Вовсе не такой безумный влюбленный

 

Жан и Иделетт Кальвин

 

Вы, конечно, знаете, кто такой Жан Кальвин. Но вы, вероятно, никогда не слышали о его жене Иделетт. Хотя богослов Жан Кальвин и был мозговым центром протестантской Реформации во Франции и в Швейцарии, ему пришлось узнать много нового и о браке, и о воспитании детей. Вообще говоря, он не был любителем проблем, а брак неизбежно нес с собою именно проблемы. Но брак принес ему также и множество замечательных благ. Тот Жан Кальвин, которого вы знаете, был упрям и мрачен. Но был и другой Жан Кальвин. Тот, которого знала Иделетт. Что же сделало более мягким этого блестящего мыслителя? Каким был брак между реформатором Жаном и анабаптисткой Иделетт?

❖

Начитанный, замкнутый и упорный, Жан Кальвин к тридцати одному году все еще не был женат. Но он собирался изменить свое семейное положение. Его энциклопедический разум был устроен как картотека. Что бы туда ни попадало, это оставалось там навечно. Сам он считал себя ученым и писателем. Проблемы интеллектуального порядка он разрешал с легкостью, а вот проблемы, связанные с конкретными людьми, были для него всегда невероятно сложны. В 1540 году он жил в Германии — этот француз, прославившийся в Швейцарии как реформатор. Поэтому найти там жену было ему совсем не легко.

Он был убежденным сторонником учения о предопределении, но вовсе не был фаталистом в вопросах брака. Он понимал, что нужная ему женщина не появится сама собой у его порога; ее требовалось найти. Он знал, чего хотел, и объяснил это также и своим соратникам (которые стремились найти ему хорошую жену не меньше, чем он сам): «Всегда помните о том, что именно я стремлюсь найти в ней. Ибо я не такой безумный влюбленный, который перенимает грехи от той женщины, которая соблазнила его своей внешностью. Красота привлекает меня лишь при следующих качествах: если она добродетельна, не слишком шумна и горделива, если она экономна, терпелива, и если есть надежда на то, что она будет заботиться о моем здоровье».

«Комитет по поиску жены» трудился в течение полутора лет. Первой одобренной кандидатурой стала состоятельная немка из Страсбурга. Ее брат горячо поддерживал учение Кальвина и очень старался устроить этот брак. Он говорил, что если уж Кальвин хочет посвятить себя исследовательской работе, то брак с состоятельной женщиной придется ему весьма кстати. Какникак, жить на доходы от продажи богословских книг совсем не легко. Эти доводы убедили соратников Кальвина, но не убедили его самого. Во-первых, она не знала ни слова по-французски. «Ну, это не проблема», — сказали доброжелатели и отправились в Страсбург для того, чтобы уговорить невесту выучить французский язык. Такая перспектива невесту не особенно вдохновила, но если уж без этого обойтись было нельзя, то она согласилась попытаться. Впрочем, Жана смущало еще коечто. Он так говорил своему другу Уильяму Фарелю: «Понимаешь, Уильям, ведь у нее будет значительное приданое, а такому бедному священнику, как я, будет неловко пользоваться состоянием своей жены. Мне кажется, что и ей будет нелегко сделать шаг на ступеньку вниз по социальной лестнице». Жан откровенно опасался, что впоследствии она пожалеет о совершенном ею шаге.

Фарель ответил, что у него в приходе была женщина, говорившая по-французски, которая и могла бы стать прекрасной парой для Кальвина. Ей было около сорока пяти (то есть она была старше Кальвина на пятнадцать лет), и она твердо придерживалась протестантских убеждений. Прежде она никогда не была замужем, и Фарель надеялся на то, что Кальвин не сочтет это за недостаток. Но Кальвин отказался продолжать обсуждение этой темы. Третья кандидатура была предложена «комитетом» и вроде бы заинтересовала Кальвина. Денег у нее не было, и его не обвинили бы в женитьбе на приданом. Она жила в другом городе, и Кальвин с ней никогда не встречался, но ее репутация говорила о том, что она обладала многими чертами, которые Кальвин хотел бы видеть в своей жене. Брат Кальвина, Антуан, говорил ему: «Все, кто ее знают, отзываются о ней превосходно». Кальвина это приободрило. Он был логиком и считал, что если эта женщина соответствует требованиям, которые он предъявлял к жене, то она станет ему прекрасным спутником в жизни. Он написал Фарелю, чтобы тот приготовил все необходимое для брачной церемонии к десятому марта, а Антуана послал за невестой.

Трудно сказать, что произошло при встрече. Кальвин не обнаружил в ней никаких недостатков. Но чем больше он с ней общался, тем меньше она ему нравилась. Он был готов отказаться от мысли о браке с ней, но теперь это было уже не так-то просто. Проблема заключалась в том, что эта женщина до безумия влюбилась в Жана. То, что было задумано как рациональная договоренность, начало превращаться в драму. Кальвин писал Фарелю: «Если я снова упущу такую возможность, то я буду просто глупцом». Но он упустил эту возможность. 10 марта прошло, а Жан Кальвин все еще оставался холостяком. Богослов, не любивший проблем, оказался в психологическом тупике. Его предполагаемая невеста не только пыталась, как писал Кальвин, «ошеломить его напором своего добросердечия», но и упорно продолжала настаивать на браке. А Кальвин настолько же не хотел жениться на ней, насколько она стремилась стать его женой. Он не желал на ней жениться «даже в том случае, если бы Господь полностью лишил меня разума», — говорил Кальвин. Он молился: «Я горячо желаю найти выход из этого затруднения». Выход «из этого затруднения» было поручено найти брату Антуану, который и взялся все объяснить невесте. Сам Кальвин был не в состоянии сделать это лично.

Пережив три таких разочарования, Жан Кальвин не был уверен в том, что ему следует продолжать поиски жены. Возможно, Бог хотел, чтобы он оставался холостым. Он писал: «Пока я не нашел себе жену, и часто сомневаюсь, стоит ли мне продолжать поиски». Приблизительно в это же время «комитет» как-то сам собой расформировался отчасти из-за разочарования Жана, отчасти из-за неспособности подобрать новые кандидатуры.

И тогда Жан вспомнил о вдове из того маленького прихода, где он был пастором. Его разум был так энциклопедичен, почему же он не вспомнил о ней раньше? Иделетт де Бур Стордер была одного с ним возраста и примерно из того же социального слоя. Ее муж умер за несколько месяцев до этого, и пока он болел, она нежно заботилась о нем.

Их обоих Жан обратил в протестантизм за год до описываемого времени. Иделетт была очень умна и открыто высказывала свое мнение, хотя и поддерживала своего мужа всегда и во всем. Кроме того, внешне она была очень привлекательна. Для Кальвина это было прекрасным дополненим к ее душевным качествам.

Кальвин снова попросил Фареля подготовить брачную церемонию, и через два месяца Жан и Иделетт поженились.

Как и Лютер, Кальвин обладал многими чертами характера, которые выглядели со стороны несколько карикатурно. Но любое однобокое описание необъективно. Кальвин был упрям, вспыльчив и довольно замкнут, но также он был добр, умел глубоко сочувствовать и был хорошим другом. Он был на редкость принципиален.

Человек железной самодисциплины, он в гораздо большей степени, чем Лютер, стремился переубедить тех протестантов, чьи взгляды хоть ненамного, но отличались от его собственных.

Кальвин родился в 1509 году в Нойоне, в шестидесяти милях от Парижа. Его отцом был Жерар Ковен^[9], предприниматель и юрист, занимавшийся делами католической церкви. Мать Жана умерла, когда ему было три года. Сам он матери не помнил и знал о ней только по рассказам других. У него была мачеха, но Кальвин не любил о ней говорить.

Отец Жана, человек очень своевольный, приложил все усилия к тому, чтобы его сын получил самое лучшее образование, какое только позволяло положение Жерара. Сперва он устроил Жана в церковь. Строго говоря, это было незаконно, но ведь архиепископ рейнский стал служителем церкви в пятилетием возрасте, а епископ майнский — когда ему едва исполнилось четыре года. Поэтому Жерару Кальвину было не так уж трудно устроить сына капелланом, когда тому исполнилось двенадцать, тем более, что церковные власти знали, что Жан готовится принять сан.

Через два года, продолжая получать жалование капеллана, Жан отправился в Париж учиться в коллеже. Три года он провел в колледже свободных искусств и год в богословской школе, которая была известна побоями, вшами и тухлыми яйцами. Но Кальвин выдержал все это и в восемнадцатилетнем возрасте получил степень магистра.

Шел 1527 год, и во Франции начали распространяться сочинения Лютера. За протестантские убеждения из Сорбонны изгнали Жака Лефевра. Протестантом стал и двоюродный брат Кальвина, Пьер Робер, по прозванию Оливетан. Но сам Жан Кальвин не принял нового учения быстро и легко.

В это время у его отца произошел конфликт с архиепископом. Кальвин-старший был обвинен в злоупотреблениях, и от него потребовали детального финансового отчета. Но Жерар Кальвин отказался выполнить требования архипископа, и в результате потерял работу. Он был сильно разгневан и написал сыну в Париж, чтобы тот прекратил изучение богословия и занялся правом. Кроме того, у Жерара пропало желание сделать из сына католического священника. Жан покорно исполнил волю отца.

Но через три года, когда отец умер, Жан снова изменил планы. Теперь он решил стать филологомклассиком. Через год он опубликовал комментарий на философские произведения Сенеки, написанный на прекрасном латинском языке.

Никто не купил этот труд, хотя многие отозвались о нем очень лестно. Кальвин попытался продать его самостоятельно, но сделать на этом коммерцию было практически невозможно.

Молодому ученому было трудно с этим смириться. В академическом мире он достиг успехов, но в реальной, практической жизни ориентировался далеко не столь блестяще. Он не знал, куда ему податься. Он все больше разочаровывался в римско-католической церкви, хотя и продолжал защищать ее. Светские профессии его не привлекали. Его филологические исследования не принесли тех плодов, на которые он рассчитывал.

Кальвин не понимал, что с ним происходит, об этом знал лишь Бог. Позднее Кальвин писал: «Бог завоевал мое сердце через внезапное обращение». Возможно, это случилось в 1533 году, когда Жану было двадцать четыре года и в его жизни произошел целый ряд важных событий.

Один из его близких друзей был назначен ректором Парижского университета, и в День всех святых ему предстояло выступить с традиционным обращением. Ректор, который получил медицинское образование, боялся, что подготовленная им речь покажется слабой его более старшим коллегам-профессорам, специализировавшимся в философии и праве.

В последние месяцы ректор находился под влиянием евангелических взглядов, и ему было что сказать старой Сорбонне. И все же ему требовалась помощь ученого, способного подкрепить изложение цитатами из античных авторов и отцов Церкви. Жан Кальвин, хотя и не вполне тогда разделявший протестантские настроения своего друга-ректора, с радостью согласился ему помочь.

Речь произвела большое впечатление, может быть даже слишком большое. Ректора изгнали из города, а на Жана Кальвина объявили настоящую охоту, когда стало известно, какую роль тот сыграл во всем этом деле. Когда в дом к нему явилась полиция, он скрылся через окно на задний двор, связав несколько простыней, чтобы спуститься. В поисках убежища он пришел в дом одного из своих товарищей по учебе. Вероятно, примерно в тот же период он и пережил обращение.

Кальвин рассказывал об этом так: «Когда я погружался в глубины моей души или возносил мой разум к Тебе, меня охватывал такой ужас, который ничто не могло заглушить. И чем тщательнее я себя изучал, тем острее становились муки моей совести, и я начал думать, что единственным выходом было обмануть самого себя и постараться забыть обо всем этом... Но в конце концов я осознал, что погряз в заблуждениях и что сам себя оскверняю, что я стал невероятно грязен. Я преисполнился страха и трепета и разом отдался Твоей воле».

Поскольку в родной Франции оставаться ему было небезопасно, он бежал в Базель (Швейцария), где и подготовил первое издание своего самого знаменитого сочинения «Наставление в христианской вере».Он создал это произведение в возрасте двадцати шести лет, через год или два после своего обращения.

Наконец Кальвин обрел свое призвание, по крайней мере он сам так считал. Он решил стать протестантским ученым-богословом. Позже он так писал об этом: «Вершиной моих желаний было писать и чувствовать, что я занят достойным делом». На портретах Кальвина того периода мы видим щегольски одетого молодого человека с ухоженной бородкой и большим перстнем на левой руке. В руках у него вышитые перчатки. Словом, типичный француз, далеко не безразличный к своей внешности.

В 1534 году он написал: «Из опыта я заключаю, что человек не в состоянии узнать, что ждет его в будущем». За предшествующие восемь лет он менял планы относительно его будущего рода занятий четыре раза. И в 1536 году ему предстояло сделать это вновь.

Путешествуя, он остановился в Женеве (Швейцария), где его задержал Уильям Фарель, женевский священник, который попросил Жана помочь ему реформировать тамошнюю церковь. Кальвин отнесся к просьбе очень прохладно. У Женевы была весьма скверная репутация, реформировать ее было подобно попытке реформировать Содом и Гоморру. Кальвин сказал Фарелю, что он обратился не к тому человеку. Жан был человеком, который действовал за сценой, он был ученым, а не пылким проповедником. Его домом была библиотека, а не кафедра.

Фарель не хотел смириться с отказом. Он возражал: «Ты используешь научную работу только в качестве предлога для отказа. Ты слишком эгоистичен. Если ты не останешься в Женеве, Бог проклянет тебя, ведь ты ищешь собственной славы, а не славы Христа».

Хотите верьте, хотите нет, это положило начало их дружбе, которую они пронесли через всю свою жизнь. Кальвин остался в Женеве. Сам он объяснял это так: «Я почувствовал себя так, будто Бог с небес простер Свою руку и остановил меня, чтобы я больше не был таким, как прежде». В одном из своих комментариев он так написал о книжнике из Мф.8:19, возможно имея в виду и самого себя: «Он хочет сражаться в тени, не испытывая напряжения, он хочет избежать пыли и пота и не хочет, чтобы ему угрожало оружие». Фарель вывел Кальвина на передовую.

А это и в самом деле было сражение, особенно для людей, подобных Жану Кальвину, которых в периоды депрессии начинают мучать головные боли и боли в желудке. Городской совет отзывался о нем пренебрежительно, и большинство населения бойкотировали его лекции о посланиях апостола Павла.

А когда в совете его стали называть по имени, его назвали также и протестантским папой. Жана это сильно задело. Посреди проповеди он назвал отцов города «советом дьявола», что не разрядило обстановку. Позже он признавался: «Я был очень нетерпелив. Я хотел добиться слишком многого за слишком короткий срок».

Вскоре после Пасхи 1538 года Фарелю и Кальвину дали три дня на то, чтобы они покинули город. Современник писал: «Было просто чудом, что они успели скрыться прежде, чем пролилась кровь».

Кальвин решил никогда больше не возвращаться в

Женеву и никогда больше не вмешиваться в дела церкви. Он не любил проблемы. С этих пор, решил он, его дело — заниматься теоретическими исследованиями. Но едва он успел распаковать свои чемоданы в Базеле, как получил письмо из Страсбурга. Один пастор настоятельно просил его прибыть туда и помочь в организации церкви французских беженцев. Кальвин, естественно, отказался. «Я больше не покину Базель», — писал он.

Но страсбургский церковный лидер Мартин Буцер еще раз написал Кальвину, в гораздо более решительных выражениях: «Господь настигнет непокорного раба, как Он настиг Иону, и пытаться укрыться от Него бесполезно». Это было очень похоже на то, что Кальвин прежде слышал от Фареля, и на этот раз ему было очень трудно отказать в просьбе приехать. Он быстро собрался и выехал в Страсбург.

Приход, состоявший из французских беженцев, был невелик, хотя и постоянно пополнялся. Поэтому Кальвин взял на себя обязанности профессора богословия в только что открытом страсбургском университете. Но ни первое место работы, ни второе не приносили значительного дохода.

Сначала Кальвин остановился в доме Буцера. Этот человек не только был счастлив в браке, но и считал своим призванием женить также и своих помощников. Однажды, когда Кальвин повел себя несколько резко, Буцер сказал ему: «Жан, вам нужна жена». Кальвин не очень понял, какая тут была связь, но сказал Буцеру, что подумает.

Кальвину нужно было на что-то жить, поэтому он продал часть своей библиотеки и арендовал большой дом, который превратил в общежитие для студентов. «Я настолько беден, — писал он Фарелю, — что у меня буквально нет ни единого су». К тому же вскоре он обнаружил, что, сдавая комнаты студентам, он начал сталкиваться с массой проблем, которые вызывали у него головную боль, равно как и боли в желудке. Поэтому он нанял экономку, которая была очень речиста и на редкость неряшлива. Он старался держаться от нее подальше, но, когда она начинала кричать на жильцов, в доме не было такого места, которое бы не начинало вибрировать. Кальвин в то время пытался работать над вторым изданием «Институтов» и просто не знал, куда деваться от экономки.

С другой стороны, он не знал, куда деваться и без нее. Возможно, если бы он женился, то его жена нашла бы какой-то выход из этих проблем.

Иделетт де Бур к тридцати одному году имела уже большой жизненный опыт. Она родилась в Гельдерланде (Голландия) и вышла замуж за Жана Стордера из Льежа, когда ей было шестнадцать или семнадцать лет. У них родилось двое детей — Жак и Жудит, — и вскоре Иделетт и Жан были обращены миссионерами-анабаптистами.

В то время быть приверженцем анабаптистского учения означало подвергаться гонениям. Иделетт беспокоилась не столько о своей собственной судьбе, сколько о судьбе своих детей. Если бы с ней и с ее мужем что-нибудь случилось, какая участь ждала бы Жака и Жудит?

В Бельгии и Нидерландах были убиты тысячи анабаптистов. Некоторые историки называют цифру в тридцать тысяч человек. Менно Симонс писал об этом: «Некоторых вешали, а других, после страшных издевательств, душили веревками, привязав к столбам. Многие были сожжены живыми. Некоторые из них продолжали проповедовать Слово Божье, держа в руках собственные внутренности. Одних обезглавили и бросили на растерзание хищным птицам. Других отдали на съедение рыбам. У многих были разрушены жилища. Многие были брошены в грязные болота... Им приходилось сниматься с места, забирать своих жен и детей и скитаться из города в город, всюду терпя оскорбления, преследования, унижения и избиения».

Не удивительно, что Иделетт переживала за своих детей.

Во всей Европе Страсбург был известен как город религиозной терпимости, куда отовсюду стекались беженцы. Многие из анабаптистов верили, что в Страсбурге Господь положит основание новому

Иерусалиму. Возможно, Иделетт и Жан просто приехали в такое место, где они могли бы спокойно растить своих детей. Вместе с другими беженцами они присоединились к церкви, в которой нес служение Жан Кальвин. Его проповеди были настолько фундаментально основаны на Библии, настолько ясны, настолько логичны, что вскоре они вместе со многими другими анабаптистами пришли к убеждению, что взгляды Кальвина на Писание очень здравы и убедительны.

В маленьком приходе, где все новые члены церкви проходили катехизацию, Кальвин, должно быть, обратил внимание на духовный прогресс этих новообращенных, четы Стордеров. И, должно быть, он очень огорчился, когда узнал, что Жан Стордер тяжело заболел.

Бог уберег Жана Стордера от мученической смерти в Голландии, но не от эпидемии в Страсбурге. И там, всего через год после приезда, он и был похоронен. Это были одни из первых похорон, которые Кальвин провел в Страсбурге. Он не мог не заметить привлекательную, изящную женщину, одетую в черное, казавшуюся слишком молодой, чтобы быть матерью двенадцатилетнего сына и шестилетней дочери, которые шли рядом с ней.

К этому времени Кальвин уже почти потерял надежду найти себе жену. Но все же считал, что добиться этого необходимо. Ведь три человека, которых он уважал больше всего — Фарель, Буцер и друг Лютера Филипп Меланхтон, — убеждали его всерьез задуматься об этом. Часто значительные перемены в жизни Кальвина происходили под влиянием друзей и членов его семьи. Отец убедил его оставить богословие и заняться правом. Фарель заставил его остаться в Женеве. Буцер вызвал его в Страсбург. А вот теперь Буцер, Фарель и Меланхтон вместе убеждали его жениться.

До приезда в Страсбург Кальвин мало видел примеров семейной жизни. Он почти ничего не знал о взаимоотношениях его отца и матери. В Женеве его ближайшим другом был Фарель, пятидесятилетний холостяк. Поэтому христианский брак он имел возможность наблюдать лишь в Страсбурге, в доме Буцера. В этой семье супруги любили друг друга и во всем помогали друг другу. Элизабет Буцер была прекрасной матерью, гостеприимной хозяйкой и лучшим критиком своего мужа. Буцер был убежден, что это было самым ценным ее качеством. Те, кто, подобно Жану Кальвину, находили приют в их доме, отмечали, насколько она была дружелюбна с гостями. Один из таких посетителей писал: «В течение семнадцати дней я был окружен заботливым вниманием. В этом доме принимают тех, кто пострадал за дело Христа. В этой семье за все время я не отметил ни одного повода к обиде, но лишь к назиданию. Я ни разу не выходил из-за стола, не узнав чего-либо нового».

Старшим пресвитером в Страсбурге был Мэтью Целл, чья жена славилась своим характером. Ее муж был священником, и его сильно критиковали за то, что он вообще женился. Он отказывался вступать в дискуссии на эту тему, а вот она не стала колебаться и написала библейский трактат в защиту брака священнослужителей, где защищала и себя, женщину, которая взялась учить богословов: «Я не считаю себя Иоанном Крестителем, обличающим фарисеев, — писала она, — я лишь надеюсь стать Валаамовой ослицей, дающей урок своему хозяину». Как и Элизабет Буцер, она давала в своем доме приют беженцам из других стран. Как-то раз там разместилось восемьдесят человек.

Однажды она написала письмо Лютеру, в котором добивалась от него, чтобы тот пришел к согласию с другими протестантскими лидерами, а когда Жан Кальвин как-то сильно на кого-то разгневался в ее доме, именно Кэтрин сумела его успокоить. Возможно, браки Буцеров и Целлов оказали большое влияние на Кальвина.

Как раз в тот период, когда Жан стал размышлять о браке, он познакомился с Филиппом Меланхтоном, сподвижником Лютера. Они стали добрыми друзьями.

Меланхтон на тот момент состоял в браке уже девятнадцать лет и, несомненно, подтолкнул Кальвина к тому, чтобы энергичнее заняться поисками будущей жены. Госпожа Меланхтон обладала прекрасным чувством юмора и очень заботилась о Филиппе: как о его физическом состоянии, так и о его психологическом комфорте. Меланхтон жаловался на нее только по одному поводу: «Она считает, что я голоден, до тех пор, пока не набьет меня едой, как сосиску».

И вот, когда Кальвин встретил у себя в приходе привлекательную вдову, его представления о браке несколько отошли от схематичного списка требований к будущей жене, с которого он начал свои поиски.

Фарель, которого уже дважды беспокоили ложной тревогой, убедился, что на этот раз все было всерьез. И он с огромным удовольствием провел брачную церемонию.

Вскоре выяснилось, что было самой большой проблемой в этом браке: здоровье. Супруги часто болели. Едва Фарель объявил их мужем и женой, как оба они слегли. Неделей или двумя позже Кальвин послал Фарелю благодарственную записку (он писал ее, лежа в постели): «Чтобы наш брак не стал чересчур веселым, Господь несколько умерил нашу радость».

Едва они оправились от этой болезни, как несколько печальных событий вновь приковали их к постели. Все началось, когда ядовитая экономка Кальвина оскорбила его брата Антуана и тот покинул дом. Кроме того, он поклялся, что не вернется туда до тех пор, пока там остается эта экономка. Для Кальвина это стало последней каплей, и он готов был обрушиться на виновницу происшествия. А та, понимая, что ей совсем не выгодно ссориться с работодателем, приготовила ужин и ускользнула из дому. Кальвин старался держать себя в руках, но внутри у него все кипело. Позже он объяснял: «Обычно, когда я впадаю в раздраженное состояние или сильно волнуюсь, то слишком много ем... Именно так случилось и в тот раз». На следующее утро у него начались сильные боли в желудке, но тем не менее в тот день он не отступил от своего ежедневного распорядка. Однако к вечеру у него начался жар, и он потерял сознание. Кальвин снова слег, заболела и Иделетт. «Я был все еще очень слаб, когда у моей жены начался жар. Восемь дней она провела в постели... У нее такая сильная слабость, что она едва может сесть».

Хотя в переписке Кальвина мы не находим таких подробных сведений о семейной жизни, как в переписке Лютера, все же из писем Жана мы видим, что Иделетт очень заботилась о его самочувствии, а также о здоровье детей. Часто Иделетт сопровождала Кальвина в поездках; он упоминает о том, как они принимали у себя гостей. Биографы Кальвина пишут о его жене как о «женщине яркой индивидуальности», а сам Жан говорил: «Она верный помощник в моем служении» и «прекрасный спутник в моей жизни».

Однако в первые десять месяцев их брака они провели вместе не так уж много времени, если не считать тех двух месяцев сразу после свадьбы, которые они провели тяжело болея и лежа в постели. Затем Кальвин отправился на важное богословское собрание в Вормсе (Германия). Он не очень хотел ехать туда по многим причинам, но в первую очередь из-за того, что не хотел оставлять Иделетт и был все еще слаб после болезни. Однако ехать было все-таки нужно.

Примерно за год до этого император Карл V, правитель Священной Римской империи, призвал католических и протестантских богословов на совместное заседание. Императора не слишком волновали вопросы богословия. Империи угрожали турки, а пока католики и протестанты разбирались между собой, у императора не было возможности сформировать единый фронт сопротивления турецкой агрессии. И вот он выступил с инициативой совместной конференции.

Большинство приехавших были немцами, и Кальвину, которому был тогда тридцать один год, было очень лестно, что его также пригласили. Но он искренне заметил: «Я ничего не жду от этого мероприятия». Он оказался прав. Еще до того как Кальвин женился, было проведено уже два подобных совещания. Ни одно из них не принесло ощутимых плодов. Третье было назначено на 1 ноября 1540 года в Вормсе.

Вскоре Кальвин засомневался, что поступил правильно, приехав туда. Герцог, который должен был вести заседания, появился только 1 декабря, а затем еще в течение шести недель решался вопрос о том, каким будет порядок выступлений и что будет включено в повестку дня. Сами дебаты продлились всего неделю. Все это время Иделетт была в Страсбурге одна, заботясь о детях и пансионе.

Жан вернулся в конце января 1541 года. Проведя дома всего месяц, он отправился в Восточную Германию на новое заседание. «У меня нет ни малейшего желания ехать в Ратисбон», — писал он, но все же отправился туда.

Он был в нескольких сотнях миль от дома, когда узнал, что в Страсбурге разразилась эпидемия. Кальвин не на шутку встревожился. «Днем и ночью я думал о жене», — писал он. В прошлый раз эпидемия унесла жизнь первого мужа Иделетт, а новая напасть могла легко забрать и саму Иделетт, которая была все еще слаба после перенесенной болезни. Он написал ей письмо, в котором советовал покинуть город. Но Иделетт уже самостоятельно приняла такое решение и вместе с детьми перебралась в дом ее брата.

Она провела за городом несколько недель, и все же по времени это было гораздо меньше, чем пребывание Кальвина на императорской конференции. Собрание, которое началось в марте, длилось четыре месяца, и в июне Жан Кальвин отправился домой, к Иделетт, не дожидаясь окончания прений. К концу июня Кальвин был женатым человеком уже сорок пять недель, и тридцать две из них провел в поездках.

Но его разум занимали не только мысли об Иделетт. Тремя годами раньше его изгнали из Женевы, но теперь он начал получать письма, в которых его просили вернуться. Сперва послания приходили от частных лиц. «Все тоскуют по вам... Приезжайте, чтобы мы могли успокоиться в нашем Господе и Спасителе». Сам Жан, мягко говоря, вовсе не горел желанием снова туда ехать. «Я лучше сто раз умру, чем поеду туда», — писал он. Когда один лозаннский пастор стал уговаривать его отправиться в Женеву и в качестве аргумента упомянул о том, что женевский климат был бы полезен для здоровья Кальвина, тот ответил, что Женева — это камера пыток, и заботиться о его здоровье и уговаривать его поехать туда — совершенно несовместимые вещи.

Кальвин ни за что не хотел обустраиваться в Женеве. Несомненно, в его позиции огромную роль играло и беспокойство за Иделетт. Она пережила уже достаточно тягот, возможно даже больше, чем он сам. Если бы его новый визит в Женеву обернулся такими же неприятностями, как и в первые два года, что он там провел, то проблемам не было бы конца. В Страсбурге все же было намного спокойнее, хотя, конечно, и там были проблемы. Но со сложностями в Страсбурге он успешно справлялся, и они как-то быстро забывались, чего никак нельзя было сказать о женевских проблемах. Размышляя о себе, Кальвин приходил к заключению, что Бог дал ему талант исследователя, а не характер бунтаря. В Женеве ему нечего было делать.

Но письма оттуда становились все многочисленнее и настойчивее. Теперь писал уже городской совет. Даже Уильям Фарель просил его вернуться. А вот это уже просто-таки обидело Кальвина.

Он ответил Уильяму: «Твоими громами и молниями ты привел меня в глубочайшее расстройство. Почему ты заставляешь меня чувствовать себя виноватым, почему ты считаешь, что я так плох? Ты хочешь разрушить наши дружеские отношения?.. Если бы у меня был выбор, я ни за что не хотел бы допустить этого». Через два месяца после того как Кальвин женился, из Женевы в Страсбург прибыла официальная делегация, но Кальвин как раз только что выздоровел и отправился в Вормс. Делегация решила добиться своего во что бы то ни стало и отправилась в Вормс вслед за Кальвином.

Тот, прочитав официальное приглашение женевских властей, расплакался. «Мне даже мысль о Женеве причиняет невыносимые страдания». Весной 1541 года Кальвин принял окончательное решение. «Я не могу преодолеть мое душевное расположение и подчинить его необходимости, но я знаю, что не принадлежу сам себе. Я приношу свое сердце в жертву Господу». А в сентябре Кальвин выехал в Женеву. Многие исследователи считают, что Кальвин надеялся уладить там основные вопросы за несколько недель и затем снова вернуться домой. Но большинство все же уверено, что он доверился искренности приглашения городского совета. Но как бы там ни было, Иделетт оставалась в Страсбурге до тех пор, пока Кальвин не удостоверился, что в Женеве она будет в безопасности.

Городской совет сделал все, чтобы достойно встретить чету Кальвинов. Им было обещано высокое жалование (часть которого выделялась на прием знатных гостей). Совет также купил для Кальвинов дом и дал им гарантии безопасности. В дальнейшем в Страсбург был выслан эскорт для сопровождения до Женевы Иделетт и всей домашней утвари. Жан пришел к выводу, что «аборигены» могут быть довольно-таки дружелюбными.

В первое лето, которое Кальвины провели в Женеве, у Иделетт родился ребенок. Но роды были преждевременными, и через две недели он умер. И Жан, и

Иделетт очень тяжело это переживали. Жан писал одному пастору: «Господь, несомненно нанес глубокую рану нашим душам, забрав нашего маленького сына. Но Он Сам отец и знает, что лучше для Его детей». Через три года у Иделетт снова были роды, но девочка родилась мертвой. А еще через два года, когда и Жану и Иделетт было по тридцать девять лет, преждевременно родился еще один ребенок. Он также не выжил. Физическое состояние Иделетт значительно ухудшилось. У нее начался сильный кашель.

У Иделетт было двое детей от первого брака. Но ее сын остался в Страсбурге, чтобы окончить свое образование. Дочь, которая стала в подростковом возрасте довольно непослушной и вспыльчивой, переехала вместе с матерью в Женеву.

Их женевским адресом была улица Шануан, дом 11. Городской совет арендовал мебель, чтобы обставить этот дом. Наверху было три спальни, гостиная и кабинет, а внизу — кухня. На улице неподалеку от дома был фонтан, где Иделетт могла стирать и брать воду для домашних нужд.

Дом не был большим, но в третьей спальне всегда кто-то гостил. По большей части это были брат Жана Антуан со своей женой, которые очень помогали Иделетт по хозяйству. На заднем дворе дома был сад. Там росли цветы, а Жан очень любил показывать гостям небольшой огород, которым занималась Иделетт.

Жан очень много работал. В воскресенье он произносил две проповеди, каждую вторую неделю вел богослужения также и по будням, а по вторникам, четвергам и пятницам читал лекции по богословию. По четвергам он также проводил собрания пресвитеров, а по пятницам — библейские семинары с городскими проповедниками.

Когда Иделетт хорошо себя чувствовала, она сопровождала мужа в его визитах к больным и в тюрьмы. Она глубоко сострадала людям, которых постигло несчастье. Когда у Жана появлялось свободное время, он писал письма. И писал он их в таких количествах, что дом часто был похож на почтовое отделение.

Удивительно, но, несмотря на слабое здоровье, Жан успешно справлялся с очень большими нагрузками. Он страдал от мигрени, язвы желудка, астмы и плеврита. То, что ему непрерывно приходилось решать проблемы, которые он так не любил, не улучшало его самочувствия.

Он был очень застенчив. Т. Макнелл писал: «Он был одним из тех людей, которых талант исследователя и замечательные душевные качества сделали лидером. Такие люди очень ответственно относятся к возложенным на них обязанностям и не позволяют себе даже малейшего намека на желание отойти от дел».

«Бог бросил меня в игру», — сказал Кальвин однажды, а игры Жану очень нравились. Дома он часто играл, когда у него появлялось время. Он любил играть в кольца и в шары (нечто вроде домашнего боулинга). Джон Нокс писал, что, зайдя к Кальвину как-то в воскресенье, застал его за игрой в шары.

Но игра, в которую бросил его Бог, вовсе не была забавой, несмотря на благожелательность городского совета. Врагов в Женеве у Кальвина было ничуть не меньше, чем друзей, и они всячески старались навредить ему. Стало модным давать собакам кличку «Кальвин». Но Жана гораздо сильнее задевали оскорбления, касавшиеся Иделетт. Из-за того, что она прежде была анабаптисткой, недоброжелатели называли ее первый брак незаконым.

Хотя у Иделетт и было слабое здоровье, она очень много делала для того, чтобы ее муж был более уравновешенным и спокойным человеком. Друзья отмечали, что Жан стал гораздо сдержаннее с тех пор, как женился, несмотря на непрерывные провокации.

Но Иделетт чувствовала себя все хуже и хуже. В августе 1548 года Кальвин писал: «Она очень больна, едва держится на ногах». Судя по всему, у Иделетт был туберкулез.

Она не хотела, чтобы ее муж переживал из-за ее здоровья, у него в Женеве и так хватало проблем. Но в 1549 году она уже стояла на пороге смерти. Ей было всего сорок, а с Жаном они прожили в браке девять лет. Умирая, она просила Кальвина позаботиться о ее детях. Она очень расстраивалась, что возлагает на него еще и эти хлопоты. «Я предала их Господу, — прошептала она, — но хочу, чтобы ты пообещал мне, что не будешь относиться к ним с пренебрежением». Он пообещал ей это.

Спустя три дня Иделетт все еще цеплялась за жизнь, но Жан понимал, что смерть очень близка. Ее последними словами были: «О, славное воскресение!» Затем, когда она уже не могла говорить, Кальвин беседовал с ней о любви Христа, о вечной жизни и о благословениях тех девяти лет, что они прожили вместе. Через час Иделетт скончалась.

Горе Кальвина было огромным. Неделей позже он писал одному пастору: «Воистину, мое горе невероятно велико, подобное переживают немногие». А своему другу Фарелю он написал: «Я делаю все, что в моих силах, чтобы не впасть в отчаяние. Мои друзья также прилагают к этому массу усилий... Да поддержит меня Господь Иисус... в этом тяжелом горе, которое, без сомнения, сокрушило бы меня, если бы Тот, Который помогает подняться упавшему, дает силы слабому и укрепляет обессиленного, не протянул бы ко мне с неба Свою руку».

Еще через несколько недель один из его друзей писал ему: «Я знаю, друг, как ты хрупок внутренне. А посему я пишу тебе не письмо с соболезнованиями, а скорее письмо с поздравлениями... Я с радостью вижу в тебе работу Духа Божьего, Который являет себя как Утешитель. Я слишком хорошо знаю, насколько тебе тяжело, что с тобой произошло самое страшное, что только могло с тобой произойти. Как же ты должен чувствовать себя, ты, который прежде так сопереживал другим!»

Кальвину было тогда всего сорок лет, но он так и не женился вторично. Через год после смерти Иделетт он называл ее уникальной женщиной и решил впредь «вести одинокий образ жизни». Он прожил еще пятнадцать лет, попытался создать в Женеве христианскую общину в соответствии со своими идеалами, написал новую редакцию своего шедевра «Институты» и произнес проповеди на тридцать книг Библии, стих за стихом.

Его общественное служение было очень активным, но в частной жизни он оставался одинок.

Жаль, что о браке Жана и Иделетт известно не так уж много. Этот недолгий брак — всего девять лет — омрачало слабое здоровье супругов, но оба они были счастливы в этом браке. Иделетт увидела в жизни новые цели, и ее существование вновь наполнилось смыслом. Кроме того, она нашла отца для своих осиротевших детей. А Жану, который, помимо того что страдал от физических недомоганий, был еще и ипохондриком, Бог дал человека, который любил его и заботился о нем. Жан долго искал такого человека, но Бог предусмотрел и другое: Он послал ему человека, о котором Жану самому нужно было заботиться.

В браке Жан раскрыл те черты своего характера, которые прежде не были видны миру. Жан Кальвинбогослов был известен своей оценкой Бога Отца как Властителя мира, а с появлением в его жизни Иделетт Жан оценил также и Святого Духа, Утешителя, творившего мир в их доме.

 

Библиография

 

Bainton, Roland. Women of the Reformation. Minneapolis: Augsburg, 1971.

Hyma, Albert. The Life of John Calvin. Grand Rapids: Eerdmans, 1943.

Johnson, E. M. Man of Geneva. Carlisle, Penn.: Banner of Truth, 1977.

Martin-Taylor, Duncan. God’s Man. Grand Rapids: Baker, 1979.

McNeil, John T. The History and Character of Calvinism. Fair Lawn, N. J.: Oxford University Press, 1954.

Parker Т. H. L. Portrait of Calvin. Philadelphia: Westminster, 1954.

Van Halsema, Thea. This Was John Calvin. Grand Rapids: Zondervan, 1959.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Оглавление

ВВЕДЕНИЕ

ЛЮБОВЬ И НЕОГРАНЕННЫЕ АЛМАЗЫ

1. Мой рассудительный советник. Джон и Полли Ньютон

2. Превосходившая меня во всем. Дуайт и Эмма Моуди

3. Она называла его «Тиршата». Чарлз и Сьюзи Сперджен

ВМЕСТЕ ЖИТЬ, ПРЕОДОЛЕВАТЬ НЕВЗГОДЫ, РАБОТАТЬ

4. Не следует утверждать, будто все люди одинаковы. Уильям и Кэтрин Бут  

5. Он зависел от нее. Билли и Нелл Санди

6. Я не променяла бы тебя ни на что на свете. Уильям и Мэри Брайен

7. Она незаметно совершенствовала его. Хадсон и Мария Тэйлор ЧТО ТАМ - ЗА ПОДАРОЧНОЙ ОБЕРТКОЙ?

8. В браке приходится ко многому привыкать. Мартин и Кати Лютер

9. Совершенно разные. Кэлвин и Гарриет Бичер-Стоу

10. По дружбе и по расчету. К.С. и Джой Льюис

11. Сердце явно одержало победу над головой. Джон и Марджори Нокс

12. Она была матерью его сиротам. Джордж и Мэри Мюллер ЧТО ЖЕ НЕ СЛОЖИЛОСЬ?.

13. Любовь — это вздор. Джон и Молли Уэсли

14. Ты — старая сухая ветвь. Ханна Уайтэлл и Роберт Пирсэлл Смит

15. Он бывал невыносим. Грэйс Ливингстон Хилл и двое ее мужей

16. Бедная миссис Кэри была словно жена Лота. Уильям и Дороти Кэри.

В РАЗЛУКЕ СЕРДЦА СТАНОВЯТСЯ НЕЖНЕЕ?.

17. Лишенная семейной ласки. Дейвид и Мэри Ливингстон

18. Союз двух людей, которые умеют прощать. Билли и Руфь Грэм

19. С Богом я должен решиться на все. Джон Беньян и две его жены

ПОХОЖИЕ, НО ТАКИЕ РАЗНЫЕ

20. Содружество идущих вместе. Фрэнсис и Эдит Шеффер

21. Семья и музыка шли рука об руку. Иоганн Себастьян Бах и его две жены  

22. Неординарный союз. Джонатан и Сара Эдвардс

23. Энергичные и независимые. Адонирам и Энн Джадсон

УКРОЩЕНИЕ ХОЛОСТЯКА

24. Я просто обязана с ним познакомиться. Питер и Кэтрин Маршалл

25. Вовсе не такой безумный влюбленный. Жан и Иделетт Кальвин

 

 

 

 

Искусный рассказчик Уильям Петерсен приглашает вас в мир семьи тех людей, жизнь и деятельность которых оказала огромное влияние на современное христианство.

Эта увлекательная книга показывает, что браки многих христианских лидеров были отнюдь не идеальными. Энергия этих ярких религиозных деятелей, а также трудные обстоятельства, связанные с их служением, и жертвы, на которые им приходилось идти ради великого дела, — все это порождало множество неожиданных проблем в семейной жизни.

Уильям Петерсен описывает силу духа Полли Ньютон, Эммы Моуди и Сьюзи Сперджен, женщин, которые многое сделали для того, чтобы сформировать характер своих мужей. Он рассказывает о замечательной истории любви Уильяма и Брайен, о взаимном уважении, которое^;царило между Билли и Нелл Санди, но также проливает свет и на браки, которые зачастую складывались очень непросто. Но самое главное — во всех этих историях есть множество уроков, касающихся таких извечных семейных проблем, как финансовые затруднения, разлуки и несходство характеров.

Если вы стремитесь к разрешению проблем в вашей собственной семье, то вы непременно найдете богатый материал для размышлений в книге «25 удивительных браков».

[1] ХАМЛ — Христианская ассоциация молодых людей (англ. YMCA — Young Men’s Christian Association). — Примеч. пер.

 

[2] Аболиционизм — в США в конце XVII — нач. XIX вв. — движение за отмену рабства негров. — Примеч. ред.

[3] Здесь игра слов: Joy — радость (англ.). — Примеч. пер.

[4] Suavissima — сладчайшая (лат). — Примеч. пер.

[5] Книга Пророка Захарии 2:3. — Примеч. пер.

[6] Agape — братская любовь (греч.). — Примеч. пер.

[7] Eros — половая любовь (греч.). — Примеч. пер.

[8] Magna cum lande — с отличием (лат.). — Примеч. пер.

[9] Cauvin — эта фамилия была потом латинизирована Кальвином, по обычаю ученых. — Примеч. ред.

⇐ Предыдущая10111213141516171819

Поделиться: