысли, что перед глазами постоянно возникают образы героев фильма «Звезда» в зеленых маскировочных халатах, которые еще в моем уже далеком детстве поражали меня своим стремлением и решимостью любой ценой выполнить поставленные им задачи по разведке противника. При этом невольно возникали ассоциации и с нашими действиями на только что прошедшем учении, в ходе которого буквально вся группа сделала все, что могла, чтобы полностью выполнить задачи, поставленные командованием Туркестанского военного округа.

За время длительного возвращения на поезде в Ташкент наши солдаты, да и мы с Александром Петрачевым, неплохо отдохнули, отоспались и привели себя в порядок хотя бы тем, что впервые за время учения помыли головы над раковиной в туалете вагона. Полевая обстановка со всей ее романтикой, но и присущими ей неизбежными издержками успела порядком надоесть, поэтому, когда мы увидели на привокзальной площади Ташкентского вокзала встречавших нас офицеров второго батальона и солдат-водителей из автомобильной роты бригады, то радовались этой встрече как дети. Такому эмоциональному подъему и прекрасному настроению способствовало, в первую очередь, то, что задачи, поставленные моей группе на прошедшее учение, были выполнены нами весьма успешно, что всем нам, конечно же, приятно было осознавать даже до официального подведения итогов и официальной оценки действий нашей группы Командованием Туркестанского военного округа.

Особенно приятна была та радость, которую испытывали мы, когда наши машины, на которых нас встречали в Ташкенте, въезжали на территорию бригады. Начиная от наряда по КПП и кончая солдатами и офицерами, мимо которых мы проезжали, буквально все бурными возгласами приветствовали нас. Позже, когда мы выгрузились из машин на плацу и строем пошли по своим казармам, каждый из встретившихся на нашем пути солдат и офицеров в разных интерпретациях задавал один и тот же вопрос: «Как отработали на учении? Все задачи выполнили?» При этом некоторые из них выражали эту же мысль довольно образно, но достаточно точно: «Вы на щите или со щитом?» И, получив ответ, из которого следовало, что всех «супостатов разведали, о чем красноречиво доложили в Центр», они принимались радостно обнимать нас и пожимать руки. Каждый, встретившийся на нашем пути и узнавший о результативных действиях своих коллег, радовался нашим успехам точно так же, как своим собственным успехам. И это было нам понятно и приятно. Все они хорошо знали, что значит результативно выполнить поставленные задачи по разведке «противника», пусть даже и на учениях, которые, как известно, проводились в условиях, максимально приближенных к боевым.

Пока моя группа под руководством сержантов сдавала оружие и снаряжение я доложил командиру первого отряда о результатах действий бойцов во время учения. Затем зашел в расположение роты, где поблагодарил всех бойцов, с которыми провел столь много времени «в условиях, максимально приближенных к боевым». Поблагодарил их за хорошую, результативную работу. Жаль, что фамилии их совершенно не сохранились в памяти, так как солдаты все-таки были не из нашего батальона.  

Когда пришел в свою седьмую роту, то командиру роты Саше Тимченко рассказал о ходе учения в мельчайших подробностях. При этом обратил внимание Александра на то, что, как он и просил меня перед учением, не подвел его и других своих наставников и сделал все, чтобы внести свой достойный вклад в боевые успехи первого батальона нашей бригады.

Александр задавал много вопросов по нашим действиям, уточнял детали. Затем он сообщил, что в Оперативно-разведывательном отделении бригады постоянно узнавал, как дела в моей группе, то есть «волновался за меня, как за родного», как выразился Саша. По его мнению и по предварительной оценке руководства бригады, группа под моим руководством отработала на данном учении очень даже хорошо.

Ну, а дома, в Пятой квартире, во время совместного ужина с холостяками бригады, мы увлеченно с азартом и, конечно же, с юмором рассказывали друг другу о том, кто и как действовал на учении в песках и горах далекой Туркмении. Оказалось, что те группы, которые выезжали в районы предназначения на сутки позже нас, с самого начала, то есть от самого Ташкента сопровождались оперативными сотрудниками территориальных органов КГБ и военной контрразведки особого отдела Туркестанского военного округа.

Кроме того, на одной из станций в вагон, где ехали офицеры бригады, зашли два сотрудника военной контрразведки, один из которых представился начальником особого отдела КГБ по контрразведывательному обеспечению одной из мотострелковых дивизий, принимавшей участие в данном учении. Он заявил, что ему известно о цели пребывания офицеров и солдат срочной службы в данном поезде и предполагаемых задачах разведчиков-диверсантов на предстоящем учении. Пользуясь своим удостоверением, он в приказном тоне предложил всем сойти с поезда и следовать за ним, заключив свое выступление словами: «На этом для вас учения уже закончились. Товарищи офицеры, вы задержаны!»

Однако, не только офицеры, но даже наши солдаты прекрасно понимали совершенную противоправность и абсурдность действий и требований военных контрразведчиков. Ведь все хорошо знали, что силы контрразведывательных органов «противника» во время учений имели право осуществлять задержание спецназовцев только в районах боевого предназначения разведгрупп, но уж ни в коем случае не на пути следования к местам десантирования. Такое их поведение было равносильно тому, что, например,  в боевых условиях группу спецназ начали бы арестовывать в самолете или еще на аэродроме взлета перед убытием в тыл противника на боевое задание.

Ретивого начальника особого отдела наши офицеры подняли на смех, однако он был настроен весьма решительно и даже сорвал стоп-кран, чтобы задержать отход поезда со станции. Наши офицеры, видимо, поняли, что особист не шутит, поэтому решили просто вытолкать его из вагона на перрон. По рассказам очевидцев, наиболее активно «высаживал», а точнее просто вытолкал из вагона контрразведчика и его помощника щуплый с виду лейтенант Игорь Ревин. Эти действия Игоря сопровождались дружным хохотом тех спецназовцев, которые видели эту сцену.

Как потом оказалось, на перроне той станции, где хотели высадить спецназовцев, находилась целая группа обеспечения действий военной контрразведки, состоявшая из пехотных офицеров и солдат срочной службы, в распоряжении которых было несколько грузовых автомашин. В дальнейшем они достаточно длительное время сопровождали поезд с нашими разведгруппами, следуя на машинах по автотрассе Ашхабад - Корасноводск, которая шла параллельно железной дороге. Особисты из идущих машин наблюдали за поездом, но, видимо, наученные горьким опытом, который им дали офицеры-спецназовцы, на станциях заходить в вагон, в котором они ехали, уже не решались.

 С учетом данного обстоятельства несколько командиров групп, дабы избежать их захвата военной контрразведкой при высадке из вагонов поезда на тех станциях, куда они должны были прибыть в соответствии с разведывательным заданием, приняли решение на десантирование с поезда в ходе его движения задолго до его прибытия на станцию назначения. К счастью, никто ничего себе не сломал и ничего не потерял. Однако эти разведывательные группы оказались на значительном расстоянии от районов их боевого предназначения, до которых им в последующем пришлось достаточно длительное время добираться с соблюдением строгих мер безопасности и конспирации. При этом, по рассказам очевидцев и оценкам командования бригады, на этапе десантирования и выдвижения в районы разведки ни одна из групп первого отряда ни территориальными органами КГБ, ни сотрудниками особых отделов Туркестанского военного округа обнаружена и, тем более, захвачена не была.

Справедливости ради надо сказать, что в ходе этих учений всего лишь две разведгруппы в полном составе были задержаны контрразведкой, когда уже после выполнения поставленных задач они выходили на пункты эвакуации, что, в общем-то, по формальным признакам тоже было незаконно. Кроме того, нескольких отдельно действовавших разведчиков были также задержаны в ходе ведения ими разведки различных объектов, но, несмотря все усилия, особистам не удалось от них добиться сведений, которые помогли бы военной контрразведке или территориальным органам КГБ обнаружить группы спецназ, которые в это время продолжали выполнять поставленные задачи. 

 Официального разбора прошедших учений еще, естественно, не было, поэтому мы, ужиная всем «наличным» составом Пятой квартиры, делились лишь ставшими известными нам сведениями и собственными впечатлениями. Уже тогда мы могли сделать однозначный вывод – на учениях 15 отдельная бригада специального назначения отработала на данном учении очень даже хорошо. Однако в ходе этого обсуждения все единодушно сошлись на том, что с погодой на учениях нам всем совершенно не повезло, так как во всех районах с самого начала активной фазы наших действий и, естественно, войсковых учений пошел сначала дождь, который в последующем перешел в снегопад и сильную метель. Это значительно затрудняло ведение разведки спецназовцами и поддержание устойчивой радиосвязи с Центром. А те, кому довелось воевать высоко в горах, испытали «большое удовольствие» от морозов, достигавших там ночами отметки 20 градусов ниже нуля.         

 

⇐ Предыдущая16171819202122232425Следующая ⇒

Поделиться: