СТРОИТЕЛЬСТВО В ОДНОЙ ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОЙ ВОИНСКОЙ ЧАСТИ СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ

 

Побочным, но весьма важным для 15 обрСпН результатом ее разделения на два самостоятельных соединения было то, что в ходе этой работы в Чирчике побывало большое количество различного рода спецназовских и других начальников из Главного разведывательного управления Генерального штаба ВС СССР, Туркестанского и среднеазиатского военных округов. Многие из них раньше здесь никогда не бывали и впервые увидели, в каких условиях существовала одна из лучших советских бригад спецназ.

Если, например, казармы нашей бригады, кстати, в свое время перестроенные из конюшен, а также складские помещения находились в довольно сносном состоянии, хотя и они требовали капитального ремонта, то автопарк нашей части не выдерживал никакой, даже самой минимальной критики. Дорогостоящая автомобильная техника и техника специальной радиосвязи в основном хранилась под открытым небом, а саманные стены нескольких небольших, порой покосившихся от старости и ветхости боксов можно было без труда расковырять даже пальцем.

Все это внешнее убожество бригады никак не увязывалось с высоким уровнем ее боевой подготовки и воинской дисциплины. Именно поэтому командиру нашей части подполковнику В.В.Колеснику командованием Туркестанского военного округа еще в начале 1976 года была поставлена вполне определенная задача в кратчайшие сроки превратить наш военный городок не просто в образцовый, а в лучший городок в Туркестанском военном округе.

Когда Колесник на одном из совещаний офицерского состава бригады объявил об этом, большинству из офицеров нашей части стало понятно, что в ближайшее время многое для нас и, естественно, для боевой и политической подготовки всей нашей бригады изменится, при этом, далеко не в лучшую сторону. Как можно себе представить, мы оказались совершенно не далеки от истины.

Для проведения целого комплекса строительных работ в бригаде, как было объявлено, выделялись необходимые и довольно внушительные финансовые средства, но о подрядчиках, которые должны бы строить различные объекты в нашей части, речь, естественно, не шла. Выход из этой ситуации был единственным и давно зарекомендовавшим себя в Советской армии – строить объекты в бригаде специального назначения предлагалось, так называемым, хозяйственным способом. Хозспособ или «хапспособ», как его прозвали в народе, предполагал, что все строительные работы будут вестись силами личного состава нашей части.

Достаточно сложную для спецназа проблему разворачивания строительства в бригаде пришлось решать практически всему личному составу бригады во главе с ее командиром подполковником Колесником. Ее сложность заключалась в том, что большинство из наших офицеров, и солдат ничем подобным никогда не занималось. Ведь самым распространенным видом хозяйственной деятельности в бригаде была лишь уборка закрепленной за подразделениями территории. Какой-то мелкий ремонт, конечно, тоже проводился, но силами немногочисленных народных умельцев из числа солдат, но не больше.

В этой связи в ходе проведения масштабных строительных работ, которые у нас начались с автопарка, командир бригады специального назначения вдруг из командира самой боевой воинской части превратился в прораба, технолога, снабженца и т.д. Полковнику Колеснику пришлось организовывать процесс строительства в части, при этом содержание ставившихся им задач подчиненным и порядок их выполнения Василию Васильевичу, как правило, приходилось незадолго до этого самому узнавать у специалистов-строителей.

Самым трудным для комбрига, штаба нашей части и командиров всех степеней оказалось совместить планы строительства с планами боевой подготовки бригады. Ведь, как ни печально, без массового отрыва личного состава от боевой и политической подготовки для ведения различного рода хозяйственных работ обойтись не удавалось. Более того, это подразумевало, что все-таки необходимо было обеспечивать надлежащий уровень боевой подготовки. Делать два этих дела одинаково хорошо было, как можно догадаться, очень и очень сложно. Однако и в этой ситуации командование бригады находило пути решения проблем с минимально возможными потерями для уровня боевой готовности части.

Именно в то время, когда в нашей части было развернуто невиданное по своим масштабам строительство, обрело определенную реальность шутливое название бригады, которым ее по всякому поводу и без повода именовали наши однокашники по Киевскому ВОКУ Леша Хмель и Олег Вечеринский, служившие в Чирчикском парашютно-десантном полку. А называли они нас не просто «бригада», а именно «сельскохозяйственная бригада». Это название, которым Леша и Олег всегда пользовались, было введено в оборот в ответ на то, что мы, спецназовцы, наших коллег-десантников из Чирчикского пдп и Чирчикского артиллерийского полка также в шутку называли «военизированным 5-м совхозом», потому, что артиллеристы-десантники дислоцировались в пригороде Чирчика который назывался Аранчи, как раз в том месте, где была остановка рейсового автобуса с названием «5-й совхоз». Только после того, когда стройка в нашей части началась полным ходом, мы поправляли наших коллег-десантников и уточняли, что мы сейчас уже не «сельскохозяйственная бригада», а самая настоящая «строительная бригада». И, честно говоря, выглядело бы все это довольно смешно, когда бы ни было так грустно…

Грустно становилось также и тогда, когда изредка приходили новости от наших коллег-капчагайцев, которые также буквально вверглись в разрушенное, неприспособленное к жизни и службе хозяйство своей новой воинской части и начали его поднимать, при этом опять же за счет повсеместного отрыва личного состава от плановых занятий по боевой и политической подготовке. Я не единожды имел возможность убедиться в этом. Первый раз это было в начале 1977 года, когда мы, вместе с моим училищным другом Женей Климовичем, во время нашего отпуска приехали в Капчагай, чтобы проведать своих бывших сослуживцев. Во время вечерних посиделок у наших коллег мы откровенно обменивались мнениями о том, что стало с 15 и 22 обрСпН после их разделения. Общее мнение свелось к тому, что, несмотря на усилия всех заинтересованных лиц, все-таки в ближайшее время не удастся избавиться от масштабных и повсеместных строительных работ, в которых Капчагайская бригада спецназ погрязла не меньше, если не больше, чем Чирчикская.

Второй раз мне представилась возможность убедиться в этом уже много позже, когда я однажды был помощником дежурного по части. Вдруг из Капчагайской бригады специального назначения по спецсвязи позвонил Бодров, чтобы узнать размеры знаменной сошки, которую они собирались сделать под Боевое Знамя своей части. Вообще-то, сам по себе звонок в нашу бригаду по столь тривиальному вопросу был довольно странным, ведь размеры знаменных сошек во всех частях были примерно одинаковыми, и в этой связи можно было бы позвонить в любую другую воинскую часть, в том числе и Капчагайского гарнизона, и узнать размеры знаменной сошки. Однако Бодров позвонил именно к нам в часть, видимо, рассчитывая, что у нас в бригаде размеры этой обычной знаменной сошки самые правильные и точные. 

Я распорядился, чтобы боец из наряда по штабу принес линейку и пока он этой линейкой измерял размеры знаменной сошки, двигая в разные стороны часового у Боевого Знамени части, Бодров рассказывал мне последние Капчагайские новости и новости своей бригады. Как можно было предположить, Капчагайская обрСпН «усиленно строила без конца и края», как выразился мой собеседник.

Затем Бодров совершенно неожиданно для меня заговорщически заявил: «Тут с тобой еще хотят поговорить». На том конце трубку взял человек с совершенно незабываемым знакомым для меня голосом с определенной хрипотцой.

- Водогрецкий! - откровенно удивленно заявил я, сам не будучи уверенным, что прав в своих догадках, ведь уж кто-кто мог быть в Капчагайской бригаде спецназ, но только не мой любимый Водогрецкий.

- Приятно, что Вы сразу же вспомнили меня, - несколько удивленно заявил мой собеседник, представившись мне прапорщиком Капчагайской бригады.

Я, помня наши с Водогрецким разговоры перед его увольнением в запас, когда он наотрез отказался оставаться на сверхсрочную службу, был немало удивлен тем, что он стал прапорщиком в Копчегайской отдельной бригаде специального назначения. Водогрецкий коротко рассказал о том, как сложилась его судьба после окончания службы в 15 бригаде специального назначения. Оказалось, что на «гражданке» он совершенно не нашел себя, поэтому через год - полтора после увольнения в запас он вновь вернулся в армию и, по его мнению, нашел себя именно здесь, так как именно в армии Водогрецкий был, как обычно говорят в таких случаях, полностью «в своей тарелке».

Я не преминул и напомнил ему, что перед окончанием его службы совершенно искренне и по-деловому предлагал ему поехать поучиться в спецназовской учебной школе прапорщиков в Печерах, чтобы затем стать прапорщиком в нашей части. Однако, Водогрецкий тогда наотрез отказался. Во время нашего разговора я даже привел ему сразу же пришедшие мне на память мои слова, когда я неоднократно предлагал ему стать прапорщиком, однако тогда в Чирчике он все время категорически заявлял, что «на гражданке его ждут всевозможные блага и довольно богатая жизнь». Однако, как оказалось, в жизни не все так радужно, как хотелось бы. И пример Водогрецкого лишнее подтверждение этому.

Во время того совершенно короткого разговора по телефону я поинтересовался у Водогрецкого, как он оценивает Капчагайскую бригаду, по сравнению с Чирчикской. И мой бывший боец однозначно заявил, что это «две большие разницы», так как его нынешняя бригада «постоянно строится и не занимается боевой подготовкой», а в Чирчике, по его словам, «ни дня не пропадало даром и все время подразделения занимались боевой и политической подготовкой». 

Конечно, такая высокая оценка Водогрецким своей бывшей Чирчикской бригады весьма показательна. Однако, завершая ту нашу беседу я не стал его разочаровывать и рассказывать, что у нас началась такая же, как и в Капчагае стройка, чтобы у моего бывшего солдата остался хоть небольшой идеал нормального уровня боевой и политической подготовки советского спецназа.

ЦЕЛИНА, ЦЕЛИНА, ГОЛУБЫЕ ДАЛИ …

 

Когда перебираю в памяти годы своей службы в 15 отдельной бригаде специального назначения и связанные с ней жизненные этапы, то вспоминаю множество боевых и повседневных эпизодов, произошедших в тот период. Все их, конечно, описать невозможно, да в этом и нет необходимости. Целесообразно упомянуть лишь о тех моментах, которые помогут читателю наиболее полно представить, чем жила наша бригада в те далекие уже годы, с какими проблемами сталкивалась и как их решала, как в той или иной ситуации проявлялись люди.

В этой связи наряду с теми проблемами, о которых уже шла речь в моем повествовании, в 15 обрСпН, так же, как и в других бригадах советского спецназа, отправка целинных взводов для выполнения, как это тогда называлось, «правительственного задания по уборке урожая» была весьма серьезной проблемой, которую ежегодно решала и наша бригада спецназ.

Как представляется, это обусловливалось прежде всего тем, что у настоящих спецназовцев ко всякого рода хозяйственной деятельности всегда было самое негативное отношение, так как выполнение «ЧМОшных» задач, то есть тех задач, которые в армии должны решать исключительно части материального обеспечения, считалось делом недостойным солдат и офицеров войск специального назначения. При этом все мы, конечно же, понимали, что службу служим мы не в американской, а в нашей Советской армии, где военнослужащим, в том числе и спецназовцам, приходится решать самые непредсказуемые и даже экзотические задачи, к которым, в первую очередь, относилось и ежегодное командирование наших офицеров, солдат и автомобильной техники на целину.

Впервые услышать о том, что 15 отдельная бригада специального назначения направляет своих людей на уборку урожая, нам пришлось сразу же, как только мы приехали в Чирчик. Данному обстоятельству мы, молодые лейтенанты, совершенно искренне удивились: «Неужели во всей нашей могучей Советской армии невозможно обойтись без одного целинного взвода, который наша бригада спецназ вынуждена выделять для того, чтобы в Советском Союзе был своевременно убран богатый урожай хлеба и других сельскохозяйственных продуктов?»

А тем временем в сентябре 1974 года офицеры и солдаты бригады живо обсуждали в кулуарах, как целинным взводом, основу которого составляли солдаты автомобильной роты, «лихо» командует командир хозяйственного взвода нашей бригады. Как можно было судить по рассказам наших сослуживцев, его направили на целину, руководствуясь, уже упоминавшимся в моем повествовании принципом: «Возьми-ка, Боже, то, что мне не гоже». А этот принцип в данном случае себя совершенно не оправдал, так как молодой неопытный лейтенант, не имевший навыков работы с людьми, а точнее совершенно не хотевший с ними работать, да еще в экстремальных целинных условиях, сразу же, образно говоря, «сломался» или «надломился» и весь этот период приносил одни заботы и головную боль не только собственно целинному начальству, но и руководству нашей бригады.   

Поэтому всю осень 1974 года в нашей части все, кому это было интересно, активно и живо обсуждали дела целинников. В частности, то, что партийная организация целинного батальона, в котором был наш герой-командир целинного взвода из 15 бригады спецназ, за катастрофические упущения в работе, а точнее за ее полный развал два раза предлагала исключить его из партии. Однако, осуществить это не удалось, так как партийная комиссия округа не решилась утвердить данные предложения низовой парторганизации целинного батальона.

Для оказания помощи этому лейтенанту из нашей бригады на целину периодически выезжали то начальник автомобильной службы, то кто-нибудь из командиров рот или батальонов, то представитель политического отдела, но положительных сдвигов в дисциплине, выполнении производственных планов и внутреннем порядке в целинном взводе 15 обрСпН добиться так и не удавалось до тех пор пока на целину не поехали старший лейтенант И.Ю.Стодеревский и майор Д.В.Кондратович. Игоря направили на целину, чтобы он любыми доступными способами навел во взводе порядок, а Дмитрия Васильевича, как профессионального политработника, – чтобы, как говорят в таких случаях, он подвел под работу Стодеревского партийно-политическую основу.

Как можно было судить, положительного результата им добиться все-таки удалось. История не оставила потомкам сведений о том, какую роль сыграла в этом партийно-политическая работа «Отца русской демократии», как мы все называли майора Кондратовича в бригаде. Да, он, в общем-то, через несколько дней «тщательного изучения обстановки» в нашем целинном взводе благополучно уехал домой. А, вот суровая требовательность старшего лейтенанта Стодеревского, который заменил штатного командира взвода, его настойчивость и последовательность в работе с людьми в сочетании с заботой о питании, быте и нуждах подчиненных дали так давно ожидавшийся командиром целинного батальона и командованием всех других степеней положительный результат в виде повышения дисциплины и порядка в целинном взводе, выделенном от войсковой части 64411.

В конце концов, осенью 1974 года целинники во главе с Игорем Стодеревским благополучно и без каких-либо потерь вернулись в Чирчик. Поэтому, когда эта целинная эпопея, к всеобщему удовлетворению, наконец-то, благополучно закончилась, и в части все облегченно вздохнули, командир бригады принял совершенно правильное решение о том, чтобы впредь направлять на целину не командиров хозяйственных подразделений, а командиров групп спецназ, причем именно тех, которые были бы способны эффективно работать и руководить людьми в любых условиях обстановки на целине.

В результате, летом 1975 года командовать целинным взводом 15 отдельной бригады специального назначения назначили старшего лейтенанта Валерия Чайку. Судя по тому, что, когда Чайка уехал в эту командировку, и о нем все совершенно забыли, а вспомнили лишь только тогда, когда он вернулся в Чирчик, можно с уверенностью сказать, что на целине он отработал без каких-либо проблем и тем более происшествий. Правда, когда офицеры бригады спрашивали его об этой командировке, Валерий, как правило, задумавшись и, видимо, вспоминая что-то сугубо целинное, произносил одну и ту же фразу: «Целина, целина, голубые дали. Мы такую целину, знаешь, где видали?» При этом для тех, кто не сразу мог понять, ход его мыслей, Валера Чайка мимикой и жестами давал совершенно однозначный ответ на заданный им самим же вопрос, после чего других ассоциаций, кроме именно тех, которые имел в виду Валера, ни у кого совершенно не возникало.

Весной 1976 года командиры групп Чирчикской бригады (капчагайцы тогда в расчет уже не брались) начали активно обсуждать вопрос о том, кто же в этом году поедет на целину. В категорию возможных кандидатов входили все из нас, кто прослужил в части более полутора лет, то есть все командиры групп спецназ, начиная с 1974 года выпуска из училища. Однако, чем ближе мы, образно говоря, подходили к времени «Ч», тем меньше и меньше становился круг возможных «лидеров» в этой своеобразной «гонке» за весьма почетное право поехать в 1976 году на целину. В конце концов, осталось всего три лейтенанта, в том числе и я, которым командование бригады могло оказать столь высокое и совершенно нежеланное для всех троих доверие.

То, что никто из нас не хотел ехать в эту почетную и достаточно длительную командировку, - это было совершенно очевидно. Поэтому каждый из возможных кандидатов в целинники пытался привести свои аргументы, которые помогли бы ему избежать этой почетной участи. У меня особых аргументов в свою защиту не было, кроме патологического неприятия всего того, что не относилось к боевой и политической подготовке личного состава. Однако это были мои психологические проблемы, которые командирами всех степеней, как правило, не берутся в расчет. Вернее сказать, иногда они все-таки учитываются командирами, но практика показывает, что делается это очень уж редко.  

Незадолго до начала формирования в бригаде целинного взвода, во второй половине мая, капитана В.Крутских, старшего лейтенанта Ю.Цыганова и меня направили в Термез для участия в окружных соревнованиях по офицерскому четырехборью. Когда мы летели из Ташкента в Термез самолетом, Крутских «по большому секрету», как он выразился, сообщил, что командиром бригады принято решение о том, чтобы в этом году на целину отправить именно меня.

Конечно, данное сообщение Валеры не обрадовало меня, но я решил по возвращении в Чирчик выложить командованию части имеющиеся у меня аргументы в пользу того, чтобы не ехать на целину. Все время соревнований в Термезе я думал над тем, что же «такое или эдакое» сказать командиру бригады подполковнику В.Колеснику, чтобы это было весомо и, главное, убедительно. Однако, в конце концов, ничего такого, существенного или весомого, чтобы командир бригады мог бы взять в расчет, так мне придумать и не удалось.

Несмотря на невеселые мысли об имеющейся возможности поехать на уборку урожая, мне в ходе этих соревнований удалось получить первый разряд по офицерскому многоборью. Перворазрядником также стал и Юра Цыганов, а Валера Крутских выполнил нормативы кандидата в мастера спорта (КМС). В этой связи помню, что, когда мы приехали в Чирчик, у нас само собой родилось предложение соответствующим торжественности момента образом отметить наши довольно высокие спортивные достижения и успехи.

Думаю, что внимательный читатель уже может совершенно свободно себе представить, что по месту проведения данного праздничного и торжественного мероприятия у нас, кроме нашей неизменной «Пятой квартиры», каких-то других вариантов совершенно и не предполагалось. Поэтому новоиспеченные перворазрядники и КМС по офицерскому четырехборью сразу же направились в мою холостяцкую комнату «Пятой квартиры».

Когда мы толпой вошли в нее, то все обратили внимание, что в нашей комнате Саша Бабенко (его самого в это время не было дома), видимо, готовясь к моему приезду, навел идеальнейший порядок и даже придал ему определенный налет изысканности. Однако хрустальных бокалов у нас, конечно же, не нашлось, а шампанское даже по такому неординарному случаю пить не хотелось. Поэтому пришлось обойтись той посудой и напитками и закусками, к которым все мы привыкли.

Новоиспеченные спортсмены-разрядники быстренько накрыли стол, пригласили в гости всех, кто тогда был «Пятой квартире», и с пафосом начали отмечать свои спортивные успехи. Со временем, когда Саша Бабенко вернулся домой, то он был немало удивлен, так как от былого порядка, чистоты, и тем более изысканности в нашей комнате, любовно наведенных Александром, как можно предполагать, остались лишь смутные воспоминания. 

На следующий день перед обедом, когда плановые занятия с личным составом уже закончились, ко мне прибежал посыльный из штаба, который сообщил, что меня вызывает командир части. В связи с тем, что командиров групп комбриг вызывает к себе очень и очень редко, я сразу же понял, что речь пойдет об отправке меня на целину, и в этой связи настало время «выкладывать» припасенные, пусть и скудные, но все же аргументы для отказа от этой командировки. Однако, когда я вошел в кабинет подполковника Колесника, то по его решительному виду сразу же понял, что никакие аргументы не подействуют и не будут восприняты.

Глядя мне прямо в глаза, Василий Васильевич твердо заявил: «Товарищ лейтенант, я принял решение, в этом году на уборку урожая направить Вас». Затем он, предложив мне присесть, сказал, что ему известно о моем нежелании ехать на целину, при этом он, видимо, в целях убеждения, обосновал, почему его выбор пал именно на меня, а не на какого-либо другого офицера нашей части. 

Очень хорошо помню, как комбриг проводил со мной эту короткую инструктивную беседу. Он нашел такие слова, такую силу убеждения вложил в них, таким образом настроил меня на несвойственную для нормального командира группы специального назначения работу, что этого мне с лихвой хватило на предстоящие полгода моей целинной эпопеи.

«С самого начала поставьте дело так, чтобы, несмотря на Вашу молодость, завоевать авторитет у подчиненных, которые в большинстве своем и по возрасту и по жизненному опыту будут намного старше Вас, - наставлял Колесник.- На целине это будет очень и очень трудно, но всю деятельность, службу и работу Вашего взвода организуйте в соответствии с требованиями устава. Только так можно будет добиться соответствующего уровня дисциплины. Конечно, сначала Ваши подчиненные, особенно «партизаны», призванные из запаса, будут всячески сопротивляться этому, а потом, если вы проявите твердость и целеустремленность, постепенно привыкнут и будут выполнять все Ваши требования. И последнее, - заключил Василий Васильевич, - запретить я Вам не могу, но могу посоветовать в течение всей целины не пить спиртное. Стоит Вам один раз выпить, что, естественно, сразу станет известно Вашим солдатам, и завоеванный Вами ранее авторитет будет безнадежно потерян. Запомните мои слова и сделайте соответствующий вывод».

Прощаясь, командир пожелал успеха и пообещал всяческое содействие в подготовке к целине. В связи с тем, что в штате целинного взвода должно было быть шесть солдат срочной службы из нашей бригады, Колесник дал мне право забрать в мой целинный взвод любого бойца из любого подразделения нашей бригады. При этом он сразу же предупредил, чтобы я не обращал внимания на авторитеты, которые попытаются «давить» на меня, чтобы не дать того солдата, которого я бы хотел взять с собой. «Имеете право брать любого! Ваш список положите мне на стол – я все подпишу!»

Как и предупреждал командир бригады, «давить» на меня стали сразу же и, прежде всего, мой командир батальона капитан С.М.Шапиро. В связи с тем, что солдат нашего батальона я знал лучше, чем солдат других подразделений, то шестерых бойцов для целинного взвода, решил взять из второго батальона. Все они были, как говорят в таких случаях, «отличниками боевой и политической». 

Можно представить, как на это отреагировал Сергей Маркович Шапиро. Он вполне серьезно грозил мне всяческими карами как до отъезда из Чирчика, так, особенно, после моего возвращения с целины. «Ты же все равно вернешься ко мне! – кричал он. – Ну, тогда уж держись! Я тебе устрою веселую жизнь, когда вернешься после целины!» Но я, ссылаясь на важность тех задач, которые мне предстояло решать, делал свое дело, не обращая внимания на всевозможные угрозы моих прямых и непосредственных начальников. Все остальные должностные лица бригады, и в первую очередь, начальники различных служб к моим проблемам отнеслись с полным пониманием и оказывали, надо сказать прямо, всяческое содействие в период подготовки к убытию из Чирчика.

О целинной эпопее можно было бы много написать, так как для меня, да, думаю, и для большинства из тех, кто в разное время проходил через нее, целина явилась серьезным испытанием, очень трудной, но хорошей и, я бы сказал, полезной армейской школой. Достаточно сказать, что в моем взводе было 35 человек, из которых шесть – срочники из нашей бригады, а стальные – «партизаны», то есть призванные для уборки урожая солдаты запаса, в основном профессиональные водители. В то время, когда я был еще холостяком в свои 24 года, одному из моих «партизан» уже исполнилось 46 лет. То есть он был почти в два раза старше меня. У многих из них имелось по несколько детей, а 46-летний ветеран военной службы оказался еще и отцом пятерых детей, при этом шестой ребенок у него родился, когда он был уже на целине.

Все мои «партизаны» были призваны из города Ката-Курган Самаркандской области. Кроме того, что было также весьма важно, во взводе были представители практически всех национальностей Средней Азии, да и большая часть национального состава Советского Союза. В основном это были узбеки, таджики, туркмены, русские, армяне, казахи и прочая, и прочая, и прочая. Вот таким личным составом пришлось командовать мне в течение целых шести месяцев второй половины 1976 года. А о 23 разномастных, да еще и старых грузовиках, которыми оснастили наш целинный взвод, я уже вообще не говорю.

Командиром нашей целинной роты был назначен майор Голубченко, который проходил службу в одной из частей города Самарканда в должности командира батальона. Остальные трое командиров взводов нашей роты были по званию капитанами, причем далеко не первой свежести, и, как можно судить, направлялись они на целину в основном по принципу: «Возьми-ка, Боже…», ну, а дальше я уже не продолжаю, все и так известно и понятно.

Мне было совершенно ясно, что в этих условиях, с этими людьми и с такой автомобильной техникой, какая была у меня во взводе, командовать целинным взводом, решать стоящие перед ним, как часто говорили в таких случаях, «важнейшие» народно-хозяйственные задачи и, естественно, выживать придется исключительно по-китайски, то есть в основном «с опорой на собственные силы». Поэтому я всегда перед командиром роты ставил вопрос, чтобы мой взвод в тех районах, где нам приходилось работать, ставили отдельно от роты. Это позволяло мне заниматься только своим подразделением, не отвлекаясь на проблемы целинной роты, но при этом контролировать все и всех, и при этом отвечать за все в комплексе. Это, в конечном счете, давало свои положительные результаты как в поддержании соответствующего уровня воинской дисциплины и порядка во взводе, так и в выполнении производственных планов по уборке урожая.

Помня наставления командира нашей бригады подполковника В.В.Колесника, а также основываясь на хоть и небольшом, но положительном собственном опыте работы с людьми, я добился того, чтобы в моем взводе вся служба проходила в соответствии с требованиями устава, естественно, со скидкой на специфику особых целинных условий. Достаточно сказать, что ежедневно, кроме воскресений, утром я строил свой взвод, проводил осмотр внешнего вида солдат и сержантов. В последствии, когда все привыкли к моим требованиям, то, например, утренний осмотр уже проводили сержанты, командиры отделений. Во время утренних построений ставились задачи на день, проводился инструктаж по мерам безопасности, доводилось содержание приказов командира целинного батальона и оперативной группы Туркестанского военного округа, разбирались случаи нарушений воинской дисциплины, недостатков в эксплуатации техники и т.д.

Читатель, не знакомый с реальной целинной спецификой может посчитать, что я говорю о совершенно тривиальных вещах, которые сами собой разумеются в армии. Однако, предлагаю Вам, уважаемый читатель, поверить мне на слово, что всего этого было весьма непросто добиться, особенно на контрасте с тем, что в других взводах нашей целинной роты ничего подобного не было. В подтверждение своих слов могу привести лишь один пример. Ко мне не только мой взвод, но и солдаты всей нашей целинной роты обращались исключительно на «Вы» или «Товарищ лейтенант», в то время как остальных командиров взводов называли исключительно на «ты» или, что еще хуже, «Эй, ты, капитан». Одно это уже может говорить о многом.

Однако такого положения во взводе можно было добиться лишь личным примером, а также постоянной и ежедневной требовательностью в рамках требований воинских уставов. Памятуя о предупреждении командира нашей бригады подполковника В.В.Колесника быть осторожным в употреблении спиртного, я сразу же всем в нашей целинной роте объявил, что совершенно не пью, и все шесть месяцев своей целинной эпопеи не взял в рот ни капли спиртного. Это, в частности, и многое другое выделяло меня в значительно лучшую сторону по сравнению с другими офицерами роты и способствовало завоеванию в глазах подчиненных твердого, совершенно неподдельного командирского авторитета.

Кроме того, завоевание авторитета, как такового, мне удавалось сочетать с реальной заботой о своих подчиненных. В этом плане всегда особое внимание уделял вопросам обеспечения их всем необходимым и, прежде всего, обеспечением питания моих бойцов. Благо, всем нам повезло с поваром взвода, узбеком по национальности, фамилию которого я, к сожалению, забыл. В этих целях, я ни на какие сделки с продовольственной службой батальона никогда не шел и всегда получал на взвод столько продуктов, сколько было положено. Тыловиков нашего целинного батальона к такому подходу мне пришлось приучить с самого начала целины, причем твердыми и однозначно понимаемыми мерами, а порой и силовыми методами.

Правда, еще в самом начале, когда мой взвод стоял отдельно от нашей роты в Кашкадарьинской области, начальник продовольственной службы батальона попытался «надавить», как любил говорить командир нашей бригады В.В.Колесник, на меня или, как сейчас бы сказали, «наехать». Но, видимо, встретив мое, мягко говоря, непроницаемое лицо, уехал ни с чем. Вторую попытку «наехать» начальник продовольственной службы батальона предпринял, когда мы были уже в Кокчетавской области. Приехал он ко мне «снимать остатки продуктов», как он выразился, хранящихся на кухне моего взвода. Проверку, даже самую строгую я не боялся, так как хоть и элементарный, но достаточно точный учет «прихода и расхода» продуктов велся в моей рабочей тетради и подтверждался накладными.

Через 10 минут «снятия остатков» основная цель приезда начальника продовольственной службы батальона стала очевидной, так как он, напустив на себя побольше строгости, сказал моему повару, чтобы один ящик тушенки он отнес в его машину. Однако я, точно соизмерив тон своего голоса с тоном голоса, которым говорил начпрод, приказал повару вытолкать взашей из кухни этого наглого визитера, что мой повар, здоровый и сноровистый узбек, с удовольствием и сделал.

«А военному прокурору скажешь, если он будет тебя спрашивать, что сделать это я тебе приказал», - сказал я повару громко, чтобы слышал и начальник продовольственной службы батальона, садившийся в это время в машину, а также несколько солдат моего взвода, стоявших недалеко от кухни. Больше никаких подобных поползновений ни со стороны пресловутого начальника продовольственной службы батальона, ни со стороны других целинных начальников никогда не было.

Сейчас интересно вспоминать о том, что, когда мы стояли в Городенковском районе Ивано-Франковской области, мои бойцы отъелись так, что их сытые и довольные лица или «будки», как их называл командир роты Голубченко, резко контрастировали с теми далеко не «будками», какие были у солдат из других взводов нашей целинной роты. Пришлось объяснить Голубченко, что, кроме положенных нам продуктов, получаемых со склада батальона, «голова сельскои рады» того украинского колхоза, в котором мы работали, бесплатно выделяет нам свежие овощи и даже свежее мясо. Поэтому бойцов кормим по-настоящему «до отвала». Тем более, что повар взвода – настоящий мастер своего дела, умудряется регулярно, раз в неделю, а то и дважды, используя колхозное свежее мясо, готовить прекрасный узбекский плов к всеобщему удовольствию как моих солдат-мусульман, так и солдат-православных.

Командиру роты, который через несколько дней после нашего приезда на Украину приехал проверять состояние дел в моем подразделении, было непонятно, как мне удалось сделать так, чтобы колхоз выделял нам совершенно бесплатно, кроме овощей, еще и свежее мясо. Пришлось объяснить ему, что с «головою сельскои рады» мне для этого пришлось «розмовлять» на «украинской мови», которую я в свое время немного освоил, когда «проходыв навчання», то есть учился в Киевском общевойсковом училище.

Как можно было понять, «голове сельскои рады» было страшно приятно, что молодой советский офицер, русский по национальности, да еще из далекого Узбекистана «розумие ридну украинську мову». Поэтому он уже с первой нашей с ним встречи проникся ко мне особым уважением и, широко разведя руки, произнес: «Просы, шо хош! Прыкажу выдать все, шо вам трэба. Чай, наша Батькивщина нэ обидняе». Ну, я и попросил, не стесняясь, все, что нам надо было. Ведь просил я не для себя, а для всей «партизанской общественности» своего взвода.

Голубченко по национальности был настоящим украинцем, но ни слова не знал по-украински, о чем тогда, видимо, немало пожалел. При этом он в очередной раз поинтересовался: «Как же вас там, в Киевском ВОКУ, учили, что ты, кроме всего прочего еще и украинский выучить умудрился». В завершение разговора он с некоторым сожалением в голосе процитировал строфу из стиха про кота и мышь, несколько изменив ее: «Вот, ты каков! Что значит знанье иностранных языков!» При этом, правда, с удовольствием отведал вместе со всем нашим взводом и шурпу, и плов, который как раз в тот день был в нашем меню. 

Если сказать в общем, то, с одной стороны, я нещадно «драл» своих целинников, а с другой, проявлял, как это и положено, командирскую, я бы сказал, отеческую заботу о них, что в комплексе давало желаемый и весьма положительный результат. Как, в конце концов, оказалось, по результатам все того же пресловутого социалистического соревнования наш взвод занял первое место в батальоне по количеству перевезенного за шесть месяцев зерна, сахарной свеклы и других сельскохозяйственных грузов. А это, в конечном итоге, отразилось на заработках моих бойцов. Заработки, правда, были какие-то совершенно не существенные, так как платили им сущие копейки за их адский повседневный труд. Но, тем не менее, это тоже был показатель.   

Конечно, все проконтролировать должным образом мне не удавалось, особенно в плане поддержания дисциплины, но с тем, что было в других взводах роты, нашу ситуацию сравнивать было, конечно же, нельзя. Бойцы мои, пользуясь различными солдатскими уловками, находили возможность и выпить, и сачкануть, и в самоволку сбегать. Но серьезных нарушений или происшествий за полгода целинной эпопеи моими бойцами допущено не было.

Я прекрасно понимал, что стоило мне на мгновение расслабиться самому или дать хоть небольшую слабинку своим подчиненным, сразу же кто-то что-нибудь «отмочил» бы. Поэтому я прекрасно понимал, что, несмотря на сравнительно солидный возраст, наличие определенного жизненного опыта и прочие достоинства, простой советский солдат в специфических условиях целины – это большой ребенок, требующий постоянного контроля со стороны командиров всех степеней. Если этого нет или командиры находятся не на высоте, то обязательно случаются различного рода неприятности. Подтверждением тому могло служить то великое множество приказов начальника целинной Оперативной группы Туркестанского военного округа, в которых «в цветах и красках» расписывались различного рода происшествия и даже преступления, происходившие в разных целинных подразделениях, которые были подчинены Оперативной группе ТуркВО. Кто-то сунул руку не туда и остался без руки, кто-то при следовании воинским эшелоном вылез на крышу вагона и, дотронувшись до контактного электропровода высокого напряжения, погиб, кто-то пьяном виде сел за руль…, да, разве все перечислишь.

Именно поэтому я нещадно «драл» своих «партизан» и срочников, а вернее требовал от них соблюдения дисциплины в тех рамках, которые определенны уставом. Когда же мои бойцы временами возмущались завышенными, по их мнению, требованиями с моей стороны, сравнивая свою незавидную, по их мнению, участь с тем, какая вольготная обстановка в других взводах роты, я им всегда отвечал одно и тоже: «Вижу свою задачу на целине в одном – привезти всех вас в Самарканд живыми и здоровыми, а затем отправить всех вас в Ката-Курган к вашим женам, детям и родителям. С учетом именно данной задачи, организовываю свою и вашу службу и работу. Все претензии по поводу того, какой я командир и как командовал вами, принимать буду только в Самарканде. Вот там готов выслушать каждого из вас по поводу претензий ко мне. А сейчас будете делать то, что я требую!» И давно заведенный процесс продолжался, то есть порядок и дисциплина поддерживались на должном уровне.

Во время целинной эпопеи не единожды убеждался в том, что тысячу раз прав был подполковник В.В.Колесник, когда, отправляя меня в эту командировку на целину, говорил о том, что как удастся наладить службу во взводе с самого начала, так и будет до самого конца целины. Ну, а к повышенной требовательности своих командиров подчиненные постепенно привыкают и потом заведенный порядок уже считают обычным делом. Именно так оно и было на самом деле.

В своем повествовании о своей целинной эпопее, хотелось бы вкратце упомянуть еще об одном целинном эпизоде, который произошел в конце ноября, когда мы были на Западной Украине, так как этот эпизод имеет, хоть и косвенное, но все-таки определенное отношение к 15 отдельной бригаде специального назначения. Дело в том, что незадолго до того, как произошло то событие, о котором я хочу написать, ко мне во взвод зачастили многочисленные проверяющие из штаба батальона. То комбат приедет, то замполит, то начальник штаба. При этом, как казалось мне, да и моим солдатам, проверять они ничего особенно не проверяли, помощи никакой не оказывали, да она, в общем-то, нам и не требовалась, однако, тем не менее, приезжали они к нам с завидной регулярностью и постоянством.

Самым странным, на мой взгляд, было посещение моего взвода начальником штаба батальона, который однажды приехал в 7:15 утра, то есть ровно через 15 минут после того, как моему любимому личному составу был объявлен подъем. Мой народ, как ему и было положено, в это время умывался, заправлял кровати и т.д. Когда я увидел НШ батальона в столь ранний час, и, как положено, доложил ему, то невольно подумал, что что-то случилось. Ведь, для того, чтобы в столь ранний час добраться до нас из штаба батальона, раннему визитеру необходимо было выехать, как минимум, в 5 часов утра. 

Начальник штаба сначала походил по расположению, посмотрел, а вернее просто «попинал сапогами воздух», то есть ничего не делал, а затем он стал задавать мне вопросы типа:

- А зачем ты поднял бойцов так рано, ведь сегодня работы в поле по вывозу сахарной свеклы однозначно не будет, так как второй день идут дожди, и все дороги безнадежно развезло.

- Распорядок дня в армии от погоды не зависит, - ответил я, несколько не понимая, зачем был задан этот вопрос.

- Ну, дал бы народу поспать сегодня. Ведь занять их все равно сегодня нечем.

- Как нечем? – удивился я. - В Вооруженных силах, а тем более на целине, всегда есть, чем заниматься солдату, да и офицеру тоже. Основная часть людей будет ремонтировать и обслуживать машины, кого-то отправлю в помощь повару чистить картошку и резать капусту. А после обеда, кто захочет, пусть поспит. Вечером отправлю всех в кино, благо сельский клуб находится в 100 метрах от той школы, в которой мы живем.

Когда мы до начала завтрака для всего личного состава позавтракали с начальником штаба, он стал ходить между столами, заглядывая в тарелки солдат, которые к тому времени уже приступили к завтраку. Спрашивал бойцов о питании, интересовался наличием добавки на кухне. Солдаты, кто с шутками, а кто серьезно, показывая на свои довольные лица или увеличившиеся в размерах животы, дали капитану понять, что здесь у нас проблем нет. После развода личного состава на работы, так ничего «путного» и не сказав, начальник штаба нашего целинного батальона уехал.

После его отъезда у меня, естественно, возник вопрос: «Зачем же приезжал начальник штаба? При этом так рано и так бесцельно». Но долго думать над столь непонятным для меня вопросом мне было недосуг, поэтому я сразу же забыл об этом «визите вежливости».

Зачем приезжал НШ, как, в общем-то, и другие визитеры из батальона, стало понятно несколько позже, а точнее в конце ноября, когда мне позвонил все тот же начальник штаба и приказал со всеми имеющимися у меня личными документами прибыть в штаб батальона. В этой связи у меня, прежде всего, возникла совершенно шальная мысль о том, что, может быть меня досрочно отправят домой, но эта мысль оказалась из разряда несбыточных.

Как оказалось, вызов был связан с тем, что по результатам работы по выполнению правительственного задания по уборке урожая командованием нашего целинного батальона меня решено было наградить орденом Красной Звезды, который, кстати сказать, оказался весьма распространенной наградой на целине. Только после того, как начальник штаба батальона объявил мне об этом и начал оформление наградного листа, я, в конце концов, понял, зачем все-таки совсем недавно приезжал НШ в расположение моего взвода, а также и другие проверяющие из целинного батальона. Они, как оказалось, приезжали для того, чтобы самим увидеть состояние дел в подразделении, и «присмотреться» ко мне, по принципу: «Достоин ли кандидат на награждение?». Получалось, что «достоин».

Процедура оформления наградного листа на орден Красной Звезды много времени не заняла. Однако, когда очередь дошла до полного названия той воинской части, в которой я прохожу службу, возникла серьезная проблема. Назвать истинное наименование нашей части офицеру, который никакого отношения к войскам специального назначения не имеет, я, конечно же, не мог. В этой связи посоветовал начальнику штаба целинного батальона написать в соответствующей графе наградного листа: «Войсковая часть 64411». Это предложение он сразу же отверг, так как необходимо было вписать полное наименование, то есть «15 отдельная бригада специального назначения», которое было, естественно, секретным.

Выкручиваясь из создавшегося положения, я предложил использовать легендированное название нашей части: «Отдельная воздушно-десантная бригада». Начальник штаба, все больше распаляясь, начал разговаривать со мной уже на повышенных тонах. Он никак не мог понять, как это так получается, что ему, офицеру, допущенному к совершенно секретной документации и информации, нельзя сообщить, пусть даже и секретное наименование какой-то там воинской части. Как оказалось, ему было совершенно непонятно, почему это секретное наименование части нельзя написать в секретном же документе, каким является наградной лист на офицера.

Пришлось ему долго и терпеливо разъяснять и напоминать, что каждый из нас допущен к различного рода секретной информации, которой мы, в соответствии с ныне существующими приказами и инструкциями, не имеем права обмениваться друг с другом. «У каждого из нас своя секретная информация, к которой мы допущены, - заявил я, - хотя степень допуска к секретному делопроизводству может быть совершенно одинаковая».

Надо было видеть, как возмущался начальник штаба целинного батальона и как грозил порвать мой наградной лист со словами: «И вот тогда, плакала твоя награда, кстати, вполне заслуженная!» Но я твердо и непреклонно стоял на своем, предлагая лишь возможные варианты заполнения наградного листа: написать или номер моей воинской части, или ее легендированное название. Других вариантов я не допускал.

Начальник штаба батальона «сломался» лишь тогда, когда сидевший в углу кабинета и совершенно не принимавший участия в нашей дискуссии на повышенных тонах какой-то старший лейтенант вдруг, перед тем, как выйти из комнаты, сказал, обращаясь к начальнику штаба: «Да, напиши ты именно так, как он тебе говорит».

Странно, но проблема была сразу же разрешена. На мой вопрос, кто этот старший лейтенант, начальник штаба ответил, что это оперуполномоченный особого отдела нашего целинного батальона. К своему удивлению, я тогда впервые узнал, что, оказывается, были на целине и такие должности, которые к самому процессу уборки выращенного советским народом урожая имели весьма и весьма опосредованное отношение.

После прибытия нашей целинной роты воинским эшелоном в Самарканд в начале декабря 1976 года личный состав и техника были разгружены, и мы расположились в казармах одной из воинских частей на окраине города. Когда технику поставили в полевом автопарке и закончили все необходимые мероприятия, мои ката-курганские «партизаны» попросились отпустить их домой до утра следующего дня. Ну, что ж, понять их чувства можно, они в нескольких десятках километров от дома, где не были ровно полгода. Я на свой страх и риск взял из них одного самого надежного водителя, а также назначил старшего машины, проинструктировал их обоих по мерам безопасности буквально, как говорят в таких случаях, «до слез», выписал путевку на машину в Ката-Курган и, потребовав вернуться в расположение роты к 10 часам утра следующего дня, отправил всех ката-курганцев домой.

Точно к указанному сроку мои ката-курганские «партизаны» вернулись в Самарканд. Когда я попытался их построить, чтобы проверить, все ли вернулись, то с самого начала сделать мне это не удалось. Они галдящей толпой выпрыгивали из кузова машины, окружили меня и наперебой стали делиться впечатлениями от встреч со своими родственниками. Кто-то из них, как мне казалось, ни с того ни с сего жал мне руку или обнимал меня. В этом гомоне я, в конце концов, понял, что с таким шумом и эмоциями каждый из них передает мне благодарность своих родственников за то, что я их привез живыми, здоровыми и невредимыми домой.

Честно скажу, я был до глубины души растроган такой бурной реакцией моих, как правило, совершенно скупых на эмоции «партизан». А мой 46-летний ветеран, узбек по национальности, выйдя в центр круга, в котором я оказался, почти дословно пересказал адресованные мне слова благодарности своего 80-летнего отца. После этого, выполняя просьбу отца, даже попытался стать передо мной на колени. Сделать это я ему, конечно, не позволил, но мы обнялись с ним как братья, переполняемые нахлынувшими на нас эмоциями. Честно признаюсь, скупая мужская слеза меня в этот момент все-таки посетила, но я ее быстро «ликвидировал».

Когда эмоции несколько улеглись, я все-таки построил взвод. Однако, как только обратился к своим бойцам и объявил, что официально готов принять от них все претензии и заявления, которые у солдат накопились за время целины, строй с шумом распался. В конечном итоге, мы все расселись в казарме прямо на кроватях и табуретках и стали обсуждать текущие проблемы, связанные со скорым расформированием нашего целинного подразделения.

В это время я поймал себя на мысли, что, несмотря на то, что я страшно не хотел ехать на целину и все, чем ежедневно приходилось заниматься в течение этих шести месяцев, вызывало у меня буквально «зубовный скрежет», а вот с людьми, которые все это время приносили мне, в основном, заботы, хлопоты и головную боль, расставаться все-таки не хотелось. Вложил в них определенную часть своей души, поэтому, видимо, и жаль было с ними расставаться. Не знаю, помнят ли они до сих пор о целине и обо мне, в частности. Хотелось бы, чтобы хоть что-то, но все-таки помнили. Но я их, моих подчиненных, «партизан», целинников и то непростое и суровое время помню очень хорошо.

В Самарканд для оказания помощи в расформировании нашего целинного взвода приехал начальник автомобильной службы бригады Хайдаров, который к тому времени уже получил звание майора. Во главе с ним мы без особых проблем сдали всю имевшуюся технику. Затем, попрощавшись с «партизанами», своим ходом на трех оставшихся у нас машинах и одном ЗИЛ-131 из нашей части 15 декабря вернулись в Чирчик.

Утром следующего дня вместе с прапорщиком Лешей Озорниным прибыли в кабинет командира бригады. Я коротко доложил В.В.Колеснику, который за время нашего отсутствия в части получил звание полковника, о том, как прошла командировка на целину. Кроме того, я рассказал Василию Васильевичу о проблеме, которая сложилась с моим наградным листом, в связи с необходимостью вписать в него название нашей части. Комбриг сразу же, при нас, поднял телефонную трубку и поставил задачу начальнику строевого отдела майору Обухову разобраться в Управлении кадров округа с моей наградой и доложить ему.

Рафик Латыпов, когда я впервые после целины пришел в свою холостяцкую комнату Пятой квартиры, полночи рассказывал мне то множество новостей, которые произошли в нашей бригаде за эти шесть месяцев. Самым интересным оказалось то, что за время моего отсутствия Федю Волоха, Рафика Латыпова и меня командование части предлагало в качестве кандидатов на досрочное присвоение нам очередного воинского звания старший лейтенант.

Для оформления представлений на звания необходимы были наши фотографии в парадной форме. Однако Федя в это время был в отпуске, а я – на целине. Рафис в поисках моей фотографии перерыл все мои книги и фотоальбом, которые остались в моей холостяцкой квартире, но ничего подходящего не нашел. Поэтому представление на досрочное звание было оформлено только на Рафика Латыпова, и он его получил на три месяца раньше нас, в мае 1977 года.

Ну, а за целинную эпопею я получил, правда, не орден Красной Звезды, а лишь медаль «За трудовое отличие», которую в феврале 1977 года мне перед строем бригады вручил полковник В.В.Колесник. Сначала, когда мне майор Обухов, начальник строевого отдела бригады, сообщил о награждении медалью, я, честно скажу, очень расстроился из-за того, что не наградили орденом. Однако, когда командир отряда капитан С.М.Шапиро, успокаивая меня, сказал: «Подумай, не все ли равно – орден у тебя или медаль. Ведь, например, при поступлении в Военную академию имени М.В.Фрунзе ты все равно пойдешь вне конкурса как офицер, имеющий государственную награду», - я успокоился, хотя было, конечно, жаль, что орден прошел хоть и рядом со мной, но все-таки мимо меня.

Когда для меня вопрос ордена-медали уже совсем потерял актуальность, Валера Болдырев, мой однокашник по Киеву, будучи человеком с хорошим, тонким юмором, больше всех других допекал меня по этому поводу. Каждый раз встречая меня в части или за ее пределами, Валерий, пожимая мне руку, как правило, привлекал внимание окружающих словами типа: «Посмотрите, этот человек у нас совсем не гордый, ведь он, также как известный всем Василий Теркин, «согласен на медаль».

Кроме того, так называемая «целинная» медаль в бригаде специального назначения, как правило, вызывала массу шуток и подколок и даже насмешек со стороны моих сослуживцев. В этой связи особенно рьяным шутникам приходилось отвечать отрывком из стихотворения неизвестного мне автора: «Медаль за бой, медаль за труд из одного металла льют». И только Игорь Стодеревский, который тоже вкусил свою долю «целинного лиха», всегда становился на мою сторону, а особенно рьяным шутникам предлагал в следующем году съездить на уборку урожая, чтобы навсегда пропала охота «шутковать по этому поводу».

Кстати сказать, несмотря на то, что целина с ее «голубыми далями» для меня закончилась и все перипетии, связанные с ней, начали забываться, однако проблемы с заработанной на целине медалью «За трудовое отличие», как ни странно, имели продолжение в конце 1977 года. Когда в 15 обрСпН была сдана осенняя проверка, ко мне подошел начальник строевого отдела бригады майор Обухов, который, по его словам, обо всем в части узнавал раньше всех остальных, порой даже раньше комбрига, и, называя меня исключительно на «Вы», заговорщическим тоном и приглушенным голосом сообщил, что по результатам сдачи проверки командир части принял решение представить меня к награждению орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» третьей степени. На мой справедливый вопрос: «За что? Ведь никаких подвигов я не совершал», - Обухов заявил, что у нас награждают орденами не только за подвиги, но и, как он выразился, «по разнарядке сверху». Как он тогда пояснил, это решение было принято, кроме всего прочего, также и в связи с тем, что в 1976 году мне планировалось присвоить очередное воинское звание досрочно, но, как оказалось, целина мне помешала.

Об этой новости я рассказал Сереже Ершову, и мы вместе с ним порадовались зато, что, несмотря ни на что, людей у нас в бригаде все-таки ценят и не забывают. Представление к награждению орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» было особенно приятно еще и потому, что он был введен лишь каких-то три года назад, в октябре 1974 года. Ну, а в бригаде его имели всего три офицера: полковник В.Колесник и старшие лейтенанты И.Стодеревский и Ю.Цыганов. Кроме того, такой же орден был у погибшего полгода назад капитана С.Шапиро. Оценивая возможное награждение меня этим новым для Вооруженных сил орденом, Сережа Ершов задумчиво и с некоторой завистью в голосе сказал: «Да, если из этого что-либо получится, то у тебя будет интересное сочетание наград: совершенно гражданская медаль «За трудовое отличие» и военный орден «За службу Родине в Вооруженных силах СССР».

Через некоторое время все тот же майор Обухов, с сожалением, сообщил, что мое представление на орден «благополучно» вернулось из Ташкента. По его словам, на нем карандашом было написано красивым почерком какого-то окружного кадровика: «Имеет правительственную награду в 1976 году». А этого оказалось достаточно, чтобы не представлять к ордену «по разнарядке с верху». 

В те годы действительно существовал приказ министра обороны СССР, согласно которому за успехи в боевой и политической подготовке к очередной государственной награде офицера можно представлять лишь один раз в 4 - 5 лет. Исходя из этого положения, отказ кадровиков был вполне оправдан и справедлив. Однако моя-то медаль была получена за выполнение специального правительственного задания по уборке урожая, а не «за успехи в боевой и политической подготовке». Но это, как видно, никто тогда в расчет брать не хотел.

Ну, а общее мнение всех, кто знал о моем несостоявшемся ордене, выразил Игорь Стодеревский, у которого на все и всегда, как правило, было свое собственное мнение. Он подошел ко мне и с сожалением, сказал: «И, на хрена ты, вообще, получал эту свою целинную медаль. Сейчас был бы у тебя орден «За службу Родине в ВС СССР». Но, знать, не судьба. 

В последствии я много думал над тем, справедливо ли было то, что меня тогда хотели представить к этому злополучному ордену, и пришел к выводу, что ничем особенным я в тот период времени не отличался от других своих сослуживцев. Награждать тогда можно было практически каждого командира группы, ведь все мы работали с полной отдачей и добивались соответствующих результатов. Поэтому жаль было не столько того, что орден не достался лично мне, а жаль было того, что он не достался вообще никому из огромного множества достойных офицеров нашей бригады спецназ.

В конечном итоге и тогда, и много позже я был рад тому, что окружной кадровик по формальным признакам все-таки отказал мне в награждении. Это, казалось бы, самое рядовое событие в службе оказало на меня весьма серьезное воздействие, суть которого сводилась к тому, что сам собой пришел вывод о том, что в армии, да и не только в ней, любое поощрение, не говоря уже о государственной награде, должны быть по-настоящему заслужены, а не, образно говоря, «выстояны в очереди», как это порой бывает в Вооруженных силах, да и в других структурах. 

Видимо, под влиянием тех далеких, но весьма поучительных для меня событий 1977 года, уже в 1995 году я сам отказался от того, чтобы на меня написали представление на орден. Несмотря на то, что, руководствуясь все теми же пресловутыми «формальными признаками», мое начальство посчитало меня достойным награждения столь высокой государственной наградой, каким является орден, я все-таки нашел в себе мужество, чтобы отказаться, так как в тех условиях не считал это для себя возможным и оправданным.

- Зря отказываешься, тем более, что ты, по мнению руководства, заслужил этот орден, - заявил мой начальник Александр Николаевич и спросил, - а, впоследствии не пожалеешь?

- Может быть, и пожалею. Но в последующем сделаю все от меня зависящее, чтобы свой орден получить заслуженно, без всяких натяжек и различного рода скидок на особые условия и так далее.

Впоследствии именно так, как я говорил, и получилось. В январе 2000 года указом исполняющего обязанности Президента России В.В.Путина я был награжден орденом «За военные заслуги». И эта награда оказалась для меня вполне заслуженной, что совершенно ясно следует и из названия этого ордена, и из той формулировки, которая была в указе: «За выполнение задач Командования, связанных с риском для жизни».

Кроме того, этот орден дорог для меня еще и тем, что было очень немного наград, которыми наградил российских граждан исполняющий обязанности Президента России В.В.Путин, так как он находился в этой должности около трех месяцев.

Ну, а целина, несмотря на то, что она, в конце концов, все-таки закончилась, на протяжении очень длительного периода времени часто вспоминалась мне. Видимо, те суровые целинные условия, в которых приходилось работать в течение полугода, были для меня настоящей школой, в которой мне представилась возможность испытать себя на прочность и пройти множество испытаний и трудностей. А такое, как известно, не забывается и не проходит бесследно.

Не хочу свою целинную эпопею сравнивать с войнами в Афганистане или в Чечне, но ведь и участники этих войн, в большинстве случаев, помнят эти боевые дни всю жизнь и очень часто вспоминают то, что было в те времена. Экстремальность и напряженность обстановки присутствовала и на целине, что, возможно, и обусловливает постоянные возвращения моей памяти в ту нелегкую для меня пору. Кстати, видимо, по этим же причинам после того, как, повинуясь воле военной судьбы, мне пришлось уйти из спецназа, я все время вспоминал и до сих пор вспоминаю свою нелегкую, но очень интересную и романтическую службу в войсках специального назначения.

⇐ Предыдущая18192021222324252627Следующая ⇒

Поделиться: