Святейший и Блаженнейший Католикос-Патриарх Илия II

 

Говорить о владыке Зиновии можно очень мно­го. Грузия спасла от преследования глинских мона­хов, когда они остались без монастыря. Некоторые из них, в том числе и владыка Зиновий, приехали к нам сюда, и Святейший Патриарх Каллистрат принял их с любовью. Все титулы, которые имел владыка, он получил в Грузии: архимандритство, епископство, митрополитство. Это был выдающий­ся человек — очень мудрый, корректный. Он знал, где и что нужно сказать. Владыка принял участие в моем восхождении по духовной линии. Когда я прибыл сюда, будучи студентом второго курса Московской Духовной Академии, для пострига, Святейший и Блаженнейший Патриарх-Католикос всея Грузии Мелхиседек III поручил совершить мой монашеский постриг владыке Зиновию. Это было 16 апреля 1957 года. Тогда еще грузинских монахов не было, так что ни один грузин не участвовал в моем постриге. Матушки были — приезжие, осо­бенно выделялась матушка Феофания. Они меня покрывали мантией. В те времена в Грузии как-то легче было. И вот, я ждал, каким именем назовут меня, и услышал Илия. Был Ираклий, а стал Илия. Ираклий, как Геракл, — это сила физическая, а Илия — сила Божия, духовная. Духовная сила за­менила физическую. Постриги владыка совершал в Александро-Невской церкви. Перед моим постри­гом Святейший Патриарх позвонил владыке Зи­новию и сказал: «К вам придет студент духовной академии. Совершите постриг».

Помню, я думал, что меня оставят на ночь после пострига в Александро-Невском храме. Кончился постриг. Мне было очень тяжело. Какая-то борь­ба была внутренняя. Я чувствовал, что все уже — мир закрыт от меня. Мы зашли в келию владыки. Он мне подарил скуфью, четки и кому-то сказал: «Вызовите такси, чтобы он поехал на квартиру». Я приезжаю — ушел светским человеком, а при­шел в рясе, в подряснике, в клобуке. Наша род­ственница посмотрела на меня и говорит: «Ты во что это оделся?» Она была верующей, но не знала церковных обычаев. Это был вторник Страстной недели, а в четверг меня рукоположил Святейший и Блаженнейший Мелхиседек во диакона. В среду утром владыка Зиновий меня представил Патри­арху. Святейший сказал: «Если бы я имел десять таких же молодых монахов, то я был бы самым счастливым». Но, к сожалению, я был один.

После рукоположения вся тяжесть ушла — как будто у меня выросли крылья. Я не хотел ухо­дить из Сионского Собора. Все ушли, а я остался. Убрал в алтаре, потом вышел, чтобы приложиться ко кресту святой Нины, но клобуком задел лампа­ду, и все масло вылилось на меня. Мне говорили, что это благодать сошла, а я переживал, как я поеду в Академию в масленном подряснике, рясе и клобуке. И что интересно, я приехал домой к этой нашей родственнице, вытер чистым полотен­цем — никакого пятна не осталось. В этой рясе и в этом подряснике я и окончил Академию. Это было чудо. Масло всегда оставляет пятна, но ни одного пятна не осталось.

Владыка Зиновий был очень милостивым. Он помогал студентам, и мне в том числе. Когда при­ходили к нему, он обязательно дарил деньги, чет­ки или еще что-то. Когда заболел Святейший Па­триарх Давид, владыка позвонил мне в Боржоми где я отдыхал, и сообщил, что Патриарху плохо. Он сказал: «Приезжай». Действительно, Патриарх лежал в больнице. У него была гангрена, и ему собирались ампутировать ногу. Там несколько епископов было и мы с владыкой Зиновием, оба митрополиты. Мы сказали врачам: «Вы можете представить себе Патриарха без ноги? — нет! И если вы сделаете операцию, то каковы шансы на то, что он будет жив?» Врачи сказали, один из ста. И он скончался. Это были очень тяжелые дни. Во-первых, такое горе, во-вторых, некоторые хотели захватить патриархию. Владыка Зиновий активно выступал против таких поползновений. Я стал местоблюстителем патриаршего престола. На заседании Священного Синода владыка первым назвал меня как кандидата в патриархи.

Он был очень добрым. Когда мы были студен­тами, он присылал нам посылки с фруктами, с су­шеным инжиром. Мы действительно нуждались в фруктах — в России их мало было. Владыка был большим молитвенником, духовным человеком. И его помощь я и сейчас чувствую. Это выдаю­щаяся духовная личность. Много можно говорить о нем, и очень много воспоминаний. Он был как ребенок, такой чистый. Я спрашивал его: «Ну как, Владыка, вы себя чувствуете?» А он говорит: «Ко­лотит», — значит холодно ему. У меня есть две па­нагии и крест. Он подарил мне их с надписью ко дню интронизации. Я очень рад, что он находится у нас и мы очень его почитаем. Матушка Нина бы­ла его хранительницей. Но я не помню, чтобы она мне хоть раз отказала в посещении. Многие хотели посетить владыку, а она никого не пускала. Когда же я приходил, она сразу пропускала.

Однажды был такой случай. После рукополо­жения, я вернулся в академию. Мне было 24 года тогда. Через некоторое время получаю телеграм­му: «По благословению Святейшего и Блажен­нейшего Католикоса-Патриарха всея Грузии Мелхиседека III приезжайте в Тбилиси. С братской любовью, епископ Зиновий». Тогда я подумал, что значит «с братской любовью»? Я диакон, а он — епископ. Оказывается, хотели меня рукополагать в епископа, но некоторые члены Синода сказали: «Зачем отрывать его от учебы? Он учится хорошо. Пусть заканчивает учебу, а потом будем думать о епископстве». Вместо меня рукоположили епи­скопа Наума в Кутаиси. На кутаисскую кафедру хотели назначить меня в 24 года. Патриарх Анто­ний, из царской семьи, стал Патриархом в 21 год. Можно быть пожилым и не быть готовым к этому. Слава Богу, что все было по воле Божией.

Главное, Церковь не была готова. После кон­чины Патриарха наступает очень ответственный период. Патриарх должен заранее подумать о том, чтобы подготовить Церковь к смене Патриарха и оставить завещание, тогда этот процесс более без­болезненно происходит. У нас по Уставу Патриарх пишет завещание, в котором указывает, кто дол­жен стать местоблюстителем патриаршего пре­стола. Святейший и Блаженнейший Католикос- Патриарх Давид мне почему-то говорил: «Я на­писал завещание на тебя». Я ему сказал: «Зачем Вы мне это говорите?» А когда умер Патриарх, завещания не оказалось, поэтому нашлись такие люди, которые хотели захватить престол, они пи­сали телеграммы в Москву Брежневу, Куроедову о том, что Илия — это антисоветский элемент и т. д. Владыка Зиновий всегда меня поддерживал.

Это был очень дальновидный человек. Он не имел высшего образования, но был мудрым и бесконфликтным. Всегда, если что-то не так, то он промолчит. Я помню одно из заседаний Синода, на котором митрополит Шио встал и потребовал лишить сана владыку Николая и владыку. Он так громко говорил, а владыка обратился ко мне и сказал: «Какой он жестокий». Владыка Зиновий был милостивым человеком и милосердным. Он ведь был в ссылке, но об этом не рассказывал мне. Мы говорили о будущем, о настоящем.

У нас есть две иконы: святителя Николая и святого великомученика Георгия. Я их называю «членами Синода». Они всегда стоят на столе, и мы на них смотрим и молимся. Помню, за такие грубые выпады этого митрополита мы хотели снять его с батумской кафедры. Он что-то громко говорил, а я посмотрел на икону святителя Ни­колая и в душе сказал: «Ты сам управишь!», и он встал и вышел.

Украинская Церковь причислила владыку Зи­новия к лику святых 25 марта 2010 года вместе с отцом Серафимом и отцом Андроником. Митро­полит Зиновий провел большую часть жизни на Иверской земле. В будущем и у нас канонизация состоится.

Так что я часто вспоминаю о владыке. Влады­ка Зиновий — мой духовный отец, всегда меня поддерживал. И сейчас он, я повторяю, помогает мне в несении моего тяжелого креста.

г. Тбилиси 2010 год

 

Митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев)

 

Мне было 15 лет, когда я впервые приехал в Грузию и познакомился с жизнью этой страны. Надо сказать, что время было сложное, время бы­ло советское — начало 1980-х годов. В России тог­да церковная жизнь была во всех смыслах огра­ничена, а вот в Грузии, как казалось, по крайней мере, человеку, приехавшему со стороны, она би­ла ключом. Очень много молодежи собиралось во­круг Святейшего Католикоса-Патриарха Илии II. Совершались Богослужения, совершались молеб­ны с чтением стихов на грузинском языке, читали стихи грузинских поэтов (Чавчавадзе и других), пело несколько хоров. Было ощущение очень бо­гатой и активной духовной жизни. Тогда же, бу­дучи в Грузии, я впервые услышал о митрополите Зиновии, который был духовным отцом Католи­коса-Патриарха Илии II и которого все почитали не просто как священнослужителя и иерарха, а еще и как старца. К нему приезжали за духовным окормлением тысячи людей не только из Грузии, но и из России и из других стран. И вот, однажды, мне довелось увидеть владыку Зиновия. Мы при­шли вместе с моей мамой в храм, где он служил, и увидели пожилого человека небольшого роста с живыми и очень добрыми глазами. Насколько я помню, он был в подряснике голубого цвета.

Владыка пригласил нас в свою келию. Это был довольно скромный домик, скромная комнатка, вся увешанная иконами. И беседовал с нами ста­рец о духовной жизни. Я сейчас не могу вспом­нить о чем он говорил, потому что был тогда еще очень молод. Все детали этой беседы стерлись из памяти, но его образ, такой светлый и духовно сильный, до сих пор остается в моем сердце. Мне кажется, совершенно особая судьба была у это­го человека, потому что в нем удивительно соче­тались и строгость святительского служения, и благодать старческого послушания. Его необычай­ное смирение, его необычайная молитвенность, его какая-то особенная погруженность в себя и вместе с тем открытость по отношению ко всем, кто к нему приходил, — все это было просто по­разительно и, думаю, очень привлекало к нему людей. Я уверен, что сегодня приснопамятный схимитрополит Серафим (он ведь перед смертью принял схиму) является молитвенником за всех нас перед Престолом Божиим.

г. Сергиев Посад Троице-Сергиева Лавра 2009 год

 

Протоиерей Павел Косач

 

Я родился в 1937 году и в четвертом классе по­чему-то у нас преподавали латынь в школе. У меня была двойка по этому предмету и у моего одно­классника по фамилии Курашвили тоже. Наших родителей вызвали в школу. Тот привел отца — полковника. Учительница сказала ему: «Хороший у Вас мальчик. Все хорошо. Не беспокойтесь». А у меня отца не было. Он погиб на фронте. Только мама. Мне было печально. Я зашел в Александро-Невский храм. По центру лежала плащаница. Это было 2 сентября 1950 года. А за день до этого, 1 сентября, умер протопресвитер Иоанн Лозовой.

Я все время ходил в этот храм. Как-то вышел ко мне на встречу старец и говорит: «Пойдем со мной. Какие конфеты ты любишь?» Я говорю: «Подушечки». Других я не знал. Мне тогда было 12 лет. Он достал коробку конфет, дал мне, сидит и плачет. Затем расспросил о том, как я живу. Я сказал, что отец погиб, а мама работает. Она ра­ботала сутками в больнице. Отец Зиновий сказал мне: «Позови маму!» Когда я ее привел, он спро­сил: «Вы не против, если он будет у меня жить?». Мать дала свое согласие. Стоит сказать о том, что благодаря владыке Зиновию я выжил. Потому что все мои товарищи со двора уже давно на клад­бище или в тюрьме. Ножички, драки, воровство. После войны трудно было очень.

Тайным учеником владыки был Шалва Нуцубидзе. В то время ведь вера преследовалась. Они приходили вместе с супругой Кетеван Захаров­ной ночью к старцу.

Когда я окончил школу, владыка Зиновий го­ворит мне: «Пойдешь в университет». А я уже за годы пребывания с владыкой начал понимать, чего хочу в жизни и почему он протянул мне ру­ку, и говорю ему: «Я хочу пойти учиться в семи­нарию». Владыка сказал: «Ну ты поезжай пока, посмотри». Я приехал. Мне очень понравилась Москва и семинария в Загорске. А владыка на­писал письмо ставропольскому владыке Антонию (Романовскому), с которым они вместе в ссылке были. И я затем поехал в ставропольскую семи­нарию. Два года там проучился. И началась хрущевщина. Было восемь семинарий, а осталось только три. Саратовскую, Ставропольскую, Кур­скую, Киевскую и Минскую семинарии закрыли. Остались только семинарии в Одессе, Москве и Питере. Поэтому 3-й и 4-й курсы я заканчивал в Одессе. Но нам все равно не дали доучиться, а прямо с последнего экзамена забрали в «армию». Нас было 9 человек. Они специально выбирали отличников. Нас забрали в военно-строительные отряды — валить лес на севере. А там был следу­ющий контингент — сыны известных литовских, латышских и эстонских бандеровцев, которые бы­ли высланы в Сибирь и хорошо знали лес. Когда при Хрущеве политзаключенных освободили из лагерей, воры остались. А форма у нас была та, которая была в употреблении у венгерских и не­мецких солдат. По истечении срока годности ее списывали и сюда присылали. Но нам платили с каждого кубометра леса, а за питание, баню и проживание высчитывали. Там я пробыл два года.

Меня освободили досрочно из-за того, что адъютант моего отца — герой Советского Союза, бывший комиссар Иванишвили, написал Хрущеву письмо, в котором написал о том, что мой отец геройски погиб. А тогда не брали в армию если один у матери и мать — инвалид второй группы. А для досрочного освобождения из рядов Советской армии требовалось, чтобы два родителя были ин­валидами второй группы. Что моя мать должна была дать объявление в газету: вдова ищет инва­лида второй группы? Вздор.

Хрущев на письмо ответил, и я ночью прилетел в Тбилиси, пришел домой к матери. Стучу в дверь. Мама открывает, смотрит на меня и спрашивает: «Вы от Павлика?» Я говорю: «Мама, это я». Она меня не узнала, потому что я приехал худой как хворостиночка, но, конечно, «заработал» — ноги отморозил и зубы потерял. У меня все протезы стоят. Цинга страшная была при 56-ти градусном морозе. Мне было около 25-ти лет, а уже ни од­ного своего зуба не было.

Когда я приехал из армии, то встретил в Тби­лиси своего друга, который закончил военно-лет­ное училище. Мы встретились в комендатуре, когда отмечались о прибытии. Затем мы пошли к нему домой, и я одел его повседневную форму, а он парадную и отправились в школу, в кото­рой учились. Приходим, директор говорит: «Вот Цветков пошел в летное училище, а ты ведь в семинарию?» Я говорю: «Да, военно-морское ду­ховенство». «Ну, тогда пойдемте вместе к школь­никам». Заводит нас в класс и говорит: «Вот, смо­трите! Это мои воспитанники! Один — летчик, а второй — военно-морское духовенство». А потом уже мне директриса сказала: «А меня из-за тебя в райком вызывали, чуть из партии не выгнали». Говорили: «Кого ты воспитала?» Я им всем скажу, что ты лейтенант-поп!

Хрущева тогда уже сняли. С работой у меня не получилось. Я остановил завод, и меня убра­ли оттуда. Уполномоченный вызывает и говорит: «Иди куда хочешь, но знай: пока я живой, ты ни­когда не будешь ни священником, ни кем здесь».

А я секретарем у владыки устроился. Приез­жает Крымский владыка Леонтий к владыке Зи­новию. Он тогда был экзархом Западной Европы. Мы с ним по Одессе еще были знакомы. Когда я учился в Одессе — он был инспектором семина­рии. Там же всегда отдыхал патриарх Алексий I. Он обычно проводил там все три летние месяца. Так Леонтия отправили владыкой за границу.

И вот владыка Леонтий приехал в Тбилиси. А владыка Зиновий был знаком с ним еще по Глинской пустыни. Поскольку столь высокопо­ставленный церковнослужитель приехал в город, ему нужно было отметиться у уполномоченно­го. С уполномоченным разговор был на ножах. В те времена пока уполномоченный не даст добро, нельзя было ни сан получить, ни в семинарию поступить. После разговора с владыкой Леонтием уполномоченный вызывает меня и говорит: «Иди. Пускай рукополагают тебя и что хотят делают, только смотри! Бороду не носить! Рясу не носить!» И вот так меня рукоположили.

Владыка Леонтий был в Глинской пустыни канонархом, когда его родных расстреляли нем­цы. Когда он приехал в Грузию, владыка Зиновий вспомнил его: «Ванечка! Ванечка!». Принимал его с радостью. А потом его отправили в Дамаск ар­химандритом. Был он там три года. А когда оттуда возвращаются, то архиерейство дают. Он с вла­дыкой письмами обменивался. Потом архиман­дрит Леонтий приглашал владыку к себе в гости в Дамаск. И сюда часто приезжал. Владыка был человеколюбивый. Когда отец Леонтий вернулся, его в Луцке сделали епископом. Потом переве­ли в Харьков, затем в Симферополь, и наконец в Одессу, а после этого в Херсон, потом Донецк. И все так быстро — за год.

А потом я женился, и у меня появилась семья. Долгое время помогал владыке Коля Лопуховский, потом Скрипины были, Андреев, Ляпин и Алек­сандр Чесноков.

Мы с владыкой ездили на Форум Мира. Вла­дыка Зиновий был очень щедрым, так машины в очередь выстраивались, чтобы его вести, потому что он же каждому денежку давал. И так было всегда.

Во время форума на обед котлеты всем давали. Владыка подходит ко мне и говорит: «Что я котле­ты буду есть?» И я пошел к шеф-повару и попро­сил, чтобы что-то рыбное сделали. И владыке на стол принесли все рыбное. Потом за этот столик к нему подсел митрополит Владимир (Сабодан) и другие архиереи.

Владыка Зиновий вместе с Грузинским патри­архом поехал в Москву и ему должны были давать награду. Католикос-Патриарх Мелхиседек попро­сил принести ему посох и сказал: «Подойдешь ты, чтобы патриарх с тобой переговорил». А какой-то из грузинских архиереев спрятал посох, чтобы отец Зиновий не подходил. Это мне сам владыка рассказывал.

Католикос-Патриарх Каллистрат рекомендо­вал перед смертью Своему приемнику Мелхиседеку возвести отца Зиновия в сан епископа. И после смерти патриарха Каллистрата, Мелхисе­дек так и сделал, а с других пяти священников даже кресты поснимал, за то, что они восстали против возведения владыки в сан епископа. Они говорили: «Как русского? Еще без образования? В архиереи?» Патриарх им сказал: «Это не ваше дело. Если вы не принимаете моих решений — вон отсюда!» И поснимал с них кресты.

Владыка Зиновий всех одел и обул. Однажды он попросил поработать при храме мою бабуш­ку и Елену из Батуми. И они пошили ему очень много облачений в ризницу. На праздники все священники выходили в облачении соответст­вующего цвета: на Пасху — в красном, на Трои­цу - все в зеленом. Очень красиво было. А сам владыка, когда умер, только одна ряса у него была и еще залатанная.

У владыки на ногах была страшная экзема. Он ноги всегда кипятком обдавал. Ужасно, ужасно было смотреть на это.

Приехали мы как-то с владыкой в Киев, во Владимирский собор. А там как раз реставра­ция шла. Владыка Зиновий говорит: «Можно ли поклониться престолу?» Там стоял прислужник монах, который сказал: «А, монах, - заходи, да­вай!» Вальяжно так сказал. Владыка подошел к престолу, поклонился. А там расписывали храм и светили прожектора. И вдруг прислужник заме­тил, как через рясу просвечивается панагия. Он как ее увидел, так упал на колени перед влады­кой и говорит: «Владыка, прости меня!», а влады­ка строго мне: «Это ты ему сказал?». Я отвечаю владыке: «Да, что Вы? Посмотрите, панагия же просвечивается». Владыку всегда отличала скром­ность. Он никогда не выпячивался, никому не показывал, что он такой пост занимает. Наоборот, был незаметным.

Владыка очень был терпелив. Просто не от мира сего. Уже при жизни был не от мира сего человек. Я такого не встречал. И сейчас такого нет и, наверно, не будет. Я никогда не встречал такого большого и любящего сердца.

Отцы Филарет и Вениамин похоронили отца Андроника. И в последний день у владыки они были. Причащали его каждый день и читали отходную. У владыки Зиновия была схима. Но я об этом узнал только после его смерти. Ког­да открыл чемодан — там было написано: «Мое имя — Серафим»....

У нас здесь осталась уборщица Тамара, которая была при владыке. Мужа ее убили. Муж был гру­зин, милиционер. Осталась она одна с 5-ю детьми и хотела повеситься. Сняли ее с петли. Владыка Зиновий ей все время помогал. А сейчас дети ее все устроились. А когда умер протодиакон Амв­росий, то владыка его сестре помогал.

Тайным знакомым владыки Зиновия был Ре­ваз Григорьевич. Владыка еще когда-то помогал ему, когда тот был молодым милиционером, а со временем он пришел на должность заместителя уполномоченного.

Сейчас таких людей нет. Дай Бог, чтобы были.

Помню одно. Когда я раз открыл дверь к вла­дыке, там Ксения Михайловна сидела и про меня страшные вещи говорила! Отец у нее был обнов­ленческий священник. Она была язва и деспот страшный, а работала директором школы. Сама ходила в церковь, вроде была набожной. Я ти­хонько вышел. Потом захожу. Владыка говорит: «Как дела?» Отвечаю: «Я все слышал». Я думал, что он меня начнет ругать, а владыка переспро­сил: «Слышал? Принимай меры исправляться! Я все знаю». А когда меня рукополагал, говорит: «Господи, куда ты смотришь?!» и улыбается.

Мать Георгия, которая сейчас в Иерусалиме, была в Пюхтице, когда мы с владыкой приезжали. Ее в молодости вывезли из осажденного Ленин­града с мертвыми детьми. А потом, когда разгру­жали, заметили, что она зашевелилась. Ей тогда пальцы на ногах отрезали.

Владыка Зиновий часто сам исповедовал во время службы. Около него всегда были одухот­воренные отцы — Андроник, Серафим. Поехали в Сухуми: владыка, отец Андроник, отец Виталий и я. А я не могу спать в поезде — всегда самоле­том летал. Мы все ехали в одном купе - влады­ка и отец Андроник внизу, а я и отец Виталий — наверху. Смотрю, отец Андроник встал и пошел. Долго что-то не было его. Выхожу из купе, а они же все на вид одинаковые. Смотрю, а отец Анд­роник в каждое купе поочередно стучится и го­ворит: «Молитвами святых отец наших...». Я по­звал его, а он мне говорит: «Павел, они все одина­ковые». Захожу обратно в купе — отец Виталий стоит — убрал все наши одеяла и говорит: «Вы на молитву? Я тоже». А времени было уже час ночи. Мы приехали. Нас встретила Мария. А они пош­ли исповедоваться к отцу Серафиму. Он же был духовником Глинским. Потом мы сели за стол. Я смотрю — стоят стаканы с молоком — и про себя думаю: «Так великий пост же. Вот старцы». Мы помолились, сели покушали какой-то супчик. И все пьют молоко, а я не решаюсь. Отец Серафим мне строго: «Пей, сказал!» Это оказалось минда­левое молоко.

Я был с владыкой Зиновием все 35 лет его жиз­ни в Тбилиси. Когда живешь рядом с человеком, то все это кажется обыденным. А потом, спра­шивать начинают, и понимаешь, с каким святым человеком приходилось быть столькие годы рядом. Страшным ругательством владыки Зиновия было: «Это тебе минус». Это уже считай конец света. Человек, которому владыка это говорил, значит, делал что-то совершенно не правильно. Владыка Зиновий своим поведением, своей жизнью дока­зал людям святость, которая до сих пор осталась в наших сердцах.

Будучи у него на послушании секретарем, бы­вало, что я делал что-то не так, и владыка говорил: «Это тебе минус». И все. Владыка Зиновий никог­да не держал ни на кого зла и поэтому его любили все. Он сидел последнее время возле окошечка. И все люди приходили и если владыки не было, то окошечко целовали. Нам бы всем добиться любви такой не только от Господа, но и от народа, кото­рый мы пасторски опекаем.

Мы живем в стране, являющейся уделом Бо­жией Матери и всегда просим: Пресвятая Богоро­дица, помогай нам! Свою юность и свои годы мы провели в обществе таких старцев как патриархи: Каллистрат, Мелхиседек, Давид, митрополит Зи­новий, схиархимандрит Андроник (Лукаш), схиар­химандрит Серафим (Романцов) и отцы: Платон, Савва. Все эти люди были, полагаю, не от мира сего. Они всегда были на высоте своего положе­ния. Это была «старая гвардия». И в лице их мы обретали яркий пример подражания. Их память сохраняется в наших сердцах, и по сей день, и мы верим, что они за нас сейчас молятся перед Престолом Божиим.

Косач Павел, протоиерей (г. Тбилиси) [Воспоминания], Аудиозапись.

9 марта 2010 г.

 

Игумен Иоанн (Самойлов)

 

Впервые я познакомился с владыкой Зиновием, когда он приезжал в Сергиев Посад к отцу Инно­кентию (Просвирнину). Это был конец 1970-х — начало 1980-х годов. Он был на Бульварном у отца Иннокентия. И вот тогда я, грешный, в первый раз подошел к нему под благословение. Затем я был два раза в Тбилиси. Один раз меня отец Иннокентий взял с собой. Как я потом понял, в этот момент владыка принимал схиму, и когда мы возвращались обратно, мне отец Иннокентий по­дарил параман, который был предназначен для пострига. Я его храню и по сей день. Потом я еще раз приезжал сам во время отпуска — именно для того, чтобы пообщаться с владыкой Зиновием, по­смотреть на старца. Я почувствовал сразу, что это человек особый. Что меня удивляло в нем? Пре­жде всего, конечно, его глубочайшее смирение, незлобие, кротость. Часто спрашивают — чем от­личается кротость от смирения? Мне кажется, что владыка был наделен добродетелью кротости, и смирение было у него как образец кротости.

Я не забуду службы, которые я как мирянин, удостоился посещать в храме Александра Нев­ского в Тбилиси, когда владыка служил. Он был очень прост. И казалось, что он для всех был отцом. Любой священник, который с ним слу­жил, мог спокойно к нему подойти и о чем-то его спросить. Была такая домашняя и благодатная обстановка, которая всегда передавалась тем, кто молился на Литургии вместе с владыкой Зино­вием. Всегда после Литургии владыка приглашал к себе священнослужителей на трапезу. Я тоже был удостоен его приглашения. Всегда это были очень духовные трапезы. Там не было праздно­словия. Владыка очень тактично преподавал кру­пицы духовной мудрости и рассуждения всем присутствующим. Разбирались какие-то серьез­ные вопросы, вопросы современной жизни, но больше всего — духовные, связанные со спасе­нием души.

Однажды я удостоился быть в Александре- Невском храме во время венчания. Владыка не венчал сам, а поручил одному священнику. Сам же он в этот момент усердно молился за врачу­ющихся. После совершения Таинства он сказал очень проникновенное слово молодой чете. Это было пастырское наставление, рекомендация, как нужно жить, чтобы сохранить семью; как нужно жить, чтобы любить друг друга; как нужно лю­бить Бога. Во главе создаваемой домашней церкви должен стоять Христос. Несколько слов сказал о послушании супруги своему супругу и о мудро­сти самого супруга. Он должен быть деликатным, мужественным, порядочным и рассудительным, чтобы мудро управлять, подобно священнику, сво­ей домашней церковью.

Во время пребывания в Тбилиси я задал вла­дыке несколько вопросов, касающихся моей лич­ной жизни. Могу сказать, что те ответы, которые владыка дал на мои вопросы, сыграли определен­ную роль для меня. Любое слово такого человека воспринимается с особым чувством.

Владыка всегда акцентировал внимание на послушании своему духовнику. Между чадом и духовником должны быть доверительные отно­шения. Главное, что требуется от чада, — полное предание себя воле духовника и послушание ему, следование его советам. Не так, чтобы спросил и остался при своем мнении. Если спрашиваешь, то надо исполнять то, что скажет духовник.

Владыка был не очень многословен, но сама его жизнь, его отношение к присутствующим бы­ли гораздо красноречивее всякой проповеди. Мы имели живой образец и идеал настоящего пасты­ря, тем более архипастыря — человека с таким духовным опытом. К преподобному Макарию Ве­ликому приходили несколько старцев и задавали ему вопросы, а один все молчал. «Почему ж ты молчишь?» — спросил преподобный, на что он от­ветил: «Мне достаточно только на тебя смотреть». Мне не нужно было тогда много спрашивать, по­тому что я что-то уже понимал в духовной жизни. Сам образец жизни для меня был очень важен, и сейчас он остался в моем сознании, в моей па­мяти. Этого вполне достаточно.

Все, кто был около владыки, очень его любили: и почивший схиархимандрит Виталий, и архи­мандрит Иннокентий, и многие другие. Например, отец Виталий всегда говорил: «Молитвами влады­ки нашего, Господи, помилуй нас», подразумевая при этом владыку Зиновия. Очень часто, назидая нас во время бесед, он говорил о владыке Зиновии как о человеке духовном те же слова. Чувствова­лось, что все они старцы: владыка Зиновий, отец Виталий. Все сохраняли отношение к владыке как к отцу, хотя они и вместе подвизались. Это очень актуально и важно для современного пастыря — понимать кто перед тобой. Ведь все начинается с послушания. Когда нет уважения к архиерею, к настоятелю — это большое горе. А когда по­слушание есть, старшим подчиняются младшие, тогда будет всегда мир, согласие и любовь.

Отец Виталий много рассказывал о жиз­ни владыки Зиновия. Я не запомнил всего. Он очень чтил его как духовного отца и все делал с его благословения. Даже приехал сюда (в Серги­ев Посад) на лечение только по благословению владыки Зиновия. Проживал здесь у отца Ин­нокентия тоже по благословению владыки. Всю оставшуюся жизнь отец Виталий провел в Тби­лиси. Такая преемственность старческая всегда чувствовалась. Владыка Зиновий был духовником отца Иннокентия. Благодаря отцу Иннокентию я, грешный, и узнал владыку Зиновия. Насколько мне известно, когда у отца Иннокентия возникли проблемы (две его помощницы ушли из ЖМП), встал вопрос, кого же взять вместо них. Обра­тились к отцу Виталию, и он назвал двух своих духовных чад, которых и владыка Зиновий бла­гословил. Даже в таком случае отец Иннокентий брал благословение. И тогда, когда он покупал се­бе машину, он тоже брал благословение владыки Зиновия. Конечно, в таких случаях, когда требу­ется окормление, решение какого-то вопроса, — всегда важно благословение.

г. Сергиев Посад Троице-Сергиева Лавра 2009 год

 

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться: