Тайна Поросенкова лога остается тайной

 

В конце сентября 1995 года газеты, телевидение, радио снова распубликовали по всему свету: однозначно установлено, что останки, найденные на коптяковской дороге под Екатеринбургом, принадлежат царской семье. Поскольку последняя из серии экспертиз — проведенное в США сопоставление молекул ДНК из найденного там скелета № 4 (предположительно Николая II) и из останков рано умершего сына Александра III Георгия Александровича — дала чуть ли не стопроцентное совпадение, это сняло последние сомнения.

Председатель Государственной комиссии по этой проблеме, вице-премьер Ю.Ф.Яров заявил на пресс-конференции (процитировано по газете «Известия» от 29 сентября 1995 года): «Длившаяся четыре года скрупулезная работа архивистов, историков, экспертов, следователей, находки в российских спецхранах и национальных архивах США, Англии, Германии привели к ответу на главный вопрос, стоявший перед комиссией. Да, это останки царя, царицы, трех великих княжон, врача и слуг. Когда-нибудь будут обнаружены останки еще двух царских детей — Алексея и Марии, открыты новые исторические подробности, но научные выводы об идентификации исчерпывающи. Более того, их достоверность, как говорят специалисты, даже избыточна».

Казалось по всему, действительно, большой праздник пришел на улицу сторонников такой точки зрения. Английские журналисты даже присвоили А.Н.Авдонину, заявившему властям о страшной находке в Поросенковом логу, титул «человек века».

Одно только вносило небольшой диссонанс в атмосферу ликования — представители церкви в Правительственной комиссии уклонились от признания такого ее решения. И не только церкви. Заявление Комиссии вызвало мощную волну отрицания со стороны многих заинтересованных лиц. Пикеты выставили даже православные верующие у Петропавловского собора в Санкт-Петербурге, где намечалось упокоить останки. Самый «мягкий» плакат у пикетчиков гласил: «Остановите авантюру с так называемыми «царскими останками».

Оппоненты обосновывали свою позицию весьма серьезными фактами.

Сообщает ведущий судмедэксперт России, заведующий физико-техническим отделом НИИ судебной медицины Минздрава РФ, доктор медицинских наук, профессор В.Н.Звягин: «Как известно, Рябов занимался вскрытием могильника вместе с Авдониным. Они извлекли какой-то костный материал, фотографировали его, делали слепки. Во всяком случае, Рябов в 1989 году показал Сергею Сергеевичу Абрамову ряд снимков и слепков. Абрамов, эксперт физико-технического отделения республиканского бюро судебно-медицинской экспертизы, однозначно сказал, что один из черепов принадлежит Николаю Второму, поскольку будто бы имеются характерные особенности зубно-челюстного аппарата и след от удара остро-рубящим оружием. Позднее ничего на этом черепе номер I мы не нашли. Единственное, что здесь приходит в голову: либо Сергей Сергеевич имел дело с другим черепом, либо те слепки, которые ему представлялись, имели те следы, которых не имеет указанный череп. Наверное, так...»

Резко несогласны с решением Правительственной комиссии и многочисленные независимые общественные комиссии и центры, авктивно работающие над изучением обстоятельств гибели семьи Романовых в Санкт-Петербурге, Москве, Екатеринбурге, Царском селе, за границами России. Участники конференции «Государственная легитимность», созванной по инициативе Международного фонда славянской письменности и культуры и ряда духовных и светских организаций констатировали еще в марте 1993 года: «Первое. Идентификация останков, предположительно принадлежащих царской семье и близким к ним людям, эксгумированных в июле 1991 года под Екатеринбургом, не завершена и весьма противоречива. Второе. Сообщения о якобы достигнутых успехах в идентификации останков методом компьютерного фотосовмещения и методом геномной дактилоскопии носят рекламный характер и не соответствуют современному уровню науки...» В позиции Фонда по сей день нет изменений.

Официальный эксперт Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II по проблеме идентификации останков из Поросенкова лога С.А.Беляев в своей докладной святейшему указывает: «В настоящее время существует несколько гипотез о методе и месте сокрытия тел убитых членов Царской Семьи. Однако до настоящего времени не проделана работа по изучению и анализу документов, посвященных этому вопросу, определению их подлинности, особенно тех, которые поступили из секретных архивов. Их глубокий анализ нужен хотя бы потому, что некоторые из них вышли из-под пера людей, принимавших участие в убийстве, и неизвестно, какими мотивами эти люди руководствовались, сообщая об обстоятельствах сокрытия тел...»

Пожалуй, одной из наиболее полных сводок доводов оппонентов официальной позиции стала речь историка и законоведа из США, секретаря Российской зарубежной экспертной комиссии по расследованию судьбы останков членов Российского императорского дома, убитых большевиками в Екатеринбурге 17 июля 1918 года, профессора Евгения Львовича Магеровского. Он произнес ее на заседании Правительственной комиссии 20 сентября 1995 года:

 

Мы бы хотели постараться воздержать Государственную комиссию от спешных, скоропалительных действий, котрые явно наруку только врагам Российского государства, как древнего, так и нового, не говоря уже о страшном вреде авторитету Российской православной церкви, если она будет вынуждена участвовать в захоронении (похоронах) еще не полностью идентифицированных останков. В случае, если окажется впоследствии, что это не те, или не полностью те останки, то какой это будет позор для русской нации и ее гражданских и церковных правителей...

Мы до сих пор не знаем, как же было найдено место захоронения. Теперь д-р А.Н.Авдонин начинает все чаще утверждать, что он вычислил это место из какой-то устной информации, ему переданной уже умершими людьми, а не с помощью Г.Т.Рябова, который будто шел по следам «Записки Юровского»... Получается нечто весьма странное: находка места захоронения без помощи «Записки Юровского» невозможна, с другой же стороны... «Записка Юровского» объявляется ненужной... Одна из главных слабостей показаний-объяснений Г.Т.Рябова и А.Н.Авдонина — это их нарочитое желание запутать читателя, создать как бы «защитную паутину»... Сюда же можно отнести и вопрос об отрезанных головах. Если бы Авдонин и Рябов не проявили столь большого интереса к черепам, взятым из захоронения и не возили их в Москву на несостоявшуюся экспертизу и на дачу, мы бы не обратили на них особого внимания и не стали бы изучать вопрос об отрезанных головах. Теперь, благодаря данным из книги ген. Дитерихса и эмигрантской прессы 1920-х годов, этот вопрос обрел право на исследование...

До сих пор остаются противоречия и несовпадения, которые не могут не вызвать споров. Почему, например, гипотеза «захоронения» предпочтительнее гипотезы «сжигания»? Никто до сих пор не объяснил, почему ермаковская версия столь близка к заключению следователя Соколова и почему он на ней настаивал до самой своей смерти?.. У меня образуется настойчивое впечатление, что никто не штудировал ни имеющуюся тут большую часть соколовских протоколов следствия, ни даже их публикацию в сжатом виде специалистом Н.Россом... Не хочу говорить заведомо неприятных вещей, но из-за противоречий и несоответствий между самими источниками и... фактами, равно как и наличия ранее распространяемых ложных сведений, так сказать, «первооткрывателями» этого дела (в частности — Гелием Рябовым) и, главное, из-за того, что «Записки Юровского» до сих пор не были подвержены экспертизе и ее аутентичность не доказана, все время где-то в тумане маячит вопрос о фальсификации. Он касается, например, даже такой, казалось бы, вне подозрений стоящей генетической экспертизы, как Олдермастонская...

Как явствует из пресс-конференции, проведенной недавно в пресс-клубе в Вашингтоне, результаты, полученные в одной из лабораторий касательно нуклеидного ДНК, были не проверены, а безоговорочно приняты и заимствованы другой. На пресс-конференции же результаты исследований в обеих лабораториях были объединены в одно целое, создавая этим неверное впечатление, что в данном вопросе одна лаборатория проверяла другую, дублируя все ее исследования...

С точки зрения известных американских специалистов-патологов, работающих по судебной медицине, участвовавших в работе с останками в Екатеринбурге и приглашенных Комиссией консультировать нас по вопросу о возможных царских останках, отводят ДНК довольно ограниченную роль в идентификации любых останков (нуклеотид ДНК быстро деградирует и быстро исчезает совсем, репликация же его не всегда надежна, а митохондриальный ДНК, который весьма долговечен, дает, чаще всего, «семейные картинки», т.е. соотношения в нескольких поколениях, восходящих или нисходящих, он специфичен и подвержен мутации)... Западные судебно-медицинские специалисты предпочитают данные, полученные при помощи ДНК, подтверждать документальными источниками, такими: как дневниковые записи, истории болезней, записи пользующих врачей и стоматологов, всякие документы и записки, отражающие состояние здоровья, рентгеновские снимки. Например, доктор Баден, один из наших консультантов, до сих пор ищет рентгеновские снимки Царя и Царицы, сделанные во весь рост, хранившиеся в одном из местных британских музеев... Поэтому исследование российских архивов, местных и центральных, всяких хранилищ документации, даже музеев, имеет первостепенную важность для данного дела...

Тут было сделано очень мало...

Государственная Комиссия, по совершенно не известным и не понятным нам причинам не желает производить с нашей точки зрения ключевые эксперименты — как источников и вещественных доказательств, так и содержащейся в них информации; очень часто мы наблюдаем нежелание или небрежение в поисках определенных источников («не надо», «у нас нет»), например, медицинских, а когда они появляются, то оказывается, что и «есть» и «надо»...

Категория физических данных представляется нам самой недорасследованной во всем деле. Не произведены исследования «времени и движения» касательно действий, описываемых в «Записке (Юровского. — Л.С.)»; не анализирована почва, особенно ее оседание. Сколько времени уходит на то, чтобы вырыть (двумя лопатами) яму 1, 7 м глубиной и 2, 5 м2 в затопленной водой (шли дожди) почве? И, наконец, как долго горит человеческое тело и какой смрад оно при этом источает? Ответы на эти и другие вопросы можно получить симуляцией, используя свиные туши равного веса для изучения эффекта горения и мешков с песком — для объема...

Должен признаться, что едучи в Москву, у меня и других членов нашей Комиссии было меньше вопросов и сомнений, нежели появилось теперь. И мы будем продолжать искать правду о происшедшем, куда бы эти поиски нас ни привели... встречи и дискуссии со сведущими людьми в придворном медецинском делопроизводстве, в документальной экспертизе всех вопросов, связанных с «Запиской Юровского», в вопросе о способах уничтожения тел, в анатомической реконструкции скелетов, со всякими специалистами в судебной медицине — патологами, короче говоря, не с комиссарами и генералами от науки или чинами прокуратуры, а обыкновенными трудниками на следовательской или научной ниве. С ними мы надеемся провести много времени в горячих, но откровенных и продуктивных дискуссиях.

Мы надеемся, что наше служение Высшему началу поможет нам найти честный и праведный путь в этом случае...

 

Итак, позиции сторонников и противников вердикта Правительственной Комиссии по судьбе останков из Поросенкова лога к октябрю 1995 года определились, были предельно ясно заявлены, и все стали напряженно ожидать, как же отнесется ко всему происходящему с останками Русская Православная церковь, Священный Синод, который должен был обсудить эту проблему на своем октябрьском заседании.

И вот агентство «Европейско-Азиатские новости» распространило информацию о том, что решил Священный Синод (воспроизводится по публикации газеты «Вечерний Екатеринбург» от 12 октября 1995 года):

 

Необходимо продолжить работу государственной комиссии по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков Российского императора Николая Второго и членов его семьи, считают члены Священного Синода, сообщила пресс-служба Екатеринбургского епархиального управления. По единодушному мнению представителей духовенства, на сегодняшний день исследования можно считать незавершенными. Для разрешения сомнений, касающихся результатов экспертизы по идентификации останков, найденных на Коптяковской дороге, Священный Синод считает целесообразным создать международную экспертную комиссию и включить в ее состав независимых специалистов в области судебной медицины, антропологии и криминалистики. Признано полезным углубление сотрудничества между государственной комиссией, возглвляемой Юрием Яровым, и Российской зарубежной экспертной комиссией, возглавляемой Петром Колтыпиным-Валловским.

 

Не буду комментировать заявление Священного Синода. В нем все сказано открыто и ясно. Будем надеяться, что оно положило конец непристойной гонке любителей скоропалительных решений и откроет пору скрупулезной работы компетентных специалистов — медиков и историков, криминалистов и архивистов над разрешением столь значимой для России проблемы.            

 

Так на все ли вопросы есть ответы?

 

Вполне может статься, что Рябову и его соратникам действительно неслыханно повезло и им удалось приподнять завесу тайны над одной из самых загадочных и кошмарных страниц российской истории. Только это надо доказать неспешно, обстоятельно и исчерпывающе. Чтобы у общественности не осталось и тени сомнений. Чтобы, не приведи Господь, через год или два другой какой-нибудь дотошный исследователь не доискался неведомых до сей поры бумаги, докладной записки, мемуарных излияний, живописующих некую совсем иную судьбу и царской семьи, и их останков соответсвенно. Чтобы это не заставило потом всех нас испытать мучительное чувство неловкости, стыда. За себя. За страну. за кощунственную поспешность в столь деликатном, щепетильном деле.

А что такое вполне возможно, имеется масса примеров. Да что говорить о каких-то дальних примерах! Могу привести два весьма настораживающих факта, непосредственно касающихся останков из Поросенкова лога.

В конце 1993 года администрация президента Российской Федерации получила письмо. Автор его скрылся за псевдонимом. Впору бы и отмахнуться от такой эпистолы брезгливо. Но в администрации не отмахнулись. Чтобы понять почему, приведу выдержку из этого письма.

 

В газете сообщили, что создана комиссия по перезахоронению останков царской семьи. Но сначала надо найти захоронение останков, а потом только пере... Якобы нашли черепа — 5 черепов, а где шестой череп — наследника царя? Должны быть 6 черепов. Но их нет — фальшь. Что вы затеваете?..Зачем обманываете народ, преступная ложь, неправда, врут все, кто занимается поисками останков. Это мировой обман. Никаких останков Николая II Кровавого... и его семьи никто не нашел и никогда не найдут. Почему?

Кратко сообщу некоторые причины — почему.

Мне уже много лет. Я единственный свидетель захоронения останков царской семьи остался в живых. Нас, кто занимался этими делами, было 5 человек. Двоих расстреляли за раскрытие тайны, двое погибли на фронтах гражданской войны. Я один знаю место захоронения. Это место до сих пор никем не тронуто. Я периодически посещаю это место... Откуда взялись показанные по телевизору черепа (5 показали, а где шестой? ) Ни один профессор, ученый или кто другой не докажут, что это царские останки. Никаких останков не найдут, т.к. они уничтожены, смешаны с землей на некоторой глубине от поверхности. Никто и никогда не найдет место уничтожения останков бывшей царской семьи. Я верен клятве и умирая, унесу тайну с собой...

 

Что заставило этого человека отослать такое письмо? Совесть? Бремя тяжкой тайны? Вроде ничего конкретного он не сообщает, и тем не менее, так просто отодвинуть его письмо в сторону не хочется. А вдруг!?

Тем более, что цитированное выше послание странным образом корреспондируется еще с одним письмом. Его приводит в своей нашумевшей книге «Николай II: жизнь и смерть» Эдвард Радзинский. Как предуведомляет маститый драматург, письмо написано племянницей Елизаветы Эрсберг, женщины из придворного штата царской семьи. И эта племянница поведала удивительную историю. Нет, не о тете. О ее подруге — Анне Демидовой, той самой, как пишет корреспондентка Радзинского, «будто бы расстрелянной в Ипатьевском доме». Племянница Елизаветы Эрсберг утверждает: «Нет, история Анны Демидовой не кончилась в день расстрела». И в дальнейших строках убедительно обосновывает это утверждение: «... я хорошо знала лицо Анны Стефановны, и как сейчас вижу ее перед глазами. Среднего роста, полная, с простоватым круглым лицом, с зализанными у висков волосами и кичкой на макушке...

На Рождество 1929 года, когда тетя Елизавета была уже дома, мы приехали к теткам. Я снова попросила альбом («альбом в красивом оливковом переплете — альбом тети Елизаветы» — это было написано в пропущенных мною строках письма — Л.С.) и начала его листать, но все фото Демидовой, даже в группах, исчезли или были замазаны. На мой вопрос, где фото «папиной невесты», тетки зашикали...»

Дальше автор письма повествует, как судьба ее уже после Отечественной войны свела с одни молодым человеком, лицо которого поразительно походило на виденное ею когда-то в семейном альбоме Эрберг лицо Демидовой. И молодой человек спокойно ответил, что, мол, странного в этом ничего нет. «... Это старшая сестра моего отца. Он рассказал, что Анна Демидова умерла после Отечественной Войны. Как описал мне ее Демидов, она была среднего роста, полная, с зализанными волосами, выпивала, курила, из дома не выходила... По ночам бродила, кричала. Просила я Демидова написать о тетке, он: «Под монастырь подведешь».

Расстрелянная под именем Демидовой по всем описаниям была — высокая... Так кто же она была, та высокая женщина..., которую расстреляли вместо Демидовой? »

Радзинский скупо комментирует послание племянницы Елизаветы Эрберг: «Я откладываю письмо... «Вместо Демидовой? » Еще один миф? Или еще одна загадка...»

Два столь непохожих и в то же время, как точно подметил Радзинский, будящих тяжкие раздумья письма, раздумья о том, что же тогда, если не царские останки, нашли в Поросенковом логу, и о том, все ли мы знаем о судьбе узников Дома особого назначения.

Действительно, есть о чем подумать. Ведь, если отбросить не решающие детали, в этих письмах, отосланных уже в наши дни, мы видим отражение все тех же двух неизгонимыз мнений. Двух главенствующих мнений относительно судьбы царской семьи. Что возникли сразу же по следам сообщения большевиков о расстреле Николая II. Которые с тех пор так и продолжают бытовать на страницах и специальных, и бульварных изданий. И упорно не исчезают ни та, ни другая вот уже почти восемь десятилетий.

Сторонники одного утверждают: царь и вся семья зверски убиты.

Сторонники другого неколебимо стоят на том, что вся семья или часть ее остались живы.

Первые основываются, среди прочих обстоятельств, на телеграмме, которую удалось отыскать колчаковскому следователю Н.А.Соколову на екатеринбургском почтамте:

Москва, Кремль, Секретарю Совнаркома Горбунову с обратной проверкой.

Передайте Свердлову, что все семейство постигла та же участь, что и главу. Официально семья погибнет при эвакуации.

Белобородов.

 

Вторые тоже имеют серьезные аргументы. Но первым сомнение в расстреле царя высказал все же Константин Добрынин, разводящий караульной команды Дома особого назначения. Встретив в пресловутую расстрельную ночь начальника своей команды Павла Медведева, он на бегу спросил: «Застрелили Николая? Смотри, чтобы вместо него другого не застрелили, тебе отвечать придется! »

По поводу судьбы последнего российского самодержца и его семьи к сегодняшнему дню написано немало книг. Одна из наиболее серьезных, фундаментальных — и по охвату источников, и по глубине понимания проблемы — монография известного французского историка, профессора Марка Ферро «Николай II». При написании книги автор охватил весьма широкий круг документов как тех дней, так и ставших известными в последнее время. В частности, он основательно изучил публикации Гелия Трофимовича Рябова. Тем весомее звучат написанные им в четвертой главе своего труда «Загадочная смерть» строки: «В мае 1989 года... Гелий Рябов... публикует статью, в которой приводит неопубликованные выдержки из признания ответственного за казнь Романовых Якова Юровского, коменданта Ипатьевского дома, «дома особого назначения», где были убиты Романовы. Это признание, кажется, было написано в июле 1920 года, то есть через два года после убийства...

Конечно, потребность в правде — беспристрастна она или нет, — объясняет появление документов, доступа к которым русские люди были лишены. Однако говорят ли нам эти сенсационные публикации больше того, что уже известно, по крайней мере, на Западе? И есть ли уверенность в том, что существующая на Западе версия казни Романовых соответствует действительности? А признание Юровского, к примеру, является ли оно, — даже если находится в архиве, — более достоверным, чем другие признания, каких немало знала история России? В этом загадочном деле свидетельства и показания иногда полностью противоречат друг другу, хотя все они хранятся в архивах...»

Когда историк такого калибра, как Марк Ферро, начинает сомневаться не в подлинности, отнюдь нет, а в истинности того или иного документа, то просто так отмахнуться от его слов нельзя — за ними стоит очень и очень продуманная и взвешенная позиция.

Марк Ферро неторопливо и целенаправленно разворачивает перед читателем картину из документов, что стали известны и историкам, и широкой публике в последние двадцать лет. Они разноречивы. Но вполне разделяются на два несмешивающихся ряда. Одни подтверждают версию тотального уничтожения царской семьи, другие дают опровергающие это событие сведения. Каким из них верить?

Думается, на современном уровне изучения этой проблемы ясно только одно — мы не имеем полного права говорить об убийстве царской семьи и должны дотошно изучать обстоятельства ее исчезновения. Памятуя сказанное в «Меморандуме» Российской зарубежной экспертной комиссии, «что все, к чему имели какое-либо прикосновение органы Коммунистической партии, комитета государственной безопасности, прокуратуры и следствия, даже в самое «перестроечное» время, нуждается в чрезвычайно осторожном отношении и повышенной требовательности доказательств, как в отношении лиц, являющихся источниками или передатчиками информации, так и самих вещественных доказательств, ими переданных или благодаря им найденных, включая и экспертизу относящихся к делу документов...»                    

 

Истоки тайны

 

Исторически сложилось так, что современные представления о судьбе экс-императорской семьи у большинства исследователей сформировались, главным образом, книгами трех человек — генерала Дитерихса и следователя Соколова — за пределами России и известного уральского большевика Павла Быкова — в границах СССР.

Бесспорно, все они много знали. По приказу адмирала Колчака генерал Дитерихс руководил расследованием обстоятельств исчезновения семьи Романовых, а следователь Соколов непосредственно осуществлял это расследование. Быков же, известный большевик, входил в состав Уральского областного Совета в дни, когда этот Совет, следуя указаниям московских властей, решал судьбу Романовых.

Все эти книги претендуют на объективность в освещении расследования. Однако со временем становится все более очевидным, что это далеко не так. Дитерихс и Соколов непосредственно приступили к изучению документов и свидетельств по этому делу лишь зимой 1919 года, спустя не менее полугода со дня исчезновения царской семьи. И приступили будучи уже сторонниками одной версии. Как пишет генерал Дитерихс, не было «у Соколова ни малейшего сомнения в факте убийства в доме Ипатьева в ночь с 16 на 17 июля всей царской семьи».

Книга Быкова, в сущности, конспективно излагает сведения, приведенные у Дитерихса и Соколова. Описание же сокрытия трупов в ней дано таким образом, чтобы скорее запутать ситуацию, нежели прояснить ее. Повторив, вслед за Дитерихсом и Соколовым, версию о том, что вся семья расстреляна и что перевалочным пунктом в плане сокрытия тел убитых Романовых были старые шахты в районе заброшенного рудника «Ганина яма» невдалеке от деревни Коптяки, Быков далее уведомляет:

18 июля днем с «похоронами» было закончено и настолько основательно, что впоследствии белые, в течение двух лет производя специальные раскопки в этом районе, не могли найти могилы Романовых (П.М.Быков, «Последние дни Романовых», Свердловск, Уральский рабочий, 1990, с. 90).

Такое расплывчатое описание позволяет опереться на него сторонникам версии Соколова — вся семья расстреляна, а трупы сожжены у шахт «Ганиной ямы». Не в меньшей мере оно годится и для сторонников версии Юровского — вся семья уничтожена и тела захоронены у железнодорожного переезда в Поросенковом логу.

Однако общеизвестно, что Дитерихс и Соколов лишь продолжили расследование судьбы царской семьи. Начинали же его другие люди. И, как стало известно в последнее время, благодаря, в первую очередь, усилиям А.Саммерса, Т.Мэнгольда, Н.Росса, М.Хейфица, М.Ферро, они далеко не так однозначно воспринимали добытые в ходе расследования документы, установленные факты и показания свидетелей.

Поэтому будет самым правильным, если мы последовательно рассмотрим материалы, добытые всеми деятелями, принимавшими участие в официальном следствии по делу исчезновения царской семьи. Цепочка главных действующих лиц в этом расследовании хронологически выстраивается следующим образом:

1. Офицерская команда. Учреждена первым белым комендантом Екатеринбурга полковником Шериховским. Начальник команды — гвардии капитан Д.А.Малиновский. Назначен 29 июля 1918 года.

2. Следователь по важнейшим делам Екатеринбургского окружного суда А. Наметкин назначен и.о. прокурора Екатеринбургского окружного суда Кутузовым 30 июля 1918 года.

3. Екатеринбургский уголовный розыск. Начальник — надворный советник А.Кирста. Активно работает с начала августа 1918 года.

4. Член Екатеринбургского окружного суда И.А.Сергеев. Назначен 7 августа 1918 года по общему решению собрания отделений окружного суда прокурором Екатеринбургского окружного суда и председателем суда.

5. Военный контроль (контрразведка белой армии). Подчинялась нескольким инстанциям, в т.ч. генералу Гайде. Активно вела свое расследование, особенно после перехода в нее Кирсты, с января 1919 года.

6. Генерал Дитерихс. Назначен руководить расследованием «убийства бывшего императора Николая Александровича и членов его семьи» повелением адмирала Колчака 17 января 1919года.

7. Следователь по особо важным делам при Омском окружном суде Н.А.Соколов назначен вести это следствие приказом министра юстиции колчаковского правительства Старынкевича 7 февраля 1919 года.

Рассмотреть деятельность всех участников расследования тем более необходимо, поскольку многие исследователи привыкли считать, что по-настоящему расследование проводил только Н.А.Соколов. Известный американский профессор, историк Пайпс, в частности, писал, что «... первые несколько месяцев были упущены, т.к. следователи не прилагали никаких серьезных усилий в расследовании событий» (Р.Пайпс, «Убийство царской семьи», 1987, с. 283).  

    

Капитан Малиновский

 

Дмитрий Аполлонович Малиновский, экс-капитан лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады, в свои двадцать шесть лет успел испытать многое. Участник первой мировой войны. Воевал на юго-западном фронте. Был ранен два раза. После захвата власти большевиками оказался на Дону, в Новочеркасске. Здесь попал в поле зрения генерала Иванова, одного из организаторов белого движения. Генерал предложил Малиновском, коренному петербуржцу, поехать в родной город и заняться там вербовкой офицеров для Добровольческой армии. Поехал. В Петрограде вошел в подпольную офицерскую организацию генерала Шульгина, которая свои действия определяла популярным тогда лозунгом: «через военную диктатуру к земскому собору во имя великой неделимой России».

Шульгин и определил дальнейшую судьбу Малиновского, предложив выехать в Екатеринбург, устроиться там и что-нибудь придумать, чтобы освободить из большевистского узилища государя и его семью. Для чего обещал денежную поддержку.

В первых числах мая 1918 года капитан прибыл в Екатеринбург. Он быстро сориентировался в местных условиях. Чтобы его пребывание в городе выглядело естественным, поступил на старший курс эвакуированной сюда Академии Генерального штаба. Из ее слушателей сколотил группу готовых помочь ему офицеров. И принялся собирать сведения о содержании узников в доме Ипатьева. Через доктора Деревенько заполучил план этого дома, узнал, кто где содержится. Через денщика капитана Ахвердова, члена своей организации (денщик свел дружбу с одним из охранников Дома особого назначения), группе удалось собрать кое-какие сведения о жизни Государя и его семьи. Постепенно заговорщики добыли достаточно информации, чтобы начать строить планы освобождения семьи. Малиновский предложил два варианта: либо захватить дом при подходе белых войск и удерживать его до их вступления в город, либо дерзким нападением выкрасть государя и его близких и увезти их из города. Но... для осуществления столь грандиозных планов надобно было многое, в первую очередь — деньги. Организации же Малиновского за все время никто не прислал ни копейки. Единственное, что им удалось сделать для заточенных в ДОНе, — это послать им из своих скудных пайков немного сахара, купить хорошей муки и испечь для семьи государя кулич к Пасхе. Кулич через Деревенько дошел по назначению.

Вот, собственно, и все, что сделала подпольная организация Малиновского. К городу приблизились белые. В ЧК что-то пронюхали, и офицеры сочли за лучшее скрыться. После занятия города чехами Малиновский вернулся в него и первым делом поспешил в дом Ипатьева. Дом этот он, конечно, внимательно осмотрел.

Первый белый комендант Екатеринбурга полковник Шериховский назначил Малиновского начальником команды офицеров, которой поручено было разобраться с находками в районе Ганиной ямы: местные крестьяне, разгребая недавние кострища, нашли обгорелые вещи, вроде бы из царского гардероба, в том числе крест с драгоценными камнями. 27 июля крестьянин Алферов принес эти находки поручику Шереметевскому — тот скрывался от красных вблизи Коптяков, — и тот незамедлительно доложил о них коменданту.

29 июля капитан Малиновский получил приказ обследовать район Ганиных ям. 30 июля, захватив Шереметовского, следователя Наметкина, нескольких офицеров, врача наследника Деревенько и слугу государя Чемодурова, он выехал туда.

Так началось следствие по делу об исчезновении Государя Николая II, императрицы, цесаревича и великих княжон.

Комиссия Малиновского просуществовала всего около недели. Но именно она определила район всех последующих следственных действий в Екатеринбурге и его окрестностях. Именно она нашла свидетелей оцепления коптяковской дороги вокруг Ганиной ямы красноармейцами. Нашла тех, кто видел подозрительный обоз, прошедший от Екатеринбурга внутрь оцепления и обратно. Добыла первые улики уничтожения там в кострах возле шахт вещей царской семьи. И многое другое еще успела сделать.

После того, как всем составом офицеры съездили в Копятки, Шериховский разделил команду Малиновского на две части. Одна, которую возглавил Малиновский, обследовала дом Ипатьева, другая, руководить которой был назначен поручик Шереметовский, занялась осмотром шахт Ганиной ямы.

Поручик Шереметовский приступил к обследованию шахт, как он говорил на допросе у Соколова, твердо убежденным, что здесь если кого и расстреляли, то каких-то заложников. Он показал: «Когда я был... 25 и 26 июля июля в Екатеринбурге, я слышал о «расстреле» государя. Про остальную августейшую семью говорили, что она вывезена. Признаться, я ни на минуту не поверил слухам об убийстве государя, и никто положительно этому не верил. В городе все были убеждены, что августейшая семья вывезена».

Но находки возле шахт заставили его усомниться в этом. Кульмский крест был точь-в-точь таким, каким он видел его на одной из великих княжон. Она тогда посетила школу прапорщиков, где обучался Шереметовский. И крест на ней он помнил отчетливо. А после того, как в кострищах откопали огромный бриллиант, опознанный Чемодуровым как драгоценность императрицы, Шереметовский стал всерьез искать трупы царской семьи. Но трупов офицеры не обнаружили. Из существенных улик нашли только отрезанный палец да протез верхней челюсти.

Работа Малиновского была более продуктивной. При осмотре дома Ипатьева удалось обнаружить в одной комнате нижнего этажа следы пуль, на стенах и полу замытую кровь, окровавленную тряпку. Таким образом, офицерам группы Малиновского за неделю удалось установить почти все основные факты, на которые потом опиралось следствие: определить место вероятного убийства и место вероятного сокрытия трупов августейшей семьи, добыть улики, которые подтверждали такую возможность. Поэтому тем более важно, что думал Малиновский о происшедшем с Николаем II и его семьей. Почти через год после своего расследования, в июне 1919 года, он показал на допросе Соколову:

В результате моей работы по этому делу у меня сложилось убеждение, что Августейшая семья жива. Мне казалось, что большевики расстреляли в комнате кого-нибудь, чтобы симулировать убийство Авгусейшей семьи, вывезли ее ночью по дороге на Коптяки, также с целью симуляции убийства, здесь переодели ее в крестьянское платье и затем увезли отсюда куда-либо, а одежду ее сожгли. Так я думал в результате моих наблюдений и в результате моих рассуждений. Мне казалось, что Германский Императорский Дом никак не мог бы допустить такого злодеяния. Он не должен бы был допускать его. Я так думал. Мне и казалось, что все факты, которые я наблюдал при расследовании, — это симуляция убийства.

 

Алексей Наметкин

 

Следователь по важнейшим делам Екатеринбургского окружного суда Алексей Павлович Наметкин был привлечен к расследованию капитаном Малиновским. Он участвовал в расследовании формально с 30 июля по 12 августа, а фактически с 30 июля по 8 августа. 7 августа состоялось общее собрание отделений Екатеринбургского окружного суда, и оно большинством голосов решило передать «дело об убийстве бывшего Государя Императора Николая II» члену суда Сергееву. 8 августа Наметкин дооформляет документы и готовит их к передаче. Уже 11 августа Сергеев приступил к осмотру дома Ипатьева. Официально постановление о своем отстранении Наметкин получил 12 августа. 13 августа он передал дела Сергееву.

Итак, всего чуть больше недели Наметкин вел расследование.

Очень малый промежуток времени.

Что он успел сделать?

Оказалось — немало. Посмотрим по дням.

30 июля он участвует в осмотре шахт и костров возле Ганиной ямы. Именно во время этого осмотра коптяковский крестьянин выкопал и передал капитану Политковскому огромный бриллиант, признанный находившимся тут же Чемодуровым драгоценностью, принадлежащей Александре Федоровне.

31 июля получает протокол допроса крестьянина Горшкова. Этот человек, со слов следователя Томашевского, рассказал о расстреле всей царской семьи в столовой Ипатьевского дома. Кстати, по деталям описание этого злодеяния Горшковым очень близко последующим свидетельствам.

1 августа Наметкин допрашивает свидетельницу Лобанову. Эта женщина ехала на дачу из Екатеринбурга в Коптяки. Она рассказала об оцеплении коптяковской дороги за железнодорожным переездом у будки 184. Женщина промучилась там всю ночь с 18 на 19 июля — ее с повозкой и возчиком и компаньоном не пропустил за переезд на Коптяки караул из нескольких красноармейцев с грузовым автомобилем. Таких, как она, на переезде в эту ночь скопилось несколько человек. При них в сторону Копятков проехала легковая машина с 6-7 седоками. Через полчаса этот автомобиль тоже вернулся к переезду, но уже с двумя седоками, которые стали пить чай со свидетельницей. Поздно ночью со стороны Коптяков в город проехали 5-6 лошадей, запряженных в длинные телеги. С ними же, по утверждению свидетельницы, прошел грузовик. Как только это произошло, в сторону города уехал и легковой автомобиль, в который вернулись все его седоки — за исключением человека, похожего на еврея, с черной, как смоль, бородой и усами. Уезжая, они сообщили, что путь свободен. Но Лобанова ехать ночью не решилась и поехала в Коптяки только утром, вместе со своим компаньоном.

2 августа Наметкин приступает к осмотру дома Ипатьева.

3 августа прерывает осмотр дома ради проведения допросов поручика Шереметевского и крестьян деревни Коптяки Алферова и Бабинова. Эти люди подтвердили факт оцепления с 17 июля коптяковской дороги, рассказали, как нашли 26-27 июля у шахт Ганиной ямы кульмский крест с изумрудом и бриллиантами, обгорелые предметы, по всей видимости, остатки от сожженной одежды, большой, очень ценный бриллиант.

5, 6, 7, 8 августа Наметкин продолжал осмотр дома Ипатьева. Он описал состояние комнат верхнего этажа, где содержались Николай Александрович, Александра Федоровна, царевич и великие княжны. При осмотре нашел много различных мелких вещей, которые принадлежали, по словам присутствовавших при этой процедуре камердинера Т.И.Чемодурова и врача наследника В.Н.Деревенько, членам царской семьи. В числе прочего были обнаружены четыре связки разноцветных волос. Камердинер Чемодуров признал их остриженными волосами великих княжон.

Нижний этаж осмотреть полностью Наметкин не успел. Он должен был приготовить свои материалы для передачи члену суда И.А.Сергееву. Только потому он не осмотрел зловещую комнату, где сохранились пробоины на стенах и полу от пуль, замывы следов крови и самое брызги крови.

Потом это ему поставили в вину. Будто бы он не сделал осмотра той комнаты, поскольку то ли боялся красных, то ли ему просто не достало профессионализма. Вряд ли. Скорее всего, Алексей Павлович Наметкин проявил обычную для него добросовестность и методичность. Просто зловещая комната была одной из самых удаленных от входа, от которого он последовательно начал свое описание. Он просто не успел до нее дойти. Но тем не менее и того, что он сделал, хватило красным, чтобы расстрелять его при обратном взятии Екатеринбурга (по сообщению Дитерихса).

 

Иван Сергеев

 

7 августа 1918 года общее собрание отделений Екатеринбургского окружного суда постановило (большинством голосов) передать расследование убийства бывшего Государя Императора Николая II члену этого суда Ивану Александровичу Сергееву. Решение вполне логичное и объяснимое. Дело это представлялось не только сложным, но и очень значимым по своему общественному резонансу. И естественно, следствие по нему должен был производить очень квалифицированный юрист. Таким вполне заслуженно считался в Екатеринбурге Иван Александрович Сергеев.

Поскольку об этом человеке распространено много нелепостей, позвольте сначала представить его.

Иван Сергеев — типичный разночинец. Его отец долго тянул солдатскую лямку. Дослужился до фельдфебеля. Вышел в отставку. Видимо, скопил за службу немного денег или удачно женился. Но факт тот, что после отставки осел в Симбирске, где стал владельцем двух домов и записался в купеческое сословие. Там, в Симбирске, 6 августа 1872 года и появился у него сын, получивший при крещении имя Иван. По окончании гимназии Иван Сергеев поступает в Московский университет. Обучение завершает в 1894 году. Молодой юрист вернулся в родной город и был определен младшим кандидатом Симбирского окружного суда с 2400 рублей жалованья в год. Пройдя неплохую школу кандидатом, в 1897 году получает должность судебного следователя Сенгелеевского участка. А через год он переезжает на Урал, где его утверждают судебным следователем четвертого участка Верхотурского уезда Екатеринбургского окружного суда. Так он стал уральцем. И прошел здесь нелегкий путь.

Участки, где он начинал службу, отличались не только своей необъятностью, что вынуждало следователя совершать разъезды в сотни верст по уральской тайге, болотинам, практически по бездорожью. Они, как сказано в одной из характеристик Сергеева, отличались еще и количеством возникающих в них дел, серьезностью и сложностью совершавшихся преступлений.

Очень быстро Сергеев заработал у коллег репутацию очень способного и трудолюбивого следователя. К тому же все отмечали его безупречный нравственный облик. В 1902 году он уже следователь по важнейшим делам Екатеринбургского окружного суда. В 1905 году назначается товарищем прокурора округа того же суда. Революция застает Сергеева членом окружного суда (уровень полковника-генерала по военной иерархии), что для 45-летнего юриста совсем не плохо.

Сергеев, что называется, без раскачки приступил к исполнению ответственного поручения коллег. Вот хронология. 7 августа его назначили. 10 августа из суда исходит документ, предписывающий Наметкину ускорить передачу дела. А 11 августа Сергеев (кстати, 11 августа 1918 года было воскресенье) уже в доме Ипатьева продолжает начатый Наметкиным осмотр. Он решил как можно скорее выяснить, «действительно ли совершилось само событие преступления». И полагал, что ключ к этому — в доме Ипатьева. Осмотр он производил три дня — 11, 12 и 14 августа. И совершил решающие для всего расследования действия. Описал комнату со следами двадцати двух пуль в стене и полу. Описал следы замывки крови в этой комнате и коридоре. Обнаружил расписание смен и часовых на постах Дома особого назначения. Обнаружил документы, указывающие, кем были в Доме особого назначения Юровский и Медведев. И таким образом, как казалось, замкнул цепочку улик, реконструирующих преступление. Они выстраивались так: бывшего Государя и его семью свели из комнат второго этажа, где они жили, в полуподвальную комнату, расстреляли всех там, (показания Горшкова и осмотр комнаты), трупы вывезли по коптяковской дороге и уничтожили в районе Ганиной ямы (показания крестьян и Шереметовского). Позднее Сергеев написал в докладной записке адмиралу Колчаку: «Результаты осмотра во всей их совокупности дали мне основание признать событие преступления достаточно установленным...» Следующей задачей Сергеев поставил себе «...принять все доступные меры к обнаружению тел убитых, и уже затем к выяснению обстоятельств совершения преступления, его вдохновителей и участников».

Интерес представляют проблемы этого второочередного этапа расследования, точнее, как их представлял себе Сергеев. Воспроизведем их, немного отредактировав, по книге Дитерихса (стр. 164, том 1).

Сергеев определил себе установить:

1. Как было объявлено: «Жена и сын» бывшего царя отправлены в надежное место или «вся семья»?

2. Чем вызывалось распоряжение ЦИК о переводе Царской Семьи в Екатеринбург?

3. Почему Царская Семья перевозилась по частям, и кто именно перевозил?

4. Чем была вызвана смена комендантов в доме Ипатьева, и что это за «латыши», которые несли внутреннюю охрану?

5. Оторван ли был найденный в шахте палец или отрезан?

6. Кем был Павел Медведев: разводящим или начальником охраны?

7. Кому и откуда было доставлено Медведевым оружие для совершения расстрела?

8. Кем именно был произведен расстрел?

И два кардинальных вопроса, вытекавших из установления факта совершенного преступления:

1. Что сделали убийцы с телами своих жертв?

2. Кто же были вдохновители, руководители и исполнители преступления?

Как видим, Сергеев сознавал всю сложность предстоящего ему расследования. Он понимал также, что главное — это обнаружить тела убитых. Ведь в криминалистике жесткая установка: «коли нет трупа — нет убийства». Большие ожидания возлагались им на экспедицию к Ганиной яме. Там тщательно обыскивают местность, откачивают воду из шахт. Но... достали из них только отрезанный палец да протез верхней челюсти. Правда, был извлечен и труп, но это был труп любимой собачки великой княжны Анастасии Николаевны.

Сергеев опрашивает свидетелей, назначает экспертизы, находит новые улики, в том числе черновик телеграммы, посланной Уральским облсоветом ВЦИК, где вроде бы говорится прямо об убийстве Николая II. И многие свидетели подтверждали: мол, слышали об убийстве то одного царя, а то и всей семьи его вместе с придворными.

Но тут подобралась еще одна группа показаний, явно противоречащих слухам об убийстве царя. Несколько свидетелей якобы видели, как Николая II усаживали в вагон, а другой свидетель повторял слова охранника Дома особого назначения Варакушева, мол, «сука Голощекин все врет», а на самом деле царская семья отправлена поездом в Пермь.

Это не кажется невероятным, тем более, что находятся свидетели, которые, якобы, видели бывшую императрицу и ее детей в Перми, находятся даже очевидцы поимки неудачно сбежавшей великой княжны Анастасии.

С другой стороны, врач Деревенько, лечивший наследника и, как и Боткин, сопровождавший царскую семью в Тобольске и Екатеринбурге, раз за разом свидетельствует, что доставленные ему неопознанные трупы — не царь и не наследник, так как у царя на голове (черепе) должен быть след от удара японской сабли в 1891 году.

А тут еще арестованный член Уралоблсовета Сакович утверждает, что этот Совет обсуждал планы истребления царской семьи лишь в начале апреля 1918 года, когда только готовился ее переезд из Тобольска, а позднее де, он этот вопрос не обсуждал.

Сергеев мучительно раздумывает, мечется в поисках решения. Иногда ему кажется, что он находит верный ответ, и он облегченно дает интервью журналисту Герману Бернстайну из «Нью-Йорк трибюн»: «...После моего расследования я не думаю, что здесь были казнены все — и царь, и его семья. По моему убеждению, в доме Ипатьева не были казнены императрица, царевич и великие княжны. Но я полагаю, что царь, семейный врач доктор Боткин, два лакея и горничная действительно здесь убиты...» Интервью состоялось в конце января 1919 года.

Однако в феврале мнение Сергеева резко меняется.

Это произошло после того, как сдавшийся белым Павел Медведев, бывший начальник караульной команды Дома особого назначения, дал показания агенту уголовного розыска Алексееву. Медведев был первым человеком, кто назвал себя очевидцем расстрела бывших императора, его жены, детей и четырех придворных. Он с такими подробностями живописал ход и детали этого злодеяния, столь убедительно рисовал роли участников, что 20 февраля 1919 года Сергеев составил постановление об его аресте, впервые за весь период своего расследования написал в нем:

...Надлежит признать: 1. что по собранным следствием данным событие преступления считается доказанным; 2. что б. Император Николай II, б. Императрица Александра Федоровна, Наследник-цесаревич, великие княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия одновременно, в одном помещении, многократными выстрелами из револьверов убиты; 3. что тогда же и при тех же обстоятельствах убиты состоящие при Царской Семье лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин, комнатная служанка Анна Демидова и слуги Харитонов и Трупп; 4. что убийство задумано заранее и выполнено по выработанному плану, что сопровождалось оно такими действиями, которые носили характер жестокости и особенных мучений для жертв преступлений, причем убийцы завладели имуществом убитых...

Вследствие этого Сергеев постановил:

...Павла Спиридоновича Медведева, 31 года рождения, привлечь по настоящему делу в качестве обвиняемого в том, что по предварительному уговору с другими лицами, задумав заранее лишить жизни заключенного в г. Екатеринбурге, в доме Ипатьева, б. Императора Николая II, супругу его Александру Федоровну, наследника Алексея Николаевича и великих княжон Ольгу, Марию, Татьяну и Анастасию, а также состоящих при них лейб-медика Боткина, служанку Анну Демидову и слуг Харитонова и Труппа, он с этой целью ночью на 17-е июля 1918 года (н.с.) заманил их в уединенную комнату нижнего этажа и здесь многочисленными выстрелами из револьверов причинил им смерть, после чего он и его соучастники завладели принадлежащими убитым ценностями и вещами...

Казалось бы, все точки над i расставлены, и остается только обстоятельно добрать и оформить доказательства и передать дело в суд. Но Сергеев недоволен. Ситуация вокруг расследования сложная. Он пишет в докладной записке адмиралу Колчаку:

Местная высшая гражданская власть в лице коалиционного Уральского областного правительства стояла совершенно в стороне от дела, проявляя к нему полное безразличие. Бывали случаи, когда действиями представителей власти причинялся серьезный ущерб интересам дела (истреблялись свидетели, от которых можно было ожидать полезных для дела сведений, захватывались вещи и документы, имевшие для дела значение доказательств, и тому подобное).

Справедливости ради следует отметить, что в этом была повинна не только гражданская власть. Генерал Гайда, командующий чешским корпусом, не нашел в городе лучшего места для размещения своего штаба, нежели дом Ипатьева, и, несмотря на энергичные протесты Сергеева и прокуратуры, расположился в нем. Сергееву удалось лишь добиться, чтобы опечатали комнату, где были следы пуль и крови, и не поселяли в ней никого.

Итак, только 20 февраля 1919 года Сергеев подписал документ, где явно указал, что, по данным расследования, зверски погублена вся царская семья. До этого он нигде об этом официально не говорил. Даже, напротив, как мы видели выше, считал, что бывшая императрица и великие княжны остались живы. И не только в этом вопросе следствие не продвинулось далеко. Из десяти основных вопросов, что он поставил себе в начале расследования, ему удалось ответить лишь на три самые незначительные. (В скобках заметим, что вопросы, которые хотел выяснить Сергеев, особенно первые четыре, и поныне являются основополагающими и решающими. Пожалуй, даже более решающими, нежели вопрос о том, что же сделали убийцы с телами своих жертв. Сегодня становится все более очевидным, что неудача Сергеева объяснялась очень просто. В ходе расследования ему довелось столкнуться с проблемами, созданными очень умелой и профессионально исполненной дезинформацией. Дезинформацией, созданной на государственном уровне. И Свердлов, и Яковлев, и Голощекин были великие мастера конспирации. Этого Сергеев явно недооценил.)

Колебания Сергеева вызвали недовольство у военных, особенно монархистов, которые, напротив, не сомневались в факте смерти всей царской семьи. И не просто недовольство. Стали роиться слухи, что, мол, Сергеев трус, мол, он втайне сочувствует красным. И самый убедительный для многих — что он сам еврей.

Под все возрастающим давлением тех, кто был недоволен поведением Сергеева адмирал Колчак 17 января 1919 года принял решение: передать расследование убийства бывшего императора Николая II из ведения министерства юстиции военным властям и возложил руководство им на военного человека — генерал-лейтенанта Михаила Константиновича Дитерихса.   

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: