Как похудеть – совет № 29

Будь безрассудной

 

В тот момент, когда Антея принимается отвечать на вопрос моей матери, появляется реклама, и тут же звонит мой мобильный телефон. Я механически беру трубку, не в силах оторвать взгляд от экрана со скачущими в абсолютно непромокаемых памперсах счастливыми и хорошенькими малышами. После них, наверное, покажут какую‑нибудь женщину, карабкающуюся на Эверест, которая скажет, что никогда не позволяет критическим дням мешать нормальному течению ее жизни.

– Орла. – В трубке раздается злобный голос Майка Литтлчайлда. – Что происходит? Какого черта звонит твоя мать? Ты что, хочешь все испортить?

– Это я хочу все испортить? – не выдерживаю я. – Я, значит! Я только что видела, как ваша белобрысая пустышка вела себя на телевидении как последняя дрянь, при этом называясь моим именем! А вам еще хватает дерзости говорить, что это я хочу все испортить!

Финн и Лиз испуганно смотрят на меня, Финн медленно выливает остаток водки в мой стакан и подает мне. Он берет куртку и шепчет Лиз, что собирается купить еще одну бутылку водки. Лиз дает ему десятифунтовую банкноту.

– Джайлс считает, что все прошло отлично, – огрызается Майк, – для первого раза.

– Отлично? Вы хоть смотрели это чертово шоу? Она вела себя как последняя дрянь. Сначала она оскорбила ведущих, затем публично унизила позвонивших и посмеялась над их проблемами. И это вы называете «отлично»? – Я снова глотаю водку. Может, в будущем я стану заливать ею хлопья – вместо молока. Она и впрямь придает мне решительности.

– Я спросил об этом у Джайлса. – Майк перешел в оборону. – Он говорит, что Антея переняла манеру Энн Робинсон. Она стала сильной и терпеть не может всякую чушь. Это новый стиль. Людям нравится, когда их оскорбляют. Толстым нравится, когда им говорят, что они сами во всем виноваты. Они – слабое звено. Антея ведет себя в рамках нового имиджа.

– Это вы по голосу услышали, что им понравилось?! – ору я на Майка. – А мне так не показалось! Мне показалось, что им было больно и обидно, но, может быть, у меня слишком доброе сердце.

Я слышу, как у него звонит другой телефон, и Майк, извинившись, отвечает на звонок.

– Это был Джайлс. В следующей порции новостей Антею уже не покажут. Далее у них по плану репортаж о том, как в Кенте спасли персидского кота‑призера, забравшегося на дуб, который растет там еще с шестнадцатого века. Они решили сразу перейти к этому сюжету, – сообщает он.

– Нас вытеснил персидский кот! С ума сойти! Какое чудное будущее открывается перед проектом «Легче перышка»! – рявкаю я в трубку.

– Должен признать, Орла, ваше поведение крайне меня разочаровывает. Какой отрицательный настрой. Я думал, что такая женщина, как вы, поймет, насколько важно поднять имидж проекта. Энн Робинсон – темпераментна. И Антея будет темпераментной.

– Не знаю, сможете ли вы меня понять, но она отнюдь не была темпераментной. Ее даже бревном с трудом можно назвать. Она была гадкой, злой и очень грубой. Антея предстала перед зрителями полной противоположностью того, как веду себя я, когда беседую с клиентами в чате. Разве вы не помните, ваша жена рассказывала вам, что я сочувствую тем, кто хочет сбросить вес? Антея – нет. Она дала им понять, что презирает их.

– И тем не менее, – выпаливает Майк, пытаясь сменить тему разговора, – вы так и не ответили на мой вопрос. Какого черта ваша мать позвонила на передачу?

– Она позвонила, чтобы поговорить со своей дочерью.

– Но это была не ее дочь, – говорит он в замешательстве.

– Я знаю.

– А она не знала? Вас что, удочерили?

– Нет. – Я падаю в кресло в полном изнеможении. – Я не говорила ей о том, что это буду не я. Видимо, она позвонила, чтобы выяснить, что происходит.

– Не сказали ей? Почему? – Он смущается еще больше.

– Потому что вы сами попросили меня держать соглашение в тайне, – бормочу я.

– Но ведь не от вашей матери, черт возьми! – рявкает он. – Есть конфиденциальность перед клиентами, а есть элементарная глупость. Неужели вы думали, что она не заметит?

– Нет, – отвечаю я, – я собиралась рассказать ей после шоу. Не думала, что она станет звонить.

– А она позвонила. Могло произойти непоправимое.

– Непоправимое? Я думала, непоправимое произошло еще до звонка моей матери. – В отчаянии я качаю головой. – Вы и цифры так складываете? Что в итоге ноль выходит.

– У вас нет повода для такой реакции, – парирует Майк. – Специалисты «Абакус Венчурс» смотрели утреннее шоу и остались довольны. Любая реклама – хорошая реклама.

– Неужели? – зло бросаю я. – Что ж, посмотрим, что об этом думают мои клиенты. – Я швыряю трубку.

Лиз смотрит на меня. Встревоженно. Она боится, что мое будущее интернет‑магната умерло, даже не родившись.

– Хорошо, что я не успела подать заявление об уходе, – тихо говорю я. – Иначе все было бы еще хуже.

Снова звонят на мобильный. Это Джастин из «Белья‑Невидимки».

– Орла, вы уже ушли из студии? – шепотом спрашивает он.

– Э, да.

– Я только что смотрел передачу, – заявляет он. Короткое предложение, но им все сказано.

– И?

– Вы ни слова не сказали про трусы. Вы обещали сказать про трусы! – кричит на меня он. – Как, по‑вашему, мы увеличим продажи, если даже не пользуемся шансом дать рекламу? «Доброе утро» – идеальный шанс! Эту программу смотрит множество женщин, у которых зад висит до колен. Им нужны наши трусы.

– Простите, – вяло говорю я. – Совсем забыла. Что‑нибудь еще? – Можно разобраться со всем сразу.

– Ну, как бы это сказать, чтобы вы не поняли меня превратно? – Он смолкает, чтобы обдумать свои слова. Я слышу, как он постукивает карандашом, раздумывая, как бы лучше мне об этом сказать. – Я представлял вас немного иначе. Поменьше ростом, наверно, полнее, если вас это не оскорбит.

– Нет, что вы, – вздыхаю я.

– Вот еще, у вас был другой голос. Вам не ставили дикцию перед шоу?

– Да, – лгу ему. – Так и было.

– Гм‑м, я так и подумал. – Он делает паузу. – И думаю, вы вели себя несколько грубо с тем последним беднягой.

– Я знаю, – снова лгу. А что еще остается? – Обещаю, что в следующий раз я обязательно скажу про «Белье‑Невидимку». Слово скаута.

– Вы бы стали для наших трусов отличной рекламой, – признается он. – По вам и не скажешь, что вы были в них. Такой плоский живот; эти трусы и впрямь творят чудеса, не так ли?

– Да, спасибо, Джастин. Я еще позвоню вам на этой неделе, хорошо? – кладу трубку. Входит Финн с новой бутылкой. – Давай сюда, Финн. Ну что? – поднимаю бутылку и показываю им. – На троих?

– Мама звонила? – спрашивает Финн, когда я разливаю водку.

Лиз просит меня оставить немного, на тот случай, если вдруг водка понадобится нам позже.

– Еще нет, – отвечаю я. От одной мысли о разговоре с мамой у меня сосет под ложечкой.

– Загляну в чат. Может, там кто‑нибудь есть, – говорит Финн, направляясь к столу, на котором стоит мой компьютер. – Посмотрю на реакцию людей.

Слежу за тем, как Финн заходит на сайт и открывает чат. Лиз бормочет в трубку мобильного телефона – пересказывает Джейсону происшествия последнего часа. Я различаю слова «невероятно груба» и «унизительно», но вдруг она свирепо кричит в трубку: «Нет!» Она улыбается мне, ей неловко.

Тут Финн говорит:

– В чате Сесилия.

– И?

– Гм, кажется, она не в лучшем настроении. Она считает, что ты водила всех за нос. Что все это время ты была худой и всего лишь играла роль. Она чувствует себя обманутой.

– А ты что ответил?

– А что я могу ответить? – Финн пожимает плечами. Я сказал ей правду. Сказал, что раньше ты была толстенной.

Спасибо.

– Помогло?

– Не очень. Она говорит, что теперь ты у нее ассоциируешься с сотрудницами ее мужа в Сити. – Он замечает мое искаженное ужасом лицо. – Не волнуйся, сестричка. Я поговорю с ней, она изменит свое мнение. Вот увидишь. – Он подмигивает. – Ко времени вашей обычной онлайн‑сессии она уже обо всем позабудет.

Гм‑м. Я знаю, что Финн стал буддистом и все такое, но я не верю, что он научился творить чудеса. Я благодарно улыбаюсь ему, хотя понимаю, что он решился на трудный бой.

Раздается телефонный звонок. Лиз, Финн и я переглядываемся. Все думаем об одном и том же. Это моя мать. Она подавлена и расстроена.

– Орла, – тихо произносит она. – Что происходит?

– Мам, – говорю я, – прости. Я хотела тебе рассказать.

– Я чувствовала себя набитой дурой, когда во время рекламной паузы эта девица сказала мне положить трубку. Что она понятия не имеет, кто я такая. И еще у нее хватило наглости сказать мне, мне, твоей матери, что я с приветом. Будто я позвонила, просто чтобы поиздеваться над ней. – Ее голос дрожит, и я слышу, как она пытается сдержать глухое рыдание. – Почему ты мне не сказала, что на шоу будешь не ты? Что сегодня будет какая‑то другая девушка, которую тоже зовут Орла Кеннеди?

– Но эта другая девушка была мной, – признаюсь я. – Они посчитали, что она будет лучше выглядеть на телевидении.

– Как она могла быть тобой? Она говорит о сексе на всю страну. Какой ужас. Ты воспитана совершенно иначе. Тебя не учили публично говорить о сексе. Что скажут монахини? – Она плачет, чувствуя унижение от одних воспоминаний. – А как она обошлась с теми людьми! Я сгорала от стыда. Мне было стыдно даже подумать о том, что она моя дочь.

– Мне тоже, мама. Мне тоже.

– А твой отец…

– Я не хотела никого расстраивать.

– Он ушел на «Яхту», ему так неловко, представь: последние несколько дней все покупали ему пиво, чтобы отпраздновать твое появление на телевидении. Что ему делать теперь?

Обойтись без бесплатной выпивки. Я злюсь на своего отца. Это так свойственно ему – наживаться на моем «появлении».

– Когда они сообщили тебе, что на телевидении вместо тебя будет другая девушка?

О, это вопрос на миллион долларов. Шанс сознаться во всем. Очистить совесть. Но я не могу, не могу. На глазах у Лиз и Финна я веду себя как последний трус.

– За несколько минут до начала, – мямлю я в трубку. – У меня даже не было времени позвонить тебе.

Финн качает головой и вздыхает. Неодобрительно.

– Ну хоть так. Теперь я смогу сказать Фил‑лис, которая живет на нашей улице, что это не твоя вина, – отвечает мама. – Она так завидует, можешь себе представить.

– Да?

– Да, из ее детей толка не вышло. У нее даже внуков нет. Она сказала Марселле, что сыта по горло моим хвастовством об успехе дочери в Лондоне. К тому же она понятия не имеет, что значит «специалист по связям с общественностью», а когда я рассказала про твой веб‑чат и про то, что ты появишься на телевидении, то, да простит меня Бог, она просто вся позеленела. Но я не могла сдержаться. Я так гордилась тобой. Мне так жаль, что сегодня тебе не повезло. Знаешь, пожалуй, закончим этот разговор. Мне нужно позвонить в кучу мест, чтобы объяснить ситуацию. Ну и теперь, наверное, я могу сдать видеомагнитофон обратно в магазин. Нам с отцом он не нужен. Пока, дорогая. – Она кладет трубку. Я чувствую себя последней негодяйкой.

Вот так мы и сидим. Пьем водку. Мы с Лиз смотрим в никуда, Финн стучит по клавиатуре. В течение часа я размышляю о том, что сказала мама, и в конце концов Лиз мирится с тем, что о ее свадьбе в «Хелло!» скорее всего ничего не напишут.

Снова звонит телефон. Это Патти. В трубке раздается дикий шум, и я с трудом различаю слова. Виновата плохая связь.

– Орла?

– Да.

– Что ты сейчас делаешь?

– Пью. А ты видела утреннее шоу?

– Да. – Всего одно слово, но говорит о многом.

– Значит, тебе известно, почему я пью.

– Ну зачем ты так. Все не так плохо.

– Спасибо. Ты звонишь, чтобы это сказать?

– Нет, я звоню сказать, что ты должна приехать сюда.

– Что? Куда?

– Бар «Джемми» на Грешам‑стрит. Я отправила за тобой банковскую машину, ты должна сюда приехать.

– Зачем?

– Просто делай, что я говорю. Ой! – У нее в телефоне садится аккумулятор, и ее голос становится все тише. – Приоденься. Встретимся минут через двадцать.

Связь обрывается. Я набираю 1471, пытаюсь дозвониться ей, но отрывистый женский голос сообщает, что телефон, вероятно, выключен.

– Это Патти, – говорю я Лиз.

Финн поднимает на меня взгляд и улыбается.

– Хочет, чтобы мы приехали в бар «Джемми».

– Зачем? – спрашивает Лиз.

– Она не сказала. Просто сказала, что это того стоит.

– Ну тогда я за то, чтобы ехать, – говорит Финн ко всеобщему удивлению. Он встает. – А что мы здесь делаем? Сидим горем убитые? Боимся того, что могло и чего не могло произойти? Тебе нужно выбираться отсюда, Орла. Встретиться с внешним миром. На самом деле, это ведь не ты выставила себя идиоткой на телевидении.

Лиз кивает. Просто не верится. Мой брат иногда способен мыслить разумно.

– Согласна, – говорит она. – Давай собирайся. Такси вызвать?

– Уже едет сюда. – Я пожимаю плечами.

Мы начинаем носиться по квартире и приводить себя в порядок, что оказывается не так уж просто, поскольку мы выпили полторы бутылки водки. Мне даже трудно надеть босоножки. Пальцы меня не слушаются, чтобы застегнуть пряжки, поэтому я швыряю их через всю комнату и засовываю ноги в оранжевые туфли без задников. На фоне черных брюк и черного пиджака они кажутся невероятно яркими. Лиз взъерошивает волосы, чтобы придать себе больше чувственности, и провозглашает свою готовность к выходу ровно в тот момент, когда раздает звонок в дверь.

Спустя четверть часа мы входим в винный бар «Джемми». Всюду сидят банкиры Сити и наслаждаются обеденной выпивкой. Молоденькая официантка в невероятно короткой юбке пропадает в толпе и возникает снова, чтобы принести еду и принять заказ на выпивку. Мы проталкиваемся через толпу и ищем Патти; она сидит в самом конце бара, Патти знакомит нас с двумя молодыми журналистами. Мы заказываем себе три большие порции алкоголя. Патти странно смотрит на Финна, когда тот берет свой стакан. Но улыбается после того, как он шепчет ей: «Особый случай».

– Патти, и что мы здесь делаем? – наконец спрашиваю я.

– Скоро узнаешь, – загадочно говорит она.

– На этот раз дело ведь не в Табите со Свеном? – Оба молодых журналиста с удивлением смотрят на нас. – Не для печати, – бормочу я и машу перед ними пальцем, который двоится у меня в глазах.

– Все намного интереснее, – улыбается Патти. – Думаю, скоро ты сама все поймешь.

Кто‑то трогает меня за плечо, я оборачиваюсь. Это Себастиан. Пьяный. Сильно пьяный. Сконфуженно смотрю на Патти. И поэтому она позвала меня сюда? Жестокий, ограниченный Себастиан.

– Так, полагаю, ты ду‑умаежь, эт‑то было смежно, – сбивчиво произносит он.

Смотрю на него и ничего не понимаю. Лиз и Финн с невозмутимым видом следят за ним. Патти пьет свой напиток. Осторожно посматривает на нас двоих. Ее компаньоны готовы в любой момент вмешаться в наш диалог.

– Что было смешно? – спрашиваю я.

– У‑у‑утром. В ш‑шоу «Доброе утро».

– Нет, думаю, это было совсем не смешно, – спокойно отвечаю я. – Думаю, это было ужасно.

Смотрю на Патти. С отвращением. Дурная шутка. Будто и без того неприятностей на сегодня мало. Но она качает головой и шепчет мне:

– Будь снисходительней.

– Пту, что мне шшовс‑сем не шмешно б‑бы‑ло. – Себастиан ненадолго теряет равновесие, отшатывается назад и возвращается в исходное положение.

Только не говорите, что Марион из Айлворта – его мать. Или, может, Майкл из Уолверхэмптона приходится ему родственником?

– Д‑даже мне о‑о‑обжлось оч дорого.

– Дорого? Ничего не понимаю, – признаюсь я. – А теперь, если ты не против, я бы хотела спокойно выпить со своими друзьями. – Я отворачиваюсь от Себастиана, но он хватает меня за руку.

– Мой бошшш заболел. Оштался д‑дома, в поштели. – Он шатается все сильнее. – И вше утро шмотрел те‑е‑елевизор.

Смотрю на него и пытаюсь понять, куда он клонит. Какое мне дело до его мерзкого босса, который подбил его ходить со мной на свидания? Я пытаюсь стряхнуть с себя его руку.

– И что?

– И он видел Орлу Кеннеди. Шкажи мне, а ве‑едь не так мног женщин п‑имени Орла К‑кен‑неди, а‑а?

– Не много, – соглашаюсь я, все еще не понимая, к чему он ведет, хотя в глубине души я начала догадываться, что происходит. Волна сознания прорвалась вперед. Сквозь водку и душевные треволнения.

– И он шмотрел это. Хотел у‑у‑видеть бо‑о‑ольшую и жирную птаху, с которой вштречался его коллега Шебастиан. Большу‑у‑ую жирную птаху, которая обшлась ему в пять косарей. Только, – размахивает он наполовину пустой кружкой пива перед самым моим носом, – то была не большая и жирная птаха, ш которой вс‑с‑ре‑чался Шебастиан. Эт был кто‑то другой. А он не пверил Шебастиану. И теперь, – он говорит громче, компаньоны Патти встают со своих мест и подходят ближе, – он думает, я его обманул. И хочет деньги обратно. Жавтра. Ш просентами. И что ты об этом думаешь?

Я смотрю на него. Красивое тело. Симпатичное лицо, пусть и красное от избытка алкоголя. По шелковому галстуку стекает капля пива. Как я могла быть настолько слепой? Он ведь словно только что сошел со страниц сказок братьев Гримм.

– Думаю, – улыбаюсь я и убираю его руку с моей, – что это лучшее из всего, что я слышала за сегодняшний день. – И выливаю на него остатки моего напитка.

Себастиан пытается увернуться, но поскальзывается и плашмя падает на пол. Он пытается подняться, но у него не получается, и он снова падает – алкоголь медленно разливается по его телу.

– Однозначно, лучшее.

 

⇐ Предыдущая19202122232425262728Следующая ⇒

Поделиться: