(«Der Kammerdiener Adolf Hitlers», Youtube, приблизительно после 32-й минуты)

«Еврейские поклонники Уинстона Черчилля откроют в эти выходные в Иерусалиме бюст руководителя Британии военных лет, что, как они говорят, является давно запоздавшим признанием его непоколебимой и стойкой поддержки еврейских целей и еврейского желания получить свою родную землю». (The Independent, 3 ноября 2012)

 

«Утром 16 июля 1936 Джордж Эндрю Макмахон (настоящее имя Джером Банниган) вытащил заряженный револьвер, когда король Эдуард VIII проезжал мимо поблизости от Букингемского дворца. Полицейские заметили его и задержали. В последовавшей драке револьвер упал на дорогу, при этом он попал в заднюю ногу лошади короля. На последовавшем судебном процессе, который проходил в сентябре 1936 года в Олд-Бейли, Макмахона обвинили в том, что он вытащил револьвер, чтобы встревожить Его Величество». (The National Archives)

 

«На процессе Банниган утверждал, что какая-то ‘иностранная держава’ связалась с ним, чтобы подвигнуть его к убийству Эдуарда; он, мол, проинформировал [службу контрразведки] MИ-5 об этом плане, и он реализовывал этот план только для того, чтобы помочь MИ-5 поймать настоящих виновников. Суд отверг эти утверждения и отправил его на один год в тюрьму. Сегодня предполагают, что Банниган действительно поддерживал контакт с MИ5, однако степень правдивости остальных его утверждений остается спорной». (newworldencyclopedia.org)

 

«За время своего пребывания в тюрьме Макмахон придерживался своих утверждений о международном заговоре. Он был освобожден 12 августа 1937 года и сразу начал кампанию по восстановлению своего доброго имени». (The National Archives)

 

27 августа 1937 года он послал герцогу Виндзорскому письмо с извинениями. 4 апреля 1938 Международная служба новостей (International News Service) сообщила, что герцог Виндзорский якобы поручил передать Баннигану «значительную сумму денег», при этом помог ему закрепиться в деловой жизни, и выразил «желание встретиться с ним». «По его словам, в октябре предыдущего года к нему подошел некий английский посредник, который представил его представителям ‘иностранной державы’ перед их посольством. ...Близкую подругу маленькой группы немецкоязычных австрийских эмигрантов, Мей (Галли), а также ее коллег якобы неоднократно видели вместе с Макмахоном. По меньшей мере, один из друживших с нею эмигрантов был членом коммунистической партии Австрии и два года спустя попал на короткое время под прицел МИ-5 в связи с советскими шпионскими действиями в Вулвичском арсенале. Из записок, которые Макмахон передавал [своему адвокату] Керстайну в отношении ‘иностранной державы’, ясно следует, что он имел в виду нацистскую Германию. Однако ни одно из имен, которые он записал, не соответствовало именам в списке немецких дипломатов в 1936 году или каких-нибудь немцев, которые жили в Великобритании и были известны своими связями с режимом. Поэтому очень похоже на то, что эти имена либо были выдуманы им, либо же они принадлежали людям, которые только выдавали себя за немцев. Если 'нацисты', с которые Макмахон поддерживал связь, в действительности были австрийцами, эта история представляется в новом свете». (The Guardian, 3 января 2003)

 

Если Банниган был завербован возле австрийского посольства людьми с немецким акцентом, он мог бы предположить, что его заговорщики были австрийцами, а не какими-то определенными людьми с немецким акцентом, для которых это было подходящим местом.

 

Окруженный такими ярыми германофобами, как сэр Роберт Ванситтарт, Энтони Иден и Дафф Купер, Черчилль отказывался от всех мирных предложений Гитлера и вел Англию к войне, в которой у нее не было никакого национального интереса, и которая привела ее к разорению.

«Все же, как это страшно, фантастически, невероятно, что мы здесь должны рыть окопы и примерять противогазы из-за спора в какой-то далекой стране между людьми, о которых мы ничего не знаем. Еще невозможнее кажется то, что конфликт, который, в принципе, уже был улажен, должен был стать причиной войны».

(Обращение Невилла Чемберлена по радио 27 сентября 1938. David Faber, «Munich: The 1938 Appeasement Crisis», Simon & Schuster, _стр. 375-76)

 

Трагедия состояла в том, что инстинкты Гитлера не ошибались. Его первоначальное тяготение в 1919 году к DAP (Немецкая рабочая партия) частично основывалось на прочтении им работы Готфрида Федера «Немецкое государство на национальной и социальной основе», которая требовала прекращения «процентной кабалы» и стала «катехизисом движения», как это выразил Гитлер в своем предисловии.

«Сегодня правительства полностью зависимы от крупного ссудного капитала, и по отношению к своим народам они только лишь сборщики процентов для анонимных господ на Уолл-стрит, в Лондонском Сити, и в Париже». (Готфрид Федер – Gottfried Feder, указ. соч., стр. 22)

 

«Заслуга Федера в моих глазах заключалась в том, что он с безжалостной последовательностью до конца разоблачил спекулятивный характер биржевого и ссудного капитала и пригвоздил к столбу его ростовщическую сущность. Его лекции в их принципиальной части были настолько правильны, что ни один из критиков не оспаривал теоретической верности выводов лектора. Люди только задавали себе вопрос, насколько возможно практическое проведение идей Федера в жизнь. Но и то, что в глазах других являлось слабой стороной федеровских лекций, в моих глазах составляло их сильную сторону». (Гитлер, «Моя борьба»)

 

               «Высшей целью национал-социалистического государства является

государство без налогов». (Федер, указ. соч., стр. 128)

 

После того, как он привел доказательства того, что: 

«почти все налоги поглощаются одними только процентными платежами...»,

 

Федер при помощи цифр объясняет, что доходов из различных государственных коммерческих дел в Баварии в 1911 году почти полностью хватало бы на то, чтобы покрыть государственные расходы, если бы не было выплаты процентов на государственные долги». (указ. соч., стр. 130-131).

 

«Основная идея Федера состояла в том, что государство должно было само производить и контролировать необходимые ему деньги посредством одного национализированного центрального банка, а не поручать печатать деньги частным банкам, которым затем нужно было платить проценты. В продолжении этой мысли он сделал вывод, что финансовый мир поработил население, узурпировав контроль нации над деньгами». 

(Stephen Zarlenga, «The Lost Science of Money», цитируется в Ellen Brown, «Web of Debt», Third Millenium Press, 2007, стр. 235)

 

«Некоторые утверждают, что Гитлер вышел из тюрьмы в Ландсберге в 1924 году как изменившийся человек, и отныне он делал основной упор на практическую выполнимость. Правда это или нет, во всяком случае, предложенные Федером реформы президент Имперского банка Ялмар Шахт посчитал слишком радикальными, чтобы их можно было осуществить в полном объеме, как это предусматривалось, потому что с этим был связан риск отпугнуть определенные группировки, поддержка которых имела фундаментальное значение. Так Федер утратил влияние. Нельзя знать, в какой мере Германия, возможно, вернулась бы к его программам, если бы не разразилась война.

Однако нет никаких сомнений в том, что Гитлер помог всей нации снова встать на ноги, и народ искренне любил его. Он помог снова подняться стране, которую мстительный союз врагов довел до нищеты, и обеспечил питание населению, потерявшему от голода минимум 700.000 человек. Темп, с которым была снижена безработица, и число людей, снова включившихся в трудовой процесс, привели многих бывших коммунистов к тому, что они вступили в НСДАП».

(Albert Krebs, «Tendenzen und Gestalten der NSDAP. Erinnerungen an die Frühzeit der NSDAP», стр. 74)

 

Для человека, который никогда не ранее не руководил страной, его успех был настоящим чудом. Однако та неопытность, которая позволяла ему идти на риск без оглядки на условности, часто склоняла Гитлера к тому, что он в своих политических импровизациях заходил слишком далеко.

«Осенью 1938 года Гитлер праздновал один из своих самых больших триумфов. Возвращение заселенных преимущественно немцами Судет было достигнуто без войны. Беспокойство людей в Берлине во время Мюнхенской конференции было очень велико, так как ежеминутно ожидалось появление чешской военной авиации. Чтобы долететь до Берлина, чешской авиации потребовалось бы меньше получаса, а Германия была в то время совершенно не готова к большой военной конфронтации. Я никогда не забуду тот вечер, когда Гитлер вернулся из Мюнхена. Облегчение и ликование не знали границ. Батареи противовоздушной обороны в Берлине и вокруг него, примерно 80 пушек, были установлены вдоль дороги Гитлера от вокзала к Имперской канцелярии, и я стоял за одним моим хорошим другом, который, нажимая на кнопку, одновременно открывал огонь из связанных между собой электрической системой орудий. Грохот этого приветственного салюта был неописуем».

(Heinz Weichardt, «Under Two Flags»)

 

Можно было бы задать вопрос, возможно ли было бы избежать войны, если бы Гитлер довольствовался возвращением домой Судет и не вступил бы в Прагу. (Фраза

Чемберлена «Я привез вам мир на наше время», произнесенная им 30 сентября 1938, была эхом слов Дизраэли «Я вернулся из Германии с миром на наше время» 1878 года). «Поведение Чемберлена по отношению к Германии никогда не было продиктовано сознанием военной слабости, а исключительно религиозной идеей, что с Германией нужно поступить справедливо, и что несправедливость Версаля должна быть исправлена». (Пресс-секретарь премьер-министра Чемберлена).

 

(Решение о вторжении в оставшуюся Чехию и ее фактическое присоединение к Германской империи привело также к роспуску «Anglo-German Fellowship», сомнительной организации, к членам которой принадлежали самые разные люди со скрытыми намерениями; сравните с нею «Right Club» – «Правый клуб» Арчибальда Рэмси, истинно патриотическое объединение).

Разумеется, Германия рассматривала чешско-советский союзный договор от 16 мая 1935 года как «односторонний и направленный исключительно против Германии». Этот договор разжигал в немцах опасение, что Чехословакия являлась «советским авианосцем».

«Еще важнее было то, что Франция, Россия и Чехословакия ввиду заключенного двумя неделями раньше французско-советского пакта создавали теперь... политический и военный инструмент; в этом отношении чешскосоветский договор был для Германии событием решающего значения». (Lorna Waddington, «Hitler’s Crusade»)

 

«Что касается будущей политики, то мне кажется, что в действительности есть только две возможные альтернативы. Одна состоит в том, чтобы поставить себя на ту точку зрения, что любой вид дружественных отношений, или, вероятно, лучше сказать, возможных отношений, с тоталитарными государствами невозможен, что гарантии, которые были даны мне лично, бесполезны, что они [тоталитарные государства] преследуют темные цели, и что они добиваются овладения Европой и постепенного разрушения демократии. Согласно этой гипотезе война должна начаться как естественное явление, и это представление – абсолютно понятное представление – определенного количества достопочтенных депутатов в этом парламенте.

Если это – убеждение достопочтенных депутатов, то нет никакой надежды на будущее для цивилизации или для какой-либо из тех вещей, ради которых стоит жить. Дает ли нам опыт Великой войны [т.е. Первой мировой войны] и тех лет, которые последовали за нею, разумную надежду на то, что, если разразится новая война, она, в отличие от последней, действительно покончит с войной [как таковой]? Нет. Я не думаю, что война неизбежна. Кто-то указал мне на замечание, которое сделал великий Питт [Уильям Питт, премьер-министр с 1783 по 1801, а также с 1804 по 1806 год] в 1787 году, когда он сказал:

‘Предполагать, что какая-либо нация неизменно может быть врагом другой нации, это слабое и детское предположение, и оно не основано ни на опыте наций, ни на истории человека‘.

‘Мне кажется, что самый сильный аргумент против неизбежности войны – это что-то, что осознал каждый в обеих палатах парламента. Это – всеобщая антипатия народа к войне, отвращение к представлению о том, что мы снова начнем убивать друг друга... В действительности я верю, что мы все еще можем гарантировать мир на наше время, но я всегда был далек от того, чтобы предложить, чтобы мы делали это посредством разоружения, прежде чем мы сможем подвигнуть других к тому, чтобы они тоже разоружались‘».

(Невилл Чемберлен, премьер-министр, в дебатах в Палате общин о Мюнхенском соглашении, 5 октября 1938.)

 

Во время этих дебатов Черчилль говорил со своей обычной насмешливой интонацией, причем он игнорировал доказательства неоднократных попыток Гитлера прийти к соглашению с Великобританией. «Общая антипатия народа к войне, отвращение к представлению о том, что мы снова начнем убивать друг друга», была и остается бесспорным фактом. Все же, демократическая система не дает гарантии того, что мнение тех, кто вынуждены рисковать своей жизнью на абсолютно неоправданных войнах, действительно учитывается.

Остановимся здесь на мгновение на концепции демократии.

«Они придумали и успешно пропагандировали социализм, коммунизм, права человека и демократию, чтобы казалось ошибочным преследовать их, и для того, чтобы они могли пользоваться теми же правами, что и другие. С этими [концепциями] они добились теперь контроля над самыми могущественными странами и они, эта микроскопически маленькая общность, стали мировой силой. Мы не можем бороться с ними одной только мышечной силой. Мы должны также использовать наш мозг». 

(Малайский премьер-министр доктор Мохамад Махатхир – Dr. Mohamad Mahathir, речь на открытии десятой Организации Исламская конференция [OCI],

16 октября 2003, выделено автором).

 

В своем кратком описании доктор Махатхир не коснулся эволюции демократии с шестого столетия до нашей эры и ее часто изменчивого характера. Вероятно, он хотел сказать, что современная представительная демократия – это система, которая легче всего поддается влиянию.

«Равные права» означают просто нивелирование всех народов и культур. Этого вида равенства не добиваются заслугами, а навязывают с помощью закона. Оно представляет собой форму угнетения.

 

Доктор Махатхир также говорил:

 

«1,3 миллиарда мусульман не могут быть побеждены несколькими миллионами евреев. Должен быть выход. И мы сможем только тогда найти выход, если мы остановимся, чтобы подумать, оценить наши слабости и нашу силу, создать план, разработать стратегию и затем контратаковать. Все же, сегодня евреи управляют миром через подставных лиц. Они делают так, чтобы другие сражались и умирали за них».)

«Немцы – это очень терпеливый народ. Я ни на мгновение не могу представить себе, чтобы Великобритания двадцать лет спокойно смотрела на то, как три с половиной миллиона англичан живут под кнутом полностью вызывающего отвращение народа, который говорит на чужом языке и имеет совершенно другое национальное мировоззрение. Насколько я знаю моих земляков, уже через несколько лет они выступили бы против такого насилия». (Daily Mail, 6 мая 1938)

 

«Я не требую того, чтобы Германии позволили угнетать 3,5 миллиона французов, и я не требую, чтобы 3,5 миллиона англичан были отданы нам на милость. Скорее я просто требую, чтобы с подавлением 3,5 миллионов немцев в Чехословакии было покончено, и чтобы неотъемлемое право на самоопределение возымело свое действие». (Речь Гитлера на съезде НСДАП, 1938)

 

«Между Германией [Гитлер] и Великобританией [Невилл Чемберлен] было подписано соглашение, которое предусматривало мирный пересмотр совершенной Версальским договором несправедливости. Была предложена конференция четырех держав, которая должна была сохранить мир. Этими четырьмя державами были Великобритания, Германия, Франция и Италия. Газета «Truth» от 5 января 1952 года сообщала, что Освальд Пироу, южноафриканский министр обороны, был якобы послан в 1938 году генералом Сматсом в миссию в Германию, чтобы разрядить напряженность из-за еврейского вопроса. Британский премьер-министр сказал Пироу, что давление международного иудаизма – это одно из главных препятствий для англо-немецкого соглашения, и что в его сопротивлении против этого давления ему очень помогло бы, если бы Гитлера можно было подвигнуть к тому, чтобы умерить его политику по отношению к немецким евреям. Пироу сказал, что Гитлер рассмотрел бы эту идею с благосклонностью, и англо-немецкое соглашение находится в поле зрения.

Воздействие такого соглашения состояло бы в том, чтобы в случае войны ограничить конфликт Германией и Россией, так что другие великие державы могли бы вмешаться и диктовать свои условия, когда воюющие стороны будут истощены. Однако пакт четырех держав так и не стал реальностью». 

(Кеннет Маккиллиам – Kenneth McKilliam, из выходившего до 1993 года журнала Джона Тиндалла «Spearhead».)

 

7 ноября 1938 года, через несколько недель после Мюнхенского соглашения и незадолго до поездки немецкого министра иностранных дел Риббентропа в Париж, секретарь немецкого посольства Эрнст фон Рат был застрелен в Париже семнадцатилетним польским евреем по имени Гершель Гриншпан. 9 ноября в Германии произошли антиеврейские акции, вероятно, как ответ на это убийство. Обнаружилось так много противоречий и несовпадений, что официальную версию этой истории никак нельзя считать правдивой. С одной стороны, этот внешне бедный бездельник – потому что именно таким он был согласно имеющимся сообщениям – не мог бы позволить себе купить использованный им пистолет, не мог бы жить в отеле, который случайно находился как раз рядом с парижской штаб-квартирой Международной лиги против расизма и антисемитизма (LICRA), и не мог бы оплатить услуги адвоката, который сразу появился, чтобы защищать его.

«Гриншпан не только пережил войну, но даже позже вернулся в Париж. Были утверждения о том, что в Германии за день до того появилось некоторое количество неизвестных людей, которые якобы пытались всюду в стране разжигать антиеврейские настроения. Лишь немногие могли переодеться в форму штурмовиков и эсэсовцев и приказать уничтожать еврейскую собственность». (Ingrid Weckert, «Feuerzeichen».)

 

Дата была хорошо подобрана; она совпадала с ежегодными торжествами в память о путче 1923 года, когда все важные офицеры СА и СС, а также основные политики находились в Мюнхене и не могли подтвердить эти приказы. Кроме того, было бы невозможно создать за такой короткий срок организацию, которая требовалась бы для того, чтобы инсценировать такие беспорядки или подтолкнуть массы обычно мирного, законопослушного народа к подобным выходкам. А убийство дипломата низкого ранга не было достаточным поводом, чтобы вызвать такой взрыв народного гнева. Геббельс не только не произносил подстрекательскую речь, как лживо утверждается, а вообще ничего не знал о событиях. Политические полномочия Геббельса не дали бы ему права отдавать какие-нибудь приказы вне его округа в Берлине. 

Пять пуль из пистолета убийцы привели к внезапному концу мирного решения европейского конфликта, на что было направлено Мюнхенское соглашение, а также положили конец стремлениям к пересмотру Версальского договора. По словам его камердинера Карла Вильгельма Краузе, Гитлер воскликнул:

«Что вы там устроили? ... и мне снова позже придется расплачиваться за это».

(«Der Kammerdiener Adolf Hitlers», Youtube, приблизительно после 32-й минуты)

 

Сообщения о мнимом антиеврейском рецидиве в Германии настроили общественность в Великобритании и США против усилий Чемберлена по разрядке англо-немецкой напряженности. Немецкие граждане подвергались нападкам и преследованиям. Контролируемые евреями пресса и кинопромышленность интенсифицировали свою лоббистскую деятельность и еще прилежнее, чем прежде, агитировали за непопулярную среди американцев идею войны США против Германии. «Так американская газета New York Daily решилась опубликовать письмо еврея Макса Розенберга, в котором тот совершенно серьезно предлагал выпустить из тюрьмы ‘десять или двенадцать пожизненно осужденных профессиональных убийц‘, при условии, что они убьют Гитлера и его свиту».

(Декабрь 1938, цитируется в «Die Verfolgung und Ermordung der europäischen Juden», Dok. 219, указ. соч.)

 

Количество разрушенных синагог в зависимости от источника варьируется от 267 (11 ноября 1938, доклад Гейдриха Герингу) до 2000 (Михаэль Хамерла, «Когда 70 лет назад началось массовое убийство», Rheinische Post, 11 ноября 2008).

«Кто был, однако, тогда организатором или, все же, по крайней мере, вдохновителем имперской «хрустальной ночи» («ночи разбитых витрин»)? У победителей было 35 лет времени и все возможности выяснить этот все же немаловажный вопрос. Они не сделали этого. По понятной причине. Они разрушили бы этим построенную ими самими легенду, что имперская «хрустальная ночь» якобы являлась началом «окончательного решения» (как они его понимают). Вместо этого, когда событиям 9-10 ноября исполнилось сорок лет, общественности (и не только немецкой) преподнесли сказку о «нацистах», и среди них особенно о Геббельсе, как виновниках имперской «хрустальной ночи», тогда как все разумные соображения указывают на противоположное». (Вильфред фон Офен – Wilfred von Oven, журналист и пресс-атташе доктора Геббельса, Буэнос-Айрес, март 1981)

 

«Что же было причиной «хрустальной ночи», которая привела к повреждению или разрушению 180 синагог (из 14.000 существовавших тогда), а также равного количества еврейских магазинов? Проживавший в Париже 17-летний польский еврей Гершель Гриншпан был так возмущен судьбой своего отца в Германии, что он, вооруженный пистолетом, вошел в посольство Германии и, так как он не смог встретиться с послом, застрелил первого секретаря фон Рата. Так как фон Рат был третьим немецким чиновником, который был убит евреем, штурмовики якобы получили приказ отомстить еврейскому населению. Эта история примерно так же смешна, как дискредитированный сегодня миф о шести миллионах отравленных газом евреев или миф о массовом убийстве немцами польских офицеров в Катыни.

Трудности Гриншпана-отца начались не в Германии, а на его родине Польше, где свирепствующая юдофобия заставила десятки тысяч евреев бежать в соседние страны – прежде всего, в Германию – где с ними обращались как с приехавшими иностранцами. В 1938 году польское правительство внезапно заявило, что оно объявляет все паспорта живущих за границей граждан недействительными, если они не вернутся домой, чтобы получить новые документы. В тот момент в Германии пребывало около 70.000 евреев с польскими паспортами, и немецкое правительство опасалось того, что ему придется оставить их у себя, возможно, на длительный срок. Оно приказало задерживать их и на обычных поездах – не на поездах для перевозки скота, как утверждается – отвозить к польской границе, со всем необходимым, включая медицинский персонал на тот случай, если он понадобится. Среди них находился Гриншпан-старший. Поляки не хотели пускать депортируемых к себе в страну, и запланированные [последующие] высылки были временно приостановлены.

Сын Гриншпана Гершель к тому времени уже два года жил в Париже у своего дяди, который, после того, как срок действия польского паспорта Гершеля истек, и французское правительство отказалось продлить ему вид на жительство, просил его выехать, чтобы не доставлять ему хлопот с французскими властями. Дядя также отказал ему в любой дальнейшей поддержке. Этот якобы неимущий еврейский юноша переехал в феврале в приличный отель, и 7 ноября он за 250 франков купил в законном оружейном магазине пистолет, из которого час спустя он убил первого секретаря немецкого посольства.

Интересно, что отель, в котором Гершель прожил без известного источника доходов более девяти месяцев, находился в непосредственной близости от главного бюро LICA (Международная лига против расизма и антисемитизма, LICRA), юрисконсульт которой Моро Джаффери принадлежал к числу самых знаменитых адвокатов Франции. В 1936 году он защищал в Швейцарии Давида Франкфуртера, убийцу Вильгельма Густлоффа. Это преступление было очевидно затеяно LICA. Через несколько часов после ареста Гриншпана в немецком посольстве Эрнст фон Рат еще был жив, и поэтому весть об его убийстве не могла распространиться. Джаффери появился в полицейском участке, в котором находился Гриншпан, и заявил, что он защищает убийцу. Кто оплачивал его услуги? Откуда возник его интерес к неизвестному иностранному преступнику, нелегально проживавшему во Франции?

С Гриншпаном так никогда ничего и не случилось. После падения Франции французские власти передали его Гестапо, которая интернировала его на время всей войны. При этом с его головы не упал ни один волос, и судебного процесса против него тоже не было. После войны он не был предан французами суду, а смог эмигрировать в Палестину, где он воссоединился со своей семьей. Она была депортирована из Германии в Польшу, откуда позже эмигрировала в Палестину. Откуда Гриншпан-старший, бедный портной, взял те 4000 фунтов стерлингов, которые требовали британцы, чтобы разрешить въезд в Палестину его семье из четырех человек?» (Heinz Weichardt, «Under Two Flags»)

 

 

 

«С сегодняшнего дня всему населению строго вменяется немедленно воздержаться от всех дальнейших демонстраций против еврейства, любого характера. Окончательный ответ на устроенное евреем убийство в Париже будет дан еврейству в виде мер судебного или административного характера» (10 ноября 1938).

 

Можно сомневаться в достоверности обоих последних здесь процитированных источников; все же, ввиду подавляющих доказательств недостоверности официального описания этого случая, а также того факта, что к официальной историографии об этой эпохе всегда нужно относиться с недоверием, есть хорошие причины доверять им. Кроме того, книга Ингрид Веккерт «Огненный знак», вместе с более чем 75 другими послевоенными публикациями, не только фигурирует в списке запрещенных публикаций в Германии, но даже ее печатные клише были уничтожены. Значит, в этой книге было, по меньшей мере, несколько ценных истин...

«Проволочки союзников и травля вместо желания мира. Среди обычных людей, которые не знают всего этого контекста, преобладает мнение, что это наша ‘кража Чехословакии’ возбудила гнев британского народа и сделала его готовым к войне. Но это серьезная ошибка, так как он был готов уже после Мюнхена. Что касается времени до Мюнхена, то достаточно процитировать высказывание, о котором госпожа фон Риббентроп сообщила защитнику ее мужа в Нюрнберге. В 1937 году Черчилль в [немецком] посольстве в Лондоне сказал Риббентропу: ‘Если Германия вновь обретет свою власть, ее снова разобьют до полного уничтожения‘. Когда Риббентроп возразил, что на этот раз это не будет так просто, как в 1914 году, так как у Германии есть друзья на ее стороне, Черчилль ответил: «О, мы хорошо сумеем убедить этих друзей, так, что они, в конце концов, перейдут на нашу сторону» ».

(Стокгольм, 25 июля 1939, из Friedrich Lenz – Friedrich Lenz, «Der ekle Wurm der deutschen Zwietracht», 1952)

 

«Государственные деятели, которые противостоят нам, хотят – мы должны поверить им в этом – мира. Только они правят в таких странах, внутренняя конструкция которых делает возможным то, что они в любое время могут быть сменены, чтобы освободить место другим, которые вовсе не так сильно стремятся к миру. И эти другие существуют.

Достаточно только, чтобы в Англии вместо Чемберлена к власти пришел господин Дафф Купер или господин Иден, или господин Черчилль, и тогда мы точно знаем, что цель этих людей – сразу же начать новую мировую войну. Они не делают из этого тайны, они говорят открыто. Далее мы знаем, что на заднем плане по-прежнему угрожающе подстерегает тот еврейско-международный враг, который нашел свое государственное обоснование и форму в большевизме. И еще мы знаем власть определенной международной прессы, которая живет только ложью и клеветой. Это обязывает нас, чтобы мы были бдительны и думали о защите Рейха! В любое время готовы к миру, однако в каждый час готовы к обороне!» (Адольф Гитлер, речь в Саарбрюккене, 9 октября 1938)

 

⇐ Предыдущая14151617181920212223Следующая ⇒

Поделиться: