С волками жить — по-волчьи выть

Малсин беспокойно расхаживал по своей квартире, переходил от окна к окну, глядел вниз на оживленную керченскую улицу, ища глазами маленькую фигуру жены, которая должна была вот-вот возвратиться домой. Его десятилетний сын склонился над тетрадками, разложенными на письменном столе.

— Мама скоро придет Она сказала, что зайдет еще в магазин, — сказал он, видя, как нервничает отец.

Малсин кивнул головой и резко опустился в кресло. В деле Моисеева наметился сдвиг. Он был доволен. В это время за дверью послышались шаги.

— Мама пришла!

Галина Ивановна закрыла дверь и поставила на пол тяжелую сумку. Она справилась о делах сына в школе и прошла на кухню. Малсин последовал за ней.

— Ты не представляешь, как я рад, что у меня, наконец, с Моисеевым не будет никаких проблем. Сегодня он вернулся в Керчь и его уже арестовали.

— Я не желаю ничего знать об этом. Мы же договорились не обсуждать дома этот вопрос. Я не хочу слышать о Моисееве!

Галина Ивановна выбежала из кухни.

Несмотря на лето, в камере было довольно холодно. Высоко в стене, почти под потолком, в крошечное окно можно было увидеть кусочек ярко-голубого неба. Оно простиралось над тюрьмой, над Симферополем и дальше, над необъятными просторами полей, над холмами с буйной растительностью и, наконец, над благоухающими виноградниками Молдавии.

Иван часами смотрел на этот голубой кусочек неба. Наконец, он отвел глаза и попытался сосредоточиться на молитве. Его охватило чувство невесомости, освобождения от телесной оболочки. Казалось, реальная жизнь прекратилась и он находился здесь в каком-то подвешенном состоянии, неспособный ощущать реальность событий, происходящих вокруг него. Может быть, предчувствие смерти было плодом его воображения?

Вообще-то он больше боялся не смерти, а возможности отречься от Бога, от Божественной любви, которая так часто словно наполняла его тело теплотой, дающей силы к жизни. Он не представлял себе, что можно сделать с человеком за закрытыми дверями специальных камер, чтобы заставить его публично отречься от своих взглядов.

Ему казалось, что нечто похожее на тень медленно перемещалось по камере. Было невозможно избавиться от одной мучительной мысли, которая тысячу раз приходила к нему в различных формах: в конечном итоге его смерть ни к чему не приведет. Иван снова почувствовал невыносимую муку и зашагал по камере. Мысль об уходе из жизни терзала его. Когда-то будущее представлялось ему полным доброты и милосердия на протяжении всей жизни. Образы его семьи, дома, друзей возникали перед ним. Он подумал о невесте, которой у него никогда не будет.

— Я схожу с ума! — говорил он сам себе. Ему твердили не раз, что религия приводит к безумию. В отчаянии Иван сосредоточился на Священном Писании.

— Спаси меня, о Боже! Ибо воды добрались до моей души. Меня глубоко затянуло в болото и нет точки опоры. Я попал на глубину и поток захлестывает меня. Я устал плакать; в горле пересохло; я теряю зрение, ожидая своего Бога. Тех, кто меня ненавидит больше, чем волос у меня на голове. Те, кто хочет уничтожить меня, очень сильны. О, Боже! Только Ты знаешь мои слабости, я не прятал от тебя свои ошибки. Пусть на тех, кто ждет Тебя, не падет позор из-за меня, о Господь Бог верующих. Пусть те, кто ищет Тебя, не будут унижены из-за меня, о Господь Бог Израиля!

Перед ним внезапно возникло лицо Прохорова, сержанта из Армении. Он опять увидел ту прекрасную улыбку, с которой он встретил Ивана, возвратившегося с уборки урожая. Сержант уверовал и эта мысль облегчала боль Ивана. Он тихо сидел на металлической койке в камере. Он весь съежился, думая о предстоящих испытаниях, но неужели Бог не останется верен себе?

— Будь стойким, будь стойким, — твердил он вслух себе. — Следуй вперед по команде Христа.

Военный прокурор в Симферополе собрал те же нелепые обвинения, которые Иван слышал до этого мною раз от политработников в Керчи. По ст. 142 его обвиняли в нарушении Закона, который заключался в том, что он был членом незарегистрированной баптистской организации в Молдавии. В самой Керчи он тоже посещал нелегальные собрания. Согласно ст. 190, § 1 Уголовного кодекса его обвиняли в распространении литературы, содержащей якобы клевету на советское государство. В качестве вещественного доказательства не в его пользу было предъявлено и письмо, написанное им родителям, в котором Иван говорил о том, что страдает во имя Христа.

Судебный исполнитель взял небольшой документ и зачитал несколько строк: «Свободное отправление религиозных обрядов гарантируется до тех пор, пока они не нарушают общественный порядок и не посягают на права граждан советской республики». Он окинул Ивана неторопливым взглядом и продолжил:

— Неоднократно, товарищ Моисеев, вы посягали на права своих товарищей — солдат вашего отделения и роты, а также других подразделений, с которыми вы контактировали. Ваше постоянное соблюдение молитв и проповедей является невыносимым для тех, кто окружает вас. Вам неоднократно приказывали не беспокоить других, но вы не подчинялись. Сегодня вам предоставляется еще одна возможность принять решение суда, признаться в своей антисоветской деятельности и публично сознаться в ошибочности своих взглядов. В вашем распоряжении три дня на обдумывание.

Из Симферополя на три дня его снова отправили в Керчь. Опять возобновились допросы. Если он не уступит, — размышлял Малсин, — то будет отправлен для беседы в политуправление Одесского округа, прежде чем вернется в Симферополь для окончательного решения». Его мало беспокоило, на какой стадии Моисеев сломается, но то, что это произойдет, он не сомневался.

Действительно, было так много переездов, слушаний, что он утратил чувство времени. Он был голоден, его оскорбляли охранники, за последние две недели он нормально не спал. Во время одной из бесед он сказал:

— Я никогда не докучал другим проповедованием своих взглядов. Но когда к этому проявляли интерес, я рассказывал о любви Бога и Его заботе обо мне и о всех тех, кто любит Его. Я не считаю за преступление дать голодному хлеб. Многое из того, что случилось со мной и с другими — чудо! В ваши дни многие говорят, что Бога нет, однако Он творит чудеса, потому что любит всех людей и хочет, чтобы все люди были спасены. Единственным религиозным обрядом, который я соблюдал на базе, была молитва. А какой закон запрещает советским гражданам молиться? Вы говорите, чтобы я молчал о своей вере, но любовь Бога нельзя скрыть. Я не прошу о милосердии, ибо милосердие исходит от Бога. Я с радостью сяду в тюрьму. Мне говорили, что меня осудят на 7 лет. Еще одна отсрочка чтобы я пересмотрел свои взгляды, бесполезна. Я не могу отречься от Бога, который дал мне так много счастья. Я могу только воздать Ему хвалу.

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться: