Честь имею – Артур Шелешков

Чернобыль далек от Поволжья, но и то, и другое – родные места подполковника Артура Федоровича Шелешкова. По профессии он летчик-снайпер, выпускник Сызранского высшего авиационного училища летчиков. 1986 год для него обозначен двумя событиями. Такими разными! Одно из них – окончание любимого училища. Другое – трагедия, случившая на его родине, в Чернобыле. Он вырос в том краю, в семье врачей. Мама Мария Прокофьевна. Отец Федор Николаевич, его уже нет в живых. С родителями у Артура были теплые, доверительные отношения.

В 1982 году он поступил в Сызранское высшее авиационное училище летчиков, а после его окончания служба началась с Закавказского военного округа, с города Телави.

Сначала предполагалось, что он попадет в Хабаровск, в РВСН – в ракетные войска стратегического назначения. Отец приехал на выпуск. Сын был рад его приезду, вот только взгрустнул в разговоре с ним:

– Ну что, будем видеться один раз в году, а то и реже?

Потом на выпуске читает предписание – Тбилиси. Это уже намного ближе, и на душе стало веселей. С родителями у Артура были отличные отношения, он высоко ценил их душевные и гражданские качества – честность, заботу о детях, любовь. И пусть в семье не было большого достатка, его с лихвой заменяло теплота родного дома. Всегда хотелось возвращаться туда – в Дом, где тебя любят и понимают.

Когда отправляли на службу, боли и тревоги отец не выдавал, только мама иногда тайком смахнет слезу. За сыновей всегда тревога, когда они уходят из дома в большой мир. Вот и в семье Шелешковых младший брат Артура – Николай, тоже захотел летать. Тоже окончил училище в 1991 году. Тоже Сызранское. Оба сына стали летчиками. Артур уже заканчивал учебу, когда Николай только поступал туда.

Младший брат, на четыре года моложе Артура, пошел по стопам старшего. Тот как раз заканчивал учебу в училище, а Николай только поступал туда. Так вот получилось.

– Пойду туда, куда и брат, – заявил младший.

Артур удивлялся, по характеру они такие разные. Даже спорт предпочитали разный. Артур – игровые виды: футбол, хоккей, теннис. Николай – парусный спорт. Романтик, и это выдавало разницу натур. 

Артур окончил училище как раз в тот год, когда случилась авария на Чернобыльской АЭС. Они смотрели по телевизору эту трагедию, будучи курсантами, наблюдая, как работали вертолеты МИ-26. Конечно, тогда Артур Шелешков еще не знал, что к этому придется прийти и ему самому. А еще – познакомиться с легендарной личностью, Геннадием Александровичем Кузнецовым, командиром эскадрильи, закрывавшей саркофаг. Даже снимки есть с этим легендарным человеком. С собой их нет, у матери остались – в Белоруссии. Телавские есть, а там в Чернобыле, конечно же, не фотографировали… 

Не знал тогда, что встретится с этим человеком. Героический полк, героические люди. Попал к ним и ничуть не жалеет о том, что все так сошлось. Толчок к летному делу дали и по-человечески, по-отцовски учили. Только лучшие воспоминания остались от того периода жизни и от тех людей, с которыми свела судьба. Летать, конечно, Артур любил, и достаточно быстро все освоил…

Случай был у него. На третьем курсе в полете отказал двигатель. Это были учебные полеты на МИ-2. Курсантами летали, и кода двигатель отказал, все же благополучно провели посадку в поле. Было, конечно, это для них большим стрессом, потому что летали только второй год. Испуг был большой. Первая мысль – почему это происходит с нами! Потом другая – что делать? А надо делать то, что предписывают инструкции! Все выполнили, как учили, посадили вертолет. И техника цела, и сами живы. Все закончилось так замечательно! Небо благословляло….

Достаточно быстро Артур освоил программу. Она предусматривала в среднем 15 часов налетов, он вылетел за 10 часов. Практика прошла блестяще. Его пять часов отдавали тем, кто в полетах были послабее. Это же люди, они такие разные. У каждого своя реакция, свои способности. Один быстрее улавливает поставленную задачу, другой медленнее. У одного попозже начинает получаться, но он крепче схватывает навыки, а у кого-то получается быстрее, но хуже. У самого Артура налет составлял около десяти часов, при этом пять его часов отдали тем, кто летал похуже, кто слабее. Это была практика. 

Два года учились на полевых аэродромах в Безенчуке. Там уже конкретно учили летать на вертолете МИ-2, а в последний год – на МИ-8.

Сейчас обучение идет сразу на МИ-24 и МИ-8. Во-первых, МИ-2 намного меньше, а во-вторых, если на МИ-2 научился летать, то на других типах уже будет легче. Освоил МИ-2, и как-то уже увереннее себя чувствуешь на вертолете другого типа или класса. Поэтому, наверное, и была создана такая программа: вначале освоить вертолеты поменьше, а уж затем те, что побольше. В Пугачеве на МИ-8 отлетали программу, то есть учились на том типе вертолетов, на которых предстояло летать.

Направление Артур получил в Закавказье, в Грузию, в город Телави. Приехали в Тбилиси, представляться в окружной штаб ВВС и там предложили... 

Собственно, это не было предложением. Просто спросили:

 – Холостяк? Значит едешь в Телави. Женат – едешь в Цулукидзе, это неподалеку от Кутаиси.

В те годы, когда распадался Советский Союз, названия населенных пунктов часто меняли, и город Цулукидзе получил другое название – Хони. Сегодня-то Артуру понятно, что это «куда хочешь»? – спрашивали ради формальности, для вида, фактически же все было по-другому. В Телави жилья не было, вот холостяков и отправляли в Цулукидзе – дома и квартиры там были свободны, поэтому туда и брали. Такое вот получилось распределение. Может быть, оно было и к лучшему, потому что в Телави в трехкомнатной квартире жили три семьи. Можно представить, что это такое. Три хозяйки на одной кухне… Это трудно представить тем, кто не жил в таких условиях. Но Артур отправился туда холостяком, а женился позже.

Тогда же – пришли в штаб, представились командиру полка Геннадию Васильевичу Этюеву. Тот спрашивает: 

 – Куда хотите? На какой тип вертолета? 

Типов было два – МИ-8 и МИ-26. Две эскадрильи МИ-26 было в Телави, две – МИ-8. Почему-то в то время Артур хотел на МИ-8, потому и попросился сразу туда. Вообще-то он не собирался быть транспортным летчиком. Хотел на МИ-24 попасть – не попал. Даже рапорт писал. МИ-24 – это боевой вертолет. Но получилось так, что оказался на МИ-8, это транспортно-боевой вертолет. Командир полка тогда спросил:

 – На какой тип хотите?

Он ответил:

 – На МИ-8.

И хотя в округе его хотели отправить на МИ-26, все - таки он оказался на желанном МИ-8.

Все шло хорошо. Уже и зачеты начал сдавать на МИ-8. Прежде всего, теорию, чтобы приступить к полетам в качестве правого летчика, и тут на совещании командир полка спрашивает:

 – Лейтенант Шелешков, ты что, обманул меня? Тебя куда отправили – на МИ-8 или на МИ-26? 

Артур ответил:

 – На МИ-26. 

– В таком случае завтра переходишь на МИ-26.

И вот он уже в эскадрилье вертолетов МИ-26. Переучивание шло на базе в Телави. Потом через месяц поступило предложение опять перейти на МИ-8 от того же командира:

– Не хочешь ли обратно перейти?

Артуру так жалко было своих конспектов. Он писал их днями и ночами, догоняя группу, обучающуюся летать на МИ-26.

– Нет, сказал он, останусь здесь.

Так судьба связала его вертолетами МИ-26. Благодарен ей за это, потому что попробовав летать на таком вертолете, влюбился в него и, конечно, ни за что уже не захотел поменять его на какой - либо другой.

Новый тип вертолетов МИ-26 тогда осваивали впервые. Войсковые испытания, практическое применение проходили на базе полка. Летчики летали на дальность, на продолжительность полета, проверяли инструкцию, которую создали конструкторы.

Это была практическая работа. Артур в этих испытаниях участия не принимал, потому что очень быстро стал командиром вертолета МИ-26. Продвижение по службе шло по ступенькам, ведущим вверх. Сначала был правым летчиком, потом командиром экипажа, старшим летчиком, командиром отряда, ну и дальше пошел. В авиации тоже своя иерархия. Достаточно быстро у него все получилось. На третий класс сдавал через год. Командир посмотрел, техника пилотирования ему понравилась, и Шелешкова практически через полтора года после выпуска из училища поставили командиром вертолета МИ-26. Старые летчики, пошучивали, мол, он самый молодой командир экипажа МИ-26 в войсках Варшавского договора.

Лейтенантом без класса – класс он получит позже, Артур Шелешков был уже командиром вертолета МИ-26. Потом третий класс пришел, потом старшего лейтенанта получил. И экипаж его тоже состоял из лейтенантов, потому что не поставят же ему капитана – старшего по званию. Как будет им управлять, если тот званием выше. В армии эти правила соблюдались строго. Однокашник его был вторым пилотом, и штурман тоже одного года выпуска. Так начиналась служба.

Как жили, как дружили, как свободное время проводили?

– Замечательно, вспоминает Артур. Там, в Телави, через год ты или алкоголик, или спортсмен. Одно из двух. У них был и спортзал, и площадки – спорту там уделялось большое внимание. В каждой эскадрилье команды и по волейболу, и по баскетболу. Так было принято в их гарнизоне.

А служба между тем шла своим чередом. Полеты, полеты. полеты… Это было так интересно, не то что на одном месте топтаться. Полеты были разные. Начали летать строем. Внешнюю подвеску осваивали. Горную подготовку проводили. Приятно было сознавать, что ты летчик. Все они знали, что делают свою работу и старались делать ее профессионально. В Афганистан собирались. Это был 1987-ой год. Как раз перед выводом наших войск из Афганистана предполагали отправить туда одну их эскадрилью МИ-26. Тогда Артур был еще правым летчиком.

Полеты, летно-тактические учения.... Но, как это нередко бывает в армии, все-таки затянули с подготовкой. В 1987 году вот-вот должен был начаться вывод из Афганистана, и все отменили. И, слава Богу, что не пошли.

Вообще, в транспортной авиации очень медленно идет карьерный рост офицеров. Летчики опытные, первый класс почти у всех. Летали практически до предельного возраста, никто не уходил раньше, как это часто бывает сейчас. Служили до упора, поэтому попасть на должность командира экипажа было сложно. Так что тянуть лямочку приходилось о-е-ей. Старались и на класс налетать, и выполнить все программы. Днем в сложных метеоусловиях летали в составе эскадрильи. Это большое достижение. Кто знает, тот поймет, что это такое. Ночью в простых метеоусловиях отлетали. Но вот ночные сложные метеоусловия не успели отработать, тут как раз начался развал Советского Союза.

Конечно, жизнь там была нелегкой. В эти шесть с половиной лет – с 1986-го по 92-й год, которые пробыли там, как раз и случился развал Союза. К тому времени Артур уже был женат.

Условия быта, окружающая обстановка не давали возможности для спокойной жизни, тем более – для службы. Кто-то жил с семьей, кто-то оправлял своих близких на «большую землю» – домой, на родину, потому что в домах не было света, потряхивало – землетрясения напоминали, что живут в горах. Все это представляло опасность для жизни. К тому же начались боевые действия. Так что жен пришлось отправить в Союз, а сами оставались в Грузии. Там в то время шла война в Закавказье. Это азербайджанско-армянский конфликт в Нагорном Карабахе и не только. Это еще и Абхазская война между Грузией и Абхазией. Грузины, с которыми прежде жили очень дружно, кричали им вслед: – Вон из Грузии!

Случались провокации. В те дни могли подъехать и расстрелять обойму по пропускному пункту. Был задействован танковый полк, так как случались нападения со стороны Грузии. Были попытки захватить технику. Об этой войне мало кто знает, но она была. Много сослуживцев Артура погибли на той закавказской войне. Вот и получилось, что они в Телави с женой и не пожили, потому что началась эта война.

Даже сегодня, по прошествии нескольких лет, Артур Николаевич не может спокойно вспоминать о том, что случилось однажды с ним и его экипажем.

Прилетели на склады в Азербайджан, в населенный пункт Дальмамедлы, что под Кировобадом. Предстояло выполнение поставленной задачи, но оказалось, что склады уже захвачены боевиками. В складах хранилось вооружение, и после развала Советского Союза, это 1992-й год, они считали себя самостоятельным государством, а все, что находилось на их территории, своей собственностью. В том числе и вооружение, находящееся в складах. Летчиков об этом никто не предупредил, они просто шли выполнять поставленную задачу. Когда приземлились, оказались в руках боевиков. Их арестовали, потребовали перегнать вертолет в Баку.

Наверное, на жизненном пути каждого человека хоть один раз встает этот вопрос – быть или не быть. Кем быть? Колебаний у Артура в тот момент не было. Он давал присягу Советскому Союзу как командир экипажа.

Начались мучительные часы пребывания в заложниках. Находились в складах, от вертолета, естественно, были отлучены, держали их в помещении… Что переживал, находясь в заключении? Смотришь, все там свободны, а здесь от тебя ничего не зависит. Все что хотят с тобой могут сделать. Тоскливое состояние. Тем более, что сначала были уговоры, потом пошли угрозы.

В это время в части уже знали, что их захватили, потому что в течение двух суток вертолет не вернулся. Подняли поисково-спасательную команду. Увидели, где стоит вертолет, поняли, что произошел захват. Пригнали множество техники, солдат, окружили склады и демонстрировали боевикам силу. Вот когда Артур по-настоящему понял, что кроется за выражением: «Находиться между молотом и наковальней».

С одной стороны боевики, которые приставляют ствол автомата к твоей шее, и против танка идешь, а с другой стороны наши на танках. Танк стреляет, боевик упал. Поднимаешь его, и думаешь – свои что ли бы застрелили!

На выручку прилетели вертолеты. На выручку – это так говорится. С воздуха стреляют. Танки идут. Демонстрация силы. Боевики угрожали:

 – Твои прилетели – все, берегитесь! Если у нас кого-то убьют, мы будем так же – одного к одному…

Вертолетчики демонстрировали силу с воздуха, боевики наступали внутрь складов на захват. Сыпались грозы:

 – За каждого убитого у вас тоже будет убитый…

После первого дня плена, на второй день прошли атаки. Ничего не захватили, не отобрали у боевиков. Все остались при своих, единственное, был убит один боевик, другой ранен. Артуру сказали: 

– Считай, что ты уже не жилец, ведь был договор один за одного. Ты пойдешь первым, потому что командир. Умрет раненый твой, второй пилот пойдет, а потом по очереди будем смотреть…

Ночь. Экипаж из складов вывозят под Степанокерт, в город Агдам, на автобусе с закрытыми окнами. Вероятно, боялись ночного захвата, вывезли экипаж и военнослужащих, до этого захваченных на складах. Были там и работники складов. они были первыми были, а они уже потом. Всю группу, человек десять, вывезли в Агдам, и там вдосталь поиздевались. Особенно над нашим героем.

Этот сильный волевой человек вздыхает, прежде чем продолжить рассказ о тех днях. Бить, конечно, не били. Морально пытались уничтожить. Если тебе говорят, что сегодня в обед тебя расстреляют, понятно, что ты сидишь и ждешь этого обеда…

Приходят, клацают затворами автомата, вызывают:

 – Артур, выходи!

Выходит и не знает, куда его поведут. Или к стенке ставить или еще хуже. 

Держали в заброшенной в школе. Второй этаж. Внизу сидит боевик, борода длинная. Натуральный душман. Пистолет на столе. На ломаном русском языке начинает свои проповеди – мол, морально поступил неправильно, надо было улетать в Баку, тогда бы отпустили. Но он, офицер, принимавший присягу, не мог выполнить их требования. Ни в коем случае! Какие тут могут быть разговоры? Никакие требования с их стороны Артур выполнять не собирался. Даже под угрозой смерти или силового воздействия.

А потом когда эти события произошли, когда у них убили одного боевика, это их еще больше разозлило. Его хотели убить, ведь он их видел в лицо. Но почему-то команду не давали. Приходили в кабинет, показывают фотографию убитого. Давали понять, что тот, герой, а он… Дескать, из-за него все это, и он должен поплатиться. Пистолет в лицо там же в кабинете, трясущимися руками:

 – Я тебя сейчас убью…

Потом боевик успокаивался, отпускал. Опять ожидание, что будет дальше? И так по несколько раз в день….

В Агдаме пробыли два дня, и уже были мысли, что лучше бы расстреляли – глядя ему в лицо или сзади получив пулю. Думалось даже о том, чтобы дали возможность самому застрелиться. Размышлял, как лучше организовать столь важный момент, как его собственный расстрел. Решил, что напишет письмо, и перед тем, как его будут выводить, попросит пять минут – позволят все-таки и отдаст кому-нибудь из экипажа или из захваченных письмо. Всех вряд расстреляют, кто-нибудь да останется. Может быть, письмо все-таки дойдет. Такими мыслями был занят, находясь в плету у боевиков. В общем, ситуация была накаленной. В конце концов вышли на уровень министров обороны. Приехал Министр обороны на эти переговоры по этим складам – азербайджанец, и заместитель Министра обороны генерал-полковник Иванов, начальник тыла Вооруженных сил. На переговорах как уж договорились – решили их отпустить. Переговоры шли тяжело, Артур сам слышал, как ругались. Сидят представители обеих сторон, разбираются что и как. Били, или не били? Расспрашивали их при передаче, а потом между ними такая перепалка начиналась, что было не по себе. Бросались словами:

– Мы тут ваш Кировобад сравняем с землей!

Те в ответ:

– Мы ваши семьи порежем…

В конце концов договорились, что пленников отпустят. И вот четвертый день – их действительно отпускают. Сажают в автобус, увозят в Кировобад, потом перелет на вертолете… Это был апрель. 20 апреля 1992 года они прилетели, а 24-го апреля их освободили. Конечно, было радостно, ведь уже было ощущение, что оттуда никогда не вырваться. Даже когда их уже освободили, и они ехали на автобусе, подумалось:

– Вот сейчас где-нибудь остановятся, выведут и до свидания, прощай! Кто знает, решили одно, а сделают по-другому. Ночь, нож воткнут в спину…

Как держат ли слово на востоке? Когда уезжали, боевики хлопали нашего героя по плечу:

 – Молодец, ты смелый человек, не испугался!

А наш герой в тот момент подумал:

– Еще как испугался, просто удовольствия решил им не доставлять. Ну а дальше…

Уже намечался вывод войск из Грузии. В декабре 1992 года полк начал перебазировку в Самарскую область, в Кинель-Черкассы. Сначала отправляли наземную технику. Автомобили увозили самолетами. В последнюю очередь уходили сами. Артур запомнил эту дату – пятое декабря. Вертолетчики оставили экипажи, которые должны были поднять оставшиеся борты и перегнать их в Россию. К тому времени остались три вертолета МИ-26. Один из них гнал сам Шелешков. И «восьмерок» – вертолетов МИ-8, было около восьми. Это все, что к тому времени не успели под любым предлогом убрать из Грузии. Грузины тоже претендовали на эти вертолеты. И оружие не отдавали. Завладевали хитрыми путями – договорными. Оставили им МИ-8, МИ-24. Остальную технику угнали. Когда уже перелетели через большой Кавказский хребет, почувствовали – Родина! В воздухе праздновали этот перелет через границу. Улетали на своих вертолетах: три МИ-26, восемь восьмерок. Взлетели одновременно в Телави и пошли через Рокский перевал к Владикавказу – садились там. Перелетая границу, чувств своих не скрывали. Поздравляли друг друга, радовались. Передать словами это почти невозможно.

Перелетели сюда, в Кинель-Черкассы, но приземлились только в феврале, потому что перелет был длительным – то погоды не было, то топлива. Долго сидели в Моздоке, потом следующий был Волгоград, посадка, там тоже долго пришлось посидеть. Потом в Саратове приземлялись на дозаправку топлива. Погода порой подводила. И только третьего февраля на Самарской земле появился первый МИ-26. Где он сейчас? Или на отдыхе, или, может быть, на заводе, в ремонте? А может быть, работает в качестве военного транспорта? Вертолеты для пилотов как близкие друзья, разъехавшиеся по большой стране. И все-таки есть на Волжской земле место, где пока, кажется, еще можно увидеть этих красивых машин, похожих на гигантских стрекоз.

 Кинель-Черкассы. Туда после военных баталий ехали жить офицеры со своими семьями.. Отстраивали все по-новому, потому что жилья не было, к услугам только казарма. Там и жили. Жена приехала, сына привезла. Казармы разделили на комнаты листами ДСП. Соседи в курсе их семейных дел, они в свою очередь вынуждены иметь информацию о них. Видеть не видели, но знали все друг о друге. Все свободные помещения были разделены таким образом. И практически сразу приступили к полетам, командировки пошли и параллельно устраивали быт и несли службу. Так с 93-го года дошли до 94-го года, до декабря, когда по тревоге были подняты опять те же МИ-26.

Артур одним из первых пошел в Чечню. В декабре 1994 года. 17 декабря взлетели отсюда и работали там – как раз первая чеченская компания была. На новый год наших два полка там положили. У него тогда дома оставались жена и сын Евгений.

Эту первую чеченскую компанию провели благополучно. 45 суток понадобилось. Тяжелейшие метеоусловия. Зима, палатки, грязь… Палатки стояли на аэродроме, и они находились там же. Нет погоды – летчики находятся в палатке. Буржуйку поставили, возле нее грелись. Унылый быт. Запойный. Пришел на аэродром, погоды нет – сидят на земле. Раз, чуть поднялась облачность – о! Сто на один – сто метров нижний край и видимость один километр – это там считалось простыми метеоусловиями. В нормальной ситуации они считаются чрезвычайно сложными. Вот только сто на один – все, поперли. Двадцать четверки по своим работать объектам на перевозку. Другие – по своим делам.

Какие бойцы чеченцы? Он с ними не сталкивался. Один раз вез двух захваченных боевиков, пацанву, как он их называет. Их поймали, попутно посадили к ним на вертолет. Они в наручниках, на голове надеты майки. Ни лиц, ни возраст не определить.

Первая чеченская компания она жестока в моральном плане, что живых везешь в одну сторону, оттуда забираешь «двухсотых» – убитых. Целый день на это уходил – туда летишь с живыми, назад возвращаешься с трупами и ранеными… Эта работа была самой тяжелой, потому что страдала душа. И раненые были такие, что даже глядеть на них было страшно. Штыковые ранения – это ужас, свидетельствует боевой офицер. Особенно доставалось морской пехоте. Когда ее впервые прислали, Артур не только понял, но и ощутил, что такое цена человеческой жизни. Утром везут на линию фронта морпехов. Почему он к морпехам привязался. У них на рукаве нашивки и по этому их можно было отличить. А так общие войска – не разберешь, просто камуфлированные все. Нашивочки черные, якоря… красные. Очень не любили чеченцы морскую пехоту, боялись. Жесткие люди они, неуступчивые. Не зря морскую пехоту назвали черной смертью.

В первую чеченскую кампанию мальчишек же полно было. Кто год прослужил, кто полгода прослужил – неподготовленные шли в бой. У него самого был случай – сидит мальчишка, не верит, что летят в Грозный. Из Мурманска. Их по тревоге подняли и в самолет по тревоге, привезли в Моздок. В тот же день их в вертолеты и на линию фронта. Вот он сидит и сам себе не верит. Спрашивает по-детски:

– Правда, что в Грозный летим?

Запомнился ему тот парнишка. И цена его жизни была – день. Утром ребят отвезли, вечером смотрит по нашивкам – назад забирают уже тела этих морских пехотинцев… Мясорубка там была ужасающей. Это не обыватель говорит – свидетельствует боевой офицер.

Очень жесткие условия – такие, что и задачу надо выполнять, и людей постараться спасти. На грани возможностей, на предельно малой высоте работали. Как вспоминает, зима, снег, летишь – и вдруг разом пропала видимость. Надо быстро уходить вверх, потому что горы кругом. Еще не успел ничего сделать – только подумал об этом, вдруг снова проявляется видимость. И вот так ползешь-ползешь со всей осторожностью, практически наощупь, чтобы только доставить боеприпасы до линии фронта. Они были необходимы одной стороне, чтобы дать отпор другой – противнику. Чтобы убивать… Но что было делать – приказы надо было выполнять. Хотя, конечно, очень уж жестокое это время войны между людьми. Да и нас – вертолетчиков, которые погибли, – было очень много. Причем нередко гибли, можно сказать, по своей вине, а совсем не из-за обстрелов. И не потому, что недостаточно были подготовлены профессионально. Просто летать в таких сложных метеоусловиях, причем в горах, их никогда никто не готовил. Учиться всем приходилось в ходе операций. По сути шло самообучение, а отработки во время учебных полетов, как обычно должно было происходить в нормальной обстановке, не было… Да и в тех условиях никто никогда и не разрешил бы такого, на это просто не было времени. Война есть война, что делать. Много парней там полегло только потому, что не справились с этими условиями. Вот экипажи и гибли, и сейчас лежат там, на горных хребтах, их косточки. Ну, конечно, и боевых потерь, когда сбивали вертолеты, было немало.

Это была первая Чеченская кампания. Январь 1995-го года. В феврале первая замена Ее ожидание казалось таким долгим! На их место пришли однополчане, а они поехали отдыхать. Радовались, что остались живыми. Ехали к семьям. Но через год, в январе 1996-го, только успели старый Новый год встретить, как опять в Чечню – 16 января чистит зубы, готовится к службе, приходит в часть, а ему говорят:

– Собирай манатки – летишь в Чечню!

Пришел домой, собрал вещи и вечером того же дня уже работал на вертолете, выполнял поставленную задачу. Насколько скоротечны тогда были замены, можно судить даже по таким вот мелочам – утром дома чистят зубы, а уже вечером самолеты их одним махом перевозят в Моздок, где они тут же получают вертолеты и начинают работать.

В первую Чеченскую компанию он второй раз попал на выполнение этих задач. А когда в 1999-ом началась вторая Чеченская война, он в нее участвовать пошел… Новый год прошел – двухтысячный, и десятого января все они пошли в Чечню. Единственная разница, что в этот раз добирались на войну на поезде, на электричке, то есть самостоятельно. Смешно сказать, едут на войну. До Оренбурга так и добирались на паровозе … Потом, правда, в Оренбурге их погрузили на Ил-76. Да что до Оренбурга! Была группа, которая до Грозного ехала на поезде. Вот так и поехали на войну – прокатимся, мол, ребятушки, повоевать…

Разноликая война сходна в одном. В жестокости. В 2000 году группа Шелешкова работала с 10 января до 27 апреля. Практически четыре месяца. Вертолетчики возили десантников по горам, по боевым точкам. Как раз в то время шестая рота погибла при них. Псковская. Эта одна рота сдержала натиск 2000 боевиков… Не повезло им – защищали высоту и попали в такую мясорубку… Настоящие герои, вначале отбивались сами, а потом уже, когда не справлялись даже стрелять – боевики все ползли, ползли и ползли – вызвали огонь на себя. Тела этих псковских десантников – их там «намолотили» целую роту, вертолетчики как раз и вывозили. Очень тяжелое зрелище. Кровавое! Ведь боевики – им же мало было убить, им же надо еще и поиздеваться – всех раненых ребят, да и убитых, наверное, тоже топорами порубили. Какой ужас пережили эти молодые ребята! Какая трагедия!

И у самого Артура Николаевича в этой чеченской компании был один чрезвычайно неприятный момент. Прилетели они на артиллерийские склады, а их почему-то не предупредили о запуске ракет с так называемой точки «У». Каждая ракета  две тонны весит, и получилось так, что они, не зная, что у них идут стрельбы, над ней – над «У» – зависли. Место искали, где приземлиться. И вот с «У» из-под вертолета – с расстояния всего каких-то метров десяти – вылетела ракета. Ракета две тонны, да десять тонн топлива на борту – это было бы, наверное, нечто сравнимое с ядерным взрывом. Им просто повезло – ракета вышла из-под них. Артур после посадки подбежал, тут же их начальника этого нашел, чуть не убил его – так был зол:

– Ну, как так можно стрелять? – кричат ему.

А он в ответ:

– Мы ничего не могли сделать, цикл идет. Нажали на кнопку, и автоматика пошла работать, остановить уже не могли…

Так, по крайней мере, ему объяснили. Что получилось, то получилось. Потом с Невзоровым, известным в ту пору корреспондентом центрального телевидения, который вел тогда передачу «600 секунд», летели как-то, и возникла такая ситуация, что забрать его забрал, но только уже под вечер. В Толстоь Юрте – есть такой населенный пункт, в нем еще позже Масхадова взяли. Ну, Невзоров садится к ним на борт, а у него топливо ограничено. Взлетели, пошли на Моздок, а аэродром накрыло плотной пеленой тумана – так в тумане и садились.

Долетели благополучно, но очень уж трудно было идти в такой густой облачности. Это только представить – летят. На запасную идти не могут по топливу, хватает только до Моздока. Перед ними высоковольтная линия. Столбы стоят. Он ее пролетать, и раз – в облака попадает. Раз, два, три, четыре, пять… Вроде пролетели, снова пошли вниз, к земле, хотя этого категорически делать нельзя. Невзоров, кажется, ничего не понял. Вышел и ушел. Он во время всего полета находился в грузовой кабине и даже не догадывался, какие сложности возникли во время полета. Видимость была триста метров, нижний край около пятнадцати метров. Тяжело пришлось, майки стали мокрыми. Напряженный полет получился. Потом на аэродром вышли. Похоже, не зря их учили в свое время опытные инструкторы.

Он подполковник, молодой человек. Стремился к этому или само собой получилось? Ну, конечно, кто не мечтает сделать карьеру. Другое дело, что не попал он в Академию. Если бы пошел, может быть и звание было бы более высокое. Так для себя решил – был бы Советский Союз, пошел бы в Академию. А после развала … Перегорело. Подумал, да ладно. Вот у нас карьерный рост – без Академии можно до заместителя командира полка вырасти, поэтому и решил обойти это учебное заведения. Может быть и приятно слышать обращение товарищ генерал, но не каждому судьба дает стать генералом. У каждого генерала есть сын, который хочет стать генералом. Или как минимум, полковником. На всех генералов не хватит, но стремиться к этому естественно надо. Военный должен стремиться к карьерному росту, чтобы иметь больше возможностей реализовать себя. И не только для того, чтобы звезды на погонах считали. Это еще и более высокий профессионализм.

Всех людей предпенсионного возраста – мы уже не нужны, хотя он не списанный летчик до сих пор и еще мог бы послужить и мог бы. Кроме этого ничего не имею, это моя профессия и поэтому что уж дергаться. 44 года. Кто сказал – президент, министр обороны, которые приняли решение о крупномасштабном сокращении всех офицеров предпенсионного возраста, как у него самого.

– Мы уже не нужны, с горечью констатирует этот еще молодой человек, полный сил и желания служить отечеству. Он до сих пор несписанный со службы летчик. Еще мог бы послужить – и хочет служить. Ничего другого не умеет, военное дело – его профессия. Единственная, потому что любимая. Изменять ей офицер не может.

– До чего Россия дошла! – сокрушается опытный летчик. И в этом, наверное, стоит с ним согласиться. Страна унижает себя, заставляя офицера тяпать в огороде картошку. Только ли потому он это делает, что это его хобби? Большинство из них скажут

– А куда деваться? Это после войны, когда каждый наступающий день мог стать последним!

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться: