Развитие теории и методологии исторического познания в начале XX века (Кареев, Лаппо-Данилевский, Милюков и др.)

Перемены в общественной жизни повлекли и изменения в исторической науке, заставили пересмотреть ее основы, методы познания и осмысления накопленного материала. Долгое время процессы, характеризующие начало XX в. в отеч. Историографии оценивались через понятие «кризис». Кризис связывался с изменениями представлений о природе, целях и методах историч науки. Советские историки оценивали этот период так: «движение вниз по наклонной плоскости». Содержание кризиса: 1. Отказ от идеи истор закономерности. 2. Отрицание достижений науки предшествующего этапа 3. Откат на охранительные позиции.

Такая категорическая оцена уже в 1970-80-х вызывала несогласия у ряда историков, но они признавали интеллектуальный прорыв позитивизма и неокантианства в постановке проблем специфики логики истор знания. Современные ученые не склонны рассматривать ист науку начала XX в. через понятие «кризис», особенно при рассмотрении ее отдельных моментов (источниковедение, медиевистика).

Характерные черты ист науки начала XX в.: 1. Интенсивная работа ист мысли в области теории и методологии ист познания. 2. Резкое размежевание ист концепций по теоретико-методологическим позициям. 3. Усиление влияния политики на ист науку.

В нач XX в. интерес историков сместился от теории ист процесса в область гноссеологии, т.е. в область определения теории ист познания. В нач XX в. методология истории выделяется в особую область ист науки, что отвечало практическим задачам исследований и внутр логике развития ист науки. В этот период появл спец труды по теории ист познания: Хвостов, Милюков, Виппер. Предмет широкой дискуссии – вопрос о специфике ист науки и ее месте в системе научных знаний.

Методология определялась как учение о познавательных путях, при помощи которых историк познает прошлое. Хвостов: «метод – способ, при помощи которого из ист материалов получают ист знания».

Крупные методологи нач. XX в. Лаппо-Данилевский (1863-1919), Н.И.Кареев (первый начал преподавать методологию ист в Варшаве), П.Н.Милюков (1859-1943). На рубеже XIX-XX вв. появляются спец работы по методологии, работы Виппера, Ковалевского, Бубнова, Хвостова. Методология как спец курс включается в подготовку историков в ВУЗах. Но нельзя говорить о какой-либо ведущей теоретико-методологической линии, оказывавшей влияние на ист познание.

Историки обратили внимание на различие естественных наук. Так, по сравнению с социологией, где объект также как в истории – общество, специфику ист науки ученые видят в том, что в ней главную роль играет сознательная деятельность людей, которая определяет ист процесс. В начале XX в. точка зрения на разделение общественных и естественных наук становится преобладающей. Существовала проблема возможности рассматривать ист как науку о закономерностях. Кизеветтер говорил, что нельзя быть историком, не умея открывать в пестрой сутолоке фактов объединяющей их закономерности. Милюков представил связь ист концепций с соц потребностями эпохи. Он считал, что историку необходимо выходить за рамки своей науки, т.к. именно там зарождаются те идеи и настроения, которые влияют на ход истории. В представлении Милюкова развитие ист науки связано и с гос деятельностью отдельных представителей и с полит борьбой в широком смысле слова.

Отдельную теорию отстаивали марксисты – формационный подход, смена ОЭФ.

Другая методологическая проблема – признание прогресса, идея прогресса. Историки исходили из прогрессивно-поступательного характера ист процесса, а на рубеже XIX-XX вв. историки стали в этом сомневаться, а также и в возможности его познания. Марксисты признавали прогресс как переход от низшей стадии развития к более совершенной, с позиции экономики, полит и соц развития.

Ученые задумываются над вопросом «что представляет собой прогресс в истории и можно ли его установить? ». Здесь выделяется позиция русс религиозных философов В.Соловьева, С.Булгакова, Н.Бердяева, которые рассматривают прогресс в истории как явление сугубо индивидуалистическое и сходятся к тому, что прогресс это восхождение к Богу, а прогресс в материальном смысле – отрицается.

Кареев рассматривал прогресс как развитие личности и ее потребностей. Он пришел к выводу что прогресс не закономерен, он лишь только возможен. Прогресс зависит от усилий личности, творящей историю, т.е. прогресс – это способность человека к развитию, но это еще не само движение общества.

Лаппо-Данилевский считал, что историю нельзя подвести под формулу прогресса. Все, что есть – это изменения личности, а не прогресса общества.

Таким образом, историческая наука ставила задачу в начале XX в. изучение индивидуумов, их целей, идей, которые способны определить движение общества.

Основные научные направления отечественной исторической науки в начале XX в. (Позитивизм, марксизм, теологическое направление, социалистическое направление)

М.Н. Покровский и его роль в становлении советской исторической науки.

Р.Г.Пихой назвал его звездой первой величины в советской исторической науке. Годы жизни 1868-1932. В 1890-х начал печататься, одно время был либералом, легальным марксистом (до 1905г.). Занимался теорией экономического материализма. Сближается с большевиками с 1905. Приобщившись к марксизму после октябрьской революции он создает свою историческую школу.

К концу 1920-х авторитет Покровского был незыблем: держал все нити управления исторической науки. За ним признавалась роль основателя исторической науки. Он был председатель гос-ного ученого совета, председатель коммунистической академии, член комитета по заведованию учеными ЦИК СССР, член красной профессуры, возглавлял центральный архив, председатель общества историков-марксистов (создано в 1925 при Академии). У них был свой журнал «Историк-марксист» (с 1945 это «Вопросы истории КПСС», а с 1992 – «Вопросы Истории»).

Покровский – член главной редакции первого издания БСЭ, главный редактор отделов обществоведения и русской истории, отвечал за издание. Был в редколлегии журнала «Под знаменем марксизма».

Всего занимал около 20 должностей. Был еще и педагогом: лектор на факультете общественных наук МГУ, на курсах секретарей местных отделов РКП(б).

Ему была поручена реформа институтов. В июне 1918 было совещание о реформировании высшей школы. О привлечении молодых преподавателей и студентов в образовательный процесс. Разработан проект создания всероссийского ученого совета. Во главе него Покровский потом и встал. По его инициативе были созданы рабочие факультеты (РабФаки).

Выполнял указание Ленина, чтобы преподавание велось на марксистской методологии. Активно способствовал разрушению старой системы преподавания истории. Историко-филологический и юридический факультеты заменены на факультет общественных наук (т.е. история не преподавалась). История заменена марксистской социологией. В средней школе вместо истории – обществоведение, стали принижаться достижения старой школы. Пренебрежительное отношение к представителям старой школы: и для этих представителей Покровский был не авторитет, они ему не починялись.

По приказу Покровского были репрессированы Любавский, Рождественский, Платонов и др. Но к концу 1930-х авторитет Покровского безнадежно упал. Он был академиком с 1929г. Его критиковали и за диктаторские замашки, за школьное образование, за извращение коммунистической доктрины.

В 1933 преподавание истории было восстановлено.

С.Г. Пушкарёв

Из работ П., опубликованных на русском языке в США, самыми известными являются изданные в Нью-Йорке книги < Обзор русской истории> (1953) и < Россия в XIX веке> (1956; расшир. и доп. пер. вышел под назв., 1963: Эдмонгтон, 1985). В предисловии к первой книге П. писал: < В своем изложении я стремлюсь быть совершенно объективным < докладчиком>, но не прокурором и не адвокатом нашего исторического прошлого, я не окрашиваю его ни в черный, ни в нежно розовый цвет; я не стараюсь втиснуть факты нашей истории в рамки какой-нибудь историософской или социологической схемы, - я даю лишь фактическое изложение исторических событий и описание политического и социального строя в каждом периоде>. Опубликовал 3-ю часть исследования о судьбах общины; отмечал, что столыпинская аграрная реформа должна была открыть для русского крестьянства путь, < которым шли его западные соседи>, тогда как ни политика императорского правительства в XVIII-XIX вв., ни советская социализация земли < не принесли русскому крестьянству ни равенства, ни благосостояния>. Статьи П. печатались в американских и зарубежных русских изданиях (< Новое русское слово>, < Новый журнал>, < Записки Русской академической группы в США>, < Грани>, < Мысль>, < Посев>, , ). Основные их темы - Московская Русь, эпоха Петра Великого, взаимоотношения России и США, внутренняя политика России XIX - начала XX вв. < Странички из воспоминаний> опубликованы в 1980 в < Новом русском слове>. Статьи, посвященные теме октябрьского переворота 1917, составили сборник < Ленин и Россия> (Франкфурт-на-Майне, 1978; 1988); П. доказывал, что революция 1917 - < обвал>, < обрыв> русской истории, явление, чуждое национальным корням русского народа. Два посмертных сборника работ П. - < Самоуправление и свобода в России> (Франкфурт-на-Майне, 1985) и < Роль Православной церкви в истории России> (Нью-Йорк, 1985) - подготовлены сыном П., Б.Пушкаревым. Работы, вошедшие в первый сборник, характеризуют существовавшие в русской истории начала политической свободы и общественной самодеятельности. В предисловии ко второму сборнику протоирей Иоанн Мейендорф подчеркивал ведущую, по его мнению, мысль автора: <...при самых разных...исторических обстоятельствах - Святая Церковь оставалась Церковью, т.е. открывала людям их истинное и единственное назначение - быть гражданами не только земного Отечества, но и Царства Божия, и тем самым обладать подлинной радостью и внутренней неотъемлемой свободой>. П. подготовил многих американских историков. Как вспоминал один из его учеников, П. < предельно использовал те узкие возможности, которые открывались перед русским эмигрантом-специалистом по русской истории>

Опричнина

Д. Н. Альшиц

Ленинградский историк Д. Н. Альшиц считает, что в основе внутриполитической борьбы, разразившейся в эпоху Грозного, лежит значительный социальный конфликт. В своей популярной, написанной в живой полемической манере монографии «Начало самодержавия в России: Государство Ивана Грозного»[4] он и ставит своей задачей разобраться в социальной сущности, истинных масштабах и исторической значимости этого конфликта. Опираясь на введенные им в научный оборот исторические источники – Список опричников Ивана Грозного, Официальную разрядную книгу московских государей, неизвестные ранее литературные источники XVI в., автор показывает, что опричнина была не случайным и кратковременным эпизодом, а необходимым этапом становления самодержавия, начальной формой аппарата его власти. Именно времена Ивана Грозного автор считает началом самодержавия на Руси. Вот пример аргументации автора. Нельзя считать правление Ивана IV Васильевича с помощью опричнины примером монархии, ограниченной сословно-представительными учреждениями, на том основании, что в 1566 г. царем был созван Земский Собор и продолжала существовать Боярская дума. Земский Собор 1566 г. покорно и единодушно проголосовал за продолжение Ливонской войны - т.е. за решение, которого хотел царь. Но как только некоторые участники Собора посмели в форме верноподданнейшей челобитной высказать протест против опричной системы управления, на них обрушились лютые наказания. Большинство членов Боярской думы за годы опричнины были казнены или насильственно пострижены в монахи. Вплоть до смерти Грозного полными хозяевами в Думе были опричники. Факты говорят о том, считает профессор Д. Н. Альшиц, что уже тогда было установлено самодержавие, т.е., говоря словами В. И. Ленина, «форма правления, при которой верховная власть принадлежит всецело и нераздельно (неограниченно) царю»[5]. Интересную мысль высказывает Д. Н. Альшиц в заключение рекомендованной выше монографии: во всей дальнейшей истории самодержавия трудно обнаружить периоды, когда не проявляли бы себя те или иные «опричные методы управления. Иначе и не могло быть. Социальное происхождение самодержавия неразрывно связано с опричниной. А происхождение, как известно, можно отрицать, но нельзя отменить».

Однако на позиции Д. Н. Альшица, книга которого «Начало самодержавия в России» получила большой резонанс в исторических кругах, стоит остановиться более подробно. Суть авторской концепции, как мы отмечали выше, сводится к тому, что опричнина положила начало русскому самодержавию. Мысль эта высказывалась и другими историками, но в работе Д. Н. Альшица она получила более завершенный вид и всестороннюю аргументацию. Развернувшаяся вокруг этой работы известного ученого дискуссия заслуживает, думается, внимания не только узких специалистов, ибо в ходе ее быловысказано немало интересных суждений об опричнине.

Итак, рассмотрим вначале основные положения Д. Н. Альшица. Анализируя предпосылки самодержавия, он исходит из того, что эта форма управления соответствовала уровню производительных сил России, а почва для перехода к единовластию была подготовлена как реформами А. Ф. Адашева, укрепившими централизованную монархию, так и историко-публицистическими выступлениями, обосновывавшими идею самодержавия. Д. Н. Альшиц отвергает концепцию опричнины, выдвинутую В. Б. Кобриным, считающим мифом борьбу боярства и дворянства в XVI в. Нет оснований, считает Д. Н. Альшиц, объявлять мифом как саму борьбу между боярством и дворянством во времена Ивана Грозного, так и существенные причины этой борьбы, однако борьба между аристократией и дворянством шла не за или против централизации, а за то, какой быть этой централизации, за то, кто и как будет управлять централизованным государством, интересы какой социальной группы класса феодалов оно будет преимущественно выражать.

Спорит Д. Н. Альшиц и с другим известным специалистом по эпохе Р. Г. Скрынниковым, согласно концепции которого опричнина явилась результатом столкновения между могущественной феодальной аристократией и поднимающейся самодержавной монархией. По мнению Д. Н. Альшица, ограничить власть самодержца стремились не только знать, но и дворянство, и верхи посада, и церковь. В объединении этих сил таилась большая и вполне реальная опасность для единовластия Грозного, противостоять которой самодержавие не могло без инструмента принуждения, возникшего в виде опричнины. Таким образом, по мнению историка, появление опричнины не зависело от произвола отдельной личности, поскольку опричнина явилась «конкретно-исторической формой объективного исторического процесса». Классовая суть самодержавия Грозного, по мнению Д. Н. Альшица, заключалась в обеспечении интересов феодалов-крепостников, и прежде всего интересов дворянства. Опричнина же консолидировала класс феодалов путем подчинения интересов всех его прослоек «интересам самого большого и могущественного его слоя - служилых людей, помещиков».

Вопреки традиционной точке зрения, Д. Н. Альшиц считает, что опричнина не привела к разделению государства, а создала лишь «верхний этаж» власти, благодаря чему прежние исторически сложившиеся ee институты (Боярская дума и др.) были все разом подчинены власти самодержца. Все нетрадиционные подходы ученый обстоятельно обосновывает большим документальным материалом. При этом особое внимание он уделяет летописям и публицистике XVI в., к анализу которых он впервые обратился еще 40 лет назад, получив положительную оценку своей работы от крупнейшего советского специалиста по опричнине С. Б. Веселовского. В своей новой книге, вновь обратившись к этому кругу источников (Лицевой свод, приписки к нему Грозного), Д. Н. Альшиц убедительно доказал: время правки Лицевого свода именно 60-е, а не 80-е гг., что проливает дополнительный свет на истоки надвигавшейся опричнины. Многих читателей, обстоятельно изучающих этот период отечественной истории, привлечет и гипотеза Д. Н. Альшица, связанная с атрибуцией сочинений И. Пересветова. Ученый представляет в своей новой работе доказательства, что часть сочинений Пересветова была написана Иваном IV, а остальная - Адашевым.

Если же говорить об основных составляющих концепции Д. Н. Альшица, то прежде всего нужно отметить его тезис: опричнина не была отменена в 1572 г., а просуществовала до конца жизни Грозного, оказывая глубокое влияние на общество. А ведь действительно, что говорят доступные нам источники? Единственным современником, прямо указавшим на отмену опричнины в 1572 г., был Г. Штаден[6]. Но, по мнению Д. Н. Альшица, Штаден никогда не служил в опричнине, и его повествования напоминают небылицы Мюнхгаузена. Однако этот тезис оспаривает другой ленинградский историк – Р. Г. Скрынников. В рецензии на книгу Д. Н. Альшица[7] он, в частности, обосновывает причастность Штадена к опричнине и, следовательно, возможность довериться его наблюдениям. Но Р. Г. Скрынников идет дальше и приглашает в качестве свидетелей других современников. Среди них внимание читателей привлечет свидетельство польского воеводы Ф. Кмиты, писавшего королю Августу с русской границы, что уже 3 ноября 1572 г. в Москве русский царь примирился с «землею» (то есть с земцами; читатель помнит, что во времена опричнины Русь была поделена на опричнину и земщину) и отменил («зламал») опричнину. Это подтверждает и английский посол Д.Флетчер[8], побывавший в 1580 г. в Москве. Он уверенно пишет, что опричнина просуществовала семь лет, после чего была отменена. Р. Г. Скрынников приводит и другие факты, подтверждающие эту позицию и опровергающие концепцию Д. Н. Альшица. Так, рядом косвенных данных подтверждают факт отмены опричнины и русские источники (разрядные книги, летописи и т.д.). Однако отдельные расхождения Д. Н. Альшица и Р. Г. Скрынникова (приведенные нами в качестве примера естественных дискуссий в историографии государства Российского), как и нетрадиционные подходы Д. Н. Альшица к анализу ряда проблем истории времен Ивана Грозного, не меняют общей оценки опричнины в советской историографии последних десятилетий как «царского произвола, приобретшего здесь характер абсолюта»[9]. Сколько бы ни писалось о прогрессивном с позиции единого централизованного государства стремлении Ивана IV Васильевича ограничить политическое влияние удельных князей, лишив их последних родовых вотчин, средства для этой цели были выбраны явно не в интересах Отечества. Ибо «земельный террор» (термин Д. Н. Альшица) бил равно по князьям ростовским, ярославским и стародубским, старинной русской аристократии, и по обычным земледельцам российским, разоряемым и притесняемым в ходе борьбы (неравной! ) земщины с опричниной. Книгу же Д. Н. Альшица мы рассмотрели в очерке так подробно потому, что она, при некоторой критической уязвимости, являет пример соединения «стройной научной аргументации с живым и ярким изложением событий прошлого...».[10]
Опричнина в оценке Р.Г. Скрынникова.

Мнение Скрынникова Р.Г. отличается от взглядов С.Ф. Платонова на опричнину. Во-первых, Руслан Григорьевич пишет, что в опричнину отбирали «худородных дворян, не знавшихся с боярами». Платонов же считал, что «новый «особный двор» состоял из бояр и их детей». Во-вторых, С.Ф. Платонов рассматривал опричнину как крупную государственную реформу, а Скрынников Р.Г. считал, что первые опричные репрессии носили антикняжескую направленность «учреждение опричнины повлекло за собой крушение княжеского землевладения», но в течение семи лет политика опричнины не была подчинена единой цели. Опричнина с двором, армией и территорией создавалась для «охранения» жизни царя. Одним из главных аргументов в пользу опричнины была необходимость покончить со злоупотреблениями властей и прочими несправедливостями. В состав опричного «удела» вошло несколько крупных дворцовых волостей и обширные северные территории с богатыми торговыми городами. В опричнину отбирали «худородных дворян, не знавшихся с боярами». Собранное из незнатных дворян опричное войско должно было стать надежной опорой для борьбы с княжками. Для обеспечения опричников землей были конфискованы поместья суздальских, можайских и других землевладельцев, которые не были приняты на опричную службу. Скрынников Р.Г. писал: «Стержнем политической истории опричнины стал чудовищный процесс над сторонниками двоюродного брата царя князя Владимира Андреевича, завершившийся разгромом Новгорода. Причиной террора явился не столько пресловутый новгородский сепаратизм, сколько стремление правителей любой ценой удержать власть в своих руках». С началом существования опричнины связывают начало политических казней. Всего за время существования опричнины, по данным Скрынникова Р.Г., было уничтожено около 3-4 тысяч человек. Из них 600-700 дворяне, не считая членов их семей. Скрынников Р.Г. полагал, что образование опричнины представляло собой верхушечный переворот, имевший целью утвердить принципы неограниченного правления. После установления опричнины царь выгнал княжат из Боярской думы и заменил их нетитулованными боярами. Опричнина существенно ограничила компетенцию думы, прежде всего в сфере внутреннего управления. Скрынников Р.Г. писал: «Опричнина обнаружила тот факт, что в XVI в. среднее и мелкое дворянство еще не обладало ни моральными и политическими потенциями, ни достаточным образованием и влиянием, чтобы оттеснить боярскую аристократию от кормила управления и занять ее место. Свое выступление на исторической арене «худородные» дворяне- преторианцы ознаменовали лишь кровавыми бесчинствами, бессовестным грабежом и всякого рода злоупотреблениями. В опричнине окончательно сложился институт думных дворян». Опричные погромы деморализовали жизнь общества, но не могли изменить основных тенденций общественного развития, отчетливо обнаружившихся в период реформ. Развитие приказной системы управления вело к усилению централизации. Возросло значение служилой дворянской бюрократии. Проведенные в начале опричнины земельные конфискации привели к ослаблению боярской аристократии и укреплению самодержавия. « Опричнина дорого обошлась стране. Кровавая неразбериха террора унесла множество человеческих жизней. Погромы сопровождались разрушением производительных сил. Бесчинства опричников были беспрецедентными и не имели оправданий».

Кобрин Владимир Борисович (1930–1990) – известный историк, занимающийся изучением XVI – XVII вв., работал вместе с Зиминым. С 1989 года профессор Московского государственного историко-архивного института.

В.Б. Кобрин относится к тем историкам, которые считали опричнину реформой, которая была направлена на уничтожение остатков удельно-княжеской старины, а также против сепаратистских устремлений Новгорода и на сопротивление церкви как мощной, противостоящей государству организации.

В своей работе «Иван Грозный» Кобрин пользуется методом интерпретации, предоставляя читателю лишь факты, оставляя за ним право самим делать выводы. Он сразу указывает на то, что в декабре 1964 года, за месяц до появления опричнины, ситуация в стране была очень тревожна. Обострение отношений Ивана IV с Избранной радой, Ливонская война, побег в Великое княжество Литовское опытного и видного воеводы князя Андрея Михайловича Курбского, обвинения в измене двоюродного брата царя старицкого князя Владимира Андреевича.

Отъезд Ивана Грозного из Москвы в Александрову слободу и отправление оттуда грамот митрополиту Афанасию и всему посадскому населению Москвы, Владимир Борисович называет «блестящим политический маневром талантливого демагога», спровоцировавшим возмущение народа против бояр и в результате позволившее царю диктовать свои условия, в составе которых была опричнина.

Описывая опричнину, историк указывает на ее кровавую деятельность: «опричники (их число за семь лет выросло примерно в четыре раза) были не только личной стражей царя, но и участниками многих боевых операций. И все же палаческие функции для многих из них, особенно для верхушки, были главными. Трудно перечислить все, хотя бы даже наиболее известные казни опричного времени. Нет и точных цифр». Кульминацией опричного террора стали конец 1569 – лето 1570 г., когда Иван Грозный по ложному доносу выступил в поход против Новгорода Великого. Тогда по подсчету Кобрина погибло 10–15 тысяч человек.

В этот же год начинаются гонения на многих руководителей опричнины. Были обвинены в измене и мучительно казнены более 100 человек. В качестве палачей орудовали и сам царь, и его двадцатишестилетний сын царевич Иван, и опричные бояре и воеводы. Чудовищная трагедия разыгрывалась на фоне начинавшейся в стране эпидемии чумы.

В 1571 году на Русь совершает побег крымский хан Девлет-Гирей. «Большая часть опричников, которые должны были держать оборону берега Оки в районе Калуги, на службу не вышла: воевать с мирным населением было привычнее и безопаснее, безнаказанность развратила. Опричнина из мрачного карательного механизма выродилась в шайку убийц с княжескими и боярскими титулами» – так описывает эти события в своем труде Кобрин. Хан Девлет-Гирей беспрепятственно подходит к Москве и поджигает ее. «Пожар бушевал три часа, пока хватало пищи огню. В итоге – пепелище вместо столицы, множество обгоревших и задохнувшихся людей. Хоронить их было некому, а потому из-за разлагавшихся трупов (Москва сгорела 24 мая) «смрад велик был». Только к 20 июля, почти через два месяца, город удалось очистить от мертвых тел».

Этот разгром стал не только тяжелым ударом для престижа царя и его опричников, но сильно ухудшил внешнеполитическое положение страны. Переговоры с Крымом ни к чему не привели. И Девлет-Гирей решил следующим летом повторить поход. Ивану Грозному ничего не оставалось делать, кроме как назначить командующим войсками опытного воеводу, часто оказывавшегося в опале, – князя Михаилу Ивановича Воротынского и объединить под его началом и опричников и земских людей. Это войско 30 июля 1572 г. возле деревни Молоди наголову разбило хана Девлет-Гирея. «Страна была спасена. Спасителя же – Воротынского – царь Иван отблагодарил по-своему: меньше чем через год он был казнен по доносу своего холопа, утверждавшего, что Воротынский хотел околдовать царя. Курбский сообщает, что князя связанным держали над огнем, а Грозный сам подгребал угли поближе к жертве».

Битва при Молодях стала победой не только над Девлет-Гиреем, но и над опричниной. Но отмена опричнины не прекратила террора в стране.

Описывая события, происходящие в период опричнины, Владимир Борисович задается рядом вопросов: «каковы были ее причины, на какие цели она была направлена и к каким объективным результатам привела». В первую очередь он указывает на то, что вряд ли «были изменниками тысячи погибших новгородцев или крестьян Новгородской земли или жены и дети казненных», и то, что «никакие «государственные соображения» не могут обелить убийство десятков тысяч невиновных людей».

Кобрин опровергает классическую концепцию С.Ф.Платонова о том, что Иван IV, борясь с боярством, опирался на дворян, и поэтому он выселял из опричных уездов враждебных ему бояр, заменяя верными дворянами. Своими доводами он приводит то, что «в опричнину вошли главным образом заселенные рядовыми служилыми людьми уезды, а вовсе не форпосты крупного княжеско-боярского землевладения, как полагал Платонов», также то, «выселению подлежали в основном опальные и их родня, значительное же количество местных землевладельцев было, вероятно, просто принято в опричнину. А ведь именно на опричных переселениях в основном базируется представление об опричнине как об антибоярском мероприятии».

Дальше в своих рассуждениях историк подвергает сомнению распространенное представление о том, что боярство было постоянной аристократической оппозицией центральной власти. Свою логику он строит на том, что централизация страны XV–XVI вв. «воплощалась в указах и законах, оформленных как «приговоры» Боярской думы – высшего правительственного учреждения», что именно бояре принимают меры, направленные на это. Помимо этого Кобрин подчеркивает принципиальное отличие русского боярства от западноевропейской аристократии: «Русские бояре, в отличие от западноевропейских баронов, никогда не обороняли свои села: при появлении войск противника они съезжались под охрану стен княжеского града и защищали не каждый свою усадьбу, а все вместе княжество в целом» и сопоставляет западноевропейской аристократии удельных князей. Также Владимир Борисович указывает на то, что экономически бояре не были заинтересованы в сепаратизме, в виду того, что не владели крупными вотчинами, расположенными компактно, «в одной меже».

Опричнину Кобрин так же не считает антибоярской, основываясь на том, что они просто стояли ближе к государю, а потому на них чаще обрушивался царский гнев.

По мнению историка, Иван Грозный вряд ли ставил перед собой какие бы то ни было глобальные задачи, для него важно было укрепление личной власти. Но «каковы бы ни были желания и намерения царя Ивана, опричнина способствовала централизации и была объективно направлена против пережитков феодальной раздробленности».

Это можно увидеть, обратившись к результатам опричнины. Казнь Владимира Андреевича Старицкого с семьей, привела к уничтожению последнего реального удельного княжества на Руси. Низложение митрополита Филиппа, оказалось шагом на пути лишения церкви ее относительной самостоятельности, превращения ее из союзницы власти в ее служанку. Варварский погром Новгорода также был не случаен: в политическом строе этого города сохранялись особенности, уходившие своими корнями в период феодальной раздробленности. Опричнина утвердила в Руси режим личной власти – «завершилось превращение русских дворян в холопов самодержавия», разгром страны, который она принесла, способствовал утверждению крепостного права.

По мнению Кобрина «Жестокость, террор – показатель слабости власти, ее неумения добиться своих целей обычными путями, то есть компенсация слабости». Таким образом, Кобрин косвенно признает, что Иван Грозный как государственный деятель был слаб, поэтому и прибег к самому простому выходу – действовал путем террора. При этом Кобрин признает, что, не смотря на «психопатичность натуры» Ивана IV, он был выдающимся деятелем и яркой личностью в истории. Просто его действия были направлены не на благо страны, а на укрепление своей личной власти. Если рассматривать его поступки через эту призму, то «мы найдем в них совсем немного ошибок. Даже некоторые, казалось бы, бессмысленные акции обретают тогда смысл».

19. Становление новой советской историографии в 1930-е годы.

В 1930-е появилось новое поколение людей, детство которых прошло в 1920-е, когда историю не преподавали. Теперь власть пытается показать на примере истории, что все делается, что все правильно и закономерно.

В 1930-е сам Сталин взялся за установление исторической связи между советским и дореволюц периодами, поставил задачу перед историками доказать, что советская власть делает то же, что и старая, только лучше. Также от историков требовалось обосновать, что советская власть является законным наследником тысячелетней истории России. Необходимо было заручиться патриотическими настроениями народа, способного защищать страну и ее власть. Сталин отождествляет себя с Петром I, который также ставил задачу преодоления отсталости страны.

Уже в начале 30-х стал отчетливо проявляться кризис школы Покровского. 1) Они слишком отождествляли себя с ВКП(б) 2) Основной признак этой школы – игнорирование начальных этапов истории – слабое место этого направления.

С начала 30-х начинает устаревать антипатриотизм, забвение истории России, рассуждение о ней в категориях борьбы с великодержавным шовинизмом.

Отныне в советской историографии произошло разделение между «историей партии», (разработка которой стала монополией партийного руководства, представляющей официальное толкование всех вопросов истории) и «гражданской историей» (которая также была под присмотром, должна показать преемственность истории России).

5.03.1934 – постановление политбюро ЦК ВКП(б) «О постановке в школе преподавания гражданской истории и о мерах, необходимых для улучшения этого дела»

29.03.1934 – «О составлении учебников по истории для средней школы». На их подготовку отводилось всего 3 месяца (и всеобщая история, и история СССР). Подготовка учебников была под постоянным присмотром партии.

15.05.1934 – утвержден проект «О преподавании гражданской истории в школах СССР». Говорилось, что учебники носят отвлеченный характер и их нужно менять.

Летом 1934 Сталин, Киров, Жданов подготовили «Замечания по поводу конспекта учебника по истории СССР». Главная ошибка – написана история Руси, а не история народов СССР. Необходимо было обосновать, что ВОР – общее дело всех покоренных царизмом народов. Задача: нужен такой учебник, где бы история России не отрывалась от истории других народов СССР и от истории Европы и вообще мировой.

В октябре 1935 отдел агитации ВКП(б) провел совещание по вопросу о преподавании истории партии. Высказались за создание нового учебника по ист ВКП(б). Образована комиссия по подготовке учебника – возглавил Жданов. В течение 1935-37 было предложено несколько вариантов макетов учебника, но все отклонены. Сталин написал письмо авторам «Об учебнике истории ВКП(б)», написал рекомендации свои (периодизация, аспекты и пр.). Так, 1926-29 – по Сталину, подготовка к индустриализации, а к середине 30-х – период построения бесклассового общества. Эта схема имела явные ошибки, но взята за основу. Сталин лично написал параграф о материализме.

Сентябрь 1938 – в газете «Правда» опубликован текст. За 15 лет (1938-1953) «Краткий курс ВКП(б) переиздавался 301 раз. Тираж 42 000 на 67 языках. После XX съезда КПСС учебники изъяли.

Обязательно основой стали общественные науки: таких как научный коммунизм и др. Гражданская история предполагала признание основ марксистско-ленинской идеологии. Но ее влияние было в довольно ограниченной проблематике. Неотъемлемыми частями были понимание ист процесса как смены ОЭФ, признание возможности отдельным народом миновать отдельные ОЭФ. Советская историческая наука базировалась на источниковедении, а также на ВИДах. В качестве методологии доминировал позитивизм. История формировалась как существенный фактор в воспитании патриотизма.

20. Формирование новых форм и содержания исторического образования в 1930-е годы. Историческая концепция «Краткого курса истории ВКП(б)».

Происходит разделение между историей партии и гражданского населения, разработка теории монополии партийного руководства в обществе.

5 марта 1934 на Политбюро ЦК ВКП(б) рассматривался вопрос «О постановке в школе преподавания гражданской истории и о мерах необходимых для изучения этого дела».

29 марта 1934 на очередном заседании было принято решение о составлении учебников по истории, в рекордные сроки за три месяца. Ванаг, Греков, Панкратова, Пианковский – группа составителей. Подготовка учебников находилась под контролем ВКП(б).

15 мая 1934 Политбюро утвердило проект о преподавании гражданской истории в школах СССР. «Учащимся преподносят абстрактное определение о ФМ, отвлечёнными социальными схемами».

К июню 1935 было велено подготовить новые учебники истории. Восстановить исторические факультеты в ВУЗах. Летом 1934 Сталин, Киров и Жданов подготовили документ «Замечания по поводу конспектов учебников по истории СССР. Группа Ванага не выполнила задание, они составили историю Руси, а не историю народов вошедших в СССР.

12 3 4 5 6 7 Следующая ⇒