Человек предполагает, а Бог располагает

Конец зимы был нетипичным для Керчи. По утрам все еще лениво кружился легкий снежок, но днем все больше пригревало солнышко. Замполит предупредил Ивана, чтобы он ничего не говорил о своем пребывании в Свердловске. У него не было ни минуты свободного времени, потому что ему необходимо было догнать свое подразделение по военно-политической подготовке. К тому же он был назначен личным шофером подполковника Малсина, который мог вызвать его в любую минуту. Время от времени, когда Иван сидел в классе с другими солдатами, его мир, полный суеты и торопливости, казалось, замедлял свое движение и мгновенно становился гармоничным и спокойным.

Один только раз ему удалось поговорить с Сергеем об ужасах Свердловска. Подбадривая друг друга, они перекинулись несколькими цитатами из Библии и вскоре расстались.

С приходом весны Иван стал замечать, что происходит нечто невероятное. Даже в те дни, когда он не мог найти время для молитвы, он испытывал растущее в нем чувство всепоглощающего присутствия Бога. Внутри его полыхала, как свеча возле иконы, любовь. Он был сильно удивлен, что никакой порыв несправедливости извне не вызывал колебаний ее пламени. Даже сегодня, торопясь на вечернюю лекцию по научному атеизму, он не чувствовал неприязни. Он устал, его мышцы болели. Но хвала Богу била ключом в его сердце.

Не было необходимости спешить. Солдаты столпились в углу классной комнаты. Иван сел и положил голову на крышку стола. Его сосед, Владимир Альбу, заметил его и не удивился, что Иван может спать в таком шуме. Настенные часы показывали, что время занятий уже давно наступило, а преподавателя все еще не было. Вдруг Владимира осенила идея:

— Давайте проведем собственную лекцию! Наш товарищ, Иван Моисеев, настроен против научных теорий. Однако до сих пор мы не слышали четкого объяснения его позиции. Пусть расскажет нам, за что он любит своего Бога.

Перед началом занятий Иван молился. И сейчас, ощущая внутренний подъем, он согласился. В классе воцарилось напряжение. Иван был рад, что у него появилась возможность проповедовать.

— Мой Бог, — начал он, — всемогущий и всесильный...

— Если твой Бог всесильный и все может, докажи это!

Одобрительный шепот послышался со всех сторон комнаты. Особенность поведения Ивана пробудила в умах многих вопросы, которые не давали им покоя.

— Если твой Бог все может, — сказал сержант, стоящий рядом, — пусть он сделает так, чтобы меня завтра отпустили домой. Тогда я поверю в него!

— Верно, — воскликнул Владимир. — Это будет по научному! Черное или белое. Да или нет.

— Да, Иван, я слушал тебя! До сих пор все, что ты рассказывал, было, как сказка. Но если твой Бог даст Прохорову возможность уехать домой на побывку, мы поверим, что есть Бог в небе.

Глядя на возбужденных солдат, Иван в душе истово молился.

Неожиданно он вспомнил разговор между Ваалом и пророком Илией из Ветхого Завета и ему на ум пришли слова: «Скажи им, что я сделаю это».

Все взоры были устремлены на Ивана в ожидании его ответа. В его голосе звучала твердая уверенность. Повернувшись к сержанту, он говорил четко с тем, чтобы каждый мог легко услышать его ответ.

— Господь говорит, что завтра ты поедешь домой. А теперь делай то, что я скажу. Выброси сигарету.

Сержант послушался.

— А теперь вынь всю пачку из кармана.

В недоумении пожав плечами, Прохоров вытащил пачку сигарет. Поднявшись из-за стола, он медленно пошел к урне. Казалось, в воздухе, как туман, повисло молчание. В конце концов, оно была нарушено появлением запыхавшегося офицера. Вечернее занятие началось.

Только после того, как выключили свет, Иван продолжил разговор с сержантом. Он лежал без сна на своей койке и смотрел в окно на мерцание звезд. Уверенность, прозвучавшая в ответе Ивана, заставила его задуматься.

Весь вечер он не мог думать ни о чем другом.

— Нам о многом нужно поговорить, — сказал Иван шепотом. Прохоров приподнялся на локте, набросив на плечо одеяло.

— Почему ты не спишь, Моисеев? Иван улыбнулся:

— Потому что мне многое нужно сказать тебе. Так как завтра ты станешь верующим, я должен тебе многое сказать.

Прохоров нервно покосился в темноте на Ивана. Он вспомнил, как Моисеев простоял всю ночь в декабре на морозе. Поэтому он удивился, что Иван присел на краю его койки, закутавшись в одеяло.

— Ты сказал, что станешь верующим, если завтра утром Господь даст тебе отпуск?

— Конечно. Многие сказали, что поверят.

— Но ведь именно для тебя, Петя, Господь собирается совершить это чудо. Я должен рассказать тебе о том, чему учит Библия.

Несмотря на чувство беспокойства, Прохоров сильно заинтересовался тем, о чем рассказывал Моисеев. Никогда раньше он не слышал, чтобы об этом говорили с таким абсолютным убеждением. Учение Библии было немыслимо далеко от тех непонятных икон, которые он видел в музеях, и от тех странных рассказов, которые он слышал о христианских писаниях. Возможно ли, чтобы та пустота внутри него, которую он с давних пор считал обычным человеческим состоянием, была предназначена быть заполненной Богом, как говорил Моисеев?

— В вашем городе есть молитвенный дом? Сержанта удивил вопрос.

— Ты имеешь в виду для старух? Не знаю.

— Туда ходят не только старухи. Много молодежи. Они смогут помочь тебе. Я могу узнать для тебя имена нескольких верующих в твоем городе, но для этого потребуется время. Братья в Керчи будут знать.

— А что, в Керчи есть люди, которые верят так же, как ты? И в моем городе тоже?

Иван вдруг усмехнулся.

— Конечно! И ты принесешь им радость, когда расскажешь, что Господь сделал для тебя. Они воздадут Ему такую хвалу! Как они примут тебя!

Прохорову стало не по себе.

— На собрании верующих будут люди, у которых есть Библии. По крайней мере, у пастора — обязательно. Со временем кто-то даст тебе почитать Священное

Писание и скажет, с чего начать. К сожалению, у меня нет Библии, чтобы дать тебе. Пока что ты должен верить в правдивость того, что я тебе говорю. Я хочу рассказать тебе все, что могу, о том, о чем говорит Библия. Нам нужно обсудить, что такое мир, человек, грех, в чем заключается план Господа во имя спасения человека. По мере того, как проходила ночь, тихий монолог превращался в диалог. За два часа до подъема они закончили беседу.

— Пожалуй, я уже не смогу заснуть, — сказал Прохоров. — Спасибо тебе, Ваня. Скоро утро.

При звуке горна Иван мгновенно проснулся с чувством трепетного ожидания. Это должен быть чудесный день. На этот раз он с нетерпением ждал сурового испытания, которым раньше был утренний марш-бросок. Возможно, ему удастся встретить Сергея и рассказать ему о Прохорове и о том, что пообещал сделать для него Господь. Но неожиданно Ивана вызвали.

Ночью в часть не был доставлен хлеб, поэтому Ивану нужно было отправиться в Керчь и привезти хлеб для завтрака. Иван забрался в кабину маленького грузовика и, напевая песню, повернул ключ в замке зажигания.

Когда спустя час он вернулся в часть, то обратил внимание на оживление возле гаражей, где обычно стояли грузовики. Он выбрался из кабины грузовика и побежал к толпе солдат, чтобы поинтересоваться, что там произошло. Это были ребята из его отделения. Возбужденный крик прорезал воздух.

— Ваня! Прохоров уехал в отпуск! Мы ждем, чтобы сказать тебе об этом!

Все окружили Ивана. Володя пробрался вперед и схватил Ивана за руку.

— Услышав на улице шум, несколько офицеров выбежали на улицу. Мы рассказали им о том, что произошло вчера вечером на политзанятиях. Видел бы ты их лица, когда мы сказали им, что все обернулось так, как ты сказал, Ваня! Майор Гиденко вышел, чтобы узнать, что происходит, а когда услышал в чем дело, послал нескольких солдат к поезду, чтобы вернуть Прохорова. Однако они увидали только хвост уходящего поезда. Прохоров уехал!

Майор Гиденко испытал мимолетное раздражение, наблюдая в бинокль из своего окна сцену возвращения Моисеева на базу. Он хорошо сделал, что приказал сразу же доставить Моисеева к нему. С удовлетворением он наблюдал, как Ивана отозвали от возбужденной толпы, а солдаты разошлись по своим местам. Гиденко полагал, что после Свердловска Моисеев успокоится. Он послал донесение в Симферополь, так как дело Моисеева было под контролем. Но вот опять прокол — Моисеев приобретал популярность в своем подразделении. Он стал известной личностью и хорошим солдатом; сослуживцы интересовались им и его баптистскими взглядами. В нем было что-то совершенно необъяснимое. Подполковник Малсин поручил майору докопаться до сути дела или обеспечить перевод Моисеева в другое подразделение, где его не знали.

В нынешнюю ситуацию было вовлечено нечто гораздо большее, чем казалось на первый взгляд. «Наверняка, — думал майор, — у Моисеева были связи в Одессе, раз он узнал об отпуске Прохорова». Гиденко был подавлен. Для разрешения возникших трудностей было необходимо время. Кроме того, у майора уже не было уверенности в том, что проблема с Моисеевым будет легко решена. Вопрос с Прохоровым был совсем другого рода. Он всегда был политически здравомыслящим. Какой-то смутьян придумал историю, якобы Прохоров заявил, что станет верующим. Это можно будет выяснить, когда Прохоров вернется.

Плохо, что сам командир полка Малсин вникает в это дело. Ведь в части было достаточно политработников, которые могли бы справиться с десятком таких, как Моисеев. Но Малсин был особо чувствителен к вопросам, касающимся религии. Гиденко поднялся и отдал честь, когда Малсин, человек маленького роста, вошел в комнату. К сожалению, Малсин не доверял подобные вопросы другим.

— Если бы не его популярность среди солдат, я мог бы сделать, чтобы о нем позаботились. — Слова Малсина, произнесенные резким голосом, звучали обвиняюще и предназначались Гиденко.— С одной стороны, он — отличный шофер, поверь мне, я внимательно слежу за ним..

Всегда трезв и исполнителен, машина в отличном состоянии, а служит всего шесть или семь месяцев.

«Долго, — думал Гиденко,— ведь за это время он успел уже бросить вызов руководству части».

— Я видел до этого, как действуют баптисты. Они упрямы и хитры, — продолжал Малсин. И скрытны, но в службе прилежны и старательны. Они знают о законах нашей страны (или думают, что знают) больше, чем все вы, политработники, вместе взятые.

— Формально, в соответствии с законом, Моисеев не совершил ничего криминального, —ответил Гиденко.— Несомненно, он знает об этом.

Гиденко открыл окно своего кабинета, чтобы впустить немного свежего морского воздуха. Весна была прекрасна в Керчи, — она приходила рано и продолжалась долго. Он сделал глубокий вдох. Ему хотелось, чтобы Моисеев скорее прибыл.

— Чепуха! Вы заставляете меня усомниться в вашей компетентности, Гиденко. Я мог бы арестовать Моисеева сейчас же, как агитатора. Начнем с того, что существуют законы, я полагаю, направленные на борьбу с антисоветской деятельностью и пропагандой религии. Моисеев виновен и в том, и в том. Однако могут возникать ситуации, как вы сами очень хорошо знаете, когда законы надо откладывать в сторону и применять свою власть.

Гиденко не любил спорить с подполковником.

— К сожалению, с Моисеевым нельзя действовать открыто. Он стал центром внимания. Солдаты в его отделении не должны расценивать наши действия, как антирелигиозные, товарищ подполковник. А то, что его действия антисоветские, понятно. Но, может быть, это не так ясно солдатам. Это вовсе не простая проблема.

Малсин раздраженно и хмуро посмотрел на Гиденко, когда тот зажигал сигарету. Дело с самого начала велось неправильно. Пять дней без пищи! Несколько часов на морозе! Достаточно времени, чтобы он придумал историю про ангелов, только и всего. А теперь еще один случай с Моисеевым и его Богом в главной роли. Напряженное лицо Малсина на мгновение осветилось пламенем от спички в тусклом свете кабинета. Существует научное объяснение случаю с отпуском Прохорова, если мы добудем факты. В мире нет тайн. Есть только неведение.

В дверь отрывисто постучали и Ивана ввели в кабинет.

Малсин сделал глубокий вдох. Мальчишка был довольно красив. С точеными чертами лица и ясными, спокойными глазами. Его лицо выражало внимание, но что-то в нем не нравилось Малсину.

— Моисеев, я сразу перейду к делу. У меня есть причины подозревать тебя в подрывной антисоветской деятельности. Чтобы узнать о приказе, поступившем в часть только сегодня утром в отношении отпуска сержанту Прохорову, тебе нужно было связаться со своими сообщниками в Одессе.

Гиденко повернулся на стуле и невозмутимо смотрел в окно. Четырьмя этажами ниже перед его зданием проходили солдаты и посматривали вверх. Значит, им уже известно, что Моисеева еще раз вызвали для беседы.

— Установлено, что ты пытался втянуть в свои религиозные фантазии как можно больше солдат, у которых нет твердых материалистических и социалистических взглядов на жизнь. Ты всячески отрываешь их от нормальной службы. Как твой командир, я приказываю тебе немедленно прекратить всю подобную деятельность и полностью признаться во всех подрывных действиях.

Майор медленно повернулся от окна лицом в комнату. Моисеев не шелохнулся. Он ничего не сказал.

— Прежде всего, — продолжал Малсин еще более срывающимся голосом, — как ты узнал о предстоящем отпуске Прохорова? В Керчи заранее о нем никто не знал. Я требую исчерпывающего объяснения.

Иван говорил спокойно и четко.

— Товарищ подполковник, я не знал, что сержанту Прохорову предоставят отпуск. Бог сказал мне, что Он даст ему отпуск, чтобы продемонстрировать Свое существование. И Бог сделал это.

Малсин в ярости вспыхнул. Еще более отчетливо, как будто бы он ничего не слышал, он повторил свой вопрос.

Прошло утро, начался день, сопровождаемый яростью, угрозами. Энергия Малсина казалась огромной, и все же Моисеев отвечал спокойно, иногда слишком медля с ответом, так что Гиденко даже заподозрил, не болен ли он.

Неожиданно Малсин приказал Моисееву возвращаться в казарму. Как только дверь за ним закрылась, Малсин произнес сквозь зубы:

— И он еще ест советский хлеб!

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: