Версии фальсификации расстрела именно царской семьи

 

Если предположить, что расстрел Романовых был фальсифицирован, то следует, если есть возможность, определиться в вопросе: кто был на самом деле погублен в доме Ипатьева?

 Здесь материалы дела позволяют рассмотреть две возможности:

расстреляны только придворные и, вероятно, Николай II,

семья вывезена ранее, и вместо нее расстреляны некие «двойники».

Первую возможность озвучил член суда Сергеев в своем интервью нью­йоркской газете: «...После моего расследования я не думаю, что здесь были казнены все — и Царь, и его семья. По моему убеждению, в доме Ипатьева не были казнены императрица, царевич и великие княжны. Но я полагаю, что царь, семейный врач Боткин, два лакея и горничная были действительно здесь убиты...»

Интервью состоялось в конце января 1919 года.

Но многие свидетели утверждали, что расстреляны одиннадцать человек. И семеро из них определенно походили на членов царской семьи. Естественно, возникает вопрос: а не была ли осуществлена подмена Николая Александровича, Александры Федоровны, их сына и дочерей на кого­то очень похожих, двойников?

Материалы дела, во всяком случае, такое предположить позволяют. Взять хотя бы уже прозвучавший вопрос, который разводящие задали Медведеву. Вряд ли они шутили в столь трагическую минуту. А если шутили, значит, что­то да знали. И недаром так долго и старательно опровергал их слова о том, что не убили ли кого­то другого вместо царя, Медведев.

Заставляют задуматься об этом и показания матери охранника Ивана Старкова, бесхитростной неграмотной женщины. Они выпадают из общего ряда свидетельств. Поведала же она следующее:

Мой сын Иван Андреевич Старков был красноармейцем, охранявшим в числе других в г. Екатеринбурге дом бывшего Государя Императора. Накануне взятия г. Екатеринбурга мой сын Иван пришел домой, где рассказывал, что в ночь, когда исчезла семья Государя Императора, он сам и его приближенные, им комендантом дома, где был заключен бывший Государь Император и вся его семья, приказано было на дежурство не приходить. Ночью поздно он видел в окно, как из дома особого назначения, где был до того Государь и вся его семья, выходили два автомобиля очень больших и куда­то уехали, на утро той ночи в дом, который они окарауливали, уже из б. царской семьи и его приближенных никого не было, причем в доме, где содержался Государь, им никому ходить было не велено.

В этом же плане можно трактовать и показания священника Сторожева, настоятеля Екатерининского собора. Его приглашали проводить службы для узников ДОНа. Причем приглашали дважды. Сначала он отслужил для них обедницу 2 июня, вторую по приезде семьи из Тобольска. Первую же и последующие службы совершал в доме Ипатьева другой священник, отец Меледин. Но 14 июля, через полтора месяца после той обедницы, комендант Юровский приказал уже было изготовившегося проводить службу отца Меледина заменить на отца Строжева, который, в свою очередь, уже изготовился отслужить вместо отца Меледина в городском Екатерининском соборе литургию.

Примечателен обмен мнениями, который состоялся, когда Сторожев после совершения обряда возвращался вместе с дьяконом Буймировым в церковь:

Молча мы дошли с о. диаконом до здания Художественной Школы, и здесь вдруг диакон сказал мне: «Знаете, о. протоирей, у них там что­то случилось». Так как в этих словах о. диакона было некоторое подтверждение вынесенного мной. впечатления, то я даже остановился и спросил, почему он так думает. «Да так, — говорит дьякон, — они все какие­то другие, точно даже и не поет никто». А надо сказать, что действительно за богослужением 1(14) июля впервые никто из семьи Романовых не пел вместе с нами.

Ранее же Строжев показал, что Николай II подпевал им во время совершения молитв низким басом. Кроме того, он заметил, что в первое посещение борода у Николая Александровича была длиннее и шире. И не мог припомнить, был ли у него на гимнастерке Георгиевский крест, который он заметил при первом своем богослужении в этом доме.

Еще более примечательны его впечатления об охране ДОНа при втором посещении:

В сопровождении о. диакона Буймирова в 10 часов утра я был уже около дома Ипатьева. Наружный часовой, видимо, был предупрежден, так как при нашем приближении сказал через окошко внутрь ограды: «Священник пришел». Я обратил внимания на совершенно необычное для уст красных наименование «священник» и, всмотревшись в говорившего, заметил, что он, как и вообще вооруженные постовые, на этот раз как­то иначе выглядят. Мне даже показалось, что среди них были ученики Горного училища, но кто именно, не знаю.

Заметим, что это очень соотносится с показанием Старковой. Напротив, по словам Юровского и других, состав внешней охраны ДОНа не менялся. Якобы в ней всегда состояли одни и те же сысертские и злоказовские рабочие.

В свете рассматриваемой нами версии, возможно, имеет глубокий подтекст диалог, который состоялся у отца Сторожева с комендантом Дома особого назначения Юровским:

Войдя в комендантскую, я незаметно для себя глубоко вздохнул и вдруг слышу насмешливый вопрос: «Чего это вы так тяжко вздыхаете? » — говорит Юровский. Я не мог и не хотел открывать ему мною переживаемого и спокойно ответил: «Досадую — так мало послужил, а весь взмок от слабости, выйду теперь и опять простужусь». Внимательно посмотрев на меня, Юровский сказал: «Тогда надо окно закрыть, чтоб не продуло». Я поблагодарил, сказав, что все равно сейчас пойду на улицу. «Можете переждать — заметил Юровский и затем совершенно другим тоном промолвил: «Ну, вот, помолились, и от сердца отлегло» (или «на сердце стало легче»— точно не упомню). Сказаны были эти слова с такой, мне показалось, серьезностью, что я как­то растерялся от неожиданности.

Вполне можно предположить, что, вызвав отца Сторожева, Юровский проводил тест: не заподозрил ли священник, который в первое свое посещение видел царскую семью, подмену узников?

По­видимому, и проводивший допрос член окружного суда Сергеев не упускал из виду версию подмены, коли столь скрупулезно зафиксировал в протоколе слова о различии в облике узников. И спросил свидетеля о Георгиевском кресте на гимнастерке Николая Александровича.

Завершим обзор некоторых указаний на возможность подмены узников еще одним косвенным свидетельством. Как известно, власти разрешили разнообразить стол арестованных в доме Ипатьева пищей, которую приносили им монахини Ново­Тихвинского монастыря. Так вот, на следующий день после посещения ДОНа настоятелем Екатеринбургского собора случилось примечательное событие. О нем на допросе у Соколова 8 июля 1919 года Преосвященный Григорий епископ Екатеринбургский и Ирбитский, показал:

В Понедельник, 15 июля, Юровский сказал им (монашенкам), чтобы они принесли большие порции в сравнении с тем, что они приносили раньше. Они это исполнили и принесли молока и яиц в больших порциях во вторник (обычно приносили по два десятка яиц — Л.С.).

Показание высокого иерарха дополняет рассказ монахини Августины из Новотихвинского монастыря. На допросе 9 июля 1919 года она повествует Соколову:

Юровский наказал нашим послушницам принести на другой день полсотни яиц в корзине и четверть молока (3 литра). В это же время он передал послушницам записку одной из княжон, в которой просили нас прислать им ниток. Все это было исполнено.

Соколов, преисполненный убежденности, что изверги­большевики способны на все, комментирует это событие в том смысле, что Юровский заботился о своем прокорме на ночь расстрела и на время захоронения трупов. Обосновывает он такое мародерство находкой яичной скорлупы у шахт «Ганиной ямы».

За неимением лучших, и такое объяснение возможно. Только, думается, Соколов поостерегся бы так характеризовать коменданта Дома особого назначения, имей он возможность заглянуть в дневник Николая II. А тот записал на третий день после назначения Юровского:

6 июля. Суббота.

Вчера комендант Ю. принес ящичек со всеми взятыми драгоценностями, просил проверить содержание и при нас опечатал его, оставив у нас на хранение... Ю. и его помощник начинают понимать, какого рода люди окружали и охраняли нас, обворовывая нас. Не говоря об имуществе — они даже удерживали себе большую часть из приносимых припасов из женского монастыря. Только теперь, после новой перемены, мы узнали об этом, пот. что все количество провизии стало попадать на кухню...

Не подходит Юровский на роль мародера. Не тот, похоже, он человек, который кормится за счет поднадзорных. Его личная честность и порядочность позже прошли проверку на должности Гохрана республики — учреждения, куда стекались реквизированные драгоценности. Не воровал.

О судьбе же злополучных яиц рискнем высказать предположение, более, на наш взгляд, логичное: так готовился либо сухой паек на время перевоза царской семьи в Пермь, либо надо было прокормить какое­то короткое время двойное количество арестантов в ДОНе.

Все указанные версии, варианты и возможности развития событий с царской семьей в июле 1918 года рассматривал и глубоко размышлял над ними екатеринбургский юрист, член окружного суда Иван Александрович Сергеев. Это видно хотя бы из краткого перечня проблем, которые он наметил разрешить во время своего руководства расследованием обстоятельств исчезновения семьи Романовых и их придворных из заключения: над вопросами — кто, по чьему распоряжению и каким образом распорядился их судьбой — он бился до самого момента освобождения своего от этой должности.

Соколов решительно отмел эти сложности и сосредоточился на одной версии.

Конечно, с одной стороны, его вынуждали так поступить обстоятельства. Последние допросы в Екатеринбурге он проводил почти под пулями наступавших красных войск. С другой стройны, и это тоже следует признать, выдвинутая им версия казалась наиболее подкрепленной свидетельскими показаниями. Не хватало только одного, но решающего доказательства — не были обнаружены трупы загубленных людей.

Но и это еще не все. Соколов просто не знал тогда многих фактов и документов, ставших известными только сейчас.

И поэтому мы не можем, с позиции строгой объективности, полагать, что следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Николай Алексеевич Соколов избрал не только более вероятную, но и единственную версию. Тем более что события последующих лет и вновь появляющиеся документы серьезно ее колеблют. И, что самое важное, подтверждают реальную обоснованность вариантов иного развития тогдашних событий с царской семьей.

Рассмотрим в той же последовательности, как мы наметили в начале повествования, свидетельства о судьбе несчастной семьи:

версии расстрелов (по показаниям, не вошедшим в досье Соколова);

версии уничтожения трупов ( и по данным Соколова, и по более поздним свидетельствам);

версии сохранения жизни части (или всей) царской семьи (по показаниям, не рассмотренным Соколовым).

 

Версии расстрела (свидетельства очевидцев)

 

В настоящее время опубликованы свидетельства нескольких людей, прямо заявивших, что они были либо участниками, либо очевидцами этого события.

Прежде всего упомянем воспоминания коменданта Дома особого назначения, комиссара, члена Уральского областного Совета и Уральской областной чрезвычайной комиссии Якова Михайловича Юровского, военного комиссара Верх­Исетского района города Екатеринбурга Петра Захаровича Ермакова, председателя Екатеринбургского Совета, члена Уральского областного Совета Павла Михайловича Быкова, охранника Дома особого назначения Андрея Андреевича Стрекотина, заместителя Юровского по Дому особого назначения Григория Петровича Никулина, членов коллегии Екатеринбургской Чрезвычайной Комиссии Михаила Александровича Медведева (Кудрина), Горина, Родзинского.

Считается, что самым первым по времени появления документом об участи царской семьи, если не считать газетные публикации, является записка Я.М. Юровского, составленная им для историка Покровского. Она датируется 1919­1920 годами. Приведем здесь ее текст по публикации Э. Радзинского в журнале «Огонек» (№ 21 за 1990 год).

 

16­7 была получена телеграмма из Перми на условном языке, содержащая приказ об истреблении Р­ых (Романовых). Слева на полях надпись рукой: «Николая сначала (в мае) предполагалось судить — этому помешало наступление белых»).

16­го в шесть часов вечера Филип Г­н (Голощекин) предписал привести приказ в исполнение. В 12 часов должна была приехать машина для отвоза трупов.

В шесть часов увезли мальчика...

Грузовик в 12 часов не пришел, пришел только 1/2 второго. Это отсрочило приведение приказа в исполнение. Тем временем были сделаны все приготовления, отобрано 12 человек (в т.ч. семь (исправлено на «шесть» чернилами) латышей с наганами, которые должны были привести приговор в исполнение, 2 из латышей отказались стрелять в девиц.

Когда приехал автомобиль, все спали. Разбудили Боткина, а он всех остальных. Объяснение было дано такое: ввиду того, что в городе неспокойно, необходимо перевести семью Р­ых из верхнего этажа в нижний». Одевались 1/2 часа. Внизу была выбрана комната с деревянной отштукатуренной перегородкой (чтобы избежать рикошетов), из нее была вынесена вся мебель. Команда была наготове в соседней комнате. Р­вы ни о чем не догадывались. Комендант отправился за ними лично один и свел их по лестнице в нижнюю комнату. Николай нес на руках Алексея, остальные несли с собой подушечки и разные мелкие вещи. Войдя в пустую комнату, Александра Федоровна спросила: «Что же, и стула нет? Разве сесть нельзя? » Комендант велел внести два стула. Ник. посадил на один А­ея. На другой села А.Ф. Остальным ком. велел встать в ряд. Когда стали — позвали команду. Когда вошла команда, ком. сказал Р­ым, что ввиду того, что их родственники в Европе продолжают наступление на Советскую Россию, Уралисполком постановил их расстрелять. Николай повернулся спиной к команде, лицом к семье, потом, как бы опомнившись, обернулся к ком. с вопросом: «Что? Что? » Комендант наскоро повторил и приказал команде готовиться. Команде заранее было указано, кому в кого стрелять, и приказано целить прямо в сердце, чтобы избежать большого количества крови и покончить скорее. Николай больше ничего не произнес, опять обернувшись к семье, другие произнесли несколько несвязных восклицаний, все это длилось несколько секунд. Затем началась стрельба, продолжавшаяся две­три минуты. Ник. был убит самим ком­ом наповал. Затем сразу же умерли А.Ф. и люди Р­ых (всего было расстреляно 12 человек): Н­й, А.Ф., 4 дочери — Татьяна, Ольга, Мария и Анастасия, д­р Боткин, лакей Трупп, повар Тихомиров, еще повар и фрейлина, фамилию которой ком. забыл.

А­й, три из его сестер, фрейлина и Боткин были еще живы. Их пришлось пристреливать. Это удивило ком­та, т.к. целили прямо в сердце. Удивительно было и то, что пули от наганов отскакивали от чего­то рикошетом и как град прыгали по комнате. Когда одну из девиц пытались доколоть штыком, то штык не мог пробить корсаж. Благодаря этому вся процедура, считая проверку (щупанье пульса и т.д.), взяла минут двадцать. Потом стали выносить трупы и укладывать в автомобиль, выстланный сукном, чтобы не протекала кровь...

 

Сразу отметим, записка как бы удостоверяет сведения, полученные колчаковским расследованием, в частности, Сергеевым, — при допросе Летемина и Медведева и Соколовым — при допросе Проскурякова.

Но это с одной стороны. С другой — в сообщении Юровского настораживают три неточности.

Во­первых, он утверждает, что расстреляно было 12 человек. Как бы забыв, что двенадцатого узника, мальчика­поваренка, по его же настоянию выдворили из Дома особого назначения, и расстрелять можно было только одиннадцать человек.

Вторая неточность — это упоминание о том, что решение о расстреле принял Уралисполком. Но хоть и считается, что его принял Уралисполком, Юровский, опровергая это, в самом начале своей записки признает, что приказ поступил из Перми.

Ну, и третья, совсем неприличная неточность — это удивление, что пули из наганов градом прыгают по комнате, рикошетя от чего­то. Юровский находит этому неубедительное разъяснение — от корсажей на женщинах. Их якобы не смог пробить даже штык, оттого что в корсажах были зашиты драгоценные камни. Но небольшие камни — это же не литая кольчуга!

Интересно, что другой «очевидец» расстрела, М.А.Медведев (Кудрин), через 50 лет живописуя картину расстрела, тоже описывает рикошеты:

...Женский визг и стоны; вижу, как падает Боткин, у стены оседает лакей и валится на колени повар. Белая подушка двинулась от двери в правый угол комнаты. В пороховом дыму от кричащей женской группы метнулась к закрытой двери женская фигура и тут же падает, сраженная выстрелами Ермакова, который палит уже из второго нагана. Слышно, как лязгают рикошетом пули от каменных столбов, летит известковая пыль. В комнате ничего не видно из­за дыма — стрельба идет уже по еле видным падающим силуэтам в правом углу. Затихли крики, но выстрелы еще грохочут. Ермаков стреляет из третьего нагана. Слышим голос Юровского:

— Стой! Прекратить огонь!

Тишина. Звенит в ушах. Кого­то из красноармейцев ранило в палец руки и в шею — то ли рикошетом, то ли в пороховом тумане латыши из второго ряда из винтовок обожгли пулями. Редеет пелена дыма и пыли. Яков Михайлович предлагает мне с Ермаковым, как представителям ЧК и Красной Армии, засвидетельствовать смерть каждого члена царской семьи. Вдруг из правого угла комнаты, где зашевелилась подушка, женский радостный крик:

— Слава Богу! Меня Бог спас!

Шатаясь, поднимается уцелевшая горничная — она прикрылась подушками, в пуху которых увязли пули. У латышей уже расстреляны все патроны, тогда двое с винтовками подходят к ней через лежащие тела и штыками прикалывают горничную. От ее предсмертного крика очнулся и часто застонал легко раненный Алексей — он лежит на стуле. К нему подходит Юровский и выпускает три последние пули из своего «маузера». Парень затих и медленно сползает на пол к ногам отца. Мы с Ермаковым щупаем пульс у Николая — он весь изрешечен пулями, мертв. Осматриваем остальных и достреливаем из «кольта» и ермаковского нагана еще живых Татьяну и Анастасию. Теперь все бездыханны.

 

Здесь бросается в глаза очевидная литературщина. Но литературщина, обнаруживающая, по меньшей мере, два факта: пишущий явно не был в комнате при расстреле. И вообще не был там. Иначе откуда в ней каменные столбы появились? Откуда «пелена дыма», из­за которой латыши чуть не перестреляли друг друга? Не было в этой комнате каменных столбов. И не мог стоять пороховой туман. Июль 1918 года далеко отстоит от времен Бородинского сражения, и патроны револьверов и пистолетов давно снаряжались бездымным порохом.

Конечно, рикошет не исключается. Но здесь он принимает просто глобальный характер. Думается, просто потому, что необъяснимо мало было найдено Сергеевым и Соколовым пуль в стенах и полу комнаты — всего 27!

Если посчитать количество пуль, выпущенных 11 убийцами из двадцати примерно наганов, кольтов, браунингов, да еще из двух винтовок с зарядами от 6 до 20 патронов, то получится: должно быть выпущено около 250 пуль. Пусть половина застряла в телах жертв. Но доброй сотни все равно будет не хватать. Вот и понадобился массовый рикошет.

Кстати, Сергеев и Соколов находили удары пуль в стенах, где сами пули глубоко засели в дереве и штукатурке, И это понятно: в записке Юровский сообщает, что именно с отштукатуренными стенами избиралась комната для расстрела, чтобы избежать рикошетов.

 Это обстоятельство можно объяснить и таким образом. В то время когда сочинялась записка, Юровский знал о материалах белого расследования исчезновения Романовых. И старательно закрывал в нем неясные места. Более подробно эту версию мы обсудим ниже. Сейчас же вернемся к иной версии расстрела, сообщенной другим его участником, Петром Ермаковым. Вот текст его собственной записки, с сохраненными орфографией и стилем:

 

...На требование Екатеринбургского Областного Совета перед центром о расстреле Николая было дано согласие за подписью Свердлова, но о семье я помню не говорилось ни звука.

Екатеринбургский исполком принял постановление расстрелять Николая, но почему­то в постановлении не говорилось о семье, о их расстреле, когда вызвали меня, то мне сказали, на твою долю выпало счастье расстрелять и схоронить так, чтобы никто и никогда их трупа не нашел под личную ответственность, сказали, что мы доверяем, как старому революционеру.

Поручение я принял и сказал, что будет выполнено точно, подготовил место куда везти и как скрыть учитывая все обстоятельства важности политического момента. Когда я доложил Белобородову, что могу выполнить, то он сказал, сделать так чтобы были все расстреляны, мы это решили, дальше я в рассуждения не вступал, стал выполнять так, как это нужно было, получил постановление 16 июля, 8 часов вечера сам прибыл с товарищем Медведевым и др. латышом, который служил в моем отряде, в караульном отделе, прибыл 10 часов в дом особого назначения, вскоре пришла моя машина малого типа грузовая.

В 11 часов было предложено Романовым, их близким спуститься на нижний этаж, на это предложение был вопрос: для чего Я сказал что вас повезут центр. здесь вас держать больше нельзя, угрожает опасность. Как наши вещи, спросили? Я сказал: ваши вещи мы соберем и выдадим на руки, они согласились, сошли книзу, где для них были поставлены стулья вдоль стены, хорошо сохранились у меня в памяти: первого фланга сел Николай, Алексей, Александра, старшая дочь Татьяна, далее доктор Боткин, сел, потом фрейлина и дальше остальные.

Когда же успокоились, тогда я вышел, сказал своему шоферу: действуй!, он знал, что надо делать, машина загудела, появились выхлопки. Все это нужно было для того, чтобы не было звука слышно на воле, все сидящие чего­то ждали, у всех было напряженное состояние, изредка перекидывались словами. Александра несколько слов не по русски. Когда было все в порядке, тогда я коменданту дома в кабинете дал постановление областного исполнительного комитета Юровскому, то он усомнился, почему всех, но я ему сказал надо всех и разговаривать нам с вами долго нечего, время мало, пора приступать.

Я спустился книзу совместно с комендантом. Надо сказать, что уже заранее было распределено кому и как стрелять, я себе взял самого Николая, Александру, дочь, Алексея, потому что у меня был маузер, им можно верно работать, остальные были наганы. Послу спуска в нижний этаж мы немного обождали, потом комендант предложил всем встать, все встали, но Алексей сидел на стуле, тогда стал читать приговор постановления, где говорилось: по постановлению исполнительного комитета расстрелять.

Тогда у Николая вырвалась фраза: как нас никуда не повезут, ждать больше нельзя, я дал выстрел в него упор, он упал сразу, но и остальные тоже, в это время поднялся между ними плач, один другому бросались на шею, затем дали несколько выстрелов и все упали.

Тогда я стал осматривать их состояние, которые были еще живы, то я давал новый выстрел в них, Николай умер с одной пули, жене дано две и другим несколько пуль. Были все расстреляны 11 человек в доме где содержались. При проверке пульса, когда были уже мертвы, то я дал распоряжение вытаскивать через нижний ход в автомобиль... и сложить так мы сделали, всех покрыли брезентом... после расстрела все были уложены в грузовой автомобиль. По заранее намеченному пути, автомобиль выехал. Эта операция была закончена, около часа ночи с 16 июля на 17 1918, автомобиль с трупами направился через ВИЗ, минуя урощицу на 8 километре, где когда­то были разработаны... по направлению дороги Коптяки, где было выбрано место для зарытия трупов...

Ермаков был знающий убийца. У него никаких рикошетов, никакого дыма. А убийцами были в основном члены его команды, в том числе лишь один латыш. Правда, в другом варианте своих мемуаров Ермаков утверждал, что вообще всех расстрелял он единолично.

Воспоминания другого непосредственного участника расправы, Григория Никулина, уточняют состав членов расстрельной команды:

...Перед тем как приступить непосредственно к расстрелу, к нам прибыли в помощь, вот, Михаил Александрович Медведев, он работал тогда в ЧК. Кажется, он был членом президиума, я не помню сейчас точно. И вот этот товарищ Ермаков, который себя довольно неприлично вел, присваивая себе после главенствующую роль, что это он все совершил, так сказать, единолично, без всякой помощи. И когда ему задавали вопрос: «Ну, как же ты сделал? » — «Ну, просто, говорит, брал, стрелял — и все». На самом же деле нас было исполнителей 8 человек: Юровский, Никулин, Медведев Михаил, Медведев Павел — четыре, Ермаков Петр — пять, вот я не уверен, что Кабанов Иван — шесть. И еще двоих я не помню фамилий»

Заместитель Юровского помнит расстрел иначе, нежели его начальник и другой соучастник.

Если просмотреть другие воспоминания «очевидцев цареубийства», то можно заметить, что, расходясь в существенных деталях, они подтверждают: казнены вся семья Романовых и все придворные, содержавшиеся с ними.

 

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: