Я просто обязана с ним познакомиться

 

Питер и Кэтрин Маршалл

 

Восемнадцатилетняя студентка жить не может без холостого священника, которому тридцать один. Что это — щенячья любовь? Он отмечает ее внимание к себе. Он даже привязан к ней. Но что сказали бы прихожане его церкви, если бы узнали, что он ухаживает за девчонкой? Священником был Питер, шотландский эмигрант, фабричный рабочий, ставший проповедником и поэтом. Девушкой была Кэтрин, или Кэйт, как он ее часто называл, дочь священника из Западной Вирджинии, которой удавалось каким-то невероятным образом находить деньги на учебу в колледже.

Одно их объединяло безусловно: оба они знали, что такое бедность. И еще их объединяло то, что оба они обожали играть в сто пятьдесят девять видов игр — от монополии до китайских шашек. Питера даже прозвали «В. И". — «Великим Игроком». Он играл с невероятным усердием или, как говорила Кэтрин, «отдыхал, как не отдыхал ни за одним другим занятием». Что до Кэтрин, то однокашники прозвали ее «Катастрофой». Она была яростным спорщиком и ко всему относилась, как сама говорила, «с пламенным возмущением». Кэтрин не любила, когда с ней не считались. А вот Питер никак не хотел оценить ее по достоинству. Кэтрин стремилась влезть во все; для Питера ничего не было дороже его независимости. Кэтрин была не в ладах с аккуратностью; Питер же был на редкость пунктуален. Такие различия не дадут никакому браку стать слишком скучным.

        Питер Маршалл стал капелланом сената

Соединенных Штатов и священником самой престижной в Вашингтоне пресвитерианской церкви на Нью-Йорк авеню, где и нес служение до конца своей жизни. Он умер в сорок шесть лет. Кэтрин пересекла эту долину тени, и за три года, прошедшие после смерти мужа, она опубликовала два бестселлера: «Мистер Джонс, познакомьтесь с мастером» и «Человек, которого звали Питер» — биографию своего мужа, кроме того, сборник его проповедей. Впоследствии она опубликовала еще дюжину книг, и все они стали бестселлерами. На закате жизни (и ее второго брака) Кэтрин писала: «Мужья и жены в принципе несовместимы... Вот почему дом — это Его класс, в котором Он учит нас становиться зрелыми людьми». Ее брак с Питером Маршаллом показал, что это действительно так и есть.

Весной ее первого года в Агнес Скотт колледже в Атланте она впервые услышала о Питере Маршалле. Он был новым священником, только что занявшим кафедру Вестминстерской пресвитерианской церкви, которая находилась в часе езды от студенческого городка, но поездка того стоила. Питера действительно стоило послушать, а студенткам — и увидеть. Его проповеди были полны драматизма и поэзии, но говорил он с сильным шотландским акцентом. Кэтрин, изучавшая в колледже литературу, была очарована им. Кроме того, было очевидно, что у Питера с Господом очень близкие отношения и что он способен заставить почувствовать своих прихожан членами единой семьи, главой которой был Бог. Это произвело на Кэтрин огромное впечатление. Тогда она переживала сложный духовный период и говорила, что ее собственные отношения с Иисусом Христом были «скорее абстрактными».

Девушкам из Агнес Скотт Питер Маршалл показался на редкость привлекательным. Высокий, широкоплечий, с вьющимися волосами, мужественно-красивый и неженатый — Питер, казалось, был воплощением мечты каждой студентки колледжа. Питер родился в Глазго, Шотландия. Он солгал относительно своего возраста, когда поступал служить в британский военно-морской флот. Ему было тогда всего четырнадцать лет, но шла Первая мировая война, и Питер рвался на фронт. Его карьера в качестве морского волка продлилась всего двадцать восемь часов — столько времени понадобилось для того, чтобы выяснить его настоящий возраст. Он был слишком горд, чтобы вернуться в школу и сносить усмешки одноклассников, поэтому он пошел в техническую школу и стал слесарем. Но Бог предназначил его для других целей.

Самое большое влияние на Питера оказали: 1) мать, которая была религиозна и говорила Питеру: «Я давнымдавно предала тебя в руки Господа»; 2) Олимпийский медалист Эрик Лидделл (о котором снят фильм «Огненные колесницы»), вовлекший Питера в миссионерское служение; и 3) одно происшествие, которое Питер помнил всю свою жизнь. Это произошло как-то темной ночью, когда Питер прогуливался по вересковой пустоши. Был ветер, и ему показалось, будто его кто-то зовет. Питер остановился и прислушался. И тут же покачнулся, удерживая равновесие. Оказалось, что он стоял на самом краю заброшенного известкового карьера. Еще один шаг мог стоить ему жизни. Этот случай так потряс Питера, что он решил посвятить свою жизнь Господу. В 1927 году он эмигрировал в Америку для того, чтобы учиться на священника. Зарабатывал он в кочегарке и на нефтепроводе. Питер не окончил колледжа, но тем не менее его приняли в семинарию, и через три года он окончил ее magna cum lande^[8].

В возрасте тридцати одного года он принял приглашение от Вестминстерской пресвитерианской церкви в Атланте. На богослужение туда почти никто не приходил, но вскоре его проповеди привлекли в церковь буквально толпы народа. Дьяконы были вынуждены слушать проповеди с тротуара, через открытые окна. Студенты из Технологического института и колледжа Агнес Скотт приходили послушать Питера целыми факультетами. Как только он прибыл в Америку, свахи потеряли покой. Но многие молодые женщины обходились и без свах. Его почтовый ящик ломился от писем, содержащих в себе поэтические послания милых прихожанок.

А Кэтрин тем временем переживала трудный период. На втором курсе она писала: «Я духовно ленива. Я бы хотела узнать Бога реально. Пока мои отношения с Ним можно назвать скорее абстрактными. Но создается впечатление, будто я не собираюсь предпринять что-либо, что могло бы изменить такое положение вещей». Спустя несколько недель она писала: «У меня нет реального жизненного духовного опыта. Бог кажется мне нереальным. Я верю в Бога только благодаря таким людям, как Питер, для которых религия — нечто живое и жизненное».

Когда она была еще ребенком, на нее большое впечатление произвели проповеди Джипси Смита. Тогда она исповедала Христа как Спасителя. Но теперь этот опыт казался ей таким далеким. В книге «Человек, которого звали Питер» она пишет: «Тогда я... искала путь от унаследованных от родителей христианских воззрений к собственному духовному опыту». Она стала ходить в церковь, где каждое воскресенье проповедовал Питер. Они часто приветствовали друг друга рукопожатием, но ей ни разу еще не удалось поговорить с ним. Она писала в своем дневнике: «Я никогда прежде не встречала человека, с которым мне бы хотелось познакомиться так же сильно, как с мистером Маршаллом».

В своих письмах к родителям она часто упоминала молодого священника: «В жизни я не слышала таких молитв. Когда он начинает говорить, кажется, что между тобой и Богом устанавливается прямая связь. Знаю, что это звучит глупо, но я просто обязана познакомиться с этим человеком».

Да, она знала, что это глупо. Но за следующее лето прочла все, что только смогла найти по шотландской истории, а это составило тридцать семь книг. Но когда занятия возобновились, она разобралась в своих чувствах и пришла к выводу, что сохнуть по человеку, который вряд ли удерживал в памяти сам факт ее существования, это просто смешно. И она решила познакомиться с какимнибудь парнем своего возраста. Кроме того, она решила сосредоточиться на учебе. Кэтрин даже обрадовалась, когда прошел слух, будто Питер уже обручен. Это, подумала она, заставит ее выбросить его из головы.

Но юноши, назначавшие ей свидания, казались такими мелкими и ничтожными! Она только и думала, что о Питере. «Ну почему воплощение всех моих мечтаний старше меня на двенадцать лет и далеко от меня, как северный полюс?» И вот это случилось. Весной ее, как одну из лучших ораторов колледжа, попросили пойти на митинг и выступить — ну с кем бы вы думали? — с Питером Маршаллом. Она всегда выступала так эмоционально (за что и получила прозвище «Катастрофа») и на такое количество тем — от нацизма до спада в американской экономике, — что выступить по поводу сухого закона ей не составляло ни малейшего труда. По дороге на митинг Питер заверил ее в том, что вовсе не был обручен. «Не верьте всему, что вы слышите, дитя мое». А по дороге обратно он сказал, что хотел бы пригласить ее как-нибудь на боулинг. «Я давно хотел с вами познакомиться». Кэтрин даже и не могла мечтать о таком счастье. Она просто хотела познакомиться с ним поближе. А он фактически назначил ей свидание.

Но свидание не состоялось. Она встречала его в церкви. Он очень тепло с ней беседовал. Часто он подвозил ее обратно в школу. Однажды он снова сказал ей: «На неделе я свяжусь с вами». Ничего подобного. А через несколько недель начались летние каникулы. Кэтрин отправилась домой в Западную Вирджинию, повергнутая человеком ее мечты в глубокое недоумение. Она спрашивала себя: «Почему он проявляет ко мне интерес, когда мы встречаемся, но никогда не звонит и не присылает записок?» Летом он написал ей пару писем, но они казались сухими и формальными, в стиле деловой переписки. Одно из писем он закончил так: «С уважением, Питер Маршалл». Не очень-то нежные слова для человека, который влюблен и стремится к развитию отношений. Тем летом Кэтрин снова решила выбросить из головы мысли о Питере Маршалле. Это было непросто, и воспоминания об их встречах то и дело приходили ей на ум. Но она приняла твердое решение: «Я должна забыть Питера Маршалла», кроме того, она думала, что не будет осенью ходить в его церковь.

Ее решимость продержалась шесть недель. Возвратившись в Вестминстер, она отправилась туда в первое же воскресенье. Он поздоровался с ней и заметил, что они видятся впервые в этом году. Она немного удивилась тому, что он обратил внимание на ее отсутствие. Затем он сказал, что свяжется с ней. В тот вечер она написала в своем дневнике: «Я не остановлюсь, пока не остановится он сам». При их встречах Питер продолжал выражать свою радость от общения с ней, но никогда не делал ничего, что могло бы повлечь за собой какое-то развитие отношений. Кэтрин просто не могла его понять. Но у Питера были веские основания для того, чтобы не афишировать их отношения. Ему было тридцать три года, и он был священником в быстро увеличивающемся приходе. Ему не хотелось слышать у себя за спиной разговоры о том, что он влюблен в студентку.

Перелом в из отношениях наступил ближе к концу последнего курса колледжа Кэтрин. Ее попросили выступить на собрании церкви перед вечерним богослужением. Речь шла о молитве. Она выступила и призналась, что у нее нет истинного молитвенного опыта. Она говорила о том, что ее отношения с Богом поверхностны и что она хотела бы узнать Его лучше. Для Кэтрин эта беседа стала началом внутреннего очищения. Ведь она знала, что Питер слушает ее очень внимательно. В тот вечер Кэтрин опоздала на вечернее богослужение. Церковь была переполнена, и свободные места были только у самой кафедры. Во время службы Кэтрин почувствовала себя плохо. Сначала она подумала, что сможет дождаться окончания, но ей становилось все хуже. В конце концов ей пришлось встать и выйти из церкви. Когда Питер это увидел, в его душе что-то произошло. С тех пор он относился к Кэтрин совершенно иначе. В дневнике Кэтрин уже не чувствуется мрачных ноток. По записям можно легко проследить развитие их отношений:

«Он невероятно заботлив..."

«Теперь, мне кажется, у него серьезные намерения..."

«Думаю, Питер влюблен в меня..."

«Он поцеловал меня..."

«Мы проговорили до трех часов утра..."

«Он сделал мне предложение..."

Она попросила несколько дней для того, чтобы помолиться о сделанном предложении. Казалось, тянуть с ответом было странным с ее стороны, но она хотела быть уверенной в том, что то, о чем она мечтала, согласовывалось с волей Бога, а не было просто девчоночьими фантазиями. Позже Кэтрин писала: «Я поняла, что это очень неправильно — добиваться того, чего хотим мы сами, а затем просить Бога благословить это». Но ко дню выпуска из колледжа она дала ответ. И она сказала «да».

То лето было совсем другим, нежели предыдущие два. Письма сновали туда и сюда, искрили юмором, пылали чувствами и были проникнуты духовностью. Теперь Питер писал: «Дорогая, я так счастлив! Я так тебя люблю». Первоначально они планировали подождать со свадьбой в течение года, Кэтрин хотела преподавать в школе. Но Питер не хотел ждать и уговорил Кэтрин сочетаться браком осенью в церкви ее отца в Западной Вирджинии. Тем летом Питер приехал к Кэтрин в гости. Тогда-то он и получил прозвище «В. И". («Великий Игрок»). Кэтрин тоже обожала игры, но заметила по этому поводу: «Мне показалось, что это уже слишком, когда за тридцать минут до брачной церемонии он никак не хотел отпустить мою младшую сестру, так как не мог смириться с тем, что она обыгрывала его в китайские шашки».

Тем же вечером молодожены отправились в Вашингтон, округ Колумбия, и не случайно. Утром следующего дня у Питера была назначена встреча с руководством вашингтонской пресвитерианской церкви на Нью-Йорк авеню. Он извинился перед Кэтрин, что уходит с самого утра, и сказал: «Пожалуйста, оденься. Как только с тобой захотят побеседовать, я позвоню тебе». Кэтрин было всего двадцать два года, и ее очень пугала встреча с суровым комитетом, состоявшим из семи мужчин и одной женщины. В то утро она молилась: «Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы я ничего не испортила». И, судя по всему, она ничего не испортила, поскольку Питера пригласили стать пастором вашингтонской церкви.

Принять правильное решение было нелегко. Питер говорил Кэтрин: «Я, честно говоря, не считаю, что им нужен именно я. Я недостаточно уравновешенный и уверенный в себе человек. Мне не хватает академической подготовки, и мои проповеди недостаточно изящны для того, чтобы звучать с такой кафедры». Кроме того, руководство церкви в Атланте только что построило балконы для того, чтобы огромное количество людей, приходивших послушать Питера, могло разместиться. Он не мог покинуть Атланту, прежде чем эти затраты окупятся. И он отказался. Новобрачные отправились обратно в Атланту. Но спустя год вашингтонская пресвитерианская церковь на Нью-Йорк авеню пригласила Питера вновь, и на этот раз он ответил согласием.

Для шотландского эмигранта, который за десять лет до того был рабочим на фабрике, психологически это было не так-то просто. «Кэтрин, я до смерти боюсь, — признавался он, — а если они во мне разочаруются?» Кэтрин тоже было страшно. Всего восемнадцать месяцев назад она была одной из множества обитательниц студенческого городка и ничего еще не знала о жизни. А вот теперь она была женой священника, принявшего служение в церкви общенационального значения. Эту церковь называли президентской: среди ее прихожан было восемь президентов, в том числе Авраам Линкольн. Кэтрин лихорадочно заучивала все особенности вашингтонского протокола для того, чтобы ненароком не попасть впросак. В Атланте они жили в маленьком коттедже. В Вашингтоне в их распоряжение был предоставлен трехэтажный особняк из красного кирпича на десять комнат. В том числе — шесть спален.

Вскоре Питер все устроил в доме по своему вкусу. Кэтрин писала: «Дом превратился в морской музей. Питер всюду развесил пейзажи с океанскими видами». Питер был аккуратным и пунктуальным человеком, чего добивался и от Кэтрин. Каждый раз, когда она забывала завинтить крышку у тюбика с зубной пастой или оставляла незадвинутым ящик платяного шкафа, он неизменно напоминал ей об этом. Питер гордился тем, что его жена так быстро стала хорошей хозяйкой. После того как Кэтрин удачно приготовила индейку, он написал своей матери в Шотландию: «Кэтрин неплохо справляется по хозяйству. Мы все гордимся ею. Просто поразительно, что она разбирается во всем, что касается домашних дел, так, будто она в этом ветеран. Мне было так приятно сидеть за столом, который она накрыла и сервировала с таким вкусом, и смотреть на Кэтрин, которая сидела напротив, и резать индейку — веришь или нет, я сделал это сам».

У Питера был определенный взгляд на роль женщины в семье, и теоретически Кэтрин принимала концепцию мужа безоговорочно. Он был убежден в том, что место женщины, вне зависимости от ее талантов или образования, дома. В одной из своих проповедей он так высказался о браке: «Это слияние двух сердец, союз двух жизней. Это две реки, которые втекают друг в друга и дальше направляются по одному каналу, в одном направлении... и вместе несут обязательства и ответственность, налагаемые браком». Кэтрин кое в чем хотела поправить его еще до свадьбы, но он заверил ее: «Дорогая, я не собираюсь засовывать твою жизнь и твои дарования в пыльный сундук... Мы оба будем жить теперь иначе, и наши жизни, наши сердца и души объединятся в сиянии Бога». Кэтрин все это казалось весьма привлекательным — теоретически. Но на практике возникли проблемы.

С тех пор как Кэтрин начала задумываться о браке с Питером, ей приходило в голову, что ему будет очень нелегко с ней. Ведь он привык к независимой жизни холостяка. Она даже думала, что ему бы вообще не надо было жениться. «Пожалуй, он абсолютно самодостаточен, независим, потому и счастлив». Помимо того что Питер был очень независим, он был еще и трудоголиком. У него никогда не бывало выходных. Он работал целыми днями. По вечерам посещал заседания комитета, а чтобы немного развеяться, принимал приглашения выступить с проповедью где-нибудь в пригороде. Эти поездки, вне всякого сомнения, раздражали Кэтрин. Но еще тяжелее она воспринимала то, что он никогда не делился с ней тем, что его заботило. Возможно, это была чисто шотландская сдержанность; но гораздо более вероятно, что он просто привык к тому, что делиться размышлениями ему не с кем и незачем. План жить иначе вместе был хорош, но Питер продолжал жить так, как жил прежде, и помощи от Кэтрин не принимал.

Кэтрин горела желанием использовать свои таланты — писать, выступать с речами и с головой окунуться в служение своего мужа. Она хотела, чтобы Питер разделил с нею служение, но в первые годы брака он, судя по всему, был просто не в состоянии сделать это. У него было призвание. Служение было для него важнее всего на свете. Кэтрин писала: «Он полностью принадлежит тысячам людей», и, судя по всему, она была не в восторге от того, что эти тысячи людей были для Питера важнее, чем его собственная жена. Кэтрин пыталась смириться с тем, что ей не нравилось в ее браке. Но раздражение росло. Временами она задумывалась, на кого же ей все-таки обижаться: на прихожан, на Питера или на Бога. Поездки с проповедями за город стали последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. С его точки зрения, это был акт милосердия — ведь он получал огромное количество приглашений, а отвечал лишь на сравнительно небольшую их часть. Он считал, что она должна бы оценить тот факт, что на очень многие приглашения он отвечал отказом. Он даже считал, что отвечал отказом на слишком многие приглашения. Ему казалось, что Кэтрин слишком эгоистична и ревнует его к служению. А ей казалось, что он к ней безразличен.

Несмотря на это, Маршаллы жили дружно. «Мы с самого начала стремились сосредоточиться не на том, что нас разделяло, а на том, как преодолеть несогласия. В конечном счете, в каждом браке есть сложности. Две жизни не могут слиться в одну без компромиссов, которые часто болезненны». Обстановка разряжалась юмором и, что гораздо важнее, взаимной любовью и уважением. И самое главное — они всегда молились вместе. Хотя Кэтрин многое в Питере казалось труднопреодолимым, она была счастлива от того, что они были вместе. Ей нравилось то, как он смеется, как он поет (а пел он с огромным удовольствием). Ей даже нравилось то, что иногда он надевал национальную одежду и выступал на церковных собраниях с шотландскими песнопениями. С ним всегда было очень весело. И, само собой, ей нравилось, что он обожает играть — во все, от монополии до бейсбола. Кэтрин писала: «Поразительно, как такой занятый священник находит столько времени для игры. Секрет прост: Питер очень мало спит».

Постепенно Питер стал предпринимать попытки разделить свое служение с Кэтрин. Поначалу утренние воскресные проповеди он накануне стал читать Кэтрин. Для него это оказалось прекрасной подготовкой, а для нее — огромной радостью.

Однажды в субботу вечером, когда Питер дошел до середины проповеди, Кэтрин перебила его. Она очень не любила перебивать его, но у нее были на это веские причины — у нее начались роды. И к утру на свет появился Питер Джон Маршалл. Питер приехал в больницу к рождению сына, а затем вернулся в церковь для того, чтобы провести урок в воскресной школе. Потом было богослужение, и Питер произнес проповедь, которую Кэтрин не успела дослушать до конца. Прихожане не узнали о том, какое событие произошло в семье Маршалл. Кто-то отметил, что Питер выглядит усталым, словно провел всю ночь на ногах. Он никак это не прокомментировал. Когда Питер уже прощался с прихожанами в конце службы, одна женщина спросила его о Кэтрин, которая, конечно же, не пришла в церковь в то утро. Тут уж Питеру пришлось объяснить причину отсутствия его жены. Одним из принципов Питера был следующий: никогда не упоминать о своей жене и о своем доме в проповедях. Но вскоре после рождения Питера Джона этот принцип был предан забвению. Питер Джон давал такой живой и яркий материал для всяческих забавных примеров, что молчать о том было просто невозможно.

Питер очень любил сына, в этом нет никаких сомнений. Он чувствовал себя виноватым перед ним, так как работа в церкви не оставляла Питеру достаточно много времени для общения с семьей. Чтобы хоть как-то разрешить эту ситуацию, Маршаллы купили летний дом, который располагался достаточно далеко для того, чтобы Питер был вне досягаемости бесконечного потока приглашений и забот, которых в церкви всегда было предостаточно. Дом располагался в Кэйп Код, недалеко от моря, которое так любил Питер. И, конечно же, Питер сразу же перекрасил зеленые ставни в свой любимый синий цвет. Покупка дома дала Питеру возможность проводить больше времени с сыном, работать в саду — он изготавливал прекрасную мебель — и просто слушать шум океана. А Кэтрин в Кэйп Код больше всего нравилось уединение. Она была счастлива, что теперь они могут побыть вдвоем. Питер с сыном ходили за ягодами, а Кэтрин пекла черничные пироги. По вечерам Питер читал Питеру Джону вслух и укладывал его спать.

По натуре Питер не был ученым-исследователем. Он был поэтом, художником слова. Он сравнивал сомнения с паутиной, которая появляется в углах наших жилищ. Наша вера не в состоянии вымести ее оттуда, это может сделать только благодать. «Найти нужное слово — значит пользоваться не малярной кистью, а тонко отточенным карандашом», — говорил Питер. Группе семинаристов он сказал: «Когда вы пишете ваши проповеди, то должны видеть сжатые до боли кулаки, губы, стиснутые для того, чтобы удержать слезы, сердца, страдающие от того, что в них нет прощения, души, в которых нет радости из-за того, что в них нет любви. Вы должны видеть перед собой слезы, которые текут по лицам матерей, — проповедуйте им, вы должны спасти их». Питер находил темы для своих проповедей повсюду и тщательно подбирал новый сюжет. Поскольку церковный бюллетень выходил по четвергам, в среду он обсуждал очередную проповедь за ужином с Кэтрин. Хотя иногда он имел лишь смутное представление о том, какова будет структура проповеди, он придумывал для нее название с верой в то, что где-то между четвергом и воскресеньем проповедь обретет свою форму. Питеру вообще редко удавалось написать проповедь меньше чем за три-четыре дня.

Нагрузка Питера становилась все больше и больше. Численность прихожан неуклонно увеличивалась, и Питер был вынужден иногда повторять проповеди, которые уже звучали с кафедры прежде. Но в церковь все равно приходило огромное количество людей. Многим просто не хватало места, настолько переполнено было помещение. Кэтрин оставалась за сценой, в роли жены, обеспечивающей прочный тыл. В книге «Человек, которого звали Питер» она писала, что от нее требовалось быть «изящной, очаровательной, уравновешенной и милой при любых обстоятельствах». И она вполне справлялась с этой ролью.

Когда Питеру Джону исполнилось три года, Кэтрин тяжело заболела. Она едва не потеряла сознание во время богослужения. Медицинское обследование показало, что у нее туберкулез.

Это была не открытая форма заболевания, поэтому Кэтрин позволили остаться дома, но велели соблюдать строгий постельный режим. Ей запретили любые нагрузки. Она лежала в самой большой из спален. Через пять окон в комнату проникали яркие солнечные лучи. Она устраивалась на постели полулежа, доставала блокнот и записывала в него свои размышления. Как-то она написала, что хотела бы стать «литератором, способным оказать реальное влияние на свое поколение и на мир в целом».

Первоначально предполагалось, что Кэтрин станет лучше через три-четыре месяца. Она писала: «Первые три месяца были самыми тяжелыми, каждый мускул моего тела протестовал против того, что со мной происходило». Но время шло, а рентгеновские снимки показывали все те же пятна на легких. Кэтрин стала впадать в депрессию. Не оценила она и слова мужа, которые показались ей избитыми и банальными: «Кэтрин, ты же прекрасно знаешь, что отчаяние — от сатаны». Он также напомнил ей: «Однажды ты вспомнишь об этих тусклых днях как о самых богатых впечатлениях за всю твою жизнь». Позже она признала, что, хотя в то время она и пренебрегла словами мужа, эти «тусклые дни» впоследствии действительно оказались очень яркими. В тот период она открыла для себя такие грани взаимоотношений с Иисусом Христом, о которых прежде даже и не догадывалась. Впервые в жизни она стала интересоваться всерьез природой Святого Духа. Понятно, что тогда же она много размышляла и об исцелении. Она пыталась узнать, что на эту тему говорит Библия. Часто ее вера наталкивалась на препятствия и забредала в тупики. Но Кэтрин не останавливалась и продолжала искать.

Питер был очень мил и заботлив, но все же она тревожилась. Она боялась, что он потеряет интерес к женеинвалиду. Ее пугало, что ее «место в сердце Питера может занять кто-то другой». Как мог такой человек, как Питер в конце концов не утомиться от присутствия в его жизни «бесполезной» жены?

Особенно она тревожилась, когда он отправлялся в поездки. Осенью 1944 года ситуация в семье Маршалл стала крайне напряженной. Кэтрин уже семнадцать месяцев была прикована к постели, и за это время у них сменилось четырнадцать разных сиделок. Шла Вторая мировая война, и в Вашингтоне было очень много вакантных высокооплачиваемых мест. Маршаллы были не в состоянии платить медсестрам столько, сколько платило государство. Поэтому и прислуга в доме не задерживалась надолго. На Питере Джоне это отражалось сильнее всего, не говоря уже о самом Питере, Кэтрин, разбитом фарфоре и испорченном белье. Единственно возможным выходом было отослать Питера Джона к родителям Кэтрин, самой

Кэтрин перебраться в санаторий, а Питеру — в гостиницу, и жить таким образом до тех пор, пока Кэтрин не выздоровеет, сколько бы времени это ни заняло.

Питер и Кэтрин горячо молились об этом. «Если Ты хочешь, чтобы мы оставались вместе, Господи, тогда мы просим Тебя: пошли нам кого-либо, кто мог бы позаботиться о домашнем хозяйстве». И они с трудом произносили слова: «Да свершится воля Твоя». Когда до предполагаемого отъезда Кэтрин оставался всего один день, к ним в дверь постучала молодая женщина из Канзаса, которая заявила: «Вообще-то работа мне не нужна, но все-таки я здесь». Она предложила помогать им по дому в течение нескольких месяцев, и они приняли ее предложение. Она осталась у них на четыре года. В статье в журнале «Пресвитерианская жизнь» Питер писал об этом случае: «Самые великие ответы на молитвы нашей семьи происходили тогда, когда наша вера была столь мала, что не приходилось ожидать вообще ничего. Но когда мы оставляли все попытки добиться какого-то результата и просто предоставляли Богу решить нашу проблему, Он не мог не помочь нам». Но самым главным уроком, который Кэтрин извлекла из своей болезни, стал урок смирения. И когда она начала делать в этом успехи, то почувствовала и улучшение в своем физическом состоянии.

Ее исцеление не произошло мгновенно, но она была уверена в том, что оно имело духовную природу. Исцеление это сопровождалось определенным мистическим опытом: Кэтрин ощутила присутствие Христа так живо, как никогда прежде. «Почему это случилось со мной, я не знаю». Годы болезни научили многому как саму Кэтрин, так и Питера. Он стал гораздо более открытым и общительным. А она, уже не имея возможности участвовать в его служении, научилась оказывать мужу ту поддержку, в которой он нуждался и которую готов был принять от нее. Они вместе работали над несколькими издательскими проектами. Они подготовили комментарий к Посланию к Ефесянам и несколько статей для журнала «Сегодня». Они обнаружили, что с огромным удовольствием пишут вместе. Питер стал гораздо больше сотрудничать с ней в написании проповедей. У Кэтрин было много времени, которое она могла посвятить чтению. Она делилась с мужем огромной массой свежих идей, приходивших ей в голову. Кэтрин часто проводила исследования на темы, наиболее важные для Питера, и называла такую работу «раскопками». Супруги часто подолгу обсуждали проповеди Питера, прежде чем он произносил их в церкви. Иногда он даже звонил ей из церкви и просил поддержать его. «Я не знаю, как мне изложить это», — говорил он, и Кэтрин нередко давала ему весьма ценные советы.

Питер говорил друзьям: «Мои лучшие проповеди написаны вместе с Кэтрин». Ее писательская карьера и естественное желание развиваться самостоятельно в творческом плане утратили свою актуальность. В книге «Жить снова» она писала: «Все мои идеи, всю энергию, все творчество я посвятила партнерству в браке, и не хотела предпринимать попыток для того, чтобы направить часть своих внутренних ресурсов в каком-то другом направлении». Она признавала, что убеждения Питера, касавшиеся брака, могли бы стать причиной конфликтов между ними, если бы она не захотела отказаться от собственных отдельных целей. Она свидетельствовала, что, растворив таким образом свою жизнь в его жизни, она «смогла реализовать все то женское, что заложено в каждой женщине изначально». Кэтрин также говорила и о том, что годы болезни научили ее быть спокойной и сдержанной.

Как-то воскресным утром весной 1946 года во время проповеди Питер почувствовал острую боль в груди. Он схватился за сердце, прервал проповедь и сказал: «Здесь есть врач? Мне нужна помощь». Он быстро произнес благословение, и ему помогли сойти с кафедры. Ему было сорок три года. Оказалось, что с ним случился сердечный приступ, и его отвезли в госпиталь, где врачи сказали, что шансов выжить у Питера пятьдесят на пятьдесят. Когда он увидел Кэтрин у своей постели, то сказал: «Тебе не нужно было приходить. Ты еще недостаточно поправилась». Она и в самом деле была еще не вполне здорова. Но она была нужна мужу — и потому приехала к нему. Она позвонила нескольким близким друзьям, которые оповестили всех, что Питер нуждается в молитвенной поддержке. Вскоре о его выздоровлении молились тысячи человек по всей стране. Через несколько недель Питер постепенно начал поправляться. Десять недель он провел в больнице, две недели — дома, двенадцать недель — в Кэйп Код, а в сентябре уже снова был за кафедрой своей церкви.

Кэтрин считала, что ему следовало сократить нагрузки, и в течение нескольких месяцев он действительно был более осторожен со здоровьем, чем обычно. «Он вовсе не хотел заигрывать со смертью», — писала Кэтрин. Но он не умел жить размеренно. Кэтрин пыталась повлиять на него, привлекая к увещеванию и друзей Питера. «Но результатов эти беседы не принесли... Это было все равно что обращаться к закрытой двери». Питер не хотел жить лишь отчасти. Он не мог ограничить самого себя. Больше всего Кэтрин хотела добиться, чтобы он выезжал с проповедью в другие города как можно реже. В течение первого года после приступа он прислушивался к ней. Но уже на следующий год он принял двадцать приглашений. «Ты бы знала, скольким я отказал», — говорил он. Но Кэтрин уже слышала это и прежде.

Через несколько месяцев, к огромному его удивлению, равно как и к удивлению Кэтрин, Питер был избран капелланом сената Соединенных Штатов, что прибавило новые обязанности к его прежним заботам в собственной церкви. Он стал пастором многих известных политических деятелей. Его молитвенный опыт стал известен по всей стране. Однажды он молился так: «Отец наш Небесный, помоги нам понять, что лучше потерпеть неудачу в деле, которое в конечном счете станет успешным, чем преуспеть в деле, которое в конечном счете потерпит неудачу... Да свершится воля Твоя, да осуществится Твой план относительно каждой партии и каждой личности, вне зависимости от времени и обстоятельств, на благо Америки и мира во всем мире. Во имя Господа нашего Иисуса Христа. Аминь».

Вскоре Питер стал занят еще больше, чем прежде. Но угрожающих симптомов не было — ни трудности с дыханием, ни головокружения, ноги не подкашивались. Поэтому он и не собирался беречь себя. Он вообще не понимал смысла выражения «притормози». Кэтрин боялась, что все это может кончиться весьма печально.

И вот в начале 1949 года он позвал Кэтрин посреди ночи и сказал: «У меня сильная боль в груди. Вызови врача». Она немедленно вызвала скорую помощь. Когда санитары выносили его из дома, он прошептал ей: «Дорогая, увидимся утром». Но следующим утром, в девять часов, Питер умер. Ему было сорок шесть лет. Он оставил вдову тридцати четырех лет и девятилетнего сына. На похороны собралось огромное количество народа. В «Тайм», «Лайф» и «Ньюсвик» были опубликованы некрологи.

В следующее воскресенье Кэтрин, как всегда, появилась в церкви. Внешне она была спокойна. Люди обратили внимание на то, как мужественно она справлялась со своим горем. Но внутренне она была надломлена. Она говорила себе, что обязана была лучше заботиться о здоровье Питера. Ведь она понимала, чем грозит ему такой образ жизни. Тремя годами раньше у него уже был сердечный приступ. Она не сделала того, что сделать была обязана. Обвиняя себя, она обвиняла в смерти мужа отчасти и церковь. Ведь именно эти люди, какими бы любящими они ни казались, постоянно осаждали его со своими нуждами. До чего же эгоистичны люди, поражалась она. А затем она стала винить и Бога. «Если у Бога есть власть помогать нам, то почему же Он ничего не сделал для того, чтобы уберечь Питера?» Все это было шагами, которые ей необходимо было пройти, примиряясь с утратой мужа.

«Я стала вдовой, — писала Кэтрин в книге „Жить снова", — но совершенно не была готова к этому». Она никогда не любила размышлять о смерти. Питер однажды сказал ей: «Кэтрин, ты ведешь себя так, будто если не думать о смерти, то ее можно избежать». Кэтрин не была готова ко многому, с чем ей пришлось столкнуться после смерти мужа. Питер принимал не только все стратегические решения в их семье. Он также заботился и о множестве мелочей. Когда Кэтрин стала вдовой, то обнаружила, что ей приходится принимать множество самых разнообразных решений, а она к этому не привыкла. «Мои представления о роли женщины в обществе — отчасти врожденные, отчасти сформировавшиеся под влияние юга Соединенных Штатов, где я выросла, отчасти под влиянием мужа — совершенно не были связаны с активной жизненной позицией... Обстоятельства, в которых я оказалась не по своей воле, заставили меня активно действовать. И мне это совершенно не нравилось».

Тогда же, в тот период, когда Кэтрин пыталась сориентироваться в жизни заново, ей написали три книгоиздателя с просьбой составить и подготовить к печати сборник проповедей и молитв Питера. Она не могла отказать. Кэтрин давно мечтала стать писательницей. Теперь, готовя к печати труды своего покойного мужа, она получила возможность попасть в тот мир, к которому стремилась с юношества. Той же осенью из печати вышла книга «Мистер Джонс, познакомьтесь с мастером». Первый тираж в десять тысяч экземпляров был раскуплен за один день. Книга вошла в список бестселлеров и удержалась в нем также и в следующем году. Менее чем через два года из печати вышла биография Маршалла «Человек, которого звали Питер». Она попала в список бестселлеров за десять дней продажи и удерживалась в нем в течение трех лет. Пожалуй, однажды утром Кэтрин проснулась общенациональной знаменитостью. В 1955 году кинокомпания «Двадцатый век Фокс» сняла фильм о жизни Питера. Фильм также был очень популярен.

За время что Кэтрин провела прикованной к постели, она приучилась писать лежа и, несмотря на неудобства, продолжала писать лежа и впоследствии. В книге «Жить снова» Кэтрин описывает себя следующим образом: «Женщина лежит на кровати и пишет. А вокруг нее, на одеяле и на полу, разбросаны листки бумаги и блокноты. Ее лицо и руки часто испачканы чернилами. Рядом с ней несет свою сонную вахту спаниель. Рядом с кроватью — картотека, в углу — пишущая машинка. Иногда женщина вскакивает для того, чтобы сбегать за печеньем или яблоком. А иногда начинает рыться в картотеке в поисках нужной ей статьи».

Но жизнь Кэтрин была вовсе не такой идиллической, как это может показаться, особенно после того, как Питер Джон уехал учиться в школу, а затем — в Йельский университет. Несмотря на то что ее книги становились бестселлерами, а сама она стала очень известной, Кэтрин была одинока.

После смерти Питера, когда Кэтрин писала его биографию, она была уверена в том, что никогда не выйдет замуж снова. Она говорила: «Это разрушило бы нечто очень ценное, что было только между мной и Питером». Кэтрин боролась с «жалостью к самой себе» и убеждала себя в том, что рано или поздно к ней придут «благословение одиночества» и «внутренняя умиротворенность». Но несколько месяцев спустя в ее душе возникли колебания, что отразилось в записях в ее дневнике. «Бог создал меня такой, какая я есть. Он создал меня для любви и счастья. Я не верю в то, что Он предназначил мне всю оставшуюся жизнь прожить в одиночестве». Недостатка в мужчинах вокруг нее не было.

Многие из них проявляли интерес к привлекательной вдове, которой не было еще и сорока. В течение года она отвергла три предложения руки и сердца. Ни в ком из этих людей она не видела человека, с которым хотела бы связать свою судьбу. В дневнике она написала: «Где-то ждет тот самый человек, в жизни которого недостает именно меня».

Одиночество угнетало ее все сильнее. «Я чувствую себя крайне угнетенной, — писала она. — Из моей повседневной жизни исчезла радость». «Особенно тяжело, — писала она в книге „Жить снова", — что мне совершенно не с кем разделить то, что в мире принято называть „успех"». Книги сделали ее известной, и своими работами она за десять лет затронула столько жизней, сколько Питер — за двадцать лет проповеди с кафедры своей церкви. И все же она замечала: «Я женщина. И мои достижения не производят на меня сильного впечатления... Моя жизнь пуста». В 1957 году Кэтрин признавалась: «Мой личный ответ на вопрос о том, может ли карьера заменить женщине семью, таков: нет, никоим образом. Карьера еще больше подстегивает желание женщины быть в первую очередь женщиной».

В начале 1959 года издатель журнала «Гайдпост» Леонард Jlecyp пригласил ее на ланч для того, чтобы обсудить с ней одну из ее статей. Она была уверена в том, что это сугубо деловая встреча. Но через несколько месяцев, летом 1959 года, Лен пригласил ее на свидание. «Я просто заеду за вами на машине утром, и мы отправимся на берег, или в горы, или еще куда-нибудь». Кэтрин больше привлекали горы. Туда они и направились. «У нас был очень глубокий и честный разговор», — рассказывала Кэтрин. Так начали развиваться новые в ее жизни отношения, совершенно иного рода, нежели ее отношения с Питером. Когда она была с Питером, тот был лидером, человеком, принимавшим решения. У него также были и ответы на все духовные вопросы. С Леном все было иначе. «Мы оба искали», — говорила Кэтрин. И на втором свидании Лен сделал ей предложение.

Кэтрин все тщательно взвесила и призналась: «Мне нравилось то, что я видела. Он был заботлив, нежен, с ним было легко, он был серьезным человеком. Он совершенно спокойно относился к жизненным сложностям и неудачам. Он был хорошим отцом». Но выйти замуж за Лена означало бы переехать в Нью-Йорк и заботиться о троих его детях: десятилетней дочери и двух сыновьях, одному из которых было шесть лет, а другому — три. Собственный сын Кэтрин уже учился в колледже, и она не знала, как он к этому отнесется. Ей предстояло сделать выбор: продолжать одинокое, неуверенное существование или постараться стать частью жизни Лена — что было бы очень нелегко — и постараться справиться с той ответственностью, которую налагает на нее воспитание еще совсем маленьких детей.

Кэтрин выбрала второе. В ноябре они с Леном поженились. Лен был аккуратным человеком. У него был блокнот для записи молитвенных нужд, которыми он делился с Богом, и ответов, которые он получал на свои молитвы. Одной из первых записей в этом блокноте после свадьбы стала такая: «Чтобы домашнее хозяйство велось таким образом, чтобы у Кэтрин оставалось время на написание ее романа ,,Кристи“». Ответ пришел. Вскоре нашелся человек, который взял на себя хозяйственные хлопоты, а Кэтрин вновь принялась за работу над книгой. Но прежде чем она закончила эту работу, прошло немало времени. «Кристи», ее первый роман, был опубликован в 1967 году. Читательская аудитория ждала публикации с напряжением: было продано двести пятьдесят тысяч экземпляров в твердом переплете и четыре миллиона экземпляров в мягкой обложке. В следующем году Кэтрин начала сотрудничать с известным издательством «Чузен букс».

Кэтрин умерла в 1983 году в возрасте шестидесяти восьми лет. За свою жизнь она написала около двадцати книг, которые были раскуплены в количестве восемнадцати миллионов экземпляров. Она стала дорога читателям, поскольку писала просто, достойно и искренне. Конечно же, в возрасте сорока пяти лет, выходя замуж за Лена Лесура, Кэтрин была совсем другим человеком, чем в двадцать три года, когда она вступала в брак с Питером Маршаллом. В свои двадцать три она была еще студенткой, и Питер Маршалл просто завораживал ее. В сорок пять она была писательницей, широко известной как среди христиан, так и среди людей неверующих, благодаря своим книгам и фильму «Человек, которого звали Питер». Первый ее брак продлился одиннадцать лет, а затем их с Питером разлучила смерть. Ее второй брак продлился почти вдвое дольше, но теперь уже она сама была взята смертью у Лена.

Кэтрин Маршалл была сильной женщиной. Но она использовала свою силу таким образом, чтобы поддерживать тех мужчин, которые были с нею рядом. Оба ее брака оказались счастливыми именно поэтому.

 

Библиография

 

Marshall, Catherine. Beyond Ourselves. New York: McGraw-Hill, 1961 Marshall, Catherine. A Man Called Peler. New York: McGraw-Hill, 1951. Marshall, Catherine. Meeting God at Every Turn. Lincoln, Va.: Chosen, 1980. Marshall, Catherine. To Live Again. New York: McGrawHill, 1957.

Marshall, Peter. Mr. Jones, Meet the Master. New York: Fleming H. Revell, 1949.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

25

 

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться: