Краткое описание места «забугорной» командировки.

ИНФОРМАЦИЯ О САЙТЕ

· 1. Настоящий сайт создан автором на основе проекта его статьи для научно-технического сборника "ПОДВОДНОЕ МОРСКОЕ ОРУЖИЕ", работа над которой была приостановлена в связи с безвременной кончиной ответственного редактора сборника - Валентина Николаевича Шехина.

· В настоящем сайте приводятся фотографии: черно - белые, и цветные.

· Черно-белые фотографии являются копией личных фотографий автора, сделанных им совместно с его товарищами и самостоятельно, в период до 1970 года.

· Некотрые цветные фото скопированы автором, либо с рекламных открыток 50-х - 60-х годов, либо с некоторых рекламных сайтов интернета.

· 2. Автор настоящего сайта, ктн Александров А.Б., с 1951 года по 1988 год являлся сотрудником ( последний год как пенсионер) концерна "Морское подводное оружие - "Гидроприбор" (ранее НИИ-400).

· Являлся разработчиком и создателем ряда приборов и некоторых систем управления торпедами, системы управления мины-ракеты и одного из противоминных управляемых снарядов.

· Обосновал и разработал ряд теоретических методик по исследования процессов управления торпедами.

· В составе комиссии Д.А. Кокрякова - К.В. Гуревича проводил государственные испытания и передачу на флот перекисно-водородной торпеды ССТ-2.

ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ

Немного истории.

В 1943 году на высокогорном озере Иссык-Куль, в местечке Пржевальск-Пристань в Киргизии, была построена и начала работу торпедная пристрелочная станция – филиал Алма-Атинского завода № 175, который был эвакуирован в этот город в конце труднейшего военного 1942 года, в условиях, когда на полях Сталинградской битвы решалась судьба Великой Отечественной.

Как строился этот завод, и его филиал - пристрелочная станция, подробно сообщается авторами в различных литературных изданиях, и, в частности, в [1] и [2].

Иссык-Куль - озеро незамерзающее, расположено среди хребтов Тянь-Шаня на высоте порядка 1600 метров над уровнем моря.

Расстояние между заводом – изготовителем и его пристрелочной станцией порядка 650 километров по дороге через горные хребты.

До города Пржевальска (ранее и в настоящее время - Каракол) от столицы Киргизии города Фрунзе (сейчас Бишкек) примерно такое же расстояние. Сообщение между ними обеспечивается по шоссейной дороге, проходящей, в том числе и по горным дорогам вдоль одного из берегов озера.

От Пржевальска до поселка Пристань, где расположена пристрелочная станция – 14 километров по шоссе (когда-то грунтовому, затем с укреплением).

Место для устройства, как завода, так и пристрелочной станции, было выбрано по инициативе Дмитрия Андреевича Кокрякова – одного из основных создателей отечественных тепловых торпед, используемых в военное время, и создаваемых в последующее.

На станции проводилась пристрелка и доработка торпед, выпускаемых заводом в военные годы (53-38 и 53-39), а также после Великой Отечественной, в том числе перекисных и кислородных. Производились также работы с опытными торпедами различных типов и назначений.

Автору настоящей статьи довелось работать на Иссык-Кульской пристрелочной станции в процессе выполнения различных опытных работ в 1955 и в 1958 году, а также с 1967 по 1969 год в процессе сдачи флоту перекисноводородной торпеды ССТ-2 (она же 53-65М, или 53-65МА) под непосредственным руководством Д.А. Кокрякова,

В те времена торпеда ССТ-2 являлась самой мощной и скоростной из всех существующих торпед.

В настоящей работе автор делится своими впечатлениями о посещении станции в процессе рабочих командировок в вышеуказанные периоды времени.

Озеро Иссык-Куль.

Основное, что сразу поражало воображение командированных туда сотрудников, как только они достигали территорию расположения этого озера, так это, безусловно, был вид цепи могучих горных хребтов, вершины и крутые склоны которых лежат под вечными снегами и ледниками. Цепи мощных горных хребтов, при этом, окружают голубую гладь бескрайнего озера-моря с берегами, уходящими за горизонт.

От восхода и до заката солнце освещает этот хаос под разными углами, заставляя отражения от воды и снега играть с тенью от скалистого нагромождения огромных гор.

Город Пржевальск.

Поселок Пристань и пристрелочная станция располагались на берегу этого огромного, высокогорного озера, а районный город Пржевальск в 10 километрах от него на равнине, но ближе к подножью гор со снежными вершинами неописуемой красоты.

Улицы в городе прямые, дома в основном, одноэтажные. По сторонам грунтовых дорог прорыты канавы-арыками.

В 1955 году автомобили на улицах города почти не появлялись, чаще всего там встречались верховые киргизы – коренное население этих мест.

Верхом на лошадях перемещались не только мужчины, но также и женщины, молодые и совсем даже нет, а также дети, причем, похоже что и дошкольного возраста. Было очевидно, что верховая езда для киргизов, как для молодых, так и для старых, как для мужчин, так и для женщин, дело обычное.

В одежде всадников, по-видимому, мало что изменилось со времен Чингисхана: сапоги, характерная шапка на голове и все остальное было как на картинках с изображениями древних монгол.

Центром жизни здесь, похоже, был базар. На нем торговцы, русские и киргизы в равной мере, торговали обычными дарами земли, кое-где вещами, в основном предметами быта, а в одном углу сидел киргиз с большим орлом, у которого на голову был одет чехол, в другом углу продавали маленького ослика. Одним словом базар был с долей экзотики.

В районе базара стояло также несколько кирпичных двухэтажных домов, и в одном из них был даже ресторан. Невдалеке была также расположена православная церковь.

Кроме всадников на лошадях попадались также люди, перемещающиеся верхом на ослах.

Город Пржевальск был основан в 1869 году российской военной экспедицией на месте кокандской крепости, как торговый и административной центр и до 1889 года назывался Каракол, как и сейчас.

В 1888 году в нем, будучи в экспедиции, скончался наш русский путешественник Н.М. Пржевальский, который был похоронен на берегу Иссык-Куля там, где возник наш поселок Пристань.

Проезжая через этот город, и, вообще посещая Киргизию, в 1958 году и во второй половине 60-х, смог заметить заметное уменьшение «верхового транспорта».

В 60-х годах женщин и детей верхом на коне я вообще не наблюдал, зато было заметно, что многие киргизы поменяли лошадь на автомобиль.

Рядом с базаром в Пржевальске находилась автостанция, откуда осуществлялось автобусное сообщение со всеми заметными поселениями Киргизской ССР, в том числе и с нашей Пристанью.

Поселок Пристань и речка Каракол.

Пристань, естественно, располагалась на побережье Иссык-Куля в том месте, где в него впадает горная речка Каракол (Или Караколка), которая протекает через Пржевальск и от которой он и получил свое первое название.

В 1955 году, когда я попал на Пристань впервые, эта речка поразила меня невиданным зрелищем быстро текущих по течению огромных деревянных колес, примерно пятиметрового диаметра.

Дело в том, что в июле, в горах, где у всех здешних речушек находится исток, начинает сильно таять снег, в результате чего наступает летнее половодье. В том году неожиданно сильный разлив Караколки (и других речек) смыл колеса устройств орошения огородов местных жителей и понес их в озеро.

Уверен, что именно такой способ орошения полей применялся в древнем Египте и там, наверняка, также в половодье по Нилу плавали огромные колеса.

Широко разлившаяся Караколка настолько сильно скрывала затопленный ландшафт местности, что это чуть было не стало трагедией с моим напарником в этом путешествии, с инженером-электриком из 8-го отдела НИИ, с А.С. Мнекином.

День был замечательный, и мы с ним решили, что после длинной многосуточной дороги от Ленинграда было бы неплохо освежиться прохладной речной водичкой. Для этого, я по щиколотку вошел в Караколку, а А.С., высокий и грузный мужчина средних лет, начал становиться рядом со мной, но при этом неожиданно и мгновенно ушел под воду почти целиком!

В последний момент, когда уже рядом с моими ступнями из воды торчали только очки, нос и говорящий рот А.С., я как-то успел его ухватить и выдернуть на поверхность!

Оказывается, я не замечая того, сам остановился на самом краю обрыва под водой!

Все это произошло настолько быстро, что А.С. Мнекин, когда я его выдернул и установил на берег, продолжал говорить фразу, начатую им еще на подходе к реке!

А течение-то у Караколки было сильным, и плавать он практически не умел! Вылавливай его потом в Иссык-Куле!

А.С. Мнекин был здесь уже командированным старожилом. Еще в прошлом году он здесь устроился жить на частном секторе у электромонтажника Семена, который с ним трудился от «завода», так здесь привыкли называть пристрелочную станцию.

По просьбе Мнекина Семен и меня пустил к себе отдохнуть после нашего сюда приезда из Пржевальска.

После отдыха у Семена мы отправились на завод.

Идти оказалось не так легко, как ожидалось.

Подъем на малейший бугорок вызывал у меня одышку и чуть ли не сердцебиение. Я еще не адаптировался к высокогорью. Такая чувствительность продолжалась дней 10, а, вообще-то, дышалось исключительно легко, и не было изнуряющей жары.

Под иссык-кульским солнцем я быстро приобрел характерный высокогорный загар, мои темноватые брови быстро выгорели, причем настолько, что на окружающих производили впечатление приклеенных. Их прежний естественный цвет, по-моему, так до конца и не восстановился.

Перед вылетом из Ленинграда я наголо остригся, так что голова моя также закалялась на горном солнце.

По мосту мы перешли речку, поднялись вверх по не очень крутой дороге и достигли проходной завода.

На заводе нам оформили документы и мне определили жилье в заводской гостинице-общежитии. Это было одноэтажное здание барачного типа с комнатами на 5 - 6 человек, построенное на восточном крае заводского поселка.

Грубо говоря, речка Каракол делила поселок Пристань на две части – восточную и западную.

Эволюция поселка.

После отъезда из командировки в 1958 году, в следующий раз автор был направлен в очередную командировку в Пржевальск только в 1967 году, почти через 10 лет.

За это время здесь произошел ряд заметных изменений.

Главное новшество - на берегу озера в нескольких километрах от поселка Пристань, к западу, в дополнение к ранее существующей пристрелочной станции, был построен новый большой комплекс цехов и вспомогательных сооружений, для сборки, переборки, ремонта и снаряжения, опытных перекисных торпед, оборудован полигон для их пристрелки и испытаний.

Эти сооружения были выполнены с учетом всех современных требований к сооружениям подобного рода.

Теперь поселение командированных на станцию производилось не в дома-бараки, построенные в заводском поселке, а для этого за территорией заводского поселка в ста метрах от берега был специально построен новый двухэтажный дом с комнатами на 3 - 4 человека.

Этот дом в основном заселялся персоналом, командированным из Ленинграда, Ломоносова, Алма-Аты. А вот киевляне для своих сотрудников построили другой похожий дом, который стоял невдалеке от первого.

Не то что «хлопцы» не хотели смешиваться с остальной командировочной братией, но просто завод № 308 построил свой дом для удобства своих сотрудников, отрываемых от своей родной "батьковщины".

Над этим домом даже был вывешен флаг Украинской ССР!

В эти годы большое значение для поселка получила постройка современного поселкового клуба, в котором в дни праздников и торжеств проводились праздничные мероприятия, в определенные дни недели для молодежи устраивались танцевальные вечера, на которые приезжала также молодежь из Пржевальска, работали различные кружки для разных групп населения, показывались кинокартины.

Меня также обрадовало появление в поселке двух прекрасных пляжей, «городского» и «заводского», которые также во-всю посещались жителями Пржевальска, особенно молодыми.

Один из них, который был поменьше, располагался прямо под окнами нашего дома, другой, городской, примерно в полутора километрах отсюда.

Благодаря этим пляжам и клубу наш поселок Пристань из захолустного поселения превратился в «блестящий» центр притяжения учащейся и прочей молодежи из самого города Пржевальска и других мест СССР.

Частенько перед моими окнами на пляже располагались молодые красотки, как будто сошедшие сюда со страниц модного журнала.

В 1958 году,

работая в приборном отделе № 14, неожиданно получил приказание срочно вылетать на Иссык-Куль, невзирая на текущие рабочие планы, на планы по подготовке к защите кандидатской диссертации, несмотря на наличие семейных трудностей.

Именно только мне и никому другому было возможно заменить в комиссии В.А. Левина инженера В.А. Дубова, отвечающего там за подготовку приборов управления движением торпеды-лаборатории!

Такая срочная замена на испытаниях В.А. Дубова обуславливалась тем, что из Минсудпрома поступила команда в срочном порядке обеспечить прибытие последнего на приборный завод под Барнаулом, куда он был назначен на должность главного инженера.

В будущем Владимир Александрович Дубов возглавит вычислительный центр ЦНИИ «Гидроприбор», а в 1958 году пришлось автору данной статьи срочно и, невзирая на обстоятельства, собирать свой «тощий чемодан» и вылетать за Бугор!

Вот она - "торпедная жизнь"!

В 1958 году испытания торпеды-лаборатории там проводились в связи с необходимостью уточнения методик определения гидродинамических характеристик торпед, используемых при работе на моделирующих вычислительных установках, и в других работах.

В связи с этими задачами комиссия и рабочая группа В.А. Левина была укомплектовано специалистами самого широкого диапазона: помимо настройщиков приборов управления и регистрации движения торпеды и специалистов по подготовке собственно торпеды, в нее входили теоретики гидромеханики и математики, специалисты по управляемости торпед, и прочие подобные.

Среди них были представители не только различных отделов НИИ-400, но также представители от ЛКИ, в\ч 31303, киевского завода № 308.

От Кораблестроительного института в комиссию по испытаниям был включен мой товарищ еще по временам учебы в институте, преподаватель и ученый, Б.Б. Юфимович.

Автор попал в эту компанию совершенно случайно, предварительно зная об этой торпеде только понаслышке. Что происходит на испытаниях, и в каком состоянии там находится мой сектор работы, в НИИ-400 никто мне разъяснить не мог. Нужно было разбираться на месте.

Когда я прилетел на завод, то Володи Дубова тут уже не было. Он отбыл в Питер за день - два до моего прибытия. Да, собственно, и передавать-то ему тут было совершенно нечего.

Председатель комиссии В.А. Левин мне объяснил, что основной и единственной моей задачей будет являться подготовка приборов управления для испытаний торпеды-лаборатории. Все ясно.

Виктор Абрамович показал мне документы, в которых приборы управления, комплектующие эти торпеды, были подробно перечислены и попросил проверить их наличие. Все было в порядке: приборы находились на складе и никто их не трогал с момента поступления. А вот о стендах в документах ничего не говорилось.

Стендов для подготовки приборов в комиссии не существовало.

В рабочей группе комиссии также не было ни одного рабочего по подготовке этих приборов управления.

Виктор Абрамович мне объяснил, что ответственность по решению указанных вопросов лежит на отделе № 14, а Александров, то есть я, является в данном случае представителем этого отдела.

Как же в такой ситуации мне следовало поступать?

Телефонной связи с отделом тогда не существовало, так чтобы можно было посоветоваться со своими руководителями. Оставалось одно - заявить Левину о невозможности проведения намеченных испытаний в связи с отсутствием того-то и того-то. Но устраивать такой скандал, и подводить свой отдел, и такой ценой возвращаться в Питер?

Наверное, так делать было бы и правильно, но у меня в то время подобных мыслей даже и не возникло. Появилась одна мысль: "Нельзя ли тут на месте, на заводе, необходимое оборудование для комиссии как-нибудь раздобыть, или, хотя бы, позаимствовать?".

Стал искать.

Быстро и легко было найдено помещение для установки стендов. С воздушными трубопроводами, разделителем сжатого воздуха, с необходимой электропроводкой.

Заводские прибористы согласились передать для комиссии " в аренду" стенд прокачки гидростатического аппарата (прибора управления торпедой по глубине и дифференту).

Хуже обстояло дело со стендом для прокачки гироскопического прибора курса.

Сначала, где-то, в каком-то цеху, я обнаружил в отдельности станину этого стенда, которую там никто, никак, не использовал. (А весит эта станина порядка 200 кГ!). Затем так же, по отдельности, где-то находил электромотор, поворотную часть, и другие. Это дело дошло до того, что сборку с воздухопроводами высокого давления я нашел на заводской помойке. Валялась там в куче под открытым небом, вместе с другим, вроде бы ненужным, хламом.

Все это я по отдельности приволакивал в свое помещение, собирал, опрессовывал гидравликой, потом давал воздух, предъявлял службам по технике безопасности, составлял соответствующие документы.

Испытания торпед-лабораторий по специальным программам, с уникальными регистрирующими приборами, должны были начинаться, где-то, через месяц.

С трудом, но успел торпедные стрельбы обеспечить.

В этой командировке я задержался на 2 – 3 месяца.

Мне было интересно констатировать здесь факт сопровождения испытываемых и пристреливаемых торпед местным летчиком-лихачом. (он любил на своем двуместном аэроплане демонстрировать фигуры высшего пилотажа для сопровождавших его сотрудников завода). Я при этом вспоминал невольно истоки такого приема, свидетелем и участником которого также был в 1952 году. [4]. Любопытно.

В 1967 году

Получил команду отправляться в Пржевальск, после того как выполнил физическое моделирование движения на заданной глубине торпеды ССТ-2, и установил при этом возможную причину нарушения допустимых норм в ходе отработки этой торпеды на натурных испытаниях, проводимых на Иссык-Куле.

В названный период времени в секторе управляемости отдела № 74 я занимался разработкой методов и устройств физического моделирования движения торпед в вертикальной плоскости.

Физическое моделирование заключается в моделировании движения торпеды с включением в контур электронной модели реального прибора управления торпедой.

В числе решения прочих задач однажды при этом было установлено: почему торпеда ССТ-2 перемещается по установленной глубине с мешками недопустимой величины, до 10 метров.

Чтобы проверить верность выводов исследования, проведенного на моделирующей установке, и, затем, на реальной торпеде устранить причину нарушения ее движения, автора вместе с заместителем главного конструктора по управляемости, Ю.В. Власовым в мае 1967 года командировали на место натурных испытаний торпеды, в Пржевальск на озеро Иссык-Куль.

Более подробно об этой командировке, а также

о командировках 1968 и 1969 годов,

когда задача устранения частной ошибки работы системы управления, для меня переросла в задачу и работу по предъявлению торпеды ССТ-2 флоту, написано в [5].

Последние месяцы 1969 года, вплоть до завершения Государственных испытаний по передаче торпеды флоту, здесь непосредственно руководили работой: старший военпред К.В. Гуревич и Главный конструктор торпеды Д.А. Кокряков.

При этом, подготовка торпед для натурных испытаний и их анализ производилась:

- сборка и снаряжение торпед велись под руководством и контролем местного заводского инженера Чаленко Андрея Н.;

- сборкой двигателя и пуско-регулирующих агрегатов руководил непосредственно главный конструктор Д.А. Кокряков;

- за подготовку приборов управления ходом торпеды отвечал А.Б. Александров, то есть я, обеспечивая при этом контроль их функционирования в торпеде и взаимодействие с аппаратурой самонаведения.

Контроль всех действий при этом обеспечивался бригадой военных представителей во главе с К.В. Гуревичем.

Здесь также вспомню, что в процессе создания и передачи на флот этой, одной из самых мощных, торпеды, мне, вместе с коллективом ее создателей, пришлось не только участвовать в устранении тех или других неполадок, но и наблюдать опасные аварии на торпеде.

Было очевидно, что во избежание трагедий, подобных случившейся в 2000 году на подводном крейсере «Курск», при эксплуатации этого типа торпед необходимо предусматривать повышенный контроль за соблюдением норм техники безопасности.

Забугорный» быт.

Бытовых проблем избежать нигде и никогда бывает не возможно, в том числе и в командировках на Иссык-Куле.

В командировках рабочий день был всегда фактически ненормированным. Довольно часто немалые периоды жизни командированного народа проходили в цехах и в «морях» только с кратковременными вылазками из них, чтобы выспаться в своей постели. Обедали, завтракали и ужинали также, как правило, в заводских, столовой, или буфете. Но, конечно, бывали, как и у всех трудящихся, также выходные дни и свободные вечера. Только при этом, в отличие от нормального образа жизни, в командировке у труженика не было семейных близких, которые бы о нем заботились, а он бы о близких. И этот фактор определял специфику быта командированного труженика.

Это с одной стороны. С другой стороны – каждая командировка приводила человека в интересное, невиданное им до этого, место. И этот фактор также определял специфику быта командированных сотрудников.

Специфику быта в командировке на Иссык-Куле постараюсь описать ниже. Итак:

- Год 1955.

В первой командировке на Иссык-Куле я поселился в одноэтажном здании барачного типа на восточной стороне заводского поселка.

В комнате со мной находилось еще трое – четверо командировочных. Это были рабочие, командированные сюда из Ленинграда и Киева. Одного из них, Петю Брыкина, я знал еще с 1952 года, с Феодосийской командировки. У меня с ним складывались неплохие рабочие и товарищеские отношения. Он и другой его молодой соратник на заводе и в поселке уже были старожилами и держались они вместе. Других знакомых у меня здесь не было.

А.С. Мнекин, с которым я сюда прилетел из Ленинграда, также был здесь уже старожил и, человек он уже пожилой, и весьма положительный, свободное время проводил целиком в общении со своим квартирным хозяином, с которым был знаком еще с прошлого года.

Рабочие обстоятельства в этой первой моей командировке на Иссык-Куль сложились такими, что работа моя была вне рабочего коллектива. Поэтому я был предоставлен сам себе, как на работе, так и в свободное от нее время.

Конечно, мне было очень интересно поближе познакомиться с поселком, изучить его окрестности и местность, в которую меня занесла моя «торпедная жизнь».

В первые же дни, я обошел все местные достопримечательности. О результатах этого осмотра я уже сообщил выше. Но сколько времени можно все это рассматривать?

Поселок Пристань в этом смысле не сравнить, к примеру, с командировкой в Феодосию, городом хотя и небольшим, но в котором существовали музеи, кино, морские пляжи, рестораны и многочисленные небольшие харчевни, город сохранивший следы бурной многовековой и недавней истории и множество других интересных моментов.

А тут!

В одиночестве и без компании красота природы через день становится почти обычным явлением, и все разнообразие жизни сводится к ежедневным походам по "гальюнштрассе", на работу и обратно. И так изо дня в день, из месяца в месяц! Поневоле тут или запьешь, или иначе свихнешься!

Я, все-таки, старался исследовать окрестности. Сначала проверил, что собой представляет берег Иссык-Куля на запад от Пристани.

Для этого я отправился

Вечерами после работы.

А что было делать людям по вечерам в конце рабочего дня?

Семьи и родные у всех были оставлены очень далеко - "за Бугром", за тысячи километров!

Уже давно, повседневных хозяйственных забот - практически никаких!

В поселке и вокруг все, не то что осточертело, а, как говорят, "обрыдло"! На весь поселок одна знаменитая "гальюнштрассе", с которой - и свернуть-то некуда! И так изо дня-в день одно и то же!

Правда те, кто это любит, много времени тратили на художественную литературу, благо в те годы Фрунзенское книжное издательство выпускало множество интересной художественной литературы, которая в Российских столицах не выпускалась.

Для любимых жен и детей все закупали какое-нибудь экзотическое "шмутье" и другое.

Хорошего кинотеатра, или клуба, в те годы на Пристани тоже не было. Наверное поэтому, и поскольку все жили в те годы в одном общежитии-гостинице, то обычно по вечерам весь коллектив (или почти весь) набивался в какую-либо одну комнату для коллективного ужина. Основу ужина всегда составляли, прекрасно приготовленные, рыбные блюда из деликатесных иссык-кульских рыб. Уж и названия их трудно вспомнить - в других местах таких и не бывает: "маринка", "осман", "чебак", и др..

Вкуснятина была!

Через несколько лет и в Иссык-Куле этих рыб не стало! Их съела форель, которую решили разводить в этом озере. Причем Иссык-кульская форель в этом озере превратилась в очень крупную рыбу, значительно превосходящую своих предков, которыми это озеро заселялось. Как-то, при отъезде из Пржевальска в Питер, от местных браконьеров я получил подарок - выпотрошенную рыбину, которую для перевозки в большом моем чемодане пришлось сложить вдвое!

Итак, коллективный вечерний ужин в "общаге" подходит к концу. Что дальше?

А дальше начиналось

выступление наших"акынов": В.Е. Мясина, Юры Путилова, Милославского ( практиканта-студента). - очень неплохих гитаристов из нашего коллектива.

Обычно играли на гитаре и пели: В.Е. Мясин - наш основной теоретик-гидромеханик, Юра Путилов, представитель киевского завода № 308, на котором делали и готовили приборы управления и регистрации, затем появился с гитарой, проходивший здесь практику, студент ЛКИ.

Если мне не изменяет память, этого студента звали, не то Эвальд, не-то Эдвард, а фамилия его, кажется, была - Милославский. Это был очень музыкальный, в то время, малый с характерной физиономией. К сожалению, он рано умер после тяжелой болезни.

Все остальные дружно подпевали.

Виктор Емельянович Мясин всю войну провел на фронтах артиллеристом. Он играл на гитаре и пел, перемежая эти выступления воспоминаниями.

Помню, как он пел:

- "Загорелый, утомленный!

С автоматом на плечах!

В гимнастерке запыленной

и в армейских сапогах!"

...и т.д.

Слушали его и подпевали обычно очень серьезно. Почти всегда рядом с ним сидел его близкий друг и товарищ Володя Лаврентьев.

Война в то время ото всех нас ушла еще не так уж и далеко. В коллективе было немало и непосредственных участников сражений Великой Отечественной. Воевал Виктор Абрамович Левин, на флоте служил Юра Путилов, и ряд других сотрудников.

Ю. Путилов в основном исполнял озорные куплеты, вроде:

"Проезжий офицер!

Влюбился в швею Нину!

Сломал ей патефон и швейную машину!",

..и т.д.!

Юра был старше меня на год-другой. Это был киевлянин с каким-то одесским уклоном.

Мужчина он был очень видный: под метр-девяносто, с пижонскими черными усиками, а, говорят, что прежде он всех шокировал пышной черной бородищей!

Студент Милославский мастерски исполнял популярные, в то время, песни из студенческого репертуара:

"Стучат вагончики по перегончикам!

Адмиралтейства манит шпиль,

И виден блеск его,

В сияньи Невского!

Сквозь азиатскую жару и пыль!"

Эх, Невский!

Утром, проснувшись,

я обычно делал небольшую пробежку, еще в сумерках, иногда купался.

Отплыв от берега метров 300 – 400, переворачивался на спину и широко открывал рот. Солоноватая, похожая на огуречный рассол, вода сама и почти без усилий вливалась ко мне в живот и пока он не наполнится я оставался на спине. Затем возвращался в «ленинградский» домик, проглатывал стакан – другой кипятку, заедая его бутербродом, и далее, все население нашего дома дружно отправлялось на весь день работать на своей дальней площадке.

Дорога туда составляла несколько километров пешком по крутым холмам, или по воде – катером.

Так день - за днем, месяц - за месяцем и год - за годом проходили мои быт и работа в центре Азии, за тысячи километров от дома и близких.

Землетрясение?

Однажды, глубокой осенью, то ли в 1968 году, или в 1969, нас «тряхнуло».

Было это ночью, когда я крепко спал. В то время со мной в комнате жило еще человек 5 мужиков, командированных сюда из Алма-Аты, наших уже никого не было.

От неожиданного удара всех дружно, почему-то, выбросило из своих кроватей.

В свете тускло горящей электрической лампочки все, кто тут был, сидели на полу, не понимая, как они все тут оказались, но затем решили, что «утро вечера мудренее» и снова залезли в свои кровати – досматривать прерванные сновидения.

Остаток ночи прошел без происшествий, и утром все разошлись по своим работам без особых обсуждений ночного приключения. Один только сказал: «Наверное, здорово все вчера надрались!». А я-то не «надирался» и подумал, что это было землетрясение – такое здесь нет-нет и бывает! Однако дня через три прочел в центральной газете, что Китай в провинции Синьцзян произвел испытание своего ядерного оружия, ну а от нас до Китая здесь рукой подать!

Дружный коллектив «ленинградского» дома. (Ю.В. Власов, А. Шильников, А. Тяпнин, А.А. Панов, А.Б. Шубин, В. Яковлев, племянник А.Д. Кунаева Э. Абдрашидов, и другие). Художественная самодеятельность.

В процессе совместных быта и работы происходило сближение ленинградских, ломоносовских, и алмаатинских сотрудников в едином коллективе.

Так в 1967 в 1968 годах я и Ю.В. Власов долго работали и жили в одной комнате вместе с А. Шильниковым, молодым инженером Ломоносовского филиала. От общения с ним остались только самые приятные впечатления!

Леша при отработке этой торпеды вел анализ ее ходкости и управляемости. Когда-то подобными вопросами на Ломоносовском филиале занимался, трагически погибший В.В. Лаврентьев!

Общительный и с хорошим чувством юмора, Леша в подражание местным аксакалам, начал отращивать небольшую бородку, что начало вызывать проблемы при проверках пропуска на проходных завода. Пришлось нам с ним выходить из проблемной ситуации путем художественного исправления фотографии на пропуске. Сошло.

Запомнилось общение с другим филиальским сотрудником, с А. Тяпниным

А.Т. был инженер, практически проводящий жизнь на отработках перекисной торпеды в дальних командировках. Окончил он, примерно лет десять тому назад, московский энергетический институт и был направлен работать к нам с перекисно-водородными торпедами. Это был очень мягкий, исключительно компанейский, человек.

Вместе с «АТ» закончил тот же московский ВУЗ В.В. Лежнев, но по складу характера Виктор Лежнев был совершенно другой человек. Это был волевой организатор, не поддерживающей «кампанейщину», но коллектива, в то же время, не чурающийся.

Через некоторое время он станет главным инженером филиала.

А.А. Панова, будущего директора филиала, я немножко знал еще до этих командировок.

Частенько к нам в гости, по вечерам “на огонек» заглядывал Эдик Абдрашитов.

Это был парень лет тридцати, окончивший нашу Ленинградскую Корабелку и работающий на Алма-атинском заводе.

Главная его сущность заключалась в том, что это был родной племянник председателя ЦК компартии Казахстана и члена ЦК компартии СССР – Д.А. Кунаева!

Его отец, вполне естественно, также работал кем-то в аппарате ЦК компартии Казахстана.

Одним словом это был представитель клана хозяина республики Казахстан во времена СССР.

Человек он был довольно простой и приятный, без следов заносчивости и высокомерия – обычный тридцатилетний холостой парень.

Ничем серьезным в цеху его не загружали, но лодырем и бездельником он тоже не был: время от времени ему поручали составление небольших документов, он следил за прохождением различных, деловых бумаг и т.п.

По вечерам бывало интересно послушать его о некоторых деталях быта хозяина Земли Казахской и его родни, о том какие подарки дарили его дяде некоторые представители зарубежных государств, как обеспечивалось питание Кунаева и его близких блюдами национальной казахской кухни, и другое.

Любил Эдик подчеркнуть, что очень любит ухаживать за молоденькими девушками, что тоже, конечно, вполне естественно: кто в таком возрасте это не любит делать?

Его кумиром был знаменитый Муслим Магомаев, с которым, по его словам, он был знаком лично!

Эдик считал, что он очень похож на Муслима, но, по-моему, это только его предположение. Он даже гордился тем, что многие песни они с Магомаевым могли исполнять на родном им обоим татарском наречии.

(По-видимому, языки тюркских (татарских) народов имеют много общего).

Как-то Эдик даже похвастался, что однажды в каком-то городке он, по договоренности с Муслином Магомаевым, спел вместо него и публика этого не заметила. Но думаю, что здесь Эдик переборщил: мне его пение скорее напоминало рев Иссык-кульского ишака, когда он чего-нибудь требует. А когда наши совместные вечерние посиделки (вместе с Эдиком) превращались в хоровые, то думаю, что наш хор напоминал совместное хоровое выступление ишаков с козлами, и с прочей нечистью!

Вскоре Эдик с торпедного завода уволился и стал в Алма-Ате директором какого-то местного предприятия. С нашего завода, как мне говорили, он к себе переманил некоторых специалистов инженеров и рабочих.

Между прочим, изредка среди певцов попадались и очень неплохие исполнители. Вспоминается один алма-атинский слесарь – наверняка по каким-то своим личным причинам он сменил профессиональную певческую жизнь и перешел в слесари: и его голос и репертуар, заставляли так думать.

Я запомнил из его репертуара исполнение романса: «Раздаются тары-бары, в село въехали гусары …».

Этот же романс в исполнении Дятлова – гораздо слабее!