Влияние душевного волнения и пристрастия

⇐ ПредыдущаяСтр 20 из 36Следующая ⇒

До сих пор, анализируя ошибки наблюдения, мы предполагали, что сам наблюдатель беспристрастен и хладнокровен, между тем волнение и пристрастие к предмету должны быть непременно приняты в расчет, так как их влияние на ход и результат наблюдения весьма значительно.

Настроение духа. При каждом душевном волнении, радостном или печальном, сознание наше всегда переполнено представлениями, тесно связанными с причиной настроения. Пока держится аффект, наши мысли не могут уйти далеко от того, что вызвало нашу заботу или радость, гнев или страх; представления же иного характера не проникают в наше сознание. Вследствие этого, как нам о том известно из ежедневного опыта, человек в состоянии аффекта – очень плохой наблюдатель. Хотя на практике бывает довольно редко, чтобы нам приходилось делать наблюдения при сильном волнении, но зато весьма нередко случается, что наблюдение само является причиной аффекта, и нам приходится продолжать его именно в таком душевном состоянии, когда мы менее всего к тому способны.

Аффекты, овладевающие нами в таких случаях, не разнообразны; это суть: напряжение, ожидание, страх и ужас. Эти душевные состояния мы рассмотрим ближе.

Напряженное внимание и ожидание близко родственны между собою. Чувство, называемое напряжением, вызывается сознанием, что имеет произойти нечто нам мало известное. Мы с напряженным вниманием ждем чего‑ то, чего не знаем. Если же наше внимание направлено на известное и определенное, то мы говорим об ожидании. Поэтому можно сказать, что напряжение есть ожидание неизвестного, а внимание, обращенное на предмет известный, есть ожидание. Оба состояния психологически характеризуются усиленной работой внимания. Но так как внимание требует определенного объекта, а «чувство напряжения» как раз не имеет такого объекта, то оно вызывает характерное беспокойство, скачки внимания с одного предмета на другой. При ожидании, напротив, внимание обращено на предмет известный – предмет ожидания; мы мысленно совершенно ясно представляем себе грядущее и только сравниваем образ нашей фантазии с действительностью. Поэтому мы заранее можем сказать, что во всех подобных состояниях неправильности наблюдения зависят от ненормальной функции внимания; вероятность ошибок увеличивается вследствие легкой утомляемости его. После долгого ожидания мы теряем способность сосредоточиться именно тогда, когда явления начинаются.

Поэтому, если в спиритических сеансах слишком долго не появляются манифестации, то можно, наверное, сказать, что присутствующие не заметят самых грубых обманов вследствие утраты способности внимательного наблюдения. Если даже исключить это предположение, то и тогда вышесказанные эффекты очень мешают наблюдению. Беспокойное состояние во время напряженного ожидания ведет к тому, что наблюдаемый феномен появляется именно тогда, когда его менее всего ждут, и драгоценные минуты могут быть упущены, пока зрителю удается сосредоточить внимание. При ожидании, наоборот, когда внимание направлено на заранее определенный пункт, можно легко просмотреть явления, совершающиеся вне его, хотя бы они были очень существенны. В последнем состоянии духа утомление внимания наступает гораздо скорее, чем в тех случаях, когда оно быстро переходит с одного пункта на другой. Наконец, при усиленном ожидании чего‑ нибудь определенного, мы очень легко даем волю фантазии и склонны смешать ее образы с тем, что произошло действительно. Бывает, и весьма нередко, что верующие спириты видят на заседаниях много такого, что не подтверждается более хладнокровными и критически настроенными наблюдателями. И в этом, несомненно, сказывается результат интенсивного ожидания. Многие психологи заметили, что фантастическая картина, на которой долго сосредоточено внимание, приобретает, наконец, такую яркость и осязательность, что при слабом освещении очень легко может быть принята за подлинную действительность.

Так как суждение о времени тесно связано с работой внимания, то легко понять, насколько страдает правильность его при состояниях ожидания и напряжения. Влияние ожидания известно каждому из обыденной жизни: если мы усиленно ждем чего‑ нибудь определенного, то время тянется бесконечно, потому что внимание не может быть очень долго сосредоточено на одном представлении об ожидаемом. Но и повторяющееся ослабление внимания ведет к тому, что продолжительность времени преувеличивается. При неопределенном напряжении время, напротив, летит быстро, потому что внимание, перебегая с предмета на предмет, остается в бодрствующем состоянии.

Чувство страха близко родственно обоим вышеописанным состояниям. Боязнь чего‑ нибудь есть постоянное напряженное ожидание чего‑ нибудь определенного и неприятного. Ввиду того, что страх есть, таким образом, частный случай ожидания, с ним связаны те же ошибки наблюдения, какими характеризуется и ожидание; однако, вероятность ошибок еще увеличивается тем, что ожидание грядущих неприятных и вредных последствий переполняет и обременяет сознание соображениями о способах избежать опасности. Можно себе представить, насколько достоверны будут результаты наблюдений, сделанных при таких обстоятельствах. Когда выясняется, что не было никаких причин опасения, то дальнейшее наблюдение может идти правильно, но первая его часть уже утрачивает всякую ценность. Если же боязливое настроение продолжается, то отчет о событиях всегда преувеличен, потому что заранее созданный образ чего‑ то «страшного» занимает в воспоминаниях место действительности, которая наблюдается лишь поверхностно.

Что касается внезапного испуга, то это состояние духа не столько ведет к ошибкам наблюдения, сколько совершенно лишает человека способности производить какое бы то ни было фактическое наблюдение, подавляя все функции организма, а следовательно, и сознание. При неожиданном внешнем впечатлении или слишком сильном, или связанном с представлением о неизвестной опасности, человек впадает в состояние «шока », оцепенения. Сердце почти останавливается, все мышцы расслабляются. Хотя очень скоро наступает реакция и оцепенение сменяется просто страхом, однако душевные и телесные функции долго не могут прийти в равновесие. Мышцы ослабели и не повинуются волевым импульсам, сердце бьется усиленно, разум «молчит». Конечно, о точных наблюдениях при таких состояниях не может быть и речи; можно получить только беглые впечатления от окружающего; в особенности все размеры оказываются преувеличенными, вероятно, вследствие расслабления глазных мышц. Так как почти невозможно противостоять испугу, когда мы внезапно встречаемся с необыкновенным явлением, то к описаниям всех подобных событий нужно относиться более чем осторожно, как к наблюдениям весьма малоценным.

Рис. 60. Ш. Рише

Пристрастие. Этим термином мы называем такое отношение данного лица к предмету, которое основано не на фактах, но скорее на посторонних соображениях и обстоятельствах. Предвзятое мнение есть самая частая, хотя не единственная причина и форма пристрастия. Если мы расположены к известному лицу, или чем‑ либо ему обязаны, то мы склонны довольно мягко относиться к его даже малокорректным поступкам; если же он нам неприятен, то происходит обратное. Таким образом, наше отношение к нему будет определяться не столько поступками, сколько сложившимся о нем раньше мнением. То же мы видим и при наблюдениях. Здесь пристрастие влияет с удвоенной силой. Иногда, на основании нашего предварительного воззрения на предмет, мы заранее склонны ожидать определенных результатов, и тогда являются на сцену все ошибки наблюдения, свойственные состоянию ожидания, т. е. ожидаемое смешивается с действительностью. С другой стороны, мы получаем наклонность невольно упускать из виду и отстранять все, что не совпадает с предвзятым мнением, чем и объясняется весьма известный житейский факт, что человек видит лишь то, что ему желательно видеть. Поэтому на сеансе убеждений спирит видит духов там, где другие ничего не видят, и отбрасывает все, что ведет к простому и естественному объяснению происшедшего. Но и «неверующий» со своей стороны, заранее убежденный, что «все это один обман», также легко пропустит много интересного и, может быть, необыкновенного. И «за», и «против» одинаково служат источником ошибок: нужно быть вполне беспристрастным, чтобы наблюдать правильно.

Даже в практике чисто научного исследования можно найти достаточно примеров, как наблюдатели, под влиянием предвзятого мнения, видят только то, что соответствует их воззрениям, и совершенно пропускают все противоположное. Приведем пример, взятый из области нашего исследования – истории суеверий. Французский физиолог Рише, на основании некоторых опытов, о которых мы поговорим впоследствии, пришел к убеждению, что передача мыслей одного лица другому возможна и на большом расстоянии; в доказательство того, что подобное явление бывает не только при искусственной обстановке, но и случайно, без ведома участников, он приводит следующий факт. «Утром 9‑ го февраля 1885 года я отправился в контору редакции моего журнала для обычных занятий. На углу двух улиц я увидал на противоположной стороне профессора Лакассань из Лиона, приезжающего в Париж не чаще одного‑ двух раз в год. Две недели тому назад он прислал статью в мою «Revue scientifique». Увидев его, я было собрался перейти улицу, чтобы поздороваться с ним, но затем оставил это намерение, полагая, что он непременно зайдет в контору редакции; при этом мне бросилось в глаза, насколько проф. Л. походит на г‑ на Л., моего знакомого глазного врача. Придя в редакцию, я виделся с разными лицами и почти забыл о встрече, когда вдруг в 10¹/₂час. мне подали визитную карточку профессора Лакассань, что меня после всего сказанного, конечно, не удивило. Лишь только он вошел в комнату, я немедленно увидал, что встреченное мною утром лицо было не профессор Лакассань. Я спросил его, находился ли он в 9 часов утра в указанном месте, но он отрицал это, так как был в это время в другом конце города. Каким образом я мог видеть там проф. Лакассань? Прохожий, обративший мое внимание, был блондин высокого роста, тогда как проф. Л. роста среднего и имеет темные волосы». Рише верит в передачу мыслей и потому в самом обыденном происшествии усматривает нечто мистическое, что подтверждает правильность его взгляда, и упускает из виду при этом все побочные обстоятельства, объясняющие факт самым простым способом. Бывали и со мной подобные случаи, но так как я в передачу мыслей не верю, то всегда искал и находил ближайшую причину явления. Рассуждая по собственному опыту, я могу объяснить случай Рише следующим образом: Рише идет в редакцию и размышляет о предстоящих занятиях и между прочим о статье проф. Л. По собственному признанию Рише, существует большое сходство между проф. Л. и д‑ ром Л. Встретив последнего, Рише легко заменяет его мысленно фигурой проф. Л., о котором он только что думал. Так могло быть дело, но мы ничего достоверного утверждать не можем, так как Рише опускает подробности, необходимые для объяснения данного случая; делает он это не с намерением ввести в заблуждение, а потому, что глубоко убежден в возможности передачи мыслей, и эта вера ослепляет его: он относится к делу пристрастно.

Так как вообще нет резкой границы между нормальным и болезненным состоянием, особенно в области психической жизни, то случай с Рише доказывает только, как легко человек, имея предвзятое мнение, просматривает естественный ход вещей; но дело становится гораздо серьезнее, когда случайные и единичные ошибки делаются более частыми и принимают широкие размеры. Если человек до того свыкся с мыслью о мистических событиях, что все обыденные происшествия кажутся ему проявлениями таинственной силы, то его уже нельзя назвать вполне нормальным. При этом мы имеем в виду не невежественных представителей толпы, которые вообще не понимают того, что совершается вокруг них в природе и человеческой жизни, но людей образованных и знающих, имеющих все данные для верных наблюдений и для того, чтобы сделать из них правильные выводы.

В моем распоряжении находятся несколько автобиографий, где авторы рассказывают свои приключения в мистической области. К сожалению, все это чисто частные сообщения, так что я не могу их опубликовать. За исключением одного факта, который, пожалуй, можно считать несколько чудесным, в этих описаниях нет, по моему мнению, ни одного явления, которое переходило бы границы естественного. Но авторы с непоколебимой последовательностью пропускают все, что может повести к простому объяснению «чудесного» и объясняют все со своей мистической точки зрения. Такого рода психическое состояние есть еще не помешательство, но нечто близкое к нему. Под именем «первичного помешательства » (paranoja) психиатры именно и разумеют болезнь, обнаруживающуюся целым рядом систематизированных бредовых идей, тогда как другие области психической жизни находятся в полном порядке. Болезнь поражает исключительно интеллектуальные функции, держится годами в одном положении и может нисколько не влиять на соматическое состояние субъекта. Бредовые идеи зарождаются и держатся без содействия галлюцинаций, обнаруживая, однако, наклонность к захвату все новых и новых областей мышления. Весьма аналогичные симптомы мы наблюдаем и у мистиков. Я не буду нисколько удивлен, если через несколько лет психиатры, познакомившись ближе с развитием современного мистического направления, установят новую форму душевной болезни – paranoja mystica; к сожалению, она, по‑ видимому, неизлечима.

Как выше замечено, пристрастие, т. е. недостаточно объективное отношение, не всегда зависит от предвзятого мнения. Отчет самого беспристрастного наблюдателя может оказаться весьма пристрастным, если между наблюдением и отчетом произошли события, вредящие ясности воспоминаний. Это, напр., бывает неизбежно, когда несколько человек сообщают об одном и том же событии, причем каждый слушает рассказ других. Два лица никогда не сделают вполне одинаковых ошибок наблюдения, а потому, как я впоследствии не раз убедился, составленные независимо друг от друга, отчеты никогда не совпадают. Если же событие описывается в присутствии всех очевидцев, то можно не сомневаться, что отчет последующих подвергается влиянию первых и сходство в рассказах окажется гораздо большим, чем в предыдущем случае. Поэтому, когда в старых сообщениях мы читаем, что два лица были очевидцами одного и того же видения, то доверять этому можно только в том случае, если их письменные показания были даны каждым отдельно и независимо друг от друга. К сожалению, в старые времена никому не приходила в голову мысль о необходимости таких предосторожностей.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒