Особый путь погибнуть вместе

 

Мне в голову не могло прийти, что и любителю поесть, и борцу с чревоуго­дием уготована одна судьба! В годы «культурной революции» меня обвинили в поклонении капитализму, а на Чжу Цзые навесили ярлык «кровопийца», и мы вместе у входа в здание уличного комитета каялись в своих преступлениях.

Когда Чжу Цзые назвали кровопийцей, это еще можно было понять, но то, что мне предъявили обвинение в сговоре с капиталистами... Впрочем, и тут есть свой резон. После тех трудных лет, о которых я вам рассказал, теперь для не­которых наступило время, когда нельзя было упустить свой шанс. Я понял, что надо критически подойти к своим прежним взглядам и перестать кормить на­род капустой с жареным мясом. Тем более, что и вся обстановка, да и сам на­род требовали от меня перемен. Руководство предложило мне открыть ресто­ран высшей категории. А чтобы грести деньги лопатой, надо было предлагать клиентам дорогие блюда. К тому же наше заведение и до Освобождения пользо­валось славой, и это нас ко многому обязывало. С того времени люди вдоволь наголодались, даже я, ярый противник изысканной пищи, и сейчас не отказал бы себе в удовольствии чем-нибудь полакомиться. Мама стала чаще бывать на рынке и всякий раз лишь качала головой и что-то испуганно приговаривала, когда за цзинь соевого масла надо выложить пять юаней, а за курицу — все десять. Но делать покупки все-таки приходилось. Дома, приготовив из кури­цы что-нибудь вкусное, она в первую очередь предлагала это блюдо невестке:

— Ешь, деточка, эти два года совсем тебя доконали!

При этом ее глаза наполнялись слезами. От хорошей пищи опухоли на лице и ногах жены постепенно исчезали. А дочка, ликуя от радости, сооб­щала всем знакомым:

— Сегодня мы ели курицу!

Высокие цены в нашем ресторане однажды заманили Чжу Цзые, и он явился к нам вместе с Кун Бися. Впрочем, сейчас он не поддерживал свою супругу под руку, поскольку его руки были заняты большой соломенной сум­кой, но супруги обменивались улыбками, как в свои лучшие времена. Сумка была наполнена кульками с сахаром, лепешками, причем самого лучшего качества. Счастливые супруги излучали радость и довольство жизнью, кото­рые подтверждал бьющий в нос аромат одеколона. Деньги вновь обрели свою силу, а любовь и в старости приятна так же, как в молодости.

Недолго думая Чжу Цзые купил две порции куриных ножек и крылышек по двадцать юаней каждая, попросил уложить их в коробки для еды. Жизнь наша начала меняться к лучшему, в магазинах можно было купить продук­ты, и у меня, как у всех, появилась надежда. Увидев, что Чжу Цзые покупа­ет деликатесы, я решил заговорить с ним:

— Очень приятно, что к нам возвращаются старые клиенты!

Чжу Цзые с улыбкой пожал мне руку, но ответил совсем не то, что я хо­тел услышать:

— На рынке сейчас не продают куриных крылышек, вот и пришлось идти за этими старыми курами в ваш ресторан!

— М-да... Почему бы вам в таком случае не отведать у нас это блюдо сра­зу, с плиты, ведь, пока вы принесете его домой, оно уже не будет столь аро­матным?

— Я купил у вас полуфабрикат. Дома мы обжарим эти крылышки, чтобы они приобрели ярко-красный цвет, выложим на белоснежное блюдо, укра­сим их зеленью под названием «Петушиные перья», и тогда этот деликатес будет неповторим. А то, что предлагаете вы, никуда не годится!

В 1963—1964 годах с едой у нас было вполне сносно, почти так же, как до «большого скачка»¹, и я стремился достичь совершенства в приготовлении на­шего знаменитого блюда из креветок. Мне хотелось, чтобы, отведав этот дели- катес, люди надолго сохранили приятные воспоминания, а меня перестало бы мучить раскаяние, что я не могу их хорошо накормить. Для восстановления былой славы нашего ресторана нужны были усилия, во сто крат превышающие те, что мы затратили на его реорганизацию, ведь, как известно, легко превра­тить изящное в грубое, но, чтобы вернуть былое, требуется немало.

Официант Бао всегда был против того, чтобы наш ресторан перешел в раз­ряд захудалых, то есть сопротивлялся проводимой мною реорганизации. И хотя он по-прежнему оставался всего лишь официантом и к званию своему отно­сился с уважением, но обслуживал посетителей с таким апломбом, будто пред­седательствовал на собрании. Когда обеденный зал наполнялся людьми, он громко выкрикивал: «Не толпитесь, в первую очередь занимайте места за ближ­ними столиками!», «Эй, товарищ, вы почему один заняли целый стол?», «Хо­тите овощные закуски? Сначала посмотрите меню, там все написано!».

Когда его просили:

— Принесите нам знаменитое сучжоуское блюдо! — он с гордостью отве­чал:                                                                                 

— Какое именно? У нас готовят только знаменитые блюда, по-моему, это всем известно!

Не было дня, чтобы мне не жаловались разгневанные посетители:

— Мы приходим к вам обедать, а не становиться объектом издевательств!

Я извинялся перед ними и сразу же собирал персонал ресторана на собра­ние, проводил разъяснительную работу, критиковал провинившихся, строго оценивал собственную работу. Те два года легли в основу комедии из жиз­ни нашего ресторана «Довольны ли вы?», написанную сучжоуским сатириком Чжаном. Пьеса мне очень понравилась, и я пригласил автора выступить в на­шем ресторане, а так как за выступление он денег не взял, мы и решили за свой счет напечатать его сочинение.

Уже в первые дни «культурной революции» моя деятельность была рас­ценена как «восстановление капитализма», вопиющее преступление в отно­шении народных масс, удар по обслуживанию сучжоуских стариков!

Официант Бао Куньнянь, к всеобщему удивлению, стал вожаком цзаофа-ней. Здесь им руководил простой расчет, что как только он свергнет дирек­тора, то сразу займет его место. Правда, он опоздал, инициативу перехватили другие, и директора свергли еще до Бао, поэтому теперь он начал действо­вать против меня. Прошлое его было незапятнанным, так как он всегда под­держивал революционный курс и в 1963 году был ярым противником моей деятельности по восстановлению капитализма! Когда Бао потребовал разо­браться в моей преступной деятельности, его лицо горело священным гне­вом, а в глазах сверкали слезы негодования.

— Когда над городом собрались черные тучи разрушения, я был одинок и силы мои были слабы. Я вступил в борьбу в окружении врагов и потерпел поражение, но надежда не покинула меня...

Приходя на работу в ресторан, Бао Куньнянь постоянно что-то читал. Говорил он весьма увлекательно и, надо признать, довольно содержательно. Сейчас он бил по мне тяжелой артиллерией. Раньше он всегда вертелся воз­ле меня, и я считал его своей правой рукой и ничего от него не утаивал. Например, то, что в юности я бесплатно жил в доме Чжу Цзые, покупал ему закуски и все тому подобное. Бао Куньнянь запомнил все мои откровения и теперь использовал их против меня:

— Этот капиталистический прихвостень уже в детстве продался денежным мешкам, но, предчувствуя крах империи Чан Кайши, ради своих корыстных целей бежал в освобожденные районы. После Освобождения, прикрывшись личиной активиста, он стал рваться вверх, прибрал к своим рукам власть, а затем ради интересов своего бывшего хозяина реставрировал капитализм в нашем ресторане!

Его обвинения звучали вполне убедительно, хотя не соответствовали дей­ствительности. Я и в самом деле бежал в освобожденные районы в послед­ние дни правления Чан Кайши и в первые годы народной власти был очень активен. Будучи управляющим, я обрел власть, которую использовал, чтобы изменить многое в нашем ресторане! Любую ситуацию можно представить так, что она покажется вполне правдивой, для этого не нужна большая уче­ность. Как говорили раньше, «белая лошадь — это еще не лошадь, и, если раньше утверждали, что это — лошадь, все равно, белая она или черная, но если она черная — не вздумай скакать на ней!». Не зря же многое в мире переворачивается с ног на голову!                                                  I

— Значит, говоришь, этот капиталист-домовладелец не брал с тебя де­нег? — допытывался Бао. — Не брал в течение нескольких лет! Какие в та­ком случае отношения были между вами?

Как только стали задавать вопросы Чжу Цзые, он весь съежился, будто его сейчас начнут бить. А когда Бао Куньнянь засучил рукав и стукнул кулаком по столу, Чжу задрожал.

— Говори, ты купил Гао Сяопина?

— Ку... купил, — еле слышно пролепетал Чжу.

— Как купил?

— Постоянно давал ему деньги.

— Где давал?

— В винной.

— Сколько всего денег он получил от тебя?

— При... примерно несколько сотен тысяч.

— Ого! Как же это в банке тебе выдали такую сумму?

— А я не брал эти деньги в банке, ведь это были фальшивые деньги.

К счастью, Бао Куньнянь сразу смекнул, что Чжу Цзые явно разыгрыва­ет его.

— Фальшивые деньги?.. Пусть даже фальшивые, но все равно деньги. Ну-ка, расскажи нам, как после Освобождения вы с Гао вошли в сговор!

— Какой сговор? Да сразу после Освобождения он начал грубить мне!

— Не болтай глупости! — оборвал Чжу Цзые Бао. — Эй, уведите его! Положение мое еще более усугублялось тем, что улики были налицо, а

преступлений более чем достаточно. Но еще хуже стало позже, когда арес­товали Кун Бися. Вы, наверное, помните, что ее первый муж накануне Ос­вобождения бежал в Гонконг и оттуда присылал консервы, когда у нас есть было нечего, а в банках наверняка могли быть спрятаны тайные указания! Без сомнения, женщина — иностранный агент. Вот и получается, я вступил в сговор с агентом, которому раскрывал государственные тайны...

Когда Бао услышал о том, что Ян Чжунбао ходил обедать к Кун Бися, он сразу решил, что там был открыт подпольный ресторан, в котором, помимо всего прочего, получают деньги очень соблазнительные женщины. Когда в свое время Ян Чжунбао распустил эту сплетню, я не опроверг его, считая,

что эти разговоры никому не навредят. Но теперь все это обернулось против меня.

— Отвечай, разве твое преступление не заслуживает самого сурового на­казания?

А вот с этим я уже не мог согласиться, мне вовсе не хотелось умирать. Пусть я заблуждался, но я мог исправиться, что же касается желания погиб­нуть во имя победы коммунизма...

На меня вновь посыпались тумаки, били не очень больно, но мне каза­лось, что с каждым ударом в сердце вонзается нож. И этот нож, который я вложил в руки Бао Куньняня, я сделал собственными руками!

Во время всех этих событий уличный комитет не мог оставаться в сторо­не, поэтому мне, Чжу Цзые и Кун Бися было велено на следующее утро пуб­лично каяться в совершенных преступлениях у ворот уличного комитета. И вновь судьба меня свела с Чжу Цзые!

Стоять перед воротами уличного комитета мне было не так тяжело. Здесь собрались все, кого я хорошо знал. Меня так же хорошо знали, ведь вырос я на глазах тех старушек и тех женщин, которые когда-то приглашали меня на свои свадьбы. Еще несколько дней тому назад эти ребятишки называли меня дядей! Я низко опустил голову, не смея глядеть людям в глаза, а люди отво­рачивались от меня. Еще вчера все считали нас честными людьми, поче­му же теперь мы стоим здесь как преступники? Кое-кто украдкой покинул это позорное сборище, а те, кому не удалось сбежать, старались оставаться незаметными. К несчастью, я узнаю людей по шагам. Я никогда не спу­таю слегка тяжеловатую, неуверенную поступь мамы: в детстве ей бинтовали ноги, поэтому ее ступня на всю жизнь осталась маленькой, как у подростка.

Только бывший рикша А-Второй сохранял спокойствие и, казалось, был абсолютно безразличен ко всему происходящему. Проходя мимо меня, он громко закашлялся, а потом шепнул:

— Потерпи, что-нибудь придумаем.

Было видно, что у Кун Бися уже не было сил терпеть. Ей, всегда отли­чавшейся хорошими манерами и привыкшей наряжаться, наголо обрили голову, а на грудь повесили доску с надписью «шпионка». Это слово при­влекало всеобщее внимание и вызывало осуждение окружающих. Трудно представить, чтобы шпионка умела хорошо готовить, подобно Кун Бися, ведь согласно людскому мнению шпионки должны завлекать мужчин мас­терством иного рода. Кун Бися, которую уже переполнили и стыд, и него­дование, не простояв и получаса, грохнулась наземь и потеряла сознание. К счастью, у председателя уличного комитета еще сохранились остатки человечности, и он разрешил оказать ей помощь.

Я ненавидел Чжу Цзые. Во время публичных покаяний я старался дер­жаться подальше от него, чтобы никому не пришло в голову, что мы — од­ного поля ягоды. Я уже не считал страшным грехом чревоугодие своего бывшего хозяина. Но почему, боясь побоев, он готов предать каждого, рас­сказать любую нелепицу? Его поведение навело меня на следующую мысль: чревоугодники — трусливые и слабые люди, они способны на низость, лишь бы удовлетворить свой аппетит!

На следующий день А-Второй подошел к уличному комитету в сопро­вождении группы рабочих. Их было человек двадцать, все крепкие ребята в сплетенных из ивовой лозы шляпах. Они приехали на грузовике, в кузо- ве которого лежали палки, веревки и железные прутья. Один из рабочих крикнул:

— Кто велел вам стоять здесь?

Насмерть перепуганный Чжу Цзые поспешно отвечал:

— Председатель уличного комитета. А-Второй велел нескольким рабочим:

— Найдите этого председателя.

Человек пять бросились в здание комитета и вскоре привели председателя.

— Это ты велел им здесь стоять?

— Я. А вы сами в какой партии будете?

Председатель уже догадался, что от этих людей хорошего ждать нечего.

— Из партии палок. Слушай, люди здесь стоять не должны, они мешают движению! — С этими словами несколько рабочих взяли из машины палки и железные прутья.

Председатель в испуге замахал руками:

— Товарищи революционеры, давайте мирно обсудим этот вопрос!

— Значит, так, — решил А-Второй, — если ты считаешь, что эти люди совершили какие-то преступления, заставь их подмести переулок!

У нашего председателя был богатый опыт общественной работы, поэтому он сразу смекнул, куда клонит бывший рикша и что сейчас, кажется, его будут бить, поэтому он замахал на нас руками:

— Уходите отсюда, идите к себе подметать дворы!

— И чтоб не ленились, — подмигнул мне довольный А-Второй, — чисто подметайте.

Я чуть не прыснул от смеха: в нашем переулке не больше тридцати мет­ров, и делать там втроем было абсолютно нечего.

И вот мы вновь оказались вместе с моим бывшим хозяином. Он ходил за мной как приклеенный: я мел улицу, и он мел, я отдыхал, и он усаживался рядом. Да еще при любом удобном случае старался выразить свою благодар­ность:

— У тебя настоящие друзья!

— У моих друзей, в отличие от твоих, головы не забиты мыслями о жрат­ве! — огрызнулся я.

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться: