Экспериментальные исследования ошибок наблюдения

⇐ ПредыдущаяСтр 21 из 36Следующая ⇒

По поводу всего вышеизложенного можно возразить, что все это одна теория, не имеющая практического значения, что хотя и нельзя отрицать, что бывают ошибки в наблюдениях, но нет основания думать, что они были столь постоянны; почему, в самом деле, не допустить предположения, что при крайне внимательном отношении к ходу событий большое число ошибок может быть избегнуто? Именно такого рода возражения делались со всех сторон, когда лет десять тому назад было высказано предположение, что источником суеверий служат ошибки наблюдения. Для выяснения вопроса был сделан ряд интереснейших опытов, какие когда‑ либо производила экспериментальная психология. Кому, собственно, принадлежит первоначальный почин в этом деле, трудно точно установить; по‑ видимому, в этом случае повторилось явление, часто наблюдаемое: когда назрело время для какого‑ нибудь крупного открытия, то о нем сообщается почти одновременно с разных сторон.

М‑ р Годжсон, сорвавший маску с г‑ жи Блаватской, рассказывает в одном из сообщений о «the possibilities of malobservation», как он в июне 1884 г. присутствовал на сеансе с Эглинтоном. При попытках дать точное описание всего им виденного, он оказался в большом затруднении; при сравнении же своего отчета с таковым же одного из своих друзей он был поражен огромной разницей между обоими. Во время пребывания своего в Индии, год спустя (по делу о теософии), он отметил несколько случаев, которые доказали ему с полной очевидностью, насколько трудно при известных обстоятельствах вести правильные наблюдения. Между прочим он передает такой случай, сделавший на него сильное впечатление. Однажды, сидя на веранде в обществе многих европейцев, он смотрел на индуса, показывавшего фокусы. Маг сидел на земле; в нескольких шагах от него лежали куклы и монеты; по приказанию фокусника, эти вещи поднимались, прыгали и выделывали самые удивительные эволюции. Один из присутствующих офицеров, вынув из кармана монету, спросил, может ли она делать такие же штуки. Получив утвердительный ответ, он положил монету к остальным, и она действительно приняла участие в общем танце. Вечером того же дня офицер, рассказывая в большой компании об этом фокусе, утверждал, что он сам положил монету на землю. Несмотря на возражения некоторых из присутствующих, что фокусник взял монету в руки, офицер упорно стоял на своем, хотя на самом деле он был неправ. М‑ р Годжсон, знавший сущность фокуса и обративший внимание на что следует, видел ясно, как индус, наклонившись слегка вперед, схватил монету как раз в момент ее падения на землю; иначе успех фокуса был бы невозможен. В описываемом случае так и осталось не выясненным, просмотрел ли офицер движение фокусника, или забыл его, но для Годжсона это было новым доказательством того, насколько велики трудности при наблюдении и описании подобных явлений, когда сущность их неизвестна.

Почти одновременно пришла к таким же выводам м‑ с Сиджвик (жена известного профессора в Кембридже).

Она в течение нескольких лет принимала участие во множестве спиритических опытов и уяснила себе, насколько значительны трудности точного наблюдения при подобных обстоятельствах. Опыты удавались только в тех случаях, когда единственной гарантией честности их выполнения было тщательное наблюдение участников; и обратно, опыты постоянно были неудачны, как только были принимаемы более строгие меры предосторожности, и присутствующие не имели надобности напрягать свое внимание до чрезвычайности. Так, напр., медиум очень легко вызывал разные надписи на двух аспидных досках, если они были легко доступны и дело происходило в темноте, но оказывался бессильным, если доски были соединены винтами или печатями, а карандаш и бумага были заключены в запаянной колбе. Так как нет никакого основания думать, что условия, облегчившие присутствующим наблюдение, почему‑ то особенно стесняли проявление тайных сил, то кажется весьма вероятным, что чудодейственная сила медиумов состояла исключительно в недостаточном наблюдении со стороны присутствующих. Эти замечания м‑ с Сиджвик в 1886 г. изложила в статье, озаглавленной «The physical Phenomena of spiritualism», в «Proceedings of S. P. R.», вызвавшей, конечно, целую бурю негодования и ряд возражений со стороны оккультистов. Однако многие были согласны с м‑ с Сиджвик, и, между прочим, один из игравших важную роль в дальнейших опытах, м‑ р Девэй.

В различных сеансах, где м‑ р Девэй присутствовал вместе с Эглинтоном, «духи» настойчиво заявляли, что он обладает всеми задатками выдающегося медиума. Девэй пытался делать опыты с целью вызвать «прямое письмо», но все неудачно, до тех пор, пока не купил несколько полезных советов у фокусника! До этого он был глубоко убежден во власти Эглинтона над тайными силами, но теперь должен был согласиться, что Эглинтон пускал в ход именно те проделки, с которыми он только что познакомился. Не замечал он этого раньше исключительно благодаря ошибкам наблюдения. После небольшой практики в роли медиума, Девэй посвятил в свою тайну Годжсона и совместно с ним проделал ряд интереснейших опытов, убедивших его еще более в значении ошибок наблюдения в деле исследования этого рода явлений. Они приглашали уважаемых и проницательных лиц на повторные сеансы, и Девэй вызывал целый ряд спиритических манифестаций, прося присутствующих самым тщательным образом подвергать все предварительному осмотру и внимательно следить за ходом сеанса. Кроме того, он настоятельно просил их в тот же день письменно изложить все ими виденное и отчеты прислать ему. Собравши таким образом на двадцати сеансах значительный материал, он снабдил его критическими замечаниями и опубликовал в вышеназванных malobservations Годжсона. В этих доку ментах прежде всего бросается в глаза то обстоятельство, что все описания разнятся настолько, что даже трудно предположить, что дело идет об одном и том же сеансе. При внимательном разборе каждого отчета в отдельности, получается впечатление, что здесь именно наблюдались сверхъестественные явления; многие присутствующие признают, что вызванные Девэем явления значительно превосходят все произведенное знаменитейшими медиумами. В конце концов выдающиеся английские спириты с Уоллесом во главе остались при убеждении, что Девэй – сильнейший медиум. От Годжсона требовали доказательств противного, ссылаясь, между прочим, на то, что присутствовавший на одном из сеансов известный английский фокусник Гофман также утверждал, что подобные явления никоим образом не могут быть вызваны естественным путем. В ответ на это Девэй посвятил его в свои секреты и заставил признать, что все произошло вполне естественно. После смерти Девэя в 1892 г. Годжсон в «Proceedings…» описал главнейшие из применявшихся Девэем методов, так что утверждение спиритов, продолжавших настаивать на медиумизме Девэя, было вполне отвергнуто.

Критические примечания Девэя доказывают неотразимо, как много дефектов можно найти в наблюдательной способности человека. Почти каждый из свидетелей делал такую массу ошибок, что ответы их представляют карикатуру действительно бывшего. Почти непонятно, как могут интеллигентные люди допускать, чтобы им так отводили глаза. Отчасти, впрочем, это объясняется тем, что Девэй обладал в высшей степени талантами фокусника. Возможность таких ошибок казалась мне при чтении отчета столь невероятной, что я решил сам в феврале 1894 г. повторить эти опыты. Годжсоновы описания примененных Девэем методов дали мне нужные технические указания, и я сделал попытку образовать из себя медиума. Усвоивши себе нужные манипуляции, я проделал первые опыты в небольшом размере и успех превзошел всякие ожидания. Тогда я пригласил нескольких знакомых, ученых, деловых людей, журналистов и т. д. на целый ряд заседаний. Опасаясь, что никто не захочет придти, если я буду приглашать на фокусы, я окрестил будущее представление именем спиритических явлений. Сеанс я открыл заявлением, что мне самому непонятно в том, что увидят присутствующие. Я обратился с просьбой к присутствующим заметить все обстоятельно и затем изложить мне письменно по возможности в скором времени.

Таким образом я собрал около 20 отчетов, из которых здесь привожу некоторые с согласия авторов. Так как я не обладаю никаким фокусническим талантом, то мой репертуар был все время ограничен небольшим кругом самых простых фокусов, и я не позволял никому присутствовать более одного раза. Но то обстоятельство, что я был плохим фокусником в сравнении с Девэем, еще увеличивает интерес моих опытов, так как ими ясно доказывается, насколько легко даже плохому фокуснику провести интеллигентных людей и порядочных наблюдателей. Я не мог избежать одного или двух разоблачений, но и то только со стороны тех присутствующих, которые заранее ясно видели истинную подкладку дела; однако и этим предубежденным лицам удавалось найти разгадку только отдельных опытов, а последующие манифестации им оставались непонятны. Последнее служит доказательством того, что для дела довольно безразлично, будут ли осведомлены зрители о действительной причине явлений. Будучи убеждены, что все манифестации суть только ловкие фокуснические проделки, присутствующие все‑ таки не в состоянии поймать артиста на месте преступления.

Чтобы читатель мог убедиться, насколько могут расходиться описания одного и того же события, я приведу подлинные отчеты двух лиц об одном и том же сеансе. Имена заменены произвольно взятыми буквами, а мои критические заметки помещены под чертой. Гарантией того, что мои отметки о ходе событий верные, служит то, что мои действия были заучены заранее и все было записано немедленно после сеанса; кроме того, возможность ошибок с моей стороны мало вероятна, так как я знал, какие явления были произведены какими техническими приемами. Должен сознаться, что оба очевидца были уверены в моей добросовестности и не подозревали фокуснического характера моего предприятия.

Отчет г. А. Б.

В понедельник 5 марта 1894 г. я был приглашен совместно с г. В. Д. присутствовать при некоторых опытах в лаборатории д‑ ра Л. После тщательного осмотра стола [37], у которого мы сидели, и аспидных досок, которые должны были служить для опытов [38], мы приступили к постановке вопросов. Первый вопрос был таков: состоится ли в нынешнем году соглашение? [39] После этого д‑ р Л. спрятал под стол обыкновенную аспидную доску, которую мы ему предварительно стерли. Между доской стола и аспидной доской положен был кусочек грифеля, который едва мог двигаться в промежутке между обеими. Мы начали делать попытки в этом направлении и могли слышать, как движется грифель; однако, на вынутой доске не нашли никаких знаков [40]. Мы образовали затем цепь: д‑ р Л. и г. В. Д. держали аспидную доску под столом, я же, сидя между ними, касался обоих руками. Так как долго не было никакого эффекта, то я и В. Д. поменялись местами [41], и д‑ р Л. спросил: скоро ли?

Немедленно после того зашуршал грифель, и на вынутой доске мы увидели отчетливую надпись «мы здесь, Психея». Надпись стерли, доску опять засунули под стол, и снова был повторен тот же вопрос: «произойдет ли в этом году соглашение? » Опять зашуршал грифель [42]. На доске стояло: «мы думаем, что да». Доску опять опустили под стол [43], мы образовали по‑ прежнему цепь и поставили вопрос: «сколько лет г‑ ну В.Д.? » Мы стали обсуждать подробно вопрос, как могла появиться надпись на доске, и в это время, прикладывая ухо к доске стола, явственно слышали, как грифель танцевал по доске. Когда доску вынули, то на ней оказалось следующее небезызвестное мудрое изречение, написанное очень отчетливо, почерком, несходным с почерком кого‑ либо из присутствующих [44]:

Есть много на земле, мой друг Горацио,

Что и не снилось вашей школьной мудрости – даже высшей математике – Гамлет [45].

Мы обратили внимание, что Гамлет сделал вставку насчет математики в честь присутствующего в. д, причем написал это слово Matematik без h, В.Д. и я объяснили, что мы имеем привычку писать его с н, тогда как д‑ р Л. давно его отбросил. Ответ на вопрос о летах В. Д. был нацарапан такими каракулями, что понять его было невозможно.

Затем д‑ р Л. предложил нам двойную створчатую аспидную доску [46] с замком и попросил написать вопрос и прибавить к нему, каким грифелем должен быть написан ответ: белым, красным или голубым. В присутствии В. Д. я написал следующие слова: «где Нансен? Красным». Д‑ р Л. в это время стоял настолько далеко, что не мог видеть написанного [47]. Я самолично положил между створок кусочки белого, красного и голубого мелков, запер доски, а ключ положил в карман. Запертая доска пролежала некоторое время на столе, а мы тем временем занялись опытами с психографом [48], причем, однако, не получили удовлетворительных результатов, равно как не получили ответа на доске на вопрос, что написано на 5‑ й строке 1‑ й страницы одной докторской диссертации [49]. После этого мы взяли створчатую доску [50], замкнули цепь и стали прислушиваться. Я забыл упомянуть, что всякий раз перед тем, как грифель приходил в движение, по телу медиума пробегали нервные подергивания, которые появились и на этот раз, и мы услыхали шорох грифеля. Доски отперли и там оказалась отчетливая надпись красного цвета: «у полюса». Я и В.Д. отправились домой совершенно потрясенные [51].

Отчет г‑ на В. Д.

Аспидные доски, ранее опыта, были осмотрены [52], вытерты мной и г. А. Б. и положены на стол.

Опыт 1‑ й. Был поставлен вопрос: «будет ли в этом году соглашение? » Аспидная доска, на которой лежал грифель около ¹/₃ вер. длиною, была спрятана под столовую доску [53] и прижата к краю стола. Д‑ р Л. и я придерживали ее в этом положении один правой, другой левой руками. Затем была замкнута цепь таким образом, что моя правая рука и левая д‑ ра Л. лежали на столе, а г. А. Б. касался их своими руками. Рамки аспидной доски позволяли грифелю не прикасаться к столовой доске. Так как опыт не удавался [54], то я поменялся местами с А. Б., что повторялось неоднократно и при последующих опытах [55]. При всех опытах по телу д‑ ра Л. пробегало нервное подергивание. Наконец, послышался скребущий звук, по прекращении которого д‑ р Л. вынул доску из‑ под стола, на ней была написана связная строчка с подписью, но разобрать ее было невозможно [56]. Опыт 2‑ й. Вопрос был повторен и опыт возобновлен по прежнему плану. На доске оказалась строчка, состоящая из 3‑ х слов, из которых первое и последнее походили на «что » или «чего », но среднее нельзя было прочитать [57]. Д‑ р Л. предложил нам сложную доску, соединенную по одному краю шарнирами, так что ее можно было закрывать и открывать наподобие книги; внутри лежало 3 разноцветных мелка. По просьбе д‑ ра Л., А. Б. написал на доске вопрос: «Где Нансен? Красным». Последнее слово должно было означать, что ответ надо написать красным мелом. Д‑ р Л. не знал, что написано. Доска была заперта и лежала на столе перед нашими глазами [58] до самого опыта. Ключ А. Б. взял себе в карман.

Опыт 3‑ й. Две аспидные доски были положены на столе; между почти соприкасающимися краями их лежал кусочек грифеля. Решено было сделать опыт, состоящий в том, чтобы узнать возраст г. В.Д. Все трое участников положили концы пальцев на края досок. Через несколько минут послышался скребущий звук [59], который, однако, как мне показалось, исходил не со стороны досок [60]. Звук прекратился, когда д‑ р Л. принял руки из цепи, и снова возобновился, когда цепь была восстановлена. Когда шум прекратился, доски были разведены и на одной из них стояло ясно написанное двустишие: «Есть много на земле» и т. д. [61] Опыт 4‑ й. А.Б. и я наметили несколько слов на известной строке известной страницы без ведома д‑ ра А. [62] Однако опыт, произведенный по способу опыта № 1, не удался. Ни слова, ни соответствующие цифры не были написаны. Так как д‑ р Л. чувствовал утомление, то перешли к опыту № 5. Опыт 5‑ й. Створчатая доска была положена на стол, как при № З [63]. По прошествии 2‑ х минут д‑ р Л. объявил, что опыт кончен. Доску открыли. Против вопроса отчетливо были написаны красным мелом слова: «Возле полюса».

Приведенные отчеты мало нуждаются в объяснениях. Они разнятся, как видно, весьма значительно; не только ход отдельных опытов, но и их последовательность переданы различно. Следовательно, по крайней мере, один из них должен быть неправильный. Как показывают мои примечания, оба наблюдателя допустили очень большие погрешности. Все виды ошибок наблюдения имели в них место. Так мы находим ошибки восприятия: источник звука определяется неправильно. Есть и ошибки внимания, так как пропущен целый ряд весьма значительных движений с моей стороны; наконец, мы имеем налицо целый ряд ошибок памяти: некоторые опыты описываются совершенно несогласно с их действительным ходом; порядок отдельных явлений верен только в главных чертах; различные подробности совершенно забыты. Все остальные имеющиеся у меня отчеты грешат тем же. Приведенные здесь вовсе не самые худшие, – напротив, я их избрал как самые обстоятельные. Другие еще дальше уклоняются от действительности! По этим отчетам можно ясно убедиться, как трудно, или лучше сказать, невозможно, составить описание происшествий, характер которых нам неизвестен. Мы не знаем, на что собственно должны обратить внимание, а так как опыты следуют один за другим, по‑ видимому, без плана и без взаимной связи, то последовательность легко забывается. Поэтому совершенно простые явления в подобных описаниях оказываются чудесными.

Мне хотелось бы обратить внимание читателей еще на некоторые стороны цитированных отчетов, могущие осветить нам источник весьма частых ошибок наблюдения в обыденной жизни. В одном сеансе мне хотелось сделать опыт появления на аспидной доске слов, намеченных предварительно в книге, без ведома медиума. Присутствующие выбрали слово. На доске появилась надпись «Det er vel Maximum», но такая неявственная, что никто не мог разобрать, даже я сам, сделавший ее. Когда доска была повернута так, что буквы стали вверх ногами, то один из присутствующих воскликнул: «А вот верно: вот слово „Undersö gelse“ (опыт), находящееся в начале выбранной нами строчки». В отчете этого очевидца обращено особое внимание на факт, что на доске чудесным образом появилось слово, которого медиум не мог знать. На самом деле все было очень просто: он знал, какое слово должно стоять, и принял неудобочитаемые каракули за это слово. Трудно найти лучший пример иллюзии и склонности преувеличивать сходство малознакомого предмета с хорошо известным. После этого не может казаться странным то обстоятельство, что многие спириты узнают почерк своих умерших друзей или родных.

Сравнивая отчеты, я нахожу в тех, которые были доставлены мне учеными, наклонность к систематизации; их описания дают не сырой материал, но уже обработанный, опыты у них разделены на группы; существенное отделено от несущественного и т. п. Мы видим попытку в этом роде в одном из приведенных отчетов, но у меня есть другие, где это выражено еще гораздо резче. У некоторых лиц лишь мельком упомянуто о неудавшихся опытах, зато удачные описаны подробно. Само собой разумеется, что такие обработанные отчеты дают совершенно ложное представление о действительном ходе дела. Читатель, конечно, согласится, что мои примечания изображают факты гораздо естественнее и понятнее, чем они изложены в отчетах. Впечатление чудесности и получается именно потому, что многое пропущено, и чем больше пропускалось, тем сверхъестественнее и непонятнее кажутся факты. Поэтому описания, где пропущены подробности неудавшихся опытов и перерывы между удавшимися, теряют всякий смысл. Но именно этим отчеты ученых грешат гораздо более, чем простых смертных. Из исторического обзора спиритизма нам известно, что таковы были описания спиритических явлений даже у таких наблюдателей, как Крукс и Цельнер; в них, безусловно, пропущены все мелочи, которые, однако, имеют столь большое значение для истинного понимания процесса. На этом только основании я позволил себе назвать свидетельства этих ученых лишенными всякой цены, а читатель сам теперь может судить, как много виденного ими чудесного основано только на ошибках в наблюдениях. Если такие ошибки играют столь важную роль при современных исследованиях, то можно себе представить, насколько подобные ошибочные наблюдения способствовали зарождению и поддержанию суеверий в прежние времена.

Еще одно замечание: достоверно, что как Девэй, так и я достигли результатов через фокусничество. Я вполне убежден, что и Слэд и Эглинтон и все прочие медиумы весьма широко пользовались этими средствами. Материальные медиумы так часто подвергались разоблачениям, что способы, которыми они производили разные манифестации, можно считать вполне известными; однако из этого еще не следует, что всякий фокусник есть непременно и медиум. Даже при моих медиумических опытах обнаружились некоторые указания на в высшей степени замечательные психические феномены, обусловившие отчасти мои успехи, и я уверен, что наличность такого рода явлений именно и отличает медиума от простого фокусника. Я убежден, что именно Девэй в этом смысле был сильным «медиумом», нисколько не менее чем Слэд и другие знаменитости, и что только этому он обязан удивительным успехом своих опытов. Конечно, в таком медиумизме нет ничего чудесного или сверхъестественного, а есть только весьма интересная, но вполне объяснимая игра психических сил.

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒