Из выступления И.С. Галовневой
Мы долго жили за границей, муж там служил. Мы вернулись на Родинуосенью восемьдесят шестого. Я была счастлива, что мы, наконец, дома. Новместе с радостью в дом пришло горе -- погиб сын. Месяц я лежала пластом. Не хотела никого слышать. Все было выключено вмоем доме. Я никому не открывала дверей. Алексиевич была первая, кто вошел вмой дом. Она сказала, что хочет написать правду о войне в Афганистане. Я ейповерила. Сегодня она пришла, а назавтра меня должны были положить вбольницу, и я не знала: вернусь я оттуда или нет? Я не хотела жить, без сыная не хотела жить. Когда Алексиевич пришла, она сказала, что пишетдокументальную книгу. Что такое -- документальная книга? Это должны бытьдневники, письма тех, кто там был. Я так понимаю. И я ей отдала дневниксвоего сына, который он там вел: "Вы хотите написать правду, -- сказала я,-- вот она, в дневнике моего сына". Потом мы с ней говорили. Я ей рассказала свою жизнь, потому что мнебыло тяжело, я ползала на коленках в четырех стенах. Я не хотела жить. У неебыл с собой диктофон, она все записывала. Но она не говорила, что будет этопечатать. Я ей рассказывала просто так, а напечатать она должна была дневникмоего сына. Повесть же документальная. Я отдала ей дневник, муж специальнодля нее перепечатал. Она еще сказала, что собирается в Афганистан. Она там была вкомандировке, а мой сын там погиб. Что она знает о войне? Но я ей верила, я ждала книгу. Я ждала правду: за что убили моего сына?Я писала письмо Горбачеву: ответьте мне, за что погиб мой сын в чужойстране? Все молчали... Вот что Юра писал в дневнике: "1 января 1986 года. Уже отсчитанаполовина пути, и впереди осталось так мало. И снова пламя, и снова забвение,и новый долгий путь -- и так вечно, прежде чем свершится воляпредназначенного. И память, бьющая плетью пережитого, кошмарными снамиврывающаяся в жизнь, и призраки иного мира, иных времен и столетий, влекущиесвоей похожестью, но иные, не знающие истекших дней. И не остановиться, непередохнуть, не изменить однажды предрешенного -- пустота и мракразверзнется перед отступившимся, ибо, присев отдохнуть, уже не подняться сЗемли. И устав, в отчаянии и боли вопиешь к пустым небесам: что там, когдасомкнут круг и путь окончен, и новый мир воссиял в своем величии? Почему мыв ответе за них? Им не дано подняться до блистательных высот, и как бы нибыл долог путь, все же дни их уже сочтены. А мы ломаем свои жизни, не знаяпокоя и счастья, бредем усталые и разбитые, всемогущие и бесправные, демоныи ангелы этого мира..." Алексиевич это не напечатала, правду моего сына. Другой правды быть неможет, правда у тех, кто там был. Она зачем-то описала мою жизнь. Простым,детским языком. Какая это литература? Гадкая маленькая книжонка... Товарищи, я растила своих детей честно и справедливо. Она пишет, чтомой сын любил книгу Николая Островского "Как закалялась сталь". Тогда этукнигу в школе проходили, как и Фадеева "Молодую гвардию". Все эти книгичитали, они были в школьных программах. А она подчеркивает, что он их читал,знал отрывки наизусть. Для чего ей нужно об этом писать? Она хочет показатьего ненормальным. Фанатичным. Или она пишет: он жалел, что стал военным. Сынмой вырос на полигонах, он пошел по стопам отца. У нас деды, все братьяотца, двоюродные братья -- все в армии. Военная династия. И в Афганистан онпоехал, потому что он был честный человек. Он дал военную присягу. Разнужно, он поехал. Я воспитала прекрасных сыновей. Ему приказали, он поехал,он был офицер. А Алексиевич хочет доказать, что я мать убийцы. И мой сын тамубивал. Что выходит? Я его туда послала? И дала ему в руки оружие? Мы,матери, виноваты, что там была война? Что там убивали, грабили, курилинаркотики? И эта книга публикована за границей. В Германии, во Франции... Покакому праву Алексиевич торгует нашими погибшими сыновьями? Добывает себеславу и доллары? Кто она такая? Если это мое, я рассказала, пережила, причем здесь Алексиевич... Поговорила, записала наши рассказы, мы ей проплакалисвое горе... Имя мое она написала неправильно: Я Инна, а у нее Нина Галовнева. Умоего сына звание старший лейтенант, а она написала -- младший. Этодокументальная литература, я дала ей дневник, она должна его опубликовать, ивсе. Я понимаю, что документальная литература -- это письма, дневники. Пустьпризнает, что это вымысел, клевета... Написанная простым, грубым языком. Ктотак пишет книги? Мы детей потеряли, а у нее слава... Пусть бы она родиласына и отправила на эту войну...
Из ответов на вопросы
Адвокат С. Алексиевич -- В. Лушкинов: -- Скажите, Инна Сергеевна, Алексиевич записывала ваш рассказ надиктофон? И. Галовнева: -- Она попросила разрешения включить диктофон. Я ей разрешила. В. Лушкинов: -- А вы просили ее показать потом то, что она снимет с пленки ииспользует в книге? И. Галовнева: -- Я думала: она напечатает дневник моего сына. Я уже говорила, как японимаю, документальную литературу -- это дневники и письма. А если мойрассказ, то слово в слово, как я говорила. В. Лушкинов: Почему вы не подали в суд на Алексиевич сразу, когда вышла"Комсомольская правда" с отрывком из книги? А решились на это через три споловиной года? И. Галовнева: -- Я не знала, что на эту книгу будет печатать за границей.Распространять клевету... Я честно воспитала своих детей для Родины. Мы жиливсю жизнь в палатках и бараках, у меня было два сына и два чемодана. Я вполитику не вмешивалась... А она пишет, что наши дети -- убийцы... Я поехалав Министерство обороны, я отдала им орден сына... Я не хочу быть матерьюубийцы... Я отдала его орден государству... Общественный защитник С. Алексиевич -- Е. Новиков, председательБелорусской Лиги прав человека: -- Я хочу заявить протест. Прошу внести в протокол. Из зала постояннооскорбляют Светлану Алексиевич. Грозят убить... Даже обещают резать покусочкам... (
Поворачивается к матерям, сидящим в зале с большими портретами своих сыновей, на которых наколоты их ордена и медали.) Поверьте, я уважаюваше горе... Судья И. Жданович: -- Я ничего не слышал. Никаких оскорблений. Е. Новиков: -- Все слышали, кроме суда...
Голоса из зала
-- Мы -- матери. Хотим сказать... Погубили наших сыновей... Потомденьги себе на этом зарабатывают... Мы пришли защищать их, чтобы они моглиспокойно лежать в земле... -- Как вы могли! Как смели облить грязью могилы наших мальчиков. Они доконца выполнили свой долг перед Родиной. Вы хотите, чтобы их забыли...Повсей стране созданы сотни школьных музеев, уголков. Я тоже отнесла в школушинель сына, его ученические тетрадки. Они -- герои! Герои!! О них красивыекниги надо писать, а не делать из них пушечное мясо. Мы лишаем молодежьнашей героической истории... -- Они там убивали... Бомбили... -- А сам ты служил в армии? Не служил... На институтской скамейкеотсиживался, пока наши дети гибли. -- Не надо у матерей спрашивать: убивал ее сын или не убивал? Онапомнит об одном -- ее сына убили... -- Каждое утро вижу сына, но до сих пор не верю, что он дома. Когда онбыл там, я себе говорила, если привезут гроб, то у меня два пути: на улицуна митинг или в церковь. Свое поколение я называю "поколением исполнителей".Афганская война -- пик нашей трагедии. Почему с нами можно делать все? -- Обыватель сейчас во всем обвинит этих восемнадцатилетнихмальчиков...Вот что вы сделали! Эту войну надо от них отделить...Война былапреступная, ее уже осудили, а мальчиков надо защищать... -- Я -- учитель русской литературы. Много лет повторяла своим ученикамслова Карла Маркса: " Смерть героев подобна закату солнца, а не смертилягушки, лопнувшей от натуги". Чему учит ваша книга? -- Довольно геройствовать, "афганцы"! -- Будь ты проклят! Будьте прокляты вы все! Судья И. Жданович: -- Прекратите шум! Прекратите базар! Это -- суд, а не базар... (
Зал неистовствует.) Объявляется перерыв на пятнадцать минут... После перерыва в зале суда дежурит милиция.
