В Вермахте служили части и соединения, состоящие из следующих наций:

 

• Италия (до падения Муссолини), затем до 1945 года были итальянские Войска СС 

• Финляндия (по февраль 1944), в том числе 350 американцев финского происхождения

• Румыния (до 23 августа 1944); добровольные легионеры Железной гвардии

• Венгрия (до конца 1944; по февраль 1945 в битве за Будапешт («Печь Пешта»), в начале 1945)

• Словакия (до начала 1945)

• Болгария (по сентябрь 1944)

• Хорватия (до начала 1945)

• Советский Союз, примерно от 400.000 до 600.000 солдат, которые служили, в том числе, в Русской освободительной армии, Восточном легионе, полиции и других особых группах (и поддерживали Вермахт в оперативных вопросах)

• Испания (после битвы за Ленинград, 1942, «Голубая дивизия»)

• Этнические немцы («фольксдойче»), примерно 600.000 добровольных помощников («Хиви»), в том числе солдаты Красной армии и этнические меньшинства в Советском Союзе

• Индия (легион «Свободная Индия»)

• Ближний Восток (легион «Свободная Аравия»)

• Швеция, только в течение зимы 1941/42 8 760 добровольцев из «Svenska Friviligenkaren» и минимум 900 добровольцев батальона «Svenska Friviligenkaren» вступили в Вермахт, примерно 500 служили в Войсках СС, к ним добавились также датчане, норвежцы и эстонцы. (Metapedia)

 

Другие сражались в военно-морском флоте или военно-воздушных силах.

 

Ввиду антикоммунистической позиции национал-социализма для большинства членов НСДАП стало неприятным сюрпризом, когда 23 августа 1939 года был подписан Пакт Молотова-Риббентропа о ненападении с его тайным дополнительным протоколом о разделе Польши. Разумеется, для обоих диктаторов это был лишь временный шаг, чтобы выиграть время. Германия надеялась, что сможет гарантировать себе мир с Великобританией, который позволил бы немцам повернуться на Восток. А Россия оставляла открытыми свои варианты в надежде на то, что война против

Великобритании ослабит Германию и облегчит ее собственные планы удара на запад. В 1941 году время истекло. Германия увидела, что Россия стягивала все больше войск к границам, и предприняла 22 июня превентивный удар.

Советский Союз планировал атаковать Германию 6 июля – «операция «Гроза».

«Немецко-фашистскому командованию удалось опередить наши войска буквально на две недели до [запланированного нами] начала войны». (Генерал С. П. Иванов, начальник академии Генерального штаба Вооруженных сил СССР, 1974, цитируется по Виктору Суворову – Viktor Suworow, «Ледокол»,

«Icebreaker», PL UK Publishing 2009, стр. 285)

 

В своей новой книге «День М» – «Der Tag M», Klett-Cotta, 1995) Виктор Суворов пишет об эффекте событий 19 августа:

«Это была тайная мобилизация. Советское руководство готовило Красную Армию и всю страну к захвату Германии и всей Западной Европы. Захват Западной Европы – вот главная цель, ради которой Советский Союз развязал Вторую мировую войну. Окончательное решение начать войну Сталин принял 19 августа 1939 года». (Staatsbriefe Wolfgang Strauss Der zweite Weltkrieg begann am 19. August 1939).

 

Значит, Россия никогда не вела «Великую Отечественную войну».

Американский инженер Джон Скотт, который сам работал до 1942 года в Советском Союзе, описывал гонку вооружений в Советской России перед войной следующими словами:

«Русский военный бюджет удваивался почти в каждом году. Накапливались безграничные резервы боевой техники, машин, горючего, продуктов и запасов. Красная армия усилилась примерно с двух миллионов солдат в 1938 году до 6,5 миллионов весной 1941 года». (Metapedia)

 

Цели, которые преследовал Гитлер своим нападением на Советский Союз, можно рассмотреть на фоне одной конкретной ситуации. В июне 1940 года Советы аннексировали Бессарабию и Буковину. Они находились теперь угрожающе близко от румынских нефтяных месторождений, из которых Германия покрывала значительную часть своих потребностей. После исчезновения польского государства у Германии и СССР теперь была общая граница, на которой шести немецким дивизиям противостояли не менее 170 советских. В июле 1940 года Гитлер отреагировал на эту ситуацию и впервые отдал командованию Объединенных вооруженных сил и Вермахта приказ проверить возможность нападения на Советский Союз. (Одновременно Сталин в Москве отдал соответствующие указания для планирования нападения на Германию).

 

«В сентябре 1940 года немецкое правительство предприняло попытку склонить СССР к вступлению в недавно созданный тройственный пакт между Германией, Японией и Италией, и пригласило советского министра иностранных дел Молотова в Германию. Но, к удивлению немецкой стороны, 12 ноября 1940 года в Берлине Молотов заявил Гитлеру, что «секретное дополнительное соглашение» от августа 1939 о распределении сфер влияния в Восточной Европе устарело, и нужно вести переговоры о новых границах. C этой целью он требовал для Советского Союза следующие государства и водоемы Финляндию, Дунай, Румынию, Венгрию, Болгарию, Турцию с черноморскими проливами, Иран, Грецию, Югославию, выход из Балтийского моря, а также Шпицберген.

Так как Советы к тому времени аннексировали все государства, которые были включены в их сферу влияния, немцы должны были сделать вывод, что теперь Советский Союз планирует захватить также эти как раз упомянутые государства.

Это лишило бы Германию ее поставщиков сырья, ее торговых партнеров в ЮгоВосточной Европе, а также ее свободы передвижений в Балтийском море и

подпустило бы коммунизм к границам Италии и Германии». (Gerd Schulze-

Rhonhof, «Der Krieg, der viele Väter hatte», _стр. 570, 571)

 

 

 

Европа в 1940 году (американский Мемориальный музей Холокоста)

 

На чем основывались такие самоуверенность и дерзость, чтобы Молотов мог выдвигать такие требования?

 

« [Британское] адмиралтейство при этом заявляет о своей готовности в отношении заключенных 15 октября 1939 года соглашений о ведении войны, которые были подписаны господином Сталиным 28 января 1940 и переданы, причем соглашение звучит следующим образом:

1. Как только Советский Союз объявит, что он оккупировал Финляндию в ее совокупности, включая ее бухты, линию побережья и острова, военно-морское министерство готово не позднее чем в ночь с 14 на 15 мая 1940 отправить военноморской флот и другие вооруженные силы, чтобы занять важные объекты в Норвегии. Кроме того, Англия займет Данию. В сотрудничестве с французскими войсками Англия займет шведский Гётеборг, а также Южную Швецию. В то же самое время британские военно-морские силы будут контролировать Северное море и заблокируют доступ туда из Балтийского моря немецким кораблям и подводным лодкам.

2. Во время переговоров между Францией и Англией было достигнуто согласие в отношении часто запрашиваемой Финляндией поддержки в ее борьбе против Советского Союза, которую обещали наши правительства. Эта обещанная помощь, о которой просила Финляндия, будет перенаправлена в Швецию и Норвегию, где они [войска] займут выжидательные позиции, даже если эти страны продемонстрируют готовность разрешить проход войск. Франция обещала от 50.000 до 100.000 солдат, которые должны расположиться в Швеции, чтобы держать шведские вооруженные силы под постоянной угрозой и позволить Советскому Союзу оккупировать Финляндию и интернировать ее вооруженные силы. Английские войска будут дислоцированы в Норвегии, примерно от 5000 до 8000 солдат высадятся в Гётеборге, Швеция.

3. После оккупации Финляндии, Норвегии, Дании и Швеции между английским и советскими вооруженными силами может быть заключено соглашение в отношении распределения войск и их целей, а также относительно планирования времени нападения на Германию; это в соответствии с уже разработанными планами, так что

Войска английских и французских экспедиционных сил вместе осуществят наступление вдоль линии Шербур-Роттердам на Линию Зигфрида, в то время как Польша и Чехословакия одновременно будут атакованы советскими вооруженными силами.

Вооруженные силы Голландии и Бельгии объявили о своей готовности присоединиться к британско-французским войскам.

Французские и английские военно-морские силы будут блокировать Северное море, а также Ла-Манш, для всех перемещений немецких военных кораблей, пока вооруженные силы Германии не будут побеждены, и Германия не будет вынуждена подписать мирный договор.

4. Для главного удара с Балтийского моря и Скандинавского полуострова в Париже будет совместно разработан план снабжения войск в момент вашего выбора в соответствии с вашими представлениями.

5. Совместный комитет французско-английских военно-воздушных сил договорился немедленно пригласить представителя советских ВВС с целью сотрудничества, для того, чтобы раз и навсегда устранить немецкие ВВС, прежде чем начнется наступление на море и на суше.

6. Гарантия военной поддержки Финляндии, которая упоминается в статье 2, основывается на проведенных в Крыму переговорах между генеральным секретарем Советской Коммунистической партии и Уинстоном Черчиллем от Англии о том, чтобы получить от Швеции, Норвегии и Дании разрешение на прохождение войск с целью военной поддержки Финляндии. Если эти скандинавские страны согласятся с проходом войск, английские и французские войска могут быть переброшены на Скандинавский полуостров, не опасаясь столкнуться с сопротивлением. Оккупации Скандинавского полуострова, а также интернирования их вооруженных сил можно было бы достичь так, чтобы это выглядело как бескровный путч. Советский Союз вместе с тем избавился бы от опасений, что англо-французские войска представляют для него опасность. Оккупация Скандинавского полуострова произойдет также в том случае, если упомянутое согласие для войск поддержки не будет получено. Советский Союз будет приглашен отправить военного эксперта, чтобы наблюдать операции по занятию Скандинавии, а также подготовку к этим операциям. Было бы полезно, если бы этот эксперт смог прибыть как можно скорее.

7. В отношении просьбы о постановке Советским Союзом минных полей вдоль норвежского побережья прилагается карта пять (5), которая показывает минное поле в его оговоренной форме. Английские военно-морские силы будут расширять это минное поле с 5-6 апреля, в соответствии с приложением шесть (6). Не заминированные зоны показываются в приложении 6».

 

Приложения 5 и 6 не были найдены, когда этот документ копировался 19 и 21 января 1950. 

Значение и важность этого соглашения.  

«Этим соглашением Черчилль и западные державы позволили Советскому Союзу установить свой контроль над всеми граничащими с ним малыми государствами. Это выходило за пределы того, что было определено Пактом Молотова-Риббентропа относительно сфер влияния. Одновременно сам Черчилль присудил себе право не считаться с суверенитетом многих нейтральных стран (Исландия, Фарерские острова, Норвегия, Греция и т.д.).»

(Erkki Hautamäki, «Finland in the Eye of the Storm», 2005, глава 10, цитируется в http//www.inconvenienthistory.com)

 

«Внезапно у Гитлера, который недавно заключенным планом со Сталиным преследовал намерение побудить Великобританию принять новое мирное предложение, возникло чувство, что Германию собираются взять в клещи британско-русского нападения с двух сторон. Его соответствующие опасения усилились поздней осенью 1940 года ввиду постоянного получения новых сообщений о дальнейшей концентрации войск Красной армии, которую сам Гитлер в беседе с главой румынского государства Антонеску назвал ‘самым большим развертыванием войск в истории’. Только ввиду этой новой опасности Гитлер принял решение напасть на Советский Союз. Эта ситуация в ноябре 1940 года дала толчок к позже проводившейся с такой беспощадностью войне против Советского Союза. С самого начала эта война против Советского Союза не имела никакого отношения к представлениям Гитлера о жизненном пространстве или к

‘Большому плану’». 

(deutsche-zukunft.net/hintergrundwissen)

 

«Угроза русского развертывания не допускает дальнейшего промедления».

(В журнале боевых действий OKW (Верховное главнокомандование Вермахта) в короткой заметке от 19 июня 1941. Percy E. Schramm (Hg.), «Kriegstagebuch des OKW 1940-1941», Band I, Halbband 2, Bernard & Graefe, München 1982, стр. 406)

 

«Каждый внимательно прислушивался, чтобы узнать, были ли немцы уже в пути. В июне и июле 1941 года жители оккупированных Красной армией областей Восточной Польши – польские крестьяне, буржуазия, духовенство, бывшие солдаты и интеллектуалы – ожидали вступления немецких войск». Эта цитата взята у польско-еврейского историка Яна Гросса, автора книги «Neighbours: The Murder of the Jews of Jedwabne» – «Соседи:Убийство евреев Едвабне»).

 

Солженицын объясняет, из-за чего «поляки, литовцы, латыши, украинцы, эстонцы, белорусы, а также румыны в Буковине и Молдове не могли дождаться прихода немцев». (Цитируется по Wolfgang Strauss, Solschenizyn, «Zweihundert Jahre zusammen») 

 

«Меньшинства в Польше должны исчезнуть, и польская политика состоит в том, чтобы они исчезли не только на бумаге. Эту политику осуществляют здесь бесцеремонно и без малейшей оглядки на общественное мнение, международные договоры и Лигу Наций. Украина под польским господством – это ад. Белоруссия – это еще больший ад. Целью польской политики является исчезновение национальных меньшинств, как на бумаге, так и в реальности». 

(Manchester Guardian, l4 декабря l93l, специальное сообщение из Варшавы) 

«Лишь тогда, когда с каждой неделей я все сильнее стал ощущать, что Советская Россия уже видит тот час, когда она выступит против нас, когда неожиданно в Восточной Пруссии собрались 22 советские дивизии, в то время как наших там было от силы три, когда я постепенно стал получать информацию о том, что на нашей границе возникает аэродром за аэродромом, когда через всю гигантскую Советскую империю сюда начала катиться дивизия за дивизией, вот тогда я почувствовал себя обязанным принять меры со своей стороны. Потому, что история не признает извинений за недосмотр, извинений, которые состоят в том, что задним числом объясняют я это не заметил, или я в это не поверил. Стоя во главе Немецкой империи, я чувствую себя ответственным за весь немецкий народ, за его существование, за его настоящее и, насколько это возможно, за его будущее». (Гитлер, речь от 3 октября 1941)

«На протяжении четырех лет Германия в бесподобной героической борьбе, отдавая все свои последние силы, была бастионом Европы и вместе с тем одновременно всего мира против красного потопа. Она смогла бы спасти Европу от большевизма, если бы ей не надо было опасаться удара в спину». (Иоганн Людвиг Граф Шверин фон Кросиг, выступление по радио в должности

немецкого министра иностранных дел, 3 мая 1945)

 

Вопреки этой вере в порядочность, добрую волю и приличие немцев – в двух словах, в немецкий характер – влиятельные американские евреи в 1941 году агитировали за геноцид немцев.

 

«В своей книге «Germany must perish» [«Германия должна погибнуть»] некий господин Теодор Кауфман требовал уничтожения немецкого народа в буквальном смысле Талмуда и Торы. Это уничтожение должно было быть достигнуто путём стерилизации всех немцев – мужчин до 60 лет, женщин до 45 лет) в течение трёх лет по окончании войны, причём границы Германии на этот срок должны были быть наглухо закрыты, а её территория затем поделена между другими народами, т. ч. она исчезла бы с географической карты вместе со всем своим населением. Господин Кауфман подсчитал, что, по прекращении рождении в результате стерилизации, нормальная смертность уничтожила бы германскую расу в течение 50–60 лет». (Дуглас Рид – Douglas Reed, «Спор о Сионе», «The Controversy of Zion», стр. 481)

 

Тому, кого при этом не стошнит, можно посоветовать показательную коллекцию отвратительно антинемецких изречений сороковых годов двадцатого столетия, которые, в общем, исходят от высокопоставленных служителей церкви, парламентариев, а также из прессы. (research.calvin.edu/german...archive/niemals.htm). Эта документация явно показывает абсолютную необходимость поддерживать климат ненависти по отношению к врагу, англосаксонскому народу, который жил на расстоянии всего нескольких сотен километров от Великобритании, о настоящем характере которого большинство живущих на своих островах британцев не знали ничего, и который все же якобы воплощал дьявольское варварство. (Англосаксы – тоже германцы. В пятом веке 'саксы' из Саксонии и 'англы' из Шлезвиг-Гольштейна, и юты с полуострова Ютландия захватили юго-восточную часть Великобритании. Отсюда такие названия как ‘Уэссекс’, 'Суссекс' и т.д. Сначала они были известны в средневековье как

'англосаксы', чтобы отличать их от саксов материка).

 

Высказывание тогдашнего американского сенатора Гарри Трумэна 1941 года иллюстрирует американскую точку зрения того времени в отношении нацистского вторжения в Россию:

«Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и пусть они убивают друг друга как можно больше». 

(David McCullough, «Truman», Simon & Schuster, стр. 262.) (Википедия)

 

В 1939 году и Великобритания, и Франция жаждали похожего соглашения со Сталиным, и именно для того, чтобы предотвратить сближение Германии с СССР. Англо-польский военный союз от 31 марта 1939 года, в котором Франция получила второстепенную позицию, преследовал цель оказывать давление на Германию. (Французский генерал Морис Гамелен подписал по собственной инициативе тайное военное соглашение с Польшей, согласно которому Франция была обязана через три дня после любой немецкой акции, которая «угрожает жизненным интересам Польши в Данциге», мобилизовать свои войска и начать большое наступление против Германии в течение 15 дней. Протокол соглашения между генералом Гамеленом и польским военным министром Тадеушем Каспжицким, 19 мая 1939.)

Верно также то, что Черчилль и Сталин уже 15 октября 1939 года договорились о секретном сотрудничестве для ведения войны против Германии на четырех фронтах. Тогда Черчилль был британским министром военно-морского флота и членом кабинета. В июле была достигнута договоренность о том, что западные союзники в случае совместного германско-советского нападения на Польшу объявят войну одной лишь Германии. Сталин подписал пакт 28 января 1940, а Черчилль 8 февраля 1940 года. Эта информация «основывается на содержании так называемого досье S-32 маршала Маннергейма, и была скопирована оттуда Вилхо Тахванайненом, тайным агентом маршала, который во время войны сотрудничал с ним».

 

Автор Эркки Хаутамэки рассказывает:

«Досье S-32 было объявлено секретным или уничтожено. Некоторые финские ученые ездили [ради этого] в Москву, но все архивы Сталина и НКВД закрыты. Никто не получает туда доступ, чтобы исследовать документы. Во время переговоров о Парижском договоре финнам не разрешили оглашать какие-нибудь подробности о досье S-32. Архивы Черчилля закрыты, как минимум, до 2017 года. В Нюрнберге немцам не позволили представить какие-либо документы о сотрудничестве между Черчиллем и Сталиным, а также обвинение не получило соответствующую информацию.

Согласно разработанным после 23 августа [1939] планам, цель состояла в том, чтобы создавать новые фронты, с целью раздробить немецкие войска и ввязать их в продолжительную борьбу. Позже было запланировано сконцентрированное наступление с различных направлений против Германии, но только тогда, когда все необходимые для этого ресурсы будут накоплены. В свете крайне тесных контактов, которые Черчилль (вошедший после 3 сентября 1939 года в военный комитет Чемберлена) уже давно поддерживал со Сталиным, он был готов теперь к подписанию соглашения с западными державами. Дезинформация была нужна, чтобы скрыть это». 

(Major Erkki Hautamäki, «Finland in the eye of the storm», 2005)

 

Позиция Сталина следует из его тайного выступления перед Центральным Комитетом коммунистической партии 27 августа 1939, из которого я процитирую здесь несколько отрывков:

«С другой стороны, если мы примем известное вам предложение Германии о заключении с ней пакта о ненападении, она, несомненно, нападет на Польшу, и тогда вступление Англии и Франции в эту войну станет неизбежным. При таких обстоятельствах у нас будут хорошие шансы остаться в стороне от конфликта, и мы сможем, находясь в выгодном положении, выжидать, когда наступит наша очередь. Именно этого требуют наши интересы. Итак, наш выбор ясен мы должны принять немецкое предложение, а английской и французской делегациям ответить вежливым отказом и отправить их домой. …

... В случае поражения Германии неминуемо последует советизация Германии и создание коммунистического правительства... 

Поэтому наша цель заключается в том, чтобы Германия как можно дольше смогла вести войну, чтобы уставшие и крайне изнуренные Англия и Франция были не в состоянии разгромить Германию. Отсюда наша позиция оставаясь нейтральными, мы помогаем Германии экономически, обеспечивая ее сырьем и продовольствием; однако, само собой разумеется, что наша помощь не должна переходить определенных границ, чтобы не нанести ущерба нашей экономике и не ослабить мощь нашей армии. …

Повторяю, что в ваших интересах, чтобы война разразилась между Рейхом и англофранцузским блоком. Для нас очень важно, чтобы эта война длилась как можно дольше, чтобы обе стороны истощили свои силы. Именно по этим причинам мы должны принять предложенный Германией пакт и способствовать тому, чтобы война, если таковая будет объявлена, продлилась как можно дольше. В то же время мы должны усилить экономическую работу в воюющих государствах, чтобы быть хорошо подготовленными к тому моменту, когда война завершится».

(Выступление Сталина перед членами Политбюро и Коминтерна 19 августа 1939 года. Протокол речи был опубликован 29 ноября 1939 во французской ежедневной газете Le

Temps. Той же осенью текст появился в женевском журнале «Revue de Droit». (Andreas Brückmann, «Vom Regionalkrieg zum Weltkrieg. Der 2. Weltkrieg 1939-1941», стр. 45)

 

Тем, что Великобритания (и Франция) обещали полякам поддержку в случае немецкого нападения, они намеревались спровоцировать Гитлера на войну. Тем самым должен был осуществиться план завершить уничтожение Германии, после того как Гитлер сначала сорвал его своими успешными усилиями для отмены условий Версальского договора. Спор между Польшей и Германией был запрограммирован тем, что 10% немецкой территории были после Первой мировой войны отданы Польше. В результате этого Германия потеряла не только значительную часть своего восточного населения, но и самую большую часть своих региональных угольных шахт. Немецкое население Западной Пруссии, Силезии и Померании регулярно терроризировалось поляками. Польша не упускала случая унизить Германию в территориальных спорах и срывала все попытки решить компромиссом проблему доступа к немецкому городу Данцигу.

В 1939 году время для Гитлера истекло, точно так, как это предвидели англичане и французы. Он стоял перед выбором либо игнорировать преследования немецкого меньшинства – в том числе ограничения, которым подвергались граждане Данцига, а также регулярные обстрелы самолетов гражданской авиации «Люфтганзы» из польских зенитных пушек – либо нанести Польше военный удар. Гитлер опасался войны и медлил до тех пор, пока дипломатические переговоры предлагали какую-либо альтернативу. Все же, Польша, очень далекая от того, чтобы принять немецкие условия, уже открыто говорила о нападении на Берлин. Очевидно, Польша не осознавала своего статуса второстепенной державы среди центральноевропейских государств. Так как ее аппетит не был удовлетворен аннексией больших немецких территорий, которые были несправедливо присуждены ей Версальским договором, она уже в 1939 году лелеяла маниакальные планы захватить балтийские государства, части Советского Союза, и Германию вплоть до Берлина.

«После предстоящей войны [...] Польша должна была аннексировать Данциг,

Восточную Пруссию, Верхнюю и Центральную Силезию, включая Бреслау, и Центральную Померанию, включая Кольберг. Кроме того, Польша должна была создать ряд буферных государств под своей протекцией и правлением вдоль Одера и Нейсе». (Еджей Гертых – Jedrzej Giertych, газетная статья лета 1939, цитируется немецким историком Штефаном Шайлем – Stefan Scheil, «Polen 1939», 2013)

 

Польша ждала только поддержки Великобритании и Франции, чтобы начать всю эту затею, но эта поддержка заставляла себя ждать.

«Польша хочет войны с Германией, и Германия не сможет избежать войны, даже если она этого хочет». (Польский маршал Рыдз-Смиглы – Rydz-Smigly, цитируется в The Daily Mail, 6 августа 1939).

 

24 августа Польша объявила частичную мобилизацию. Рассчитывая на поддержку Англии и Франции, а также чрезмерно переоценив свои собственные военные способности – еще в 1934 году польские почтовые открытки изображали «Великую Польшу», к которой принадлежали Любек, Берлин и Лейпциг – политические и военные руководители Польши оставили без внимания повторные, все более щедрые немецкие предложения решения Данцигского вопроса. Эти предложения вносились вплоть до последних часов перед начала военного конфликта и достигли апогея в немецком плане из шестнадцати пунктов для улаживания спора о Данциге, а также о «коридоре». Польша отвергла этот план, даже не прочитав его, и передала его Великобритании, где он 31 августа 1939 года был оглашен радиостанцией Би-би-си. Вместо этого Польша 30 августа 1939 года объявила всеобщую мобилизацию.

Так как мобилизация означала объявление войны, Германия начала наступление 1 сентября 1939. Кампания продолжалась примерно пять недель. 6 октября 1939 года последние польские войска капитулировали.

Если не считать битву за Норвегию (с 8 апреля по 8 июня 1940), до 10 мая 1940 года (день, когда Черчилль стал премьер-министром) никаких больших военных наступлений не происходило, но затем началось немецкое вторжение во Францию.

 

«Еще до завершения кампании она оценивалась как настолько неудачная, что в британском парламенте дошло до вотума недоверия. Правительство должно было смириться с чувствительным сокращением своего большинства, и премьерминистр Невилл Чемберлен ушел в отставку. Главный архитектор Норвежской кампании, министр военно-морского флота Уинстон Черчилль, который нес ответственность за многие совершенные во время похода ошибки, получил наибольшую выгоду от этих политических событий. Он считался кандидатом номер 1 на пост премьер-министра и стал, таким образом, руководителем Великобритании во время войны. Такова ирония истории». (BBC history)

 

В отношении запланированного британского нападения на нейтральную Норвегию, которое должно было произойти, чтобы заблокировать Германии доступ к шведской железной руде (кроме того, Великобритания боялась лишиться поставок алюминия и бокситов), Уинстон Черчилль писал:

«Никакое техническое нарушение международного права... не может стоить нам благосклонности нейтральных стран. Так как мы действуем от имени конвенции Лиги Наций и практически являемся обладателями мандата Лиги Наций и всего того, за что она выступает, у нас есть право, даже обязанность объявить на определенный период утратившими силу некоторые из условий тех законов, которые мы хотим консолидировать и укрепить. Маленькие нации не могут связывать нам руки, если мы боремся за наши права и за их свободу. Буква закона не имеет абсолютной силы, и те, кто уполномочен ее защищать и воплощать, не могут создавать никаких преград на нашем пути. Человечность, а не легализм должна руководить нами».

(Министр военно-морского флота Уинстон Черчилль, 16 декабря 1939, цитируется в книге Черчилля «Надвигающаяся буря», – «The Gathering Storm», стр. 547)

 

Из утверждения о приоритете морали мы должны сделать вывод, что Вторая мировая война, по меньшей мере, с точки зрения союзников, велась ими ради блага человечества. Однако если мы, опираясь на большое количество доказательств, будем помнить о том, что Гитлер не хотел войны, то кажется очень досадным, что продолжительные «технические нарушения международного права» принудили Великобританию к тому, чтобы она вызвала конфликт, который, в конечном счете, не принес человечеству ничего хорошего, именно потому, что он стоил жизни 60 миллионам человек.

На протяжении восьмимесячной «сидячей войны» («странной войны») между объявлением англичанами и французами войны и началом немецкого наступления на Западе было немало попыток достичь мира.

«Было так много – частично любительских, частично профессиональных – контактов между участниками конфликта в различных нейтральных странах, что едва ли можно избавиться от впечатления, из-за многих шпионов, которые тогда обсуждали друг с другом условия мира, что тогда в каком-то швейцарском кафе трудно было пробраться через толпу до барной стойки». (Anthony Roberts, «The Holy Fox The Life of Lord Halifax».)

 

Великобритания добивалась выигрыша времени, чтобы смочь снова получить больше оружия и довооружить свою армию.

«Так как оснащение вооружением военно-воздушных сил находилось в критической фазе, и какая-либо надежда на войну на два фронта была потеряна, попытка выиграть время отвечала здравому смыслу». Галифакс «Заседание правительства 6 мая 1940. Обмен записками с Уинстоном Ч [ерчиллем], после того, как я поднял вопрос о том, что способ выиграть время, состоит в том, чтобы вводить немцев в заблуждение мирными переговорами!» (Черчилль обвинял Галифакса в государственной измене – там же).

 

Советская Россия только 17 сентября 1939 года вторглась в Польшу, причем без формального объявления войны. Как и было согласовано, Великобритания и Франция не выступили против этой агрессии, и США тоже никак не отреагировали.

 

«Пропаганда в основном находится в руках евреев, которые контролируют радио, кино, газеты и журналы почти на 100%. Несмотря на то, что эта пропаганда крайне груба и представляет Германию в самом черном цвете, она в высшей степени эффективна, так как общественность здесь абсолютно некомпетентна и не имеет никакого понятия о ситуации в Европе. Здешняя ситуация предлагает отличную платформу для общественных ораторов всякого рода, для эмигрантов из Германии и Чехословакии, которые потоком слов подстрекают общественность, распространяя всяческую клевету. Они хвалят американскую демократию, которая является противоположностью тоталитарным государствам. Интересно наблюдать, что в этой исключительно хорошо спланированной кампании, которая проводится в первую очередь против национал-социализма, Советская Россия почти полностью отсутствует. Если Советская Россия вообще упоминается, то в дружелюбном тоне, и вещи представляются таким образом, как будто бы Советский Союз сотрудничает с блоком демократических государств. Благодаря умной пропаганде, симпатии американской общественности полностью на стороне Красной Испании. Этот пропагандистский военный психоз разжигается искусственно. В этой акции принимали участие еврейские интеллектуалы, например, Бернард Барух, губернатор Нью-Йорка Леман... судья Верховного суда Феликс Франкфуртер, министр финансов Моргентау и другие, которые являются близкими личными друзьями президента Рузвельта. Они хотят, чтобы президент был главным борцом за права человека, свободу вероисповедания и свободу слова, который в будущем накажет возмутителей спокойствия. Эта группа, люди, которые хотят выдавать себя за ‘защитников демократии’ и представителей 'американизма', в конце концов, связаны неразрывными узами с международным еврейством. Для этого еврейского интернационала, в случае которого речь идет, прежде всего, об интересах его расы, было умным шахматным ходом привести президента Соединенных Штатов на эту 'идеальную' позицию главного бойца за права человека. Так они создали опасную питательную среду для ненависти и враждебности в этом полушарии и разделили мир на два враждебных лагеря. Все осуществляется таинственным способом. Рузвельт дал толчок к возрождению американской внешней политики и одновременно позаботился... о том, чтобы огромные запасы были подготовлены для будущей войны, к которой евреи совершенно осознанно стремятся».

(Ежи Потоцкий – Jerzy Potocki, польский посол в Вашингтоне, 12 января 1939)

 

«Когда национальная проблема в бывшем польском государстве стала нетерпимой к 1939 году, я попытался решить её исключительно с помощью переговоров. В течение некоторого времени казалось, что польское правительство всерьез было готово прийти к разумному решению. Могу добавить, что в германских предложениях мы не требовали ничего из того, что ранее не было германским. Фактически мы были готовы отказаться от многого, что было германским перед Мировой войной. 

Давайте вспомним драматические события того времени – неуклонно увеличивающееся число жертв среди этнических немцев. Вы, мои депутаты, лучше сравните эти потери с потерями в этой войне. Военная кампания на Востоке стоила к настоящему моменту приблизительно 160.000 убитых во всех германских вооружённых силах, а за всего лишь несколько месяцев мира были убиты более чем 62.000 этнических немцев, некоторые из них были зверски замучены. Нет никаких сомнений, что Германская империя имела право воспротивиться такому положению вещей на её границе и потребовать их изменения — исключительно из соображений обеспечения своей собственной безопасности, особенно, если учесть, то мы живём в такое время, когда другие страны находят угрозу их безопасности даже на других континентах. Географические проблемы, которые нам требовалось разрешить, были малозначимы. По существу, они касались только Данцига и воссоединения связей с отрезанной от остальной империи Восточной Пруссией. Намного большее беспокойство вызывало зверское преследование немцев в Польше. Кроме того, судьба других национальных меньшинств вызывала не меньшее беспокойство». (Речь Адольфа Гитлера перед Великогерманским Рейхстагом 11 декабря 1941

года)

 

Серьезной проблемой, снова и снова создававшей значительные трудности национал-социалистическому правительству, была измена, которую совершили некоторые высокопоставленные офицеры немецкой армии, а также важные правительственные чиновники. К предателям принадлежали, в частности, лейтенант доктор Вильгельм Шайдт, адъютант генерал-майора Шерффа и особый уполномоченный Гитлера по вопросам военной истории (он был, вероятно, шпионом «Вертером», который занимался своей вредительской деятельностью во внутреннем кругу немецкого командования), далее адмирал Вильгельм Канарис (шеф Абвера, военной разведки и контрразведки), Людвиг Бек (начальник генерального штаба сухопутных войск), Карл Гёрделер (бывший бургомистр Лейпцига), Эрнст фон Вайцзеккер (государственный секретарь в министерстве иностранных дел и отец уже упомянутого будущего немецкого федерального президента Рихарда фон Вайцзеккера), представители церкви (как Дитрих Бонхёффер), а также несколько чиновников министерства иностранных дел. Даже Ялмар Шахт, сомнительная фигура и, согласно Вильгельму Ландигу – бывшему эсэсовцу, ставшему после войны писателем – масон, который был назначен сначала президентом Имперского банка и внес существенный вклад в экономический взлет первых лет после прихода Гитлера к власти, сидел на двух стульях и постоянно информировал своего коллегу Монтегю Нормана, управляющего Банка Англии, о состоянии немецких финансов.

Как и Федеральный резерв, а также Банк Англии, Имперский банк тоже был не автономным национальным банком, а корпорацией.

«Функционеры банка назначались правительством и получали жалование от него, но правление банка состояло исключительно из представителей больших банков и мирового еврейства – оба принадлежали к одному и тому же типу людей. Уже в момент его основания среди в целом пятнадцати членов правления были следующие имена барон Ротшильд, тайный советник Бляйхрёдер, тайный советник Мендельсон, Теодор Плаут, тайный советник Оппенгеймер, тайный советник Варшауэр, тайный советник Цвиккер, тайный советник Штерн и тайный советник Гельпке; таким образом, одиннадцать чистокровных евреев и как декорация четверо господ с немецкими именами». (Gottfried Feder, «Der Deutsche Staat auf nationaler und sozialer Grundlage», 1923, издание 1933 года, стр. 95)

 

«Другим искусным шахматным ходом, который порекомендовал канцлеру старой империи Бляйхрёдер, советник-банкир Бисмарка, было не развивать Имперский банк как чисто государственное учреждение, так как тогда он не мог бы в случае войны быть конфискован врагом по причине признанной во всем мире неприкосновенности частной собственности, тогда как в качестве чисто государственного банка он мог бы сразу достаться в руки врагу». (там же).

«На самом деле речь у хитрого еврея, естественно, шла только о том, чтобы вместе с остальными финансистами затянуть самое важное финансовое учреждение империи в свою сферу влияния. Господам это также удалось, и империя по всей форме отказалась от одной из самых важных сфер своих прав на изготовление денег – права издавать банкноты». (там же).

 

Шахт был уволен 19 января 1939 года. 15 июня 1939 новый имперский закон о банках безусловно подчинил банк суверенитету государства:

«Немецкий Имперский банк подчиняется как немецкий эмиссионный банк неограниченному суверенитету империи. Он служит исполнению поставленных национал-социалистическим государственным руководством целей в рамках доверенного ему круга задач, в частности, для обеспечения стоимости немецкой валюты. Имперский банк непосредственно подчинен вождю и рейхсканцлеру.

Этот окончательный разрыв с организованным ростовщичеством в форме международной банковской корпорации, вероятно, предопределил судьбу Германии и сделал войну неизбежной.

Слабость диктатуры, какой бы патриотической она ни была, и интересы каких бы широких слоев населения ни представляла, состоит в неизбежном возникновении тайного сопротивления, так как в ней не существует законно разрешенной, лояльной оппозиции, которая может послужить скептикам защитным клапаном для выпуска пара. Решающее различие между диктатурой Гитлера и большинством других существовавших до и после нее диктаторских правительств какого-либо направления (к исключениям принадлежал, например, режим Хуана Перона, который был свергнут в 1955 году военным путчем, поддержанным США и Великобританией) состояло в том, что ее фон, ее мотивация и ее патриотические цели для Германии основывались на политике, которая не исключала народ. Эта подлинная популярность повлекла за собой то, что некоторые члены верхнего слоя недоброжелательно относились к националсоциализму. Было ли их мотивом политическое разочарование курсом правительства или лишь снобистское предубеждение против руководства, не принадлежавшего к традиционной наследственной немецкой руководящей касте, во всяком случае, вред, который эти предатели нанесли своей стране, снабжая британское правительство непрерывной ложью о немецкой экономике, армии, амбициях Гитлера и о поддержке его немецким народом в надежде побудить Великобританию вступить в войну и сделать таким образом возможным путч против национал-социалистов, был настолько огромен, что можно с полным основанием придерживаться взгляда, что уже одни только их действия привели бы к поражению Германии. На случай успеха своего заговора они уже даже распределили позиции в новом правительстве. Вполне возможно, что они искренне верили, что действуют ради высоких, патриотических целей, но с того времени, когда они стали сотрудничать с врагом – врагом, который не делал тайны из своего требования безоговорочной капитуляции Германии – они были виновны в государственной измене против своей страны и своих сограждан.» (Даже сэр Роберт Ванситтарт, который относился к самым непримиримым противникам Германии, сказал Гёрделеру, когда тот предложил свои услуги Англии в 1938 году, что он не что иное, как предатель. Klemens Klemperer, «Die Verlassenen Verschwörer», Berlin 1994)

 

Эта измена началась уже почти сразу после прихода национал-социалистов к власти и в 1937 году развилась до настоящей раковой опухоли, которая достигла высшей точки в неудавшемся покушении на Гитлера 20 июля 1944 года.

(В целом на Гитлера якобы были спланированы или совершены 42 покушения. Will Berthold, «Die 42 Attentate auf Adolf Hitler», Blanvalet, München 1981)

 

О дилетантском покушении 20 июля 1944 года генерал Альфред Йодль, начальник главного штаба Вермахта в Главнокомандовании Вермахта, 3 июня 1946 года, во время Нюрнбергского процесса, сказал своему адвокату следующее:

«Все же, в это время уже никто не надеялся на победу в истинном смысле слова. Но, тем не менее, во время этого путча не восстал ни один солдат, ни один рабочий, не поднялось ни одно оружие. Все участники покушения и путчисты были одинокими. Чтобы свергнуть эту систему, потребовалось бы революция, более сильная и более насильственная, чем была национал-социалистическая революция. За этой революцией должна была бы стоять по существу масса вооруженных сил, а не только один командир гарнизона Потсдама, о котором говорил свидетель. Как они собирались вести войну с внешним врагом не на жизнь, а на смерть, и при этом одновременно делать революцию, чтобы при этом извлечь что-то положительное для немецкого народа, этого я не знаю. Об этом могут судить только те гении, которые живут в Швейцарии.»

Последняя фраза была, вероятно, намеком на Ганса Бернда Гизевиуса, одного из самых гнусных предателей, который избежал эшафота только тем, что он в 1945 году сбежал в Швейцарию. (Hans Meiser, «Verratene Verräter», Druffel, 2008, стр. 278)

 

Естественно, судьба их простых земляков не играла никакой роли в расчетах предателей. Особо важные дипломатические и военные документы передавались союзникам в довоенное время, а также во время войны. Ганс Бернд Гизевиус, немецкий вице-консул в Цюрихе, регулярно встречался с Алленом Даллесом, представителем американского OSS (Управления стратегических служб).

Даллес описывает свое впечатление от Гизевиуса и других предателей следующими словами:

«Во время моей службы в Швейцарии я встречал несколько других немцев, которые занимали ту же позицию, что и Гизевиус. Эти люди верили, что победа нацистов и уничтожение свободы в Европе и, вероятно, во всем мире была бы намного большей катастрофой, чем поражение Германии... Чтобы замаскировать свои частые поездки между Берлином и Швейцарией, Гизевиус как член штаба Канариса был назначен в немецкое консульство в Цюрихе».

(Аллен Даллес – Allen Dulles, «Germany’s Underground», 1947)

 

Из-за разнообразных предательских действий Канариса в руководимом им Абвере постоянно происходили случаи вымогательства и коррупции. (там же).

 

Когда положение Германии становилось все более отчаянным, немецкое оружие дальнего действия могло бы стать важным козырем при переговорах. Не только ракеты V-1 и V-2, но и атомная бомба, планы создания которой были закончены, но которая, тем не менее, по техническим причинам еще не могла быть изготовлена, представляли реальную угрозу для целей союзников. Все же, коллеги Гейзенберга в «Клубе Ураниум» выдали эту информацию Отто Йону (скользкий характер, который также после войны не мог решить, к какой стороне он принадлежал, и, наконец, был осужден на четыре года тюрьмы), который, со своей стороны, передал ее британцам в лице «британского» полковника Шапиро – контактного лица Йона в Лондоне.

17 августа 1943 600 британских бомбардировщиков разрушили центр по изготовлению оружия дальнего действия в Пеенемюнде, причем они убили более 700 инженеров, техников и ученых. (там же, стр. 268-269)

 

«Почти все немецкие планы наступления непосредственно после утверждения этих планов в OKW [Верховное командование Вермахта], еще до того, как они попадали на мой письменный стол, становились известны врагу из-за измены одного члена OKW. Заткнуть этот источник не удалось на протяжении всей войны». (Начальник генерального штаба Гальдер, там же, стр. 198)

 

Гитлер не забыл обеспечить армию в России зимней одеждой, не оставлял он и

Шестую армию без снабжения. Причиной того, что очень сильный мороз зимой 1941/42 стоил 202 251 человеческую жизнь, было исключительно то, что квартирмейстер генерал Вагнер, член враждебной к Гитлеру группы офицеров, намеренно задержал отправку зимнего обмундирования для войск на вокзале Варшавы». (Hans Meiser, «Verratene Verräter», Druffel, 2008, стр. 224-225) Свежие полки, которые должны были применяться для того, чтобы осуществить отход, из-за намеренно сфальсифицированных карт были развернуты в не той местности».

(там же, стр. 232-234)

 

Намеренно вызванные задержки, неправильная информация и саботаж стоили жизни многим сотням тысяч обычных солдат, как в Сталинграде, так и в 1944 году в Нормандии. «Однако вера должна быть спасена, даже если весь народ погибнет для этого... Я молюсь за поражение моего отечества».

(Дитрих Бонхёффер – Dietrich Bonhoefer, там же, стр. 143)

 

В своей наивности и невежестве эти предатели не понимали, что их поддерживали вовсе не ради их намерений образовать новое правительство в Германии, а с совсем другими целями. 

«То, что мы не хотели понимать в немецком сопротивлении во время войны, мы позже узнали в полном объеме что эта война велась не против Гитлера, а против Германии». (Бывший председатель Бундестага доктор Ойген

Герштайнмайер, Frankfurter Allgemeine Zeitung, 21 марта 1975). (там же).

 

То, что Гитлер, ввиду этой постоянной измены, этого постоянного саботажа и коррупции, вообще продержался так долго, это чудо и еще одно доказательство того доверия, которое подавляющее большинство немецких граждан испытывало к нему. Сегодняшние поколения были перевоспитаны так, что почитают этих предателей как «борцов сопротивления».

3 сентября 1939 года Великобритания и Франция объявили Германии войну. Очень далекая от того, чтобы обеспечить свою безопасность на западе, прежде чем повернуться к востоку, Германия вновь столкнулась с неизбежностью войны на два фронта. Вопреки своему глубокому пониманию ситуации в мировой политике Гитлер не учел интриг финансовых интересов и двуличия их пособников, и не предвидел того, что большинство тех стран, которые перед Первой мировой войной встали на сторону врагов Германии, вновь объединятся против нее. (Между сентябрем 1939 и маем 1945 Германии объявили войну более пятидесяти стран. «Der grosse Ploetz», Verlag Ploetz, Freiburg 1991.)

«Швед [имеется в виду шведский бизнесмен Биргер Далерус, друг Германа Геринга, который в 1939 году хотел помочь найти компромисс между Германией и Англией] провел часть ночи [2/3 сентября] в британском посольстве, где он подвел промежуточный итог с сэром Огилви-Форбсом. Временный поверенный в делах показался ему таким же спокойным, с таким же ясным взглядом, и таким же честным, как обычно. Он открыто сказал ему, что проблемы Данцига и коридора имеют лишь второстепенное значение, и что настоящая цель британской политики – раз и навсегда положить конец гитлеровскому режиму. Поэтому никакой компромисс не представлялся ему возможным». 

(Jacques Benoist-Mechin, «Sommerkrise und Kriegsausbruch 1939», _стр. 434)

 

Эти процессы были еще одним указанием на поразительное сходство между тайными целями британской мировой империи и Лондонского Сити, и сегодняшней внешней политикой США. Вероятно, это не является случайностью, так как движущая сила за обоими политиками была и остается одной и той же.

«Мы по нашей собственной свободной воле вступили в войну, при том, что мы сами непосредственно не подверглись нападению».

(Черчилль, речь в Гилдхолле, июль 1943)

 

«Когда Черчилль покидал Лондон в конце лета 1943 года, чтобы встретиться с Рузвельтом на конференции в Квебеке, один репортер спросил его о том, не планировали ли они выдвинуть Германии условия мира. Черчилль ответил

«Упаси Боже, нет. Они бы их сразу же приняли».

(James J. Martin, «Revisionist Viewpoints», Ralph Myles publ., 1971)

 

«Теперь я думаю, что Гитлер и немецкий народ не хотели войны. Все же, мы объявили Германии войну, так как мы намеревались уничтожить ее, в соответствии с нашим собственным принципом баланса сил между державами, и поощряемые 'американцами' вокруг Рузвельта. Мы игнорировали призывы Гитлера не вступать в войну. Теперь нам приходится понять, что Гитлер был прав».

(Британский генеральный прокурор сэр Хартли Шоукросс, 16 марта 1984. Подлинность этой цитаты ставится некоторыми под сомнение. Однако она цитируется в «Witness to History», Michael Walsh и «The Falsification of History our Distorted Reality», John Hamer).

«Состояние немецкого вооружения в 1939 году дает решающее доказательство того, что Гитлер вовсе не рассчитывал на всеобщую войну и, вероятно, вообще не хотел войны». (Prof. A. J. P. Taylor, «The Origins of the Second World War», стр. 267)

«Еще в 1939 году немецкая армия не была вооружена и оснащена для длительной войны, и в 1940 году немецкие сухопутные войска во всем уступали французским, за исключением управления». (там же стр. 104-105)

 

Хотя Гитлер в 1924 году и писал в своей книге «Моя борьба» о том, что Германия должна приобрести ‘жизненное пространство на востоке‘ и заселить его немецкими крестьянами, и, хотя он в 1941 году во время захвата Украины и Белоруссии действовал в этом духе, он в последние предвоенные годы отказался от этого намерения и больше не пытался осуществить его, даже после начала войны. Многие важные факты подкрепляют этот тезис.

 

1. В момент польско-чешского спора о чешском, но заселенном преимущественно немцами городе Одерберг (к юго-западу от Верхней Силезии), на который претендовала Польша, Гитлер, вопреки желанию немецкого министерства иностранных дел, решил, что Польша может аннексировать Одерберг «Мы не можем спорить с Польшей из-за каждого немецкого города». Если бы Гитлер желал войны против Польши, чтобы освободить дорогу на восток, то он здесь не пошел бы на уступки.

2. 14 марта 1939 Августин Волошин, премьер-министра только что ставшей независимой Карпатской Украины, просил Гитлера о протекции. Но Гитлер отказался. Если бы Гитлер в начале 1939 года все еще имел намерение захватить Украину как ‘жизненное пространство на востоке’, то он взял бы эту часть Украины под свою защиту и таким образом заполучил бы базу на украинской территории.

3. ‘Спор о почтовых инспекторах’ между Вольным городом Данцигом и Польшей происходил в августе 1939 года, т.е. незадолго до начала войны. Гитлер заставлял председателей сената Данцига, чтобы те разрядили положение и ‘не отравляли ситуацию еще больше’. Если бы Гитлер совсем незадолго до фактического начала войны желал конфликта с Польшей, то ему ничего больше не нужно было бы делать, кроме как дать спору о таможенных инспекторах в Данциге тлеть дальше. Польша, вероятно, тогда, почувствовав угрозу, начала бы войну. Если бы Гитлер любой ценой хотел войны с Польшей, чтобы получить ‘жизненное пространство на востоке’, он наверняка воспользовался бы этим случаем.

4. В августе 1939 года, когда пакт о ненападении с Советским Союзом был у него в кармане, Гитлер трижды откладывал подготовленное наступление своей армии. И каждый раз он объяснял своим военачальникам «Мне нужно больше времени на переговоры». Если бы он любой ценой хотел войны для получения жизненного пространства на востоке, то он позволил бы армии перейти в наступление, после того, как она уже была развернута, и Сталин с помощью пакта обеспечил Гитлеру свободу действий.

5. У Гитлера не было концепции захвата ‘жизненного пространства на востоке‘. Он во время Польской кампании еще не знал – это видно из документов обсуждений – что он будет делать после победы над Польшей. Если бы Гитлер в 1939 году рассматривал Польшу в качестве ‘жизненного пространства на востоке’, то у него был бы также план для побежденной Польши.

6. После победоносной Польской кампании Гитлер предлагал мир правительствам Великобритании и Франции. Отход немецкой армии из Польши за исключением Данцига и «Данцигского коридора» был составной частью этого предложения. Если бы Гитлер хотел Польшу как жизненное пространство на востоке, он никогда не сделал бы такого предложения.

7. В соответствии с достигнутым соглашением со Сталиным Гитлер в 1940 году поселил немецких крестьян, которые раньше поселились в Бессарабии, Буковине и за 200 лет до того в Украине, у границ Германской империи. Если бы он намеревался поселить дополнительных немецких крестьян в Украине – как он писал в ‘Моей борьбе’ – то он не осуществлял бы полностью противоречащих этому действий и не возвращал бы немецких крестьян ‘домой в Рейх’.

8. После победоносного похода против Франции Гитлер сократил на треть производство танков и боеприпасов. Если бы он тогда планировал продолжение войны – на сей раз против Советского Союза – чтобы получить ‘жизненное пространство на востоке’, он определенно не распорядился бы об этом уменьшении производства вооружения.

9. После победоносного похода против Франции Гитлер расформировал 35 немецких армейских дивизий или вернул их в казармы. Если бы он в то время планировал продолжение войны, то он, несомненно, не отдал бы такой приказ.

«Причины Польской кампании исходили из конкретной ситуации осени 1939 года и из трех нерешенных немецко-польских проблем, а не из общей концепции Гитлера. Вместе с тем снова выходит на первый план вопрос, кто запланировал немецкопольские проблемы в 1918 году, и кто намеренно снова обострил их в 1938 и 1939 года. Виновника Второй мировой войны можно узнать не только по тому, кто начал ее, но и по тому, кто заложил фундамент для войны; виновники – все те, кто ранее создали мотивы для этой войны».

(deutsche-zukunft.net/hintergrundwissen)

 

«Я хочу мира – и я приложу все усилия, чтобы заключить мир. Это еще не слишком поздно. При этом я дойду до границ возможного, если это позволят жертвы и честь немецкой нации. Я знаю кое-что лучшее, чем война! Уже одно только то, если я думаю о потере немецкой крови – всегда гибнут самые лучшие, самые смелые и самые самоотверженные, задачей которых было бы воплощать нацию, вести ее. Мне не нужно прославлять свое имя с помощью войны, как Черчиллю. Я хочу создать себе имя как устроитель немецкого народа, я хочу обеспечить и защитить его единство и его жизненное пространство, осуществить национальный социализм, придать форму окружающей среде».

(Адольф Гитлер после окончания французского похода в беседе со своим архитектором профессором Германом Гислером. Giesler, «Ein anderer Hitler», стр. 395)

 

«Я еще раз могу утверждать, что, во-первых, я не вел войну, во-вторых, что я с давних пор открыто выражаю свое отвращение к войне и также отвращение к подстрекательству к войне, и что, в-третьих, я не знаю, ради какой цели мне вообще бы понадобилось вести войну». 

(Гитлер в речи перед Рейхстагом, 28 апреля 1939)

 

Резюме Условия Версальского договора делали конфронтацию между Польшей и снова окрепшей Германией неизбежной.

 

Польша

 

Абсурдное польское высокомерие – как со стороны польского руководства, так и со стороны дезориентированного польского населения – поощряло свойственное Польше от природы чванство. Правительство Польши утверждало, что в его собственных бесчисленных провокациях виновна была Германия, и британские дипломаты якобы верили в эту ложь. Комбинация злой воли, переоценки собственных военных возможностей, а также повторяющихся уверений в военной поддержке со стороны Великобритании и Франции срывали все попытки Германии найти компромисс.

30 августа 1939 года Польша была настолько уверена в своей позиции, что она, несмотря на механизированные немецкие дивизии у своих границ, даже не ответила на немецкую просьбу отправить ответственное лицо на переговоры о пунктах последнего немецкого мирного предложения.

 

Великобритания

 

Великобритания с удовольствием играла роль посла доброй воли, однако она как великая держава не захотела оказать давление на Польшу, чтобы подтолкнуть ее к серьезной дискуссии на высшем уровне. Хотя несколько видных британских и французских дипломатов, кажется, серьезно надеялись на мир, все же, их полномочия были ограничены в сравнении с полномочиями поджигателей войны в британском правительстве. Кроме того, немецкие предатели помогали последним, искаженно представляя настроение немецкого народа и немецких генералов по отношению к британским руководителям, и они прямо-таки умоляли Великобританию объявить Германии войну, чтобы тем самым поспособствовать путчу против Гитлера.

 

Италия

 

31 августа Муссолини пытался созвать конференцию, на которой должны были быть пересмотрены условия Версальского договора. 2 сентября лорд Галифакс дал следующий ответ на итальянское заверение остановить конфликт на его нынешних позициях и организовать конференцию в течение следующих суток:

«Предложение дуче могло бы быть принято во внимание только в том случае, если немецкие войска возвратятся за границу и освободят польскую территорию до последнего дюйма. Это – мое личное мнение, но я не сомневаюсь, что британский кабинет разделяет его». (Jacques Benoist-Mechin, «Sommerkrise und Kriegsausbruch 1939», указ. соч., стр. 394).

«Нет сомнения, что именно Англия свела на нет это итальянское предложение, предложение, которое не могло быть сформулировано без ведома и без предварительного согласия Гитлера, и вы, что касается вас, это предложение полностью поддерживали». (Андре Франсуа-Понсе, французский посол в Берлине, в письме французскому министру иностранных дел Жоржу Бонне, цитируется по «Vor der Katastrophe», 1951).

 

В то же время Уильям К. Буллит – Williams C. Bullitt, американский посол во

Франции и один из наиболее важных исполнителей и архитекторов интервенционистской политики Рузвельта, оказывал самое сильное давление на французского премьер-министра Эдуарда Даладье и его министра иностранных дел Жоржа Бонне, чтобы те отвергли предложение Бенито Муссолини о незамедлительном созыве еще одной встречи на высшем уровне глав европейских государства, с целью предотвратить грозящую войну.

Буллит – в полном согласии с Рузвельтом – хотел, чтобы война началась, и чем раньше, тем лучше. Каждая уступка миротворческим усилиям только укрепила бы нежелательную возможность того, что войну удастся предотвратить. В соответствии с этим Буллит со всей своей силой убеждения возражал против любых таких усилий. В этом его очень поддерживал Юлиуш Лукасевич, польский посол, страна которого только что была оккупирована, и который требовал французской – и вместе с тем также британской – интервенции. Буллит и Лукасевич совместно смогли отговорить правительство Даладье от того, чтобы принять инициативу Муссолини, и вместе с тем обеспечили начало большой европейской войны точно по плану.

 

«Буллит на своем посту в Париже был одним из самых агрессивных антинемецких поджигателей войны в англо-американском лагере. Возможно, его частично еврейское происхождение (Гурвиц) делало его слепым, мешая увидеть то, где лежали истинные интересы Америки. Он был достаточно умен, пусть даже с несколько недостаточной способностью к самостоятельному суждению. Он должен был бы знать, что в войне, которая устранит Германию как военную силу, единственным победителем будет Советская Россия». 

(Тайлер Кент – Tyler Kent, американский патриот, выступление на Четвертой конференции IHR (Чикаго), в сентябре 1982. Опубликовано в The Journal of Historical Review, Sommer 1983 (Bd. 4, Nr. 2), страницы 173 – 203.)

 

Германия

 

После восемнадцати протестов на уровне министров против обращения с немецким меньшинством в Польше; после бесчисленных встреч, заявлений, волеизъявлений и демаршей с 1933 года, в которых Польше делалось одно предложение за другим, и Германия заявляла о своей готовности к таким уступкам, которые не сделало бы ни одно правительство Веймарской республики, и, после того, как Германия отказалась от областей, которые были в некоторых случаях еще с первого столетия заселены предками немцев (например, Силезия; «германские племена лугов упоминались в Силезии впервые в первом веке», Википедия), Германия до конца августа все еще старалась добиться решения, которое сохранило бы мир посредством компромисса, в то же время, однако, должно было исполнить принципиальные немецкие требования относительно населенной преимущественно немцами территории, а также доступа к ней, и одновременно остановить убийства представителей немецкого меньшинства.

31 августа, Берлин, 10.00 Шведский посредник Биргер Далерус, а также сэр Джордж Огилви-Форбс, временный поверенный при британском посольстве, зачитали текст меморандума из шестнадцати пунктов Гитлера польскому послу Липскому в польском посольстве. Липский отреагировал с полным безразличием:

«Почему я должен был показывать пусть даже самый незначительный интерес к немецким нотам и предложениям? У меня нет причины вести переговоры с немецким правительством. Я прожил здесь уже пять лет, и я точно знаю, что здесь происходит. Если дойдет до войны между Германией и Польшей, то в Германии вспыхнет революция, и польские войска двинутся на Берлин».

(Birger Dahlerus, «Der letzte Versuch», München 1948, _стр. 110)

 

Таким образом, для начала конфликта не потребовалось дополнительного толчка со стороны тех, кто в действительности нес ответственность за невозможное международное положение.

«Жаль, что из-за этого пьяницы [Черчилля] приходится вести войну, вместо того, чтобы служить мирным делам, например, искусству». (Henry Picker, «Hitlers Tischgespräche», 21 марта 1942, стр. 177)

«Нет ничего более определенного, чем то, что каждый след шагов Гитлера, каждое пятнышко его зараженных, выжженных пальцев будет смыто и вычищено, если понадобится, будет взрывами бомб устранено с поверхности земли».

(Речь Черчилля перед посланниками союзников, 12 июня 1941)

 

Сравните с этим следующее высказывание этого же человека:

«В истории никогда не было войны, которой можно было бы избежать своевременным действием легче, чем та, которая только что опустошила такие большие области земного шара. По моему мнению, ее можно было бы предотвратить без единого выстрела, и сегодня Германия могла бы быть могущественной, богатой и уважаемой; все же, никто не хотел слушать, и нас всех затянуло в страшный вихрь».

(«The Sinews of Peace» [«Мускулы мира»], речь Черчилля 5 марта 1946) «Это ошеломляющее лицемерие заставляет предположить, что возобладало что-то вроде пассивности и беспомощности, которые были исключительно ответственны за начало войны. Все же, как мы сегодня знаем, главным голосом, выступавшим за мир, был голос Гитлера, звучавший в одном мирном предложении за другим и достигнувший апогея в полете Рудольфа Гесса в Шотландию 10 мая 1941 года. Гесс был с 1946 по 1987 заключенным в тюрьме Шпандау. 17 августа 1987 года он был убит своими тюремщиками, что было последствием внесенного Горбачевым предложения об его освобождении». (Dr. Olaf Rose, «Geheimakte Hess», 2004)

 

Очевидно, опасность того, что Гесс мог бы разболтать правду о своей мирной миссии и открытым текстом рассказать об обращении союзников с ним, была слишком велика. 

«Германия была бы сразу готова вообще распустить все военные учреждения и уничтожить маленький остаток оставшегося ей оружия, если бы граничащие с нею нации полностью сделали то же самое».

(Речь Гитлера перед Рейхстагом, 17 мая 1933)

 

«Даже если Гитлер захотел бы в последний момент предотвратить войну, которая уничтожила бы его, он будет вынужден вести войну вопреки своим желаниям». (Emil Ludwig Cohen, «The New Holy Alliance», Strassburg 1938) «Это наше задача организовать моральную и культурную блокаду Германии и рассеять эту нацию. Это наше дело начать безжалостную войну». 

(Бернар Лекаш – Bernard Lecache, украинско-еврейский иммигрант, член франузской коммунистической партии и масонской ложи Великий Восток Франции, основал в 1927 LICA [Международная лига против антисемитизма], которая в 1932 году изменила свое название на LICRA [Международная лига против расизма и антисемитизма]. 1927 – «The Right to Live – Le Droit de Vivre»

(«Право на жизнь»), декабрь 1938)

«Когда национал-социалисты и их друзья кричат или шепчут, что это [война] было якобы устроено евреями, то они совершенно правы». (Еврейский журнал Sentinel, Чикаго, 8 октября 1940)

«Есть только одна реальная сила, и это сила политического давления. Мы, евреи – самый могущественный народ земли, так как у нас есть эта сила, и мы знаем, как ее использовать». 

(Владимир Жаботинский – Vladimir Jabotinsky, Jewish Daily Bulletin, 27 июля 1935)

 

Поворотный пункт в политической карьере Черчилля произошел в 1936 году, когда группа, которая сама себя называла «The Focus for the Defence of Freedom and Peace», вытащила его из «глуши». Эта группа раньше носила имя «British Non-Sectarian AntiNazi Council to Champion Human Rights». Эта внешне руководствующаяся величественными принципами организация была, как много других с похожими именами, просто группой пропаганды и лоббирования, цели которой были диаметрально противоположны ее названию и состояли в том, чтобы взять на себя ведущую роль в разжигании антинемецких настроений. Она была основана германофобскими евреями, но в нее входили также несколько левых английских политиков. Роберт Уэйли-Коэн, знаменитая фигура Лондонского Сити и председатель «Shell», основал секретный фонд в сумме 50.000 фунтов (сегодня примерно 1,2 миллиона долларов) для вознаграждения The Focus, группы лоббирования Черчилля. Черчилль заставил короля Эдуарда VIII отречься от престола (декабрь 1936) – не из-за того, что король сделал предложение разведенной женщине, а так как он был благосклонно настроен по отношению к Германии – и, наконец, забрал в свои руки власть у болезненного Чемберлена, который 10 мая 1940 вследствие 'норвежских дебатов' (обсуждения в парламенте неудачи британской экспедиции в Норвегию) ушел в отставку и умер 9 ноября 1940 года. (В действительности король Эдуард своим браком на простой женщине дал толчок королевским семьям, потомки которых были отныне не только свободны вступать в морганатические браки, а даже поощрялись к этому, чтобы разбавить качество своего наследства).

«Тем, кто несет самую большую ответственность за конец Британской империи и ее смену в роли мировой державы советской империей, является Уинстон Леонард Спенсер Черчилль (1874-1965). Политика, за которую он выступал как член британского правительства незадолго до Второй мировой войны, и политика, которую он проводил как премьер-министр во время этой войны, были диаметрально противоположны интересам британского народа и привели, в конечном счете, к тому печальному состоянию, в котором Великобритания находится сегодня. Черчилль действовал так, как он действовал, потому что он сознательно и целенаправленно служил чужим интересам самое позднее с 1938 года и до конца войны.

Уинстон Черчилль был потомком благородной семьи, сыном лорда Рэндольфа Черчилля, который, в свою очередь, был третьим сыном седьмого герцога Мальборо. В молодости Уинстон был дилетантом, который рано выработал оставшийся у него на всю жизнь вкус к дорогой одежде, импортным сигарам, старому бренди и другим удобствам «хорошей жизни». Черчилль охотно видел себя как великого военачальника, но на личном уровне он вел себя как мелкий гангстер театрально, безответственно и с огромным тщеславием.

Хотя он, когда ему было чуть больше двадцати лет, время от времени и недолго работал газетным корреспондентом, он вскоре решил, что он сможет быстрее позволить себе тот образ жизни, к которому он хотел привыкнуть, если он потребует для себя места в общественной сфере. В возрасте 26 лет он попал в парламент.

Как политик молодой Черчилль продолжал по-дилетантски служить на нескольких маловажных должностях и переходил из одной партии в другую, когда такое изменение казалось ему полезным для его карьеры. Хотя он как государственный деятель демонстрировал лишь очень незначительные способности, его семейные связи и острый нюх на лучший шанс вели к его постоянному карьерному росту, и в 1908 году он вошел, наконец, в кабинет министров. Когда вспыхнула Первая мировая война, Черчилль был первым лордом адмиралтейства, его задание состояло в надзоре за британским военноморским флотом.

На этом посту недостаточное чувство ответственности Черчилля и его малая пригодность как военного стратега привели к краху. Он руководил полностью провалившейся Галлиполийской кампанией (Дарданелльская операция) против турок в 1915 году, которая привела к тотальному поражению британцев с более чем 100.000 жертв.

После того, как он с позором вынужден был покинуть свой пост в адмиралтействе, Черчилль решил сконцентрировать свою энергию на развитии своего собственного таланта актерского красноречия. Он потратил целых шесть недель, чтобы подготовить одну единственную речь, он тщательно изучал каждую интонацию и драматическую паузу, долго разучивал каждый жест и репетировал каждое выражение лица перед зеркалом. Он был демагогом с чрезвычайными способностями.

Ни его позор дилетанта в военном деле, ни его последующий успех политически одаренного оратора не ослабили его вкус к дорогой жизни, и между Первой и Второй мировой войной Черчилль по привычке жил явно не по средствам. Наконец, в 1938 году, когда ему было 64 года, его кредиторы начали мероприятия для принудительной продажи его недвижимого имущества с публичного торга, и его роскошное поместье могло уйти с молотка.

В этот критический час в жизни Черчилля появилась темная и таинственная фигура. Это был Генри Стракош – Henry Strakosch, еврейский мультимиллионер, который сделал состояние на спекуляциях на южноафриканских предприятиях горнодобывающей промышленности, после того, как его семья эмигрировала в эту страну из восточной Австрии. Стракош между 1929 и 1943 руководил газетой The Economist. Его вовлеченность в уплату частных долгов сэра Уинстона Черчилля в 1938 году позже приводилась в нацистской пропаганде в качестве доказательства еврейского вмешательства в британскую политику.) Стракош снабжал Черчилля цифрами о немецких военных расходах, что должно было послужить его политической кампании за перевооружение против нацистского режима, и финансовые договоренности позволили Черчиллю спасти свое поместье Чартвелл-Хаус от принудительной продажи во время его финансовых трудностей. (Википедия)

 

Стракош сделал еще один шаг вперед, он «одолжил» стареющему демагогу 150.000 фунтов как раз вовремя, чтобы спасти его недвижимость от аукциониста, и затем снова спокойно удалился на задний план. В течение последующих лет Стракош служил Черчиллю как советник и доверенное лицо, однако чудесным способом он умел избегать яркого света публичности, который с тех пор освещал снова идущую в гору политическую карьеру Черчилля.

Черчилль сразу стал самым острым парламентским критиком политики своей собственной партии, направленной на ослабление напряженности по отношению к национал-социалистической Германии (в это время он снова сменил партию, перебежав от либералов назад к консерваторам). Он подхватил еврейский крик: 

«Delenda est Germania – Германия должна быть разрушена» и в серии шовинистических и кровожадных речей принуждал свое правительство, чтобы оно присоединилось к «священной войне» евреев против Гитлера. Это был тот же самый Черчилль, который в сентябре 1937 года говорил о Гитлере «Если бы наша страна была побеждена, то я надеюсь, что мы нашли бы борца, который был бы так же непреклонен, чтобы восстановить наше мужество и вернуть нам наше место среди народов».

(Доктор Уильям Пирс – Dr. William Pierce, «The Buying of Mr. Churchill»)

 

⇐ Предыдущая13141516171819202122Следующая ⇒

Поделиться: