Доказательства и характеристика

⇐ ПредыдущаяСтр 25 из 36Следующая ⇒

Уже не раз на предыдущих страницах нам приходилось затрагивать вопрос о бессознательном. Мы видели, что сновидения могут приобретать «вещий» смысл вследствие появления в поле сознания представлений или никогда, может быть, не доходивших до него, или же, после краткого пребывания в нем, снова совершенно забытых. Мы узнали также, что иногда и движения являются результатом целой цепи бессознательных представлений, о существовании которых индивидуум не знает достоверно, а только предполагает. Теперь нам предстоит заняться разбором явлений вторжения бессознательных элементов в сферу нормального, бодрствующего сознания и определить роль этого феномена в порождении и поддержании суеверий. Понятно, что роль эта немаловажна. У большинства людей это явление наблюдается в виде исключения и имеет определенные простые формы. Сложные случаи уже всегда принадлежат к странным и необыкновенным. Тут‑ то и проявляется своеобразный характер этих явлений. При внезапном появлении в сознании представлений, происхождение которых нельзя открыть в области чувственных восприятий и которые не находятся ни в какой заметной связи с представлениями, составляющими содержание сознательной психической деятельности данной личности, легко в самом деле прийти к убеждению, что в этом случае действуют такие силы, которые обыкновенно не свойственны человеку. Представления, внезапно всплывающие из области бессознательного, нередко дают повод думать – как и при сновидениях – что человек обладает такими более или менее ценными знаниями, которые он не мог получить обычным путем. Такие проявления бессознательного легко приобретают характер прозорливости во времени и пространстве и почти нет сомнения, что у пророков, гадателей и ясновидящих всех времен в значительной мере имело место это действие бессознательного на сознательную психическую жизнь.

Чтобы сразу установить отличительные черты этого феномена, обратимся к примеру, который, вероятно, знаком каждому из собственного опыта. Если мы забыли, напр., какое‑ нибудь имя, и стараемся его припомнить, то мы направляем всю силу внимания на то или иное представление, которое, как нам кажется, должно иметь связь с этим именем. Это представление по законам ассоциации влечет за собой целый ряд других, из которых наше внимание опять выбирает некоторые, наиболее подходящие к данному случаю, и т. д. Таким образом, мы подвергаем просмотру определенный ряд представлений. Если цель не достигнута, то мы или снова возвращаемся к исходному пункту, или выбираем другой и опять проделываем весь процесс, пока забытое имя снова не вынырнет в сознании. Если это удастся, то мы, конечно, не можем говорить о вторжении бессознательного в поле сознания. Хотя, конечно, имя было забыто и потонуло в пучине бессознательного, но все активные усилия ума снова вызвать его оттуда происходили под контролем сознания. Но бывает и так, что все усилия припомнить оказываются неудачными. Тогда мы оставляем попытку, начинаем думать о другом, и вдруг в это время совершенно неожиданно требуемое имя само является в сознании.

Как это делается, мы, конечно, достоверно не можем сказать. Так как сознание наше нисколько не участвовало в психической работе, вследствие которой требуемое имя явилось в нашей памяти, то говорят, что здесь имела место бессознательная психическая деятельность. Для нас в настоящую минуту не важно знать, какого рода этот процесс, чисто физиологический, без присоединения к нему побочных психических явлений, или же главную роль в нем играет психическая сторона. Но мы должны твердо помнить, что эти бессознательные процессы подчинены тем же законам, как и соответствующие сознательные. Без этого признания мы широко открываем двери всяким фантастическим и произвольным умствованиям. Новейшая психология представляет в этом отношении много поучительного. Пытались, например, резко разграничить «высшее сознание» от «низшего сознания» или сферы бессознательного и последней приписывали качества и способности, которыми «высшее» сознание якобы не обладает и которые представляют собою частые плоды фантазии. Рассуждая так, можно объяснить все что угодно, нужно только разукрасить «низшее сознание» великими чудесными силами и качествами, какие понадобятся. Очевидно, это есть возвращение к старой мистической психологии какого‑ нибудь Шиндлера, к «ночному» и «дневному» полюсам души, только под другим именем. Но это значит заранее отказаться от научного объяснения явлений, так как для последнего прежде всего необходимо избегать новых гипотез без достаточных оснований. Хотя термин «подсознательное» был бы по разным причинам предпочтительнее, но я постоянно употребляю слово «бессознательное», чтобы не подать повод думать, что я присоединяюсь к этому новому учению о «высшем» и «низшем» сознании, под которым скрываются старые «полюсы» души. Я, напротив, считаю своей задачей объяснить бессознательную деятельность теми же законами, которые установлены для сознательной психической жизни. В приведенном выше примере сделать это нетрудно. Очевидно, что «за порогом сознания» в области бессознательного продолжался какой‑ то психический процесс, благодаря которому появляется позабытое имя. На эту бессознательную деятельность мы должны смотреть как на аналогичную той, посредством которой воспроизводятся представления при всякой психической работе, т. е. что она совершается по законам ассоциации, и тогда все явление делается для нас понятным. Когда утомленное напрасными поисками внимание обратилось к другим предметам, образование представлений за порогом сознания продолжалось до тех пор, пока эта неосознаваемая работа не привела, наконец, к желаемому результату. Очень важно именно то обстоятельство, что работа здесь продолжается автоматически, без участия внимания, так как когда мы сознательно и произвольно ищем в нашей памяти какой‑ нибудь предмет, направляя внимание туда или сюда, то мы имеем столько же шансов удалиться от цели, как и приблизиться к ней. Между тем в бессознательной сфере представления текут своим чередом, без произвольного вмешательства внимания, и это течение в конце концов приводит к отыскиваемому имени. Конечно, нельзя утверждать, что это непременно случится, так как могут помешать осложняющие обстоятельства, о которых мы скажем ниже.

В приведенном нами примере начало бессознательной работе было положено активным усилием сознания. Не всегда, однако, таков источник бессознательных процессов: иногда они могут быть возбуждены непосредственно внешними раздражениями, не доходящими до сознания, и о существовании которых мы поэтому узнаем только после. Бинэ приводит этому весьма интересный пример.

Один из его друзей, д‑ р А., шел по улице Парижа, глубоко задумавшись о ботанике, по которой ему предстояло держать экзамен. Внезапно он увидел на двери ресторана карточку с ботаническим именем Verbascum thapsus. Удивленный этою не совсем обычною для ресторана надписью, он возвращается и видит, что на самом деле там написано Bouillon. Чтобы понять в чем дело, надо иметь в виду, что по‑ французски народное название Verbascum’a – bouillon blanc. Этим объясняется все происшествие. Д‑ р А., проходя мимо ресторана, смутно воспринял слова вывески. Впечатление не дошло до сознания, переполненного иными мыслями, но за порогом сознания вызвало образование ряда представлений. Слово bouillon повлекло за собой blanc, bouillon blanc по закону ассоциации вызвало Verbascum thapsus, а этот ботанический термин уже легко проявился в сознании, занятом латинской ботанической номенклатурой. Так как весь промежуточный ход психической работы не дошел до сознания, то оно останавливается на последнем его звене и д‑ р А. подумал, что он прочитал на двери название растения. Возбужденное этим удивление повело к исследованию, разъяснившему все дело.

Эти примеры объясняют нам, при каких условиях происходит вторжение бессознательной психики в сознательную. Если в поле сознания внезапно возникает представление, не вызванное ни внешним раздражением, ни работой мысли, о которой мы можем дать себе отчет, то мы вправе думать, что оно есть продукт бессознательной психической работы. Однако для признания этого должны быть точно исключены оба упомянутых источника новых представлений. Если вновь возникающее представление вызвано непосредственно внешним раздражением, то оно ничем не отличается от обыкновенного наблюдения; если новое представление стоит в очевидной связи с одновременным содержимым сознания, то на него должно смотреть как на результат деятельности обыкновенной сознательной работы. Говорить о вторжении бессознательного в сознательное мы имеем право только тогда, если соответствующее представление не вызвано прямым чувственным раздражением и не находится в связи с содержанием сознания. Представления, являющиеся из бессознательной сферы, тем именно и отличаются, что стоят вполне независимо и даже как бы в противоречии с одновременным содержимым сознания. Они являются как бы произвольно и весьма настойчиво пробивают дорогу в сознание. Так как не мы их вызвали, то мы и не имеем власти над ними; иначе говоря, они имеют тот же характер, как и продукты действительного наблюдения.

Не следует, впрочем, думать, что бессознательные представления всегда имеют отчетливость действительного чувственного восприятия; они могут быть такими, но не всегда. В зависимости от большего или меньшего сходства таких представлений с действительными, имеющими источниками внешние впечатления, можно различить три их формы; однако между ними нельзя провести резкой границы, а потому и не всегда можно с точностью отнести их к той или другой группе. Если бессознательные представления столь же неопределенны и слабы, как картины памяти, то их, конечно, трудно смешать с реальными предметами. Поэтому они не привлекли к себе особого внимания и не получили определенного названия. Все подобные случаи отличаются тем, что легко найти ближайшую причину бессознательной работы. Так, в нашем примере о забытом имени сознательное искание его было очевидно причиной того, что забытое имя потом «пришло нам в голову». Если же нельзя обнаружить ближайшей причины бессознательного процесса, то внезапно появляющиеся представления носят название предчувствий. Если образы, врывающиеся в поле сознания, получают значительную яркость и отчетливость, так что приближаются в этом отношении к чувственным восприятиям, хотя индивид не смешивает их с действительными восприятиями, то они носят название ложных галлюцинаций. Сюда, вероятно, должен быть отнесен случай с д‑ ром А., описанный выше.

Слово Verbascum так ясно представилось его сознанию, что он счел его прочитанным им; таким образом это представление было близко к чувственному восприятию. Наконец собственно галлюцинациями мы называем образы такой яркости и силы, что они не могут быть отличены от реальных, полученных при посредстве органов чувств. Поэтому мы можем сказать, что галлюцинации есть чувственные восприятия без соответствующего реального внешнего предмета. Однако это может быть обнаружено лишь при ближайшем исследовании и такая галлюцинация всегда вводит данного индивида в заблуждение, представляя ему как действительность то, чего на деле не существует.

Нельзя думать, что все галлюцинации суть сознательные проявления бессознательной деятельности; они могут иметь место и при различных болезнях. Впрочем, об этих патологических галлюцинациях мы не будем говорить, так как они представляют для нас мало интереса, да и не всегда суть результат бессознательной деятельности. Мы остановимся только на более редких галлюцинациях у нормальных людей, или у таких, которые не страдают явно выраженною болезнью. Однако и эти нормальные галлюцинации не всегда суть выражения бессознательной деятельности, но могут быть вызваны непосредственным и внешним воздействием: внушением. Поэтому нужно различать самопроизвольные и внушенные галлюцинации. Только первые собственно отвечают тем требованиям, которые мы предъявляем явлению, если мы рассматриваем его как результат бессознательной работы. Здесь мы рассмотрим лишь самопроизвольные галлюцинации, внушения же подвергнутся разбору в одной из последующих глав.

Проявление бессознательных процессов в описанных трех видах происходит почти всегда самостоятельно, т. е. без содействия самого лица. Существуют, однако, средства, которыми можно достигнуть того же по желанию. Многие люди могут вызвать у себя зрительные образы и слуховые впечатления долгим и пристальным смотрением на полированные поверхности, или прислушиваясь к «шепоту» раковин. Такие представления имеют интенсивность настоящих галлюцинаций и явно стоят вне всякой связи с одновременным содержанием сознания субъекта, так что они несомненно суть проявления деятельности, происходящей в сфере бессознательного. Именно эти формы «кристаллогаллюцинаций» и «конхилогаллюцинаций» сделались в новейшее время предметом подробных исследований, которые дали возможность пролить больше света на бессознательную душевную деятельность. Наконец бессознательное может проявиться еще в совершенно другой форме, именно в движениях, которые не состоят в связи ни с внешними впечатлениями, ни с сознательной психической деятельностью личности. Несмотря на свою кажущуюся независимость, они целесообразны и, по‑ видимому, сопровождаются определенными представлениями. Такого рода движения носят название автоматических и имеют все характерные черты бессознательной психической деятельности, что и дает право отнести их именно к этой категории явлений. Многочисленные исследования последнего времени показали, что сложные формы автоматических движений не могут быть объяснены без допущения бессознательной душевной деятельности. Эти опыты также много способствовали уяснению законов, управляющих действиями бессознательного. Впрочем, о систематической обработке предмета не может еще быть и речи, так как сведения наши в этой области весьма ничтожны. Относительно многих вопросов едва сделаны первые шаги: так, напр., только в последние годы собран материал для обсуждения вопросов, при каких условиях возникают нормальные самопроизвольные галлюцинации. Поэтому мне приходится ограничиться лишь приведением подходящих примеров этих явлений и попыткою доказать, что явления эти суть выражения бессознательной деятельности, и что, как таковые, они подчинены тем же законам, как и соответствующие сознательные явления. Из этих же примеров я надеюсь уяснить, как такого рода феномены способствовали происхождению многочисленных суеверий. В форме предчувствий, галлюцинаций, автоматического письма и речи человек может получить «откровения» и сообщения, которые легко влекут его к вере в магические силы или поддерживают такую веру. Такие же откровения получаются во сне, а также другими путями. Поэтому в заключение нам придется разобрать вопрос, может ли «высшая прозорливость», которой человек, по‑ видимому, достигает такими путями, быть удовлетворительно объяснена, если признать, что бессознательное управляется теми же законами, которые нам известны в сфере сознательной душевной жизни, или необходимо еще допустить для бессознательного какие‑ нибудь особенные силы, вроде телепатии и ясновидения.

Предчувствия и галлюцинации

Как было уже выше сказано, многие причины могут возбудить бессознательную деятельность, которая потом входит в сознание. Таким образом может случиться, что в сознании нашем появляется нечто такое, чему мы не можем найти исходной точки в ряде наших сознательных представлений. Такие явления ежедневно бывают с нами, но именно по своей обыденности они проходят незамеченными, хотя иногда между ними бывают совершенно необыкновенные случаи. Мисс Гудрих (подписывавшаяся «Miss X.»), автор многочисленных статей о предчувствиях и галлюцинациях в «Proceedings of S. P. R.», собрала немало этого рода примеров. Особа эта известна как отличная наблюдательница; кроме того, из ее статей видно, что она имеет очень светлый ум и свободна от всяких спиритических предрассудков; между тем она часто посещается предчувствиями и галлюцинациями, и так как многие из них оказались вещими или пророческими, то она стала вести им запись, к которой мы не раз будем обращаться.

Между прочим она приводит следующий интересный случай: «20 июля 1890 года я с утра до полудня лежала на диване в саду. Я поправлялась от тяжелой болезни и не могла ходить без посторонней помощи. Поэтому невозможно, чтобы я возвращалась в дом и позабыла об этом, что могло бы случиться в другое время. Около 12 часов посетила меня подруга и, посидевши с полчаса, ушла в дом, где в прихожей она оставила книгу. Книги на прежнем месте не оказалось. Поискав ее во всех возможных местах, она пришла в сад, думая, не забыла ли ее там. Услышав ее рассказ, я сейчас же сказала: книга лежит в синей комнате на кровати. Это заявление было очень невероятно, так как упомянутая комната была пустая и никто туда не ходил. Однако же книгу именно там и нашли. Пока мы сидели в саду, в дом были принесены носильщиками картины и книги одного знакомого и все было прибрано в пустую комнату, случайно при этом захвачена была и книга, лежавшая на столе в прихожей».

К этому рассказу мисс X. делает следующие примечания: «Как произошло это? Со мною такие происшествия бывают слишком часто, чтобы объяснить их случайностью. Едва ли здесь можно говорить о телепатии, так как нет никакого основания предполагать, чтобы носильщик вполне сознательно захватил книгу вместе с другими и никто этого не видел. Точно так же не может быть речи и об ясновидении, потому что в моем сознании не было никакого определенного образа; я не имела и видения, в какой‑ либо известной мне форме, того места, где лежала книга. Мои слова не имели никакого основания, хотя я чувствовала, что говорю не наугад. Я могу выразить свое впечатление только сказавши, что мне это „пришло в голову “. Так бывало со мною и в других случаях, когда я тоже не ошибалась, как ни странны были мои указания». Как видно, мисс X. нисколько не отказалась бы прибегнуть к телепатии или ясновидению, если бы она не могла объяснить себе данный факт иначе. Но она полагает, что в данном случае ничего подобного не было. Она не дает более подробного объяснения, да оно и не нужно, потому что дело, по‑ видимому, объясняется очень просто: слушая рассказ о том, что книгу искали везде где можно, она легко могла бессознательно сделать вывод, что книга может быть только там, где ее никто не подумал искать, т. е. в синей комнате. Даже определенное указание на кровать может быть объяснено очень просто, если кровать была единственной мебелью в пустой комнате. Можно, впрочем, дать и другие объяснения; впоследствии мы увидим, что мисс X. сама не раз констатирует, что ее предчувствия и пророчества были основаны на забытых фактах, которые являлись перед нею в форме видений. Так могло быть и в данном случае. Мисс X. могла мельком слышать, что принесены книги и положены в синюю комнату на кровать, но потом забыла об этом. Когда заговорили о книге, то путем бессознательной ассоциации мыслей представление о потерянной книге сплелось с представлением о других книгах и привело к заключению, что и эти книги находятся в синей комнате, на кровати. Разумеется, нельзя с точностью определить, каким именно путем мисс X. пришла к своему заключению. О ходе бессознательной психической деятельности в каждом отдельном случае можно только догадываться. Ясно только одно, что все происшедшее может быть проще всего объяснено как выразившееся бессознательное заключение. Мисс X., по‑ видимому, и сама больше всего склонна так думать.

Предчувствия, в тесном смысле слова, т. е. представления, внезапно появляющиеся в сознании безо всякого очевидного повода, бывают у многих людей весьма нередко.

Конечно, мисс X. может многое рассказать по этому поводу. В 6 томе «Proceedings…», в статье, озаглавленной «Records of telepatic and other experiences», она приводит много выписок из своего дневника, касающихся предчувствий. Все это самые обыкновенные факты. Большею частью мисс X. удивительно верно предчувствует, что намерены предпринять ее подруги Д. и Н. Впрочем, впечатление чудесного уменьшается тем, что Д. и Н. имеют большей частью такие же предчувствия относительно самой мисс X. Из дневников мы видим, что перед нами группа подруг, настолько знакомых с литературными и музыкальными вкусами и образом жизни друг друга, что каждая из них легко и довольно точно может предсказать, чем в данное время заняты другие. Кроме того, очевидно, что молодые особы не затруднены срочной работой и имеют достаточно свободного времени, чтобы заняться разбором предчувствий о подругах. Когда мисс X. несколько дней не видела мисс Д., она начала тосковать о ней и «предчувствовать » ее посещение вечером. Обратно и Д. тоскует и «предчувствует», что ее ждут, а потому спешит заехать, свернув для этого со своей дороги. Так как мисс X., очевидно, гораздо охотнее принимает у себя, чем сама выходит из дому, то естественно, что она остается дома и ждет гостей. Так идет изо дня в день и предчувствия по большей части сбываются. Только тогда, когда нужны совершенно определенные факты, напр., заглавие книги, бывают ошибки. Во всем этом странно только то, что мисс X., которая доказала, что умеет отлично разобраться в других более сложных событиях, не видит, что все ее такого рода предчувствия основаны исключительно на точном знании характеров и привычек ее подруг.

Так как самая характерная черта предчувствия есть его неожиданное, беспричинное появление, то, разумеется, в каждом частном случае можно только делать предположения относительно первоначального импульса к бессознательной психической работе, заключительным звеном которой явилось предчувствие. Надо думать, что всего чаще предчувствие является результатом представлений, протекающих вне сознания, но имеющих свои начала в какой‑ нибудь точке сознательного процесса.

Так, напр., возвращаясь после городской работы домой, я нередко имел в пути предчувствие, что для меня получены из‑ за границы новые книги. Часто это предчувствие оправдывалось. Хотя я не помнил точно времени, когда мною выписаны были книги, но все же я знал, что они выписаны, а между выпиской и получением проходило приблизительно одно и то же время. Мысль о доме, о предстоящей домашней работе вызывала естественно бессознательную цепь представлений, которая разрешалась в форме вышеописанного предчувствия о прибытии ожидаемых книг. Такие тривиальные предчувствия всякий может припомнить у себя, и кто пожелает вести соответствующую запись, тот увидит, что они постоянно сбываются тогда, когда для них имелись бессознательные, но определенные основания. В противном случае они по большей части бывают ошибочными.

Чувства и настроения также могут служить исходною точкою предчувствий. Когда мисс X. начинает скучать по своим подругам, то это стремление получает форму желания, ожидания, или предчувствия их посещения.

Я помню подобный же случай из своего детства. Дважды я приближался к родному дому, проведя каникулы в веселой компании, с тяжелым чувством, что произошло какое‑ то несчастье. Вероятно, основою этого было неприятное сопоставление воспоминаний о весело проведенном времени и мысли о домашних учебных работах. Такие мысли хотя и были у меня бессознательны, но подавленное настроение нашло свое выражение в предчувствии «несчастья». Мне кажется, что такие настроения бывали у меня нередко, но я упомнил только эти два раза, потому что они оказались верными. Другие же я конечно позабыл.

Видоизменение разбираемого чувства есть т. наз. ощущение близости.

В английском журнале «Reports on the census of Hallucinations» мы находим несколько таких случаев. Достаточно будет одного из них. Мистер Н. пишет: «В сентябре 1890 г. я готовился к экзамену. Однажды вечером в 11 часов я занимался изучением „De senectute Цицерона. Я находился в маленькой комнате в 8 × 16 футов величиной. Вдруг мне показалось, что кто‑ то был в комнате. Я оглянулся кругом, думая увидеть мать, которая иногда ко мне заходила по вечерам, но ее не было. Обыскав без всякого результата комнату, я сел опять за работу, или, лучше сказать, сделал попытку работать, потому что тотчас, как я принялся за чтение, то почувствовал, что кто‑ то глядит ко мне через плечо. Я опять обыскал комнату, никого не нашел и удивленный лег в постель. Никогда раньше я не думал о спиритических феноменах. Через год я сидел в чужой комнате и курил. Я был один и перелистывал книгу. Внезапно появилось то же чувство, в очень сильной степени. Сначала я совсем не вспомнил о происшедшем год тому назад, а подумал, что со мною хотят пошутить. Опять я никого не мог найти в комнате, хотя живо чувствовал присутствие в ней женщины. Я счел это явление за галлюцинацию и на этом покончил. Чувство это повторялось у меня потом не раз в различных местах и всегда это была все та женщина. Но из чего я заключаю, что это женщина? А я знаю, – не предполагаю, а знаю, – что это женщина. Это ощущение является у меня всюду совершенно неожиданно; напр., недавно в моей комнате после игры в карты. Мне, наконец, оно надоело и я, кажется, с некоторой злостью сказал: „Поди ты к черту \ Не знаю, насколько это заклинание будет иметь значение на будущее время, но тогда ощущение тотчас исчезло. Если это был дух, то он даже не дал мне времени извиниться».

В случае с г. Н. мы имеем дело с чисто воображаемым лицом, близость которого он ощущает, даже не думая о нем, но подобное же явление бывает и по отношению к действительным людям, присутствие которых ощущается даже в большой толпе. Последнее нетрудно объяснить. Между двумя лицами, находящимися в особых отношениях, напр., между двумя влюбленными, может установиться известная связь, похожая на ту, которая существует между гипнотизируемым и гипнотизером. Одностороннее и сильное влечение к известному лицу обостряет чувство, особенно слух, до такой степени, что дает возможность улавливать самые легкие звуки шагов или голоса. Влюбленный не сознает, что слышит звуки, он только ощущает или предчувствует близость любимого предмета. Такие отношения были, напр., между Еленою Раковиц и Фердинандом Лассалем.

В своей книге «Мои отношения к Фердинанду Лассалю» она говорит о многих таких предчувствиях. Мы выбираем, напр., следующее описание: «Когда я уходила из бального зала, под руку с г. Гольтгофом, он прошептал мне: „Посмотрим, дитя, здесь ли он. Не подумавши, я отвечала спокойно: „Нет, папа, он еще не пришел, я это чувствую“. Как эти слова ни были странны и как Гольтгоф не был ими удивлен, но это была правда: я не чувствовала того тревожного и радостного ощущения, которое овладевало мною всякий раз, когда Лассаль находился в одной со мной комнате. Но Гольтгоф ничего не знал об этом и потому возразил мне в несколько сердитом и ироническом тоне: „Ради Бога, дитя, не пускайтесь в эти нервно‑ мистические истории; если вы начнете изображать из себя сомнамбулу, то я сейчас увезу вас домой“. Не успел он проговорить этих слов, как я почувствовала знакомое блаженное ощущение и невольно прошептала, дрожа: „Вот он идет“. Гольтгоф оглянулся и почти рассердился, когда увидел, что я права. Удивляясь моему состоянию, он сказал: „Да, вы правы, вот он идет“».

О ложных галлюцинациях мне нечего особенно распространяться; говорят, что это явление очень редкое и во всяком случае оно еще мало изучено. Впрочем, это еще вопрос, точно ли так редки псевдогаллюцинации; по моему мнению, большинство предчувствий, встречающихся в обыденной жизни, суть ложные галлюцинации. От предчувствий последние отличаются тем, что они столько же отчетливы, как и чувственные восприятия; а их различие от настоящих галлюцинаций состоит в том, что вызванный ими образ не имеет полной отчетливости действительности и представляется не как реальный предмет, занимающий место в пространстве, а лишь как очень яркое воспоминание. В большинстве случаев такие видения и признаются фантастическими картинами, а не действительностью. Таким образом граница между истинными и ложными галлюцинациями проводится довольно легко, чего нельзя сказать о границе между ложными галлюцинациями и предчувствиями. Тут все дело зависит от большей или меньшей яркости впечатлений и очень трудно поддается точному определению. Лично у меня предчувствия всегда суть ясные и отчетливые зрительные образы, скорее видения, рисующие определенные положения, чем отвлеченные мысли, так что их можно назвать ложными галлюцинациями. Несомненно, то же бывает и у многих других людей. Ввиду такой неразграниченности двух понятий, сказанное о предчувствиях вполне приложимо к псевдогаллюцинациям.

⇐ Предыдущая 20 21 22 23 242526 27 28 29 Следующая ⇒