После рабочего дня, особенно осенью, или зимой,

 когда становилось скучно проводить время наедине с самим-собой, командировочный народ собирался компанией в одной из комнат нашего «ленинградского» дома.

В соответствии с индивидуальными наклонностями участников той или иной посиделки последние всегда носили свой индивидуальный характер.

В 1967, когда я в эту командировку по торпеде ССТ-2 впервые приехал с уже старожилом работ по этой торпеде, Ю.В. Власовым, это была компания из сотрудников ломоносовского филиала и алмаатинцев. Чаще других здесь бывали: А. Тяпнин, А.А. Панов, В. Яковлев, А.Шильников, А.Б.  Шубин, Э. Абдрашидов,  и другие, кто - уже не помню.

В зависимости от настроения и состава посиделки могли носить различный характер: иногда это было продолжения обсуждения рабочих проблем, иногда житейских, играли в шахматы, нередко участники посиделок начинали соревнования, вспоминая свое спортивное прошлое.

При этом, однажды, был сломан казенный стул, и, чтобы скрыть следы преступления, на пляже под окнами дома он был сожжен, а его пепел надежно зарыт в песок.

Какая бы компания у нас не сидела, обычно, в любое время года перед сном я выскакивал из дома, чтобы нырнуть и побарахтаться в озере.

 Человек 5, или больше, составляли мне компанию и, почти всегда, среди них был сотрудник филиала А. Тяпнин.

Для ныряния и купания ночью мы обычно использовали пирс.

Отсюда до нашего дома было недалеко, так что свет из окон нашего дома освещал резвящихся в воде, поэтому, как-то раз, во время купания Тяпнин задал мне вопрос:

- Сколько времени мы уже тут плаваем?

Я посмотрел на левую руку и ответил ему:

- 20 минут уже есть!

После этого диалога все дружно рассмеялись, вылезли из воды, и пошли спать. Водонепроницаемых часов тогда еще в продаже не бывало.

На другой день про этот случай узнал на заводе местный рабочий, «левша», только не «русский левша», а узбек. Он взял у меня эти часы, марки «Победа», и сказал, что попробует их исправить. Еще через сколько то время, эти часы снова были у меня и еще долго работали, но, примерно через пол года на них была обнаружена надпись, сделанная мельчайшими буквами: «made in пржевальск».

 Так, или примерно так, проходил вечером перед сном час - другой.

 

Утром, проснувшись,

 я обычно делал небольшую пробежку, еще в сумерках, иногда купался.

Отплыв от берега метров 300 – 400, переворачивался на спину и широко открывал рот. Солоноватая, похожая на огуречный рассол, вода сама и почти без усилий вливалась ко мне в живот и пока он не наполнится я оставался на спине. Затем возвращался в «ленинградский» домик, проглатывал стакан – другой кипятку, заедая его бутербродом, и далее, все население нашего дома дружно отправлялось на весь день работать на своей дальней площадке.

Дорога туда составляла несколько километров пешком по крутым холмам, или по воде – катером.

Так день - за днем, месяц - за месяцем и год - за годом проходили мои быт и работа в центре Азии, за тысячи километров от дома и близких.

 

Землетрясение?

Однажды, глубокой осенью, то ли в 1968 году, или в 1969, нас «тряхнуло».

 Было это ночью, когда я крепко спал. В то время со мной в комнате жило еще человек 5 мужиков, командированных сюда из Алма-Аты, наших уже никого не было.

От неожиданного удара всех дружно, почему-то, выбросило из своих кроватей.

В свете тускло горящей электрической лампочки все, кто тут был, сидели на полу, не понимая, как они все тут оказались, но затем решили, что «утро вечера мудренее» и снова залезли в свои кровати – досматривать прерванные сновидения.

Остаток ночи прошел без происшествий, и утром все разошлись по своим работам без особых обсуждений ночного приключения. Один только сказал: «Наверное, здорово все вчера надрались!». А я-то не «надирался» и подумал, что это было землетрясение – такое здесь нет-нет и бывает! Однако дня через три прочел в центральной газете, что Китай в провинции Синьцзян произвел испытание своего ядерного оружия, ну а от нас до Китая здесь рукой подать!

 

Дружный коллектив «ленинградского» дома. (Ю.В. Власов, А. Шильников, А. Тяпнин, А.А. Панов, А.Б. Шубин, В. Яковлев, племянник А.Д. Кунаева Э. Абдрашидов, и другие). Художественная самодеятельность.

В процессе совместных быта и работы происходило сближение ленинградских, ломоносовских, и алмаатинских сотрудников в едином коллективе.

Так в 1967 в 1968 годах я и Ю.В. Власов долго работали и жили в одной комнате вместе с А. Шильниковым, молодым инженером Ломоносовского филиала. От общения с ним остались только самые приятные впечатления!

Леша при отработке этой торпеды вел анализ ее ходкости и управляемости. Когда-то подобными вопросами на Ломоносовском филиале занимался, трагически погибший В.В. Лаврентьев!

Общительный и с хорошим чувством юмора, Леша в подражание местным аксакалам, начал отращивать небольшую бородку, что начало вызывать проблемы при проверках пропуска на проходных завода. Пришлось нам с ним выходить из проблемной ситуации путем художественного исправления фотографии на пропуске. Сошло.

Запомнилось общение с другим филиальским сотрудником, с А. Тяпниным

А.Т. был инженер, практически проводящий жизнь на отработках перекисной торпеды в дальних командировках. Окончил он, примерно лет десять тому назад, московский энергетический институт и был направлен работать к нам с перекисно-водородными торпедами. Это был очень мягкий, исключительно компанейский, человек.

Вместе с «АТ» закончил тот же московский ВУЗ В.В. Лежнев, но по складу характера Виктор Лежнев был совершенно другой человек. Это был волевой организатор, не поддерживающей «кампанейщину», но коллектива, в то же время, не чурающийся.

Через некоторое время он станет главным инженером филиала.

А.А. Панова, будущего директора филиала, я немножко знал еще до этих командировок.

Частенько к нам в гости, по вечерам “на огонек» заглядывал Эдик Абдрашитов.

Это был парень лет тридцати, окончивший нашу Ленинградскую Корабелку и работающий на Алма-атинском заводе.

Главная его сущность заключалась в том, что это был родной племянник председателя ЦК компартии Казахстана и члена ЦК компартии СССР – Д.А. Кунаева!

 Его отец, вполне естественно, также работал кем-то в аппарате ЦК компартии Казахстана.

Одним словом это был представитель клана хозяина республики Казахстан во времена СССР.

Человек он был довольно простой и приятный, без следов заносчивости и высокомерия – обычный тридцатилетний холостой парень.

Ничем серьезным в цеху его не загружали, но лодырем и бездельником он тоже не был: время от времени ему поручали составление небольших документов, он следил за прохождением различных, деловых бумаг и т.п.

По вечерам бывало интересно послушать его о некоторых деталях быта хозяина Земли Казахской и его родни, о том какие подарки дарили его дяде некоторые представители зарубежных государств, как обеспечивалось питание Кунаева и его близких блюдами национальной казахской кухни, и другое.

Любил Эдик подчеркнуть, что очень любит ухаживать за молоденькими девушками, что тоже, конечно, вполне естественно: кто в таком возрасте это не любит делать?

Его кумиром был знаменитый Муслим Магомаев, с которым, по его словам, он был знаком лично!

Эдик считал, что он очень похож на Муслима, но, по-моему, это только его предположение. Он даже гордился тем, что многие песни они с Магомаевым могли исполнять на родном им обоим татарском наречии.

(По-видимому, языки тюркских (татарских) народов имеют много общего).

Как-то Эдик даже похвастался, что однажды в каком-то городке он, по договоренности с Муслином Магомаевым, спел вместо него и публика этого не заметила. Но думаю, что здесь Эдик переборщил: мне его пение скорее напоминало рев Иссык-кульского ишака, когда он чего-нибудь требует. А когда наши совместные вечерние посиделки (вместе с Эдиком) превращались в хоровые, то думаю, что наш хор напоминал совместное хоровое выступление ишаков с козлами, и с прочей нечистью!

Вскоре Эдик с торпедного завода уволился и стал в Алма-Ате директором какого-то местного предприятия. С нашего завода, как мне говорили, он к себе переманил некоторых специалистов инженеров и рабочих.

Между прочим, изредка среди певцов попадались и очень неплохие исполнители. Вспоминается один алма-атинский слесарь – наверняка по каким-то своим личным причинам он сменил профессиональную певческую жизнь и перешел в слесари: и его голос и репертуар, заставляли так думать.

 Я запомнил из его репертуара исполнение романса: «Раздаются тары-бары, в село въехали гусары …».

Этот же романс в исполнении Дятлова – гораздо слабее!

 

⇐ Предыдущая12345678

Поделиться: