Распутин, мужик нравственно разложившийся от близости ко двору, окончательно восстановил против монархии даже консервативные дворянские круги русского общества».

В.В. Шульгин:

«Царской семье он обернул своё лицо ”старца“, глядя в которое, царице кажется, что дух Божий почивает на святом человеке. А России он повернул развратную рожу, пьяную и похотливую рожу лешего-сатира из тобольской тайги. Ну, из этого — всё.

Ропот идёт по всей стране, негодующей на то, что Распутин в покоях царицы.

А в покоях царя и царицы — недоумение и горькая обида. Чего это люди беснуются? Что этот святой человек молится о несчастном наследнике? О тяжело больном ребенке, которому каждое неосторожное движение грозит смертью,— что их возмущает? За что? Почему?

Так этот посланец смерти, стал между троном и Россией. Он убивает, потому что он двуликий. Из-за двуличия его обе стороны не могут понять друг друга. Царь и Россия с каждым часом нарастающей обиды в сердце ведут друг друга за руку в пропасть».

Современные поклонники и реабилитаторы Николая II, и тем более его беатизаторы, логически неизбежно вынуждаются к необходимости реабилитации и Распутина. Чем они усердно и занимаются. Разработана и навязывается трактовка, что он, де, был ”оклеветанным старцем“. А все свидетельства о распутной жизни Распутина, кутежах и безобразиях — являются вымыслами антимонархической пропаганды либерально-масонской прессы, порочного высшего общества, враждебных трону партий, распространяемыми с целью, испачкав грязью Распутина, бросить тень на саму царскую семью, которая его так приблизила к себе и относилась к нему как к духовному наставнику. Утверждается, что ничего из того, что ему приписывалось, в действительности не было, не было распутства, не было никакого влияния ”старца“ на назначение министров и на принятие политических решений. Во дворце Распутин появлялся, якобы, крайне редко, и вся сфера его деятельности — это лечение наследника, которое осуществлялось посредством молитв и носило характер чудотворений. Лживость прессы и слухов, несомненно, присутствовала, но признавать её за 100%-ную будет не меньшей ложью. Вообще, отделить правду от лжи в вопросе о Распутине достаточно сложно.

Следователь по делу об убийстве царской семьи Соколов Н.А. в своём расследовании приводит показания начальника Главного Управления почт и телеграфов:

«…Все телеграммы, которые шли на имя Их Величеств от Распутина, мне в своё время были известны. Их было очень много… Громадное влияние Распутина у Государя и у Государыни содержанием телеграмм устанавливалось с полной очевидностью».

 

В 1916 г. монархисты — великий князь Дмитрий Павлович, родственник императора князь Ф. Ф. Юсупов, лидер монархистов В. М. Пуришкевич — ради спасения престижа монархии составили заговор, и в ночь на 17 декабря 1916 г. Распутин был ими убит во дворце Юсупова.

Какие мотивы двигали убийцами Распутина можно видеть из дневника одного из них – Владимира Пуришкевича, лидера черносотенных организаций «Союза Русского Народа» и «Союза Михаила Архангела»:

 «Боже мой! чем бы я ни занимался, где бы я ни был, с кем бы я ни был, о чем бы я ни говорил,– червём точит меня мысль везде и всюду: жив он – этот позор России, каждый час можно ожидать какой-либо новой неожиданности. Каждый день он марает всё более и более царя и его семью. Уже грязная клевета черни касается, на этой почве, чистых и непорочных великих княжон – царских дочерей, а этот гад, этот хлыст забирает что день, то больше и больше силы, назначая и смещая русских сановников и обделывая через шарлатанов в роде Симановича и князя Михаила Андронникова свои грязные дела. Всё то, чистое и честное, что по временам дерзает возвысить свой голос у царского трона против него, подвергается немедленной немилости и опале. Нет такого административного поста, как бы высок он не был, который гарантировал бы безопасность вельможе, дерзнувшему указать царю на недопустимость дальнейшего влияния Распутина на ход русской политики и государственных дел».

 А потому убийство ”святого старца“, как называли Распутина, рассматривалось и самими убийцами, и большей частью столичного общества не как преступление, а как очистительный акт по спасению государства.
   Но монархию это убийство уже не могло спасти, и не спасло:
«Что толку убивать змею, когда она уже ужалила», – размышлял Шульгин, выражая в отношении убийства мнение самых разных кругов.

Папюс предупреждал в одном из писем императрицу:  Григорий Распутин – «святой демон», который, с точки зрения каббалиста, является «сосудом наподобие ящика Пандоры, в котором сосредоточено всё зло, все пороки и грязные побуждения русского народа. Стоит этому сосуду разбиться, и его ужасное содержимое разольётся по России». Это интересно, хотя каббалистам мы не верим.

Иначе это убийство было воспринято в народной среде.

М. Палеолог:

«Князь О. [Оболенский] прибыл из Костромы…: – Убийство Распутина произвело сильное впечатление на массы. – А! А какого рода впечатление? – Это очень интересное явление и характерное для русской традиции. Для мужиков Распутин стал мучеником. Он был из народа, он доводил до царя голос народа, он защищал народ против придворных: и вот придворные его убили. Вот что повторяется во всех избах».

Не вдаваясь в исследования истинности или ложности свидетельств о жизни и деятельности Распутина, скажем, что для истории страны и для характеристики самодержавия важен даже не столько истинный облик самого «старца» и достоверность фактов его биографии, сколько сложившееся вокруг его персоны явление «распутинщины», так пагубно сказавшееся на престиже и судьбе государства, монархии, династии и церкви. И даже если он невиновен в отношении некоторых из возводимых на него обвинений, само его появление и вся его деятельность, реальная ли, мнимая ли, вся эта самая «распутинщина», при обладании им статуса «Друга» царской семьи, нанесла по харизме самодержавия, а тем самым и по самому самодержавию, смертельный удар!

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

 

Деникин А. И.:

«Безудержная вакханалия, какой-то садизм власти, который проявляли сменявшиеся один за другим правители распутинского назначения, к началу 1917 года привели к тому, что в государстве не было ни одной политической партии, ни одного сословия, ни одного класса, на которое могло бы опереться царское правительство. Врагом народа его считали все: Пуришкевич и Чхеидзе, объединённое дворянство и рабочие группы, великие князья и сколько-нибудь образованные солдаты... суммирую лишь те обвинения, которые справедливо предъявлены были ему накануне падения Государственной Думой.

Правительственными мероприятиями, при отсутствии общественной организации, расстраивалась промышленная жизнь страны, транспорт, исчезало топливо. Правительство оказалось бессильно и неумело в борьбе с этой разрухой, одной из причин которой были, несомненно, и эгоистические, в некоторых случаях хищнические устремления торгово-промышленников.

Деревня была обездолена. Ряд тяжких мобилизаций без каких-либо льгот и изъятий, которые предоставлялись другим классам, работавшим на оборону, отняли у неё рабочие руки. А неустойчивость твёрдых цен, с поправками, внесенными в пользу крупного землевладения — в начале, и после — злоупотребление в системе разверстки хлебной повинности, при отсутствии товарообмена с городом, привели к прекращению подвоза хлеба, голоду в городе и репрессиям в деревне».

Сергей Есенин:

Была пора жестоких лет,
Нас пестовали злые лапы.
На поприще крестьянских бед
Цвели имперские сатрапы…

Монархия! Зловещий смрад!
Веками шли пиры за пиром,
И продал власть аристократ
Промышленникам и банкирам.
Народ стонал…

Ллойд Джордж[10] по поводу конференции союзников по Антанте, созванной в Петрограде в конце января 1917 г., записал:

«…Союзные делегации застали Россию в состоянии полной дезорганизации, хаоса и беспорядка, раздираемой партийной борьбой, пронизанной германской пропагандой и шпионажем, разъедаемой взяточничеством».

Александр Блок (поэт) «Последние дни императорской власти»:

«На исходе 1916 года все члены государственного тела России были поражены болезнью, которая уже не могла ни пройти сама, ни быть излеченной обыкновенными средствами, но требовала сложной и опасной операции. Так понимали в то время положение все люди, обладавшие государственным смыслом; ни у кого не могло быть сомнения в необходимости операции; спорили только о том, какую степень потрясения, по необходимости сопряженного с нею, может вынести расслабленное тело».

В первые дни февраля между царём и председателем Думы Михаилом Родзянко состоялся такой нелицеприятный разговор (Александр Блок «Последние дни императорской власти»):

« – Ваше величество, спасайте себя. Мы накануне огромных событий, исхода которых предвидеть нельзя. То, что делает Ваше правительство и Вы сами, до такой степени раздражает население, что всё возможно. Всякий проходимец всеми командует… Вы хотите во время войны потрясти страну революцией?

– Я сделаю то, что мне Бог на душу положит.

– Ваше величество, Вам, во всяком случае, очень надо помолиться, усердно попросить Господа Бога, чтобы Он показал правый путь, потому что шаг, который Вы теперь предпринимаете, может оказаться роковым.

…Что ещё хуже, я Вас предупреждаю, я убеждён, что не пройдет трёх недель, как вспыхнет такая революция, которая сметёт Вас, и Вы уже не будете царствовать.

– Откуда Вы это берёте?

– Из всех обстоятельств, как они складываются. Нельзя так шутить с народным самолюбием, с народной волей, с народным самосознанием, как шутят те лица, которых Вы ставите. Нельзя ставить во главу угла всяких Распутиных. Вы, государь, пожнёте то, что посеяли.

– Ну, Бог даст…

– Бог ничего не даст, Вы и Ваше правительство всё испортили, революция неминуема!»

 Прологом Февральской революции стал локаут [11], объявленный 21-22 февраля 1917 г. на Путиловском и Ижорском заводах в Петрограде. Таким путем руководство завода попыталось поставить точку в переговорах с рабочими о повышении зарплаты.

На одном только Путиловском заводе работало по разным оценкам от 26 до 35 тыс. рабочих. Завод выполнял по большей части военные заказы. В итоге около 30 тыс. рабочих + члены их семей остались без средств к существованию. Такой вброс "горючего топлива" в костёр будущих событий!

21 февраля перед отъездом Николая II в Ставку министр внутренних дел А.Д. Протопопов заверяет царя в том, что ситуация в столице находится под контролем.

22 февраля императорский поезд отбыл в Могилёв.

23 февраля в Петрограде начались забастовки и демонстрации рабочих и женщин. Бастуют 50 предприятий с 97 тыс. рабочих.

Художник Александр Бенуа записал в дневнике: «На Выборгской стороне произошли большие беспорядки из-за хлебных затруднений (надо только удивляться, что они до сих пор не происходили!)».

В тот же день на заседании Государственной думы депутат-меньшевик Матвей Скобелев заявил:

«Эти несчастные полуголодные дети и их матери, жёны, хозяйки, в течение более двух лет безропотно, смиренно стоявшие у дверей лавок и ждавшие хлеба, наконец, вышли из терпения и, может быть, беспомощно и ещё безнадёжно вышли мирно на улицу и ещё безнадёжно взывают: хлеба и хлеба. А за ними вслед их мужья, рабочие, которые за последнее время, идя рано утром на завод, не могут запастись несчастной крохой хлеба... Мы знаем в истории случаи, когда власть, разложивши страну окончательно, заставляла голодать население, и возмущённое население жестоко покарало тех, кто морит голодом население».

24 февраля беспорядки расширились, бастуют уже 200 тыс. рабочих. Императрица телеграфирует Николаю II из Царского Села:

«Вчера были беспорядки на Васильевском острове и на Невском, потому что бедняки брали приступом булочные. Они вдребезги разбили Филиппова (булочную), и против них вызывали казаков».

25 февраля Александра Федоровна пишет Николаю II:

«8°, легкий снежок, пока сплю хорошо, но несказанно тоскую по тебе, любовь моя. Стачки и беспорядки в городе более, чем вызывающи… Это – хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба – просто для того, чтобы создать возбуждение, и рабочие, которые мешают другим работать. Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам. Прежде всего, твори свою волю, мой дорогой. Только что поставила свечку у Знаменья».

Опять полная неадекватность в восприятии ситуации! Почти буквально Мария-Антуанетта с её фразой о французском народе: «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные!»

25-го утром на заводах снова были митинги. Петроградский комитет большевиков выпустил воззвание, содержание которого соответствовало настроению рабочих масс:

«Жить стало невозможно, — говорилось в нем. — Нечего есть. Не во что одеться. Нечем топить. На фронте — кровь, увечье, смерть. Набор за набором. Поезд за поездом, точно гурты скота, отправляются наши дети и братья на человеческую бойню.

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: