Сразу после похорон, кто это знает, чего ей в голову взбрело, посадила Татьянина дочь две малюсенькие березы. Как правило, деревья на могилах не сажают.

Пока деревья были маленькими, никто на них не обращал внимания. А потом, когда они чуть ли не за один год вымахали в высоту и приосанились, люди, ухаживающие за соседними могилами, стали роптать. И видимо, не найдя должного понимания, взяли и подрубили березы почти под корень. Березы поболели немного, а потом снова принялись расти. Года не прошло, а они вымахали выше прежнего. Их снова обкорнали почти до основания. И снова, березы вопреки ожиданиям, выжили. И что удивительно, с каждым разом прижимались стволами все ближе и ближе. Пока не переплелись окончательно. Так, в конце концов, от них и отстали. Может, суеверный страх на людей так подействовал. А может, слова дочери, которая пообещала лично отрубить топором голову тому, кто хоть пальцем прикоснется к деревьям. В Лопуховке оно так!

Не мешало бы к Вовке Ханаскину сходить, траву прополоть. Такая родня была! А теперь и траву на могилке прополоть некому. Э –хе – хе –хе! Но, наверное, в другой раз. Как кладбище разрослось за последнее время. На погосте больше знакомых, чем в Лопуховке. Пора уж и самой видно сюда потихонечку перебираться.

Вот могилка родителей Вовки Котова, по-уличному - Марноса. Не обманул Вовка Бабаню, навел порядок. Поставил новую оградку, столик со скамеечкой сладил, бурьян выполол. «Улыбается» могилка. Улыбнулась и Бабаня. Уж и не знаю, кому больше угодил Вовка, своим покойным родителям, или ей. Вот и Шурка, со своим Василичем рядышком, упокоены. Почитай, на всех могилках пусть и скромные, у кого деревянные, у кого металлические, оградки. Павел Васильевич пожелал, что бы его без оградки похоронили. И так почитай половину жизни за «забором» провел. Первую ходку, за колючую проволоку, сделал еще до войны. Десять лет ему тогда впаяли, за нанесение оскорбления власти. Облил прилюдно председателя чернилами. А чего же делать, если он слов не понимает! Вернулся в пятьдесят третьем, после всеобщей амнистии. Пару годков послонялся по селу и снова за проволоку. На этот раз, продал за четверть первача, делянку казенного леса. Но не отнять, очередной «червонец» отсидел добросовестно. В последние годы, по причине плохого здоровья, на подвиги его не тянуло.

А вот и Георгиева могилка. Не бог весть, какие монументы с оградами. Не чета помпезным надгробиям «новых русских». Но все по уму. И надгробие, и оградка. Холмик по бокам дерном обложен. Цветы Маринка каждый год сажает. Вроде бы и ни к чему ворошить, вечный сон Георгия, тревожить. Но раз так получилось, чего же возражать. Все - таки родной сын Георгия подсуетился, такую оградку привёз!

 

 

Глава 9

ПРИВОРОТНОЕ ЗЕЛЬЕ

       В конце июня самое время собирать чабрец. Он еще, в наших местах по-народному, Богородской травой зовётся. И в грудные сборы входит, и детям при повышенной возбудимости давать рекомендуют, и при бессоннице первейшее средство. К тому же, это отличный медонос. В пору его цветения, по утверждению пчеловодов, у пчелы реже возникает желание, вонзить в наше мягкое место и не только туда, своё вездесущее жало. На Цыгановом пчельнике этого чабреца столько, что хоть косой его коси. Скотина спокойнее себя ведёт, сено с чабрецом, хрумкая. Однако, с той поры, как цыгана вместе с кузницей здесь сожгли, так ни у кого больше, с пчёлами, ничего путного не получилось. В других местах, без проблем, а здесь, хоть убейся, не роятся пчелы и все. Говорят, когда его хоронили, пчёлы, словно сбесились. Даже, на кладбищенских вётлах, улетевшие пчелиные рои видели. И потом, до самой осени, пчелы только и делали, что роились. Год очень жаркий был. Запасли пчёлы мёда, только – только перезимовать. И тот, почти весь выкачали. Зима же, наоборот холодной, как никогда, была. К тому же, еще и очень ветреной. Снег до конца апреля следующего года на полях лежал. Не выжила ни одна пчелиная семья. Проклятью цыгана, всё приписали. А чего на других пенять, когда у самих руки, простите, из того самого места растут, из которого ногам подобает начинаться. Столько уж лет прошло, но не зарастает пчельник лесом. Так и стоят полуразвалившиеся постройки, среди огромной поляны, грустным напоминанием людской глупости и не благодарности. Хотим мы, чтобы всё нам на блюдечке подано было. А когда нам, всё что желали, на этом самом блюдечке подаётся, ещё и недовольны. Не то мол, нам на блюдечке подали. А если это хлеб насущный? Всё равно не то, потому что его, еще и жевать самому, оказывается, нужно. Один раз в жизни «птица удачи» к человеку наведывается. Прилетела – хватай её за хвост, не ленись. Поленился, что же, на зеркало пенять, да на других пальцем указывать…. Однако, и здесь все не так гладко. Столько завистников и доброжелателей найдется. Сто раз покаешься, что пусть и за пустяшное, но каким-то боком противоречащее общему мнению дело, примешься. Семеныч, как хотел здесь ульи поставить, не разрешили. Наши же Лопуховские, первыми и были против. Местных миллионщиков нам, мол, еще не хватало! А кому же, как ни ему здесь, чем-то заниматься? У него же, здесь все свое. Начиная с собственных тритонов и лягушек в роднике, про которых он в детские годы, все уши прожужжал. И кончая собственными грибными и ягодными местами.

 - А у него сегодня день рождения. Как же я забыла! – неожиданно для себя встрепенулась Маринка, еще утром пришедшая на пчельник за чабрецом, да так и не выбравшаяся из плена ностальгических воспоминаний. Чувствуя, как внезапно заныло у неё сердце, на душе почему-то так тревожно и муторно стало! Уж не случилось ли чего? Бабаня постоянно про него спрашивает. Снится ей Семёныч плохо. То, кровавые куски мяса перекладывает, то и того хуже.

 - Хороший мужик - говорит Бабаня - правильный. А вон как жизнь у него в одночасье перевернулось.

А она и сама ничего не знает. Получила в начале года письмо и больше ни строчки. Никому не писал Семёныч писем, а ей писал. Просто так, по старой дружбе. Чаще всего коротенькие записки. А иногда, когда видно совсем плохо было, на нескольких листах душу изливал. Странные это были письма. Иногда, исписанные листы в конверте лежат. А иногда, распечатает она конверт, а там чистые тетрадочные листочки. Догадайся, мол, сама! А она, при каждом удобном случае, про жену его упоминает. Нет, не из вредности. Просто, чтобы знал, что и она его упёртости не приветствует и в любом случае, будет на Алёниной стороне. Если же фотографии в Маринкином письме окажутся, то обязательно среди других жителей села, жену свою обнаружит. Не отдельно, а так, лёгким напоминанием о прошлой жизни. Если бы знала она, что так ещё больнее. А если всё – таки знала? Понял в конце концов Семёныч, что это обыкновенный женский заговор и перестал писать.

И не успела она об этом подумать, ноги сами понесли её к старой караулке, которая находилась на противоположной стороне оврага. В своё время, цыган и Семёнычева бабушка рядом жили, одним родником пользовались. И ой – ли, по-молодому – то делу….

⇐ Предыдущая54555657585960616263Следующая ⇒

Поделиться: