Немного об Иване Филипповиче Кузнецове

 

С Кузнецовым я не виделся с момента его назначения на новую должность - заместителя командира батареи по политчас­ти, и у нас начался разговор о произошедших за этот промежуток вре­мени изменениях.

Он москвич, призывались мы одновременно. По гражданской спе­циальности он бухгалтер. Служили мы и воевали в одной бата­рее. Я был помощником командира взвода управления, а он ра­дистом, но одновременно заместителем политрука батареи и пользовался правами младшего командира. До войны, в 1940 го­ду, когда наша часть находилась в Кутаиси, моя койка в казарме стояла между койками Кузнецова и Лянге (помощника командира огневого взвода) и мы были близкие товарищи.

Лян­ге рассказывал мне подробности своей жизни. Она была у него еще более сложная, чем у меня. Кузнецов был сдержаннее и особенно не открывался, вроде как бы стеснялся. Иногда я подшу­чивал над ним, а особенно над его чрезмерной брезгливостью, доходившей до того, что он оставался без обеда или ужина, ес­ли за едой упоминалась какая-нибудь пакость. Поэтому он старался сесть в столовой подальше от меня, делая вид, что он окончательно обиделся. Ложась спать, он надевал очки и чи­тал книгу, так как койки наши стояли близко к выходной двери, где у дневального горела лампочка и потому было видно при чтении. Особенно после того, как я выводил его своими шуточками из себя, он старался лежать, не обращая на меня внимания.

Мне не хотелось такой натянутости отношений с ближайшим соседом, и я начинал разводить какую-нибудь фантазию вслух, тоже как бы не обращая на него внимания...                 

Пройдут годы службы, гово­рил я, ни к кому не обращаясь, разъедемся мы в разные сторо­ны, каждый начнет устраивать свою жизнь, обзаведется семьей, кто еще не обзавелся ею (а у меня уже жена и двое ребятишек, которых я толком еще и не видел, но Галя часто мне пишет о них)... И вот, - продолжаю я мечтательно, - через много лет иду это я неторопливо с работы, думая о чем-то своем и не обращая внимания на суетящуюся московскую (Конечно, московскую, какую же еще!) публику... И вдруг вижу в толпе, движущейся мне навстречу, пожилого человека с палочкой и в очках; мне кажется знакомым его лицо; я невольно останавливаюсь и в упор смотрю на него; он тоже всматривается в меня через очки... Я бросаюсь к нему с возгласом: "Иван Филиппович! Какими судьбами?!" Конечно, мы обнимаемся и приглашаем друг друга в гости; прохожие оглядываются на нас, а нам до них и дела нет!..

Кузнецов как будто не слышит меня, делая вид, что углу­бился в книгу. В конце концов он бросает читать, поворачива­ется в мою сторону и с улыбкой бросает: "Фантазер!". В конеч­ном итоге соглашаемся, что такое может случиться и что это было бы очень здорово!..

 

Мечты, мечты... Как давно это было - мирная служба в армии сорокового года! Нависла черная туча войны над нашей страной. Идет жестокая битва на русской земле; наступил тяжелый и длительный период отступления наших войск всё дальше в глубь страны... Мы всё реже и реже стали шутить и улыбаться, почти не стало слышно громкого смеха. У всех был тяжелый и горький осадок на душе от пожаров, гибели товарищей, детей, женщин и стариков. В то же время мы старались как можно лучше вести се­бя в этот период серьезной опасности. Каждому было тяжело, но в это тяжелое время хотелось верить - и верили! - в то, что победа будет за нами, что мы победим. Но когда это произойдет и сколь­ко еще будет миллионов тех, кому уже не придется испытать радость победы?..

 

Кузнецова приняли в кандидаты, а потом в члены ВКП(б). Послали его на кратковременные курсы политработников, окончив которые он вернулся младшим политруком и был назначен во вто­рой дивизион заместителем командира батареи по политчасти. Мы до этого часто встречались - и вот встретились сейчас...

 

* * *

Между тем Гудыменко вернулся из разведки и доложил, что в населенном пункте за рекой, в котором мы наблюдали движение неясно чьих войск, - наши части. В свою очередь, мы доложили об этом начальнику штаба дивизии, который был в той самой встреченной нами группе офицеров с радиоустановкой и не имел связи со своей дивизи­ей. Мы сразу направились в это селение, где были наши войска.

Солнце уже стояло в зените, гимнастерки наши были мокрые от пота, но воды у нас со вчерашнего дня не было, невыносимо мучила жажда, и мы спешили скорей добраться до села и там напиться. Двое суток мы с Гудыменко не спали; чувствовалась слабость, и меня начала про­бирать какая-то дрожь.

Колодец нам попался перед входом в село. Я достал бадь­ёй воду и с жадностью стал пить. Чувствовал, как наполняется пустой желудок водой, но жажда не проходила, и пил я долго. У меня было такое чувство, что я пью во сне и поэтому не могу напиться. И когда я пил уже по третьему заходу, меня стало рвать водой...

В этом селении час тому назад стоял наш полк. Пушки уже были отправлены по маршруту отхода, а кое-какие автомашины еще находились в селе. Я встретил команди­ра батареи Завялова, который одно время был у нас командиром взвода, и он сказал мне, что автомашина нашей батареи стоит во дворе - через три дома отсюда. Но когда мы пришли туда, ма­шины уже не было, а когда вернулись обратно, оказалось, что и Завялов уже уехал. Мы стали искать какую-нибудь автомашину нашего полка, но они уже все уехали. Кузнецов со своим ору­дием, не останавливаясь, двинулся по дороге вслед за всей колонной. Нам ничего другого не оставалось, как следовать по дороге за нашим ушедшим полком...

Дорога раздвоилась, автомашины и тягачи с пушками пое­хали в объезд, так как впереди был неисправный мост через заболоченный ручей, а мы пошли напрямик.

Наступил вечер, и когда мы поднялись на гребень какой-то возвышенности, то увидели, что справа от нас, там, куда поехали пушки и автомашины, завязался бой, и трассирующие пули цепочками тянулись навст­речу друг другу. Бой был кратковременный; возможно, это была встреча с немецким десантом, который нашим бойцам удалось тогда уничтожить или рассеять.

Наступила ночь. Это уже третья ночь, которую необходимо бу­дет преодолевать без сна. Пройдено уже много километров пути, а направление отхода я знал только до г. Миллерово; к тому же, может быть, маршрут за это время был изменен, но мы этого не знаем и идем по ранее заданному маршруту.

Проходя мимо какого-то полевого стана, увидели стоявшие во дворе раз­ные автомашины. Зайдя в дом, я увидел адъютанта командира пол­ка Сероштана. Сероштан в 1939-1940 гг. был у нас в полковой школе помощником командира взвода, и мы хорошо знали друг дру­га. Увидев его, я почувствовал, что полк рядом, и это нас об­радовало, но Сероштан стал расспрашивать меня, где наш полк... Я рассказал то, что знал.

Оказалось, что Сероштан и его спутники были с легковой автомашиной, а самое главное - они везли полковое гвардейское знамя. Их было шесть чело­век, в том числе заместитель командира полка Локша и комсорг полка Овечкин. Одного меня они как-то еще могли поместить в легковушке, но взять двоих было невозможно, поэтому мне пришлось отказаться, ведь бросить разведчика одного я не мог, да и не имел права... По словам Сероштана, маршрут полка был на Сталинград.

Они быстро собрались и уехали, а мы пошли на Миллерово.

 

Много позже я узнал, что полк вышел на Кавказ, а знамя с большими трудностями было вывезено в Сталинград. Полк без знамени оказался на грани расформирования, а командный состав должен был предстать перед судом. Однако удалось сообщить полку о местонахождении знамени, и всё обошлось лучше, чем могло быть...

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: