ЭТАПЫ ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ РОССИИ

⇐ ПредыдущаяСтр 14 из 18Следующая ⇒

Для оценки положения и роли постсоветской России в современном геополитическом пространстве необходим краткий экскурс в прошлое страны. В российской геополитической истории можно выделить шесть завершившихся этапов.

На первом этапе – во времена Киевской Руси – страна, несомненно, была частью Европы. С государствами этого континента она поддерживала интенсивные торговые, культурные и династические связи (например, одна из дочерей Ярослава Мудрого) стала королевой Франции).

Важнейшей экономической и культурной осью Киевской Руси был путь из «варягов в греки», соединивший Балтийский регион, в первую очередь Скандинавию, с Черным и Средиземным морями. В это же время формировалась и вторая ось и также вдоль водной артерии: от устья Невы через Волгу, бассейн Каспийского моря и далее – в Среднюю Азию и Персию. Обе оси опирались не на централизованную государственно-административную систему, а на опорные базы – городские центры с прилегавшими к ним территориями.

На втором этапе – после взятия татаро-монголами Киева в 1240 г. до освобождения Руси от уплаты дани Золотой Орде в 1480 году – Россия была скорее азиатским, чем европейским государством. В этот период русские княжества, в первую очередь Московское, ставшее впоследствии ядром Российского государства, были отделены от Европы Балто-Понтийским поясом недружественных государств и лишены выхода к Балтийскому и Черному морям – кратчайшим путям в Европу. Вместе с тем никогда не прекращалась торговля между северными русскими княжествами и ганзейскими городами.

Третий этап геополитической истории России (1480-1799) продлился от падения татаро-монгольского ига примерно до конца царствования Екатерины II. Он отмечен решением таких геополитических задач, как укрепление обретенного суверенитета, территориальное расширение государства, обеспечение выходов к морям. Окончательный распад Золотой Орды, ослабление и покорение ее наследников – Казанского и Крымского ханств – открыли перед Россией путь для практически беспрепятственной экспансии на малозаселенные пространства Сибири и Дальнего Востока.

При Иване Грозном Русское государство начало превращаться в империю. Возникновение великорусской государственности освящалось концепцией «Москва как Третий Рим», сформулированной псковским монахом Филофеем в связи с проблемой «византийского наследства» и лидерства в православном мире после взятия турками Константинополя в 1453 году и падения Византийской империи.

К концу этого этапа в результате реформ и военных кампаний Петра I и Екатерины II Россия окончательно утвердилась как балтийское государство и присоединила к себе часть украинских и белорусских земель, некогда входивших в Киевскую Русь.

В царствование Екатерины II Россия отвоевала доступ почти ко всему северному побережью Черного моря и стала великой европейской державой, способной реализовывать общеправославную программу. Эта программа была намечена еще во времена Ивана Грозного и заключалась, прежде всего, в освобождении православных стран от османского ига и последующем их объединении под эгидой России.

Четвертый этап охватил временной интервал 1796 год – последняя треть XIX века. Геополитическое пространство России продолжало расширяться в царствование Александра I, Николая I и Александра II.

Результатами войн с Турцией (1806-1812 гг.) и со Швецией (1808-1809 гг.) было присоединение к России Бесарабии, Финляндии и Аландских островов. Александр I принял в русское подданство теснимую Ираном православную Грузию.

В начале царствования Николая I геополитическое пространство России увеличилось по итогам войн с Турцией и Персией. Россия получила восточное побережье Черного моря с портами Анапа и Поти, территории Эриванского и Нахичеванского ханств. Однако поражение в Крымской войне (1853-1856 гг.) существенно снизило геополитический статус России, ее роль в европейских и мировых делах. Территориальные потери выразились в передаче Молдавии устья Дуная и части Бесарабии. В связи с запретом России иметь Черноморский флот она по существу переставала быть великой державой.

В царствование Александра II у Китая была отвоевана Амурская область (по левому берегу Амура), которая по Айгунскому договору (1858 г.) стала территорией России. По Пекинскому договору (1860 г.) Россия получила Уссурийский (Приморский край), где начали строиться города Благовещенск, Хабаровск, Николаевск (впоследствии Комсомольск-на-Амуре). В обмен на Курильские острова Россия получила от Японии южную часть Сахалина.

В Средней Азии была завоевана и присоединена к России территория Кокандского ханства, которая вместе с частью земель Хивинского и Бухарского ханства составила Туркестанское генерал-губернаторство. Продвижение русской армии к границам Персии и Афганистана вызывала недовольство в Великобритании, испытывавшей опасения за судьбу своей колонии Индии.

Во внешней политике России панправославие постепенно дополнялось панславизмом, проповедовавшем объединение всех этнических славян – православных и католиков. Как геополитическая доктрина эти идеи отражены в разработанном Н.Я. Данилевским проекте Всеславянской православной Федерации.

Парадокс истории состоял в том, что программу объединения славян и православных народов в основном воплотил преемник Российской империи атеистический и интернационалистский Советский Союз. В созданном им социалистическом содружестве оказались все славянские народы и православные, кроме греков.

Пятый этап геополитической истории России (последняя треть XIX в. – 1917 год) можно определить как империалистический. Потребность быстро развивавшейся экономики в сырье побудила русское правительство начать освоение потенциала Сибири и Дальнего Востока, завершить колонизацию Кавказа и Центральной Азии как источника дешевого хлопка для текстильных предприятий страны.

В области внешней политики Россия пыталась расширить зону своего влияния, создать военные союзы (Антанта) для борьбы со своими геополитическими соперниками. При этом концепции панправославия и панславизма начали замещаться евразийством, которое приняло законченные формы после Октябрьской революции в работах русских эмигрантов.

Шестой этап российской геополитической истории (в форме Советского государства) охватывает временной интервал 1917–1991 года. Советский Союз, отрицая геополитику, вместе с тем был весьма геополитичен, в советский период сохранялась мессианская, консервативная и идеалистическая сущность внешней политики страны, но на совершенно иной идеологической основе.

СССР в течение нескольких десятилетий воспринимал себя как государство, окруженное врагами, своего рода осажденную крепость. Истоки такого видения своего положения в мире уходили в глубь веков, когда страна постоянно подвергалась экспансии. При этом безоговорочно поддерживался любой режим, который декларировал оппозиционность «буржуазному» Западу и, прежде всего, Соединенным Штатам Америки.

Подобная позиция предопределила создание вокруг СССР после Второй мировой войны пояса государств-сателлитов и способствовала утверждению двухполюсной системы международных отношений. Она вела к безудержной гонке вооружений и постоянному экономическому перенапряжению страны, жившей в мобилизационном режиме. Такой курс явился одной из фундаментальных причин драматического распада СССР в 1991 году.

Краткий экскурс в историю России позволяет утверждать, что под воздействием природно-географических и культурных факторов в стране сформировались определенные геополитические традиции. Они в той или иной форме воспроизводились в различных общественных условиях независимо от характера режимов и личностных особенностей лидеров.

§ 2. Внешняя политика России:
поиск геополитической идентичности

Советская внешняя политика имела две главные опоры – мессианскую коммунистическую идеологию, ориентированную на мировую революцию и глобальную экспансию, и богатейшую ресурсную базу, позволявшую в течение длительного времени поддерживать военно-политическую мощь. По мере угасания надежд на мировую революцию марксистско-ленинская идеология, являвшаяся первоначально стержнем внешней политики Советской России, стала постепенно замещаться не менее экспансионистскими и изощренными геополитическими расчетами, сохранявшими прежний идеологический характер.

К концу восьмидесятых годов коммунистическая идеология утратила привлекательность для большей части населения страны, а ресурсный потенциал, прежде всего запасы нефти, истощился. Страна отстала на решающих направлениях научно-технической революции. Совокупное действие этих причин и предопределило крах тоталитарной системы.

После распада СССР перспективы России казались предопределенными – постепенная интеграция в систему индустриально развитых стран Запада, преодоление коммунистического мессианства. Руководство России исходило из того, что Запад будет доброжелательно относиться к российским реформам, закладывающим фундамент для общности ценностей, и воспримет Россию как великую державу и равноправного партнера.

Стремление России присоединиться к числу либеральных государств Запада отразилось уже в программе первых государственных визитов Б.Н. Ельцина: в ноябре 1991 г. – в Бонн, в начале 1992 г. – в Вашингтон, Оттаву, Лондон и Париж. По завершении этих визитов были перечислены основные цели внешней политики России – войти в «сообщество цивилизованных государств» и одновременно обеспечить максимальную поддержку реформам. Внешняя политика России по отношению к Западу создавала впечатление бесконечной череды односторонних уступок (поддержка санкций ООН против Ливии, Ирана и Югославии, готовность отдать Японии Южные Курилы).

Однако в 1993 г. в российской внешней политике произошел заметный сдвиг в сторону «державных» подходов. Он был вызван недовольством населения ухудшением экономической и социальной ситуации, разочарованием в объеме и действенности материальной поддержки реформ со стороны Запада, неравноправным положением России в партнерстве с Западом.

В определении геополитической идентичности страны и формировании внешней политики российская власть сталкивается с серьезными проблемами геополитического, экономического, психологического и политико-культурного характера. Рассмотрим эти проблемы по существу.

В геополитическом аспекте Россия оказалась территориально сжатой до 1/7 части суши, тогда как СССР занимал 1/6 ее часть. В результате раздела Советского Союза Россия была как бы оттеснена в северную и северо-восточную часть Евразии, лишена большинства удобных выходов в Мировой океан, отдалена от Западной и Центральной Европы, а также Средней Азии. Резко сократилась ресурсная база обеспечения ее международной деятельности и влияния.

Драматичность новой геополитической ситуации постсоветской России состоит в том, что на южных границах она вынуждена противостоять, в том числе и вооруженным путем, во-первых, исламскому миру, стремящемуся расширить сферу своего влияния на бывшие советские республики, и, во-вторых, националистическим, фундаменталистским силам Кавказа, угрожающим территориальной целостности самой России.

Существуют и территориальные претензии к России со стороны «центров силы». Япония требует возврата южных Курил. Преждевременно говорить о полном исчерпании территориальных претензий Китая. Наконец, исторически не снят с повестки дня вопрос о Калининградской области.

Качественно изменяется геополитическая структура постсоветского пространства, теряющего «россоцентризм». СНГ неэффективно и функционирует главным образом благодаря действию двух факторов: прежде всего – зависимости многих постсоветских государств от российского топливного сырья и в меньшей мере – в силу культурно-исторических связей. Ввиду своей слабости Россия не может выполнять роль геополитического и геоэкономического центра постсоветского пространства. Тем временем бывшие советские республики активно взаимодействуют с такими государствами, как Германия, Турция, Китай, США, образовав ряд геополитических союзов, альтернативных СНГ (европейская, тюркская, исламская и другие виды интеграции).

Существует угроза геополитическому единству и самой России. Национальные республики Волго-Уральского региона (Татарстан, Башкортостан) и Северного Кавказа устанавливают внешние связи, руководствуясь этнокультурными и религиозными критериями. Это ведет к усилению влияния на них со стороны исламских государств.

Имеются геополитические проблемы и с другими регионами России. Дальний Восток вынужден самостоятельно развивать связи с Китаем, Южной Кореей и другими государствами АТР. В сложном положении анклава оказалась Калининградская область.

В целом геополитическое положение России сейчас таково: у нее нет очевидных врагов, но вместе с тем нет и друзей; ей вовсе не гарантировано благожелательное отношение соседей (кроме, возможно, Белоруссии при нынешнем режиме).

В экономическом аспекте Россия по объему валового внутреннего продукта в несколько раз уступает Японии, Китаю, Германии и примыкает к великим державам второго ранга (Франции, Италии, Великобритании). Еще более она удалена от развитых стран по величине валового продукта на душу населения, находясь по этому показателю во второй полусотне государств мира¹.

Более благоприятно положение России на мировом рынке, где она владеет альтернативными источниками сырья (прежде всего ТЭК). Однако, согласно экспертным оценкам, разведанных запасов нефти в России осталось на 12 лет, а газа – на 60 лет². Зависимость стран Запада от поставок нефти и газа из России локальна, ситуативна и не может привести к созданию критических ситуаций в их энергоснабжении.

При существующих масштабах отставания от развитых стран рывок в развитии России, который позволил бы ей вписаться в постиндустриальный мир, осуществим главным образом не путем централизации власти, а благодаря мобилизации наличных ресурсов, активизации экономического сотрудничества с развитыми странами за традиционными рамками (нефть, газ, металл, лес), максимально возможной интеграции в глобализирующуюся экономику, повышению конкурентоспособности товаров на мировых рынках.

Для обеспечения России статуса великой державы необходимо приоритетное развитие новейших технологий, образования, науки. Экономическая стратегия страны должна строиться с учетом того обстоятельства, что к 2015 году удельный вес высокотехнологичной продукции в мировом экспорте составит 87 процентов, а доля сырья снизится до 13 процентов¹.

В военном аспекте Россия пока сохраняет примерное равенство с Соединенными Штатами в области стратегических вооружений. Но, этот арсенал, созданный еще в 70-80-е годы, устаревает и не может быть действенным средством политики. В настоящее время для России актуально не поддержание ракетно-ядерного паритета с США, а обеспечение безопасного хранения, демонтажа и нераспространения накопленного оружия. Перед лицом новых угроз, с которыми сталкивается Россия, со всей остротой стоит проблема оснащения вооруженных сил высокоточным конвенциональным оружием, форсированного проведения военной реформы, в основе которой – переход к профессиональной армии, способной обеспечить безопасность страны. Для реформирования армии предстоит преодолеть сопротивление не внешнего противника, а военного лобби в собственной стране.

В психологическом аспекте большинство русских в отличие от граждан других государств чувствуют себя исторически проигравшими. Бывшие советские республики после краха советской системы обрели свою национальную идентичность, Россия же ее утратила, ибо российская идентичность со времен царизма была ориентирована на империю. Предметом острой дискуссии является вопрос: следует ли довольствоваться новой ролью или наперекор окружению выполнять «миссию» восстановления империи?

В политико-культурном аспекте обострилось соперничество двух всегда существовавших в России противоположных базовых ориентаций. Дискутируется вопрос о том, должна ли Россия примкнуть к Западу в расчете на материальную поддержку внутренних преобразований или следует искать образцы для подражания в Азии, где Китай, Индия и Япония при сохранении идентичности добиваются процветания собственными силами.

В области политических приоритетов обсуждается вопрос о том, должна ли Россия сконцентрироваться на внутреннем развитии и видеть путь к величию в подъеме жизненного стандарта ее граждан или, как в советское время, делать акцент на военную мощь как главный атрибут великой державы.

Из вышеприведенного перечня проблем очевидно, что в отличие от большинства государств в российском обществе отсутствует консенсус в вопросе внешнеполитической ориентации страны. Каждая группировка стремится декларировать свои специфические интересы как национальные. При этом концепции политических противников предаются анафеме как «происки агентов иностранных держав» или как планы возврата к империи.

В одном вопросе все политические течения едины – в желании видеть Россию великой державой. Острые разногласия существуют относительно того, как должен выглядеть желаемый статус великой державы и как он должен реализовываться.

В современной российской внешнеполитической мысли при всем различии содержательных и индивидуальных нюансов просматриваются три главных направления, которые предлагают свои модели геостратегического выбора, – западничество, неоевзазийство и антизападничество.

Представители западнического, либерально-демократического направления в своей трактовке складывающегося миропорядка, целей и ориентиров внешней политики России исходят из императивности вывода Ф. Фукуямы о «конце истории» в смысле отсутствия реальной альтернативы либерализму и западной модели общественного устройства. Они считают, что существующие механизмы регулирования международных отношений, прежде всего ООН, неспособны реагировать на современные вызовы, поскольку были ориентированы на биполярную конфигурацию мира и опирались на военное равновесие сверхдержав. Теряют прежнее значение решающих регуляторов международных отношений и такие факторы, как институт государства, понятия суверенитета и территориальной целостности, инструментарий военной силы.

По мнению представителей российского либерализма, международная система государств с государством-гегемоном – Соединенными Штатами будет постепенно трансформироваться в многополюсную, но не альтернативную Соединенным Штатам, а развивающуюся с направлении становления нескольких центров притяжения либеральной ориентации. Например, Индия может стать центром притяжения в сфере компьютерных технологий и конкурировать с Силиконовой долиной, Япония может возродиться в качестве кредитора и т.д.¹.

Согласно такому видению перспектив мирового развития, во многом близкому концепции З. Бжезинского² Россия стоит перед альтернативой: либо занять подчиненное А положение в «либерально-демократической цивилизации», следуя в фарватере курса Соединенных Штатов, либо пополнить число стран-»изгоев», возможно, став для них центром притяжения, а значит и внесистемной или антисистемной силой. Интеграция в западные политические и экономические структуры, полагают либералы, открывает перед Россией хотя и не близкую возможность занять достойное место в мировом сообществе, а отказ от нее может обернуться очередным, скорее всего последним тупиком в истории страны.

Либералы не возражают против расширения НАТО за счет вступления в него стран Восточной Европы и бывших советских республик и считают, что со временем в этот блок следует вступить и России. Для либералов НАТО – это союз демократий, где эффективно действуют все институты, и Россия может многому поучиться. По их мнению, в перспективе НАТО способна стать опорой формирующейся новой системы международной безопасности, поскольку располагает необходимым инструментарием для обеспечения стабильности в мире. Членство в этом альянсе открывало бы перед Россией возможность участвовать в принятии решений по ключевым проблемам мирового развития.

В своих крайних проявлениях либерализм находит выражение в предложениях ускорить вхождение России в сообщество цивилизованных государств путем территориальных уступок. Имеется ввиду передача Японии Курил и получение взамен кредитов на освоение Сибири, создание на территории Калининграда свободной зоны для сотрудничества России, Германии и Скандинавии. Идея сделки в отношении Курил представляется весьма непрактичной из-за высокой вероятности нецелевого использования кредитов или вообще бесследного их исчезновения, как это происходило с кредитами МВФ России в 90-е годы.

В рамках либерально-демократической концепции внешнеполитической стратегии России между различными направлениями либерализма имеются определенные разногласия. В частности, они проявляются в акцентировании предпочтительности преимущественно проамериканской или проевропейской ориентации страны. Сторонники приоритетности для России отношений с США подчеркивают доминирующую значимость потенциала этой страны в сфере международных отношений и относительную ограниченность возможностей расширяющейся Европы в должной мере содействовать модернизации России. Приверженцы ориентации России прежде всего на Европу считают, что она является частью европейской цивилизации, хотя и особого, в силу исторических обстоятельств, ее ответвления. С их точки зрения, национальные интересы России заключаются в преобразовании собственного общества в соответствии с инвариантными, но не специфическими чертами европейских обществ. Большинство же либералов придерживается мнения о существовании для России выбора не между Америкой и Европой, а встраиванием в сообщество цивилизованных государств и неизбежностью постепенной маргинализации. Проблемы Евразии предполагается решать на основе многостороннего партнерства с Западом и прежде всего с Соединенными Штатами, уже завоевавшими важные позиции на этом континенте¹.

Часть либералов предлагает дистанцироваться от азиатских стран, особенно Китая, рассматривая сближение с восточным соседом как невыгодное и даже опасное для России с учетом его многократно превосходящего демографического и экономического потенциала. Такое сближение, сопровождающееся сотрудничеством со странами-«изгоями», по их мнению, может быть расценено Западом как курс на противостояние с ним.

Сторонники многовекторной геостратегии считают нецелесообразным отказываться от евразийской идентификации страны, активно сотрудничая не только с Западом, но и со странами Азии и мусульманского мира, стремясь к формированию системы коллективной безопасности в Евразии. Согласно их видению геополитических приоритетов России, ее роль в Евразии должна состоять не только в создании транспортного или коммерческого «моста» между Европой и Азией, как предлагают геоэкономисты, но и в умиротворении европейской и азиатской цивилизаций, в превращении континента в пространство взаимообогащающего диалога².

Справедлива следующая констатация либералов: злейший враг реалистического национального мировосприятия – «оборонное» сознание в том виде, в каком оно досталось от прошлого и в каком его настойчиво пытаются реанимировать влиятельные политические силы, эксплуатирующие стереотипы времен холодной войны. В связи с этим подчеркивается, что в эпоху глобализации опасность для России исходит не со стороны НАТО, а от международных террористических организаций, стремящихся заполучить оружие массового уничтожения, и безответственных режимов, предоставляющих подобным организациям свои территории¹.

Рассмотренные подходы представителей либерально-демократического направления к проблемам формирующегося миропорядка и геостратегического выбора России, на наш взгляд, продуктивны в главном – в нацеленности на выявление оптимальных путей модернизации страны и вхождения в развитое социально-экономическое пространство. Вместе с тем они не свободны от элементов упрощенчества и непрактичности. Во-первых, реалии современного мира во многом не подтвердили концепцию Ф. Фукуямы о наступлении либеральной эры и поставили ее автора перед необходимостью радикального пересмотра своих выводов и прогнозов. Во-вторых, интересы России по ряду ключевых проблем не совпадают с западными (например, «гуманитарные интервенции», осуществляемые в одностороннем порядке) или даже сталкиваются на территории СНГ. В-третьих, предлагаемые цели и ориентиры внешней политики в значительной степени лишают Россию самостоятельности, превращая в зависимого партнера Соединенных Штатов. В-четвертых, имеет место недооценка собственных возможностей России для выхода из кризиса и преувеличение благоприятного отношения к ней со стороны Запада, степени готовности содействовать ее модернизации. В-пятых акцентируются достоинства западных моделей общественного устройства, но не придается должного значения сложной и многоаспектной проблеме разработки конкретных механизмов адаптации этих моделей к российским реалиям.

Широкое распространение в отечественной геополитике постсоветского периода получили теоретические конструкции неоевразийства, формируемые на основе синтеза положений традиционной геополитики, сформулированных А. Мэхэном, Х. Маккиндером, К. Хаусхофером и др., и постулатов евразийской доктрины, изложенной в трудах П. Савицкого, Г. Вернадского, Н. Трубецкого, и впоследствии развитых в исторических трудах Л. Гумилева.

Особый интерес значительной части российской элиты к неоевразийству вызван привлекательностью декларируемой им идеи о существовании в границах РФ уникальной исторической и цивилизационной общности – евразийской. Неоевразийство рассматривается как идеологический фактор укрепления федеративных начал российского государства, стимулирования интеграционных процессов на постсоветском пространстве. Евразийская аргументация широко используется различными фракциями российской элиты в процессе разработки, принятия и реализации внешнеполитической стратегии.

Неоевразийство как интеллектуальное и политически разнородное течение существует в нескольких версиях. Одна из них, прагматическая, ориентированная на воссоздание экономического взаимодействия бывших советских республик, в течение ряда лет выдвигалась президентом Казахстана Н. Назарбаевым. В настоящее время она реализуется в деятельности Евразийского экономического сообщества, образованного в октябре 2000 года Россией, Казахстаном, Белоруссией, Киргизией и Таджикистаном. Различные, во многом оппонирующие варианты концепции неоевразийства представлены прежде всего в публикациях А.Г. Дугина и А.С. Панарина.

Идеологизированный вариант неоевразийства, претендующий на роль концептуальной основы геостратегии России, разработан школой «неоевразийства» и ее ведущим теоретиком А.Г. Дугиным. Это направление представлено публикациями издававшегося им первого в стране специализированного журнала «Элементы» и газеты национально-консервативного толка «День» (в настоящее время выходит под названием «Завтра»). Геополитические воззрения А.Г. Дугина сведены воедино в книге «Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить Пространством» Изд. 2-е. М., 2000.

Доктрина «неоевразийства» исходит из главного постулата классической геополитики – о пространстве как определяющем факторе геостратегии государств. Политика, культура и даже религия, с точки зрения школы «неоевразийства», менее значимы для формирования геостратегии, чем пространство. Проводя параллель с марксизмом и классической буржуазной политэкономией, А.Г.Дугин полагает, что подобно экономическим идеологиям, утверждающим особую категорию «человек экономический», «…геополитика говорит о «человеке пространственном», предопределенном пространством, сформированном его специфическим качеством – рельефом, ландшафтом»¹.

Согласно «неоевразийской» доктрине, главным законом геополитики является фундаментальный дуализм двух типов цивилизаций – «теллукратических», базирующихся на «сухопутном могуществе», и «талассократических», опирающихся на «морскую мощь». Вслед за классической геополитикой постулируется, что степень антагонистичности этого типа противостояния и преобладания той или иной цивилизации варьируется в различные периоды истории. В холодной войне 1946–1991 гг. извечный геополитический дуализм, по мнению А.Г. Дугина, достиг максимальных пропорций¹.

Наиболее естественный и желательный сценарий геополитического развития «неоевразийцы» видят в победе «сухопутной» цивилизации и создании под эгидой России евразийского стратегического блока «конфедерации Больших Пространств», среди которых основными будут Европейская империя на Западе (вокруг Германии и Срединной Европы), Тихоокеанская империя на Востоке (вокруг Японии), Среднеазиатская империя на Юге (вокруг Ирана) и собственно Русская империя в центре Евразии (вокруг России).

Учитывая стратегическую важность образования осей «Москва – Берлин» и «Москва – Токио» для реализации «неоевразийского» проекта, предлагается очистить культурно-историческую перспективу от негативных аспектов прошлого и прежде всего территориальных символов Второй мировой войны. С этой целью А.Г. Дугин считает целесообразным возвращение Германии Калининградской области (Восточная Пруссия), а Японии – Курил.

Важнейшим союзником блока по расовым, политическим и стратегическим параметрам «неоевразийцам» представляется Индия. Не исключается и возможность широкомасштабного сотрудничества с Китаем – в случае корректировки «проатлантической» модели его развития и появления внутри страны мощного прорусского лобби¹.

Идея мессианского призвания России предопределяет основные особенности «неоевразийского» проекта. Во-первых, он в отличие от классического евразийства активно заимствует элементы континенталистской концепции К.Хаусхофера, включая в будущую конфедерацию «Больших Пространств» всю Европу. Во-вторых, в качестве главных геополитических союзников России ориентирован на исламские государства (особенно Иран), что обосновывается «традиционным» характером русской и исламской цивилизаций, объединяющим их в противостоянии модернистскому, индивидуалистическому и светско-прагматическому атлантизму.

По мнению теоретиков «неоевразийства», геополитическая конструкция Евразийской империи должна основываться не на некоей целостной идеологии, а на отрицании атлантизма и стратегического контроля со стороны США, на отказе от верховенства рыночно-либеральных ценностей. Подрыв могущества Соединенных Штатов вплоть до их разрушения предполагается осуществлять планомерно и бескомпромиссно, прибегая к экспансии в Центральную и Южную Америку с целью их вывода из под контроля Севера, провоцируя дестабилизирующие процессы в самих Соединенных Штатах, прежде всего с опорой на силы афро-американского расизма. При этом все виды геополитического давления на Соединенные Штаты следует задействовать одновременно².

Рассмотрение «неоевразийского» геополитического проекта позволяет сделать следующие выводы.

Во-первых, в контексте происходящих на мировой арене качественных трансформаций – глобализации экономических, политических и информационных процессов, формирования многополярного миропорядка, усложнения геополитической структуры мира акцентирование пространственно-территориального фактора поведения государств отражает приверженность «неоевразийской» школы некритически воспринятым постулатам германской и англосаксонской геополитики первой половины XX века, а также русского евразийства.

Во-вторых, «Большие Пространства» конструируются прежде всего на основе территориального принципа без учета специфики этнических, культурных и религиозных ориентации евразийских держав, различия их традиций и национальных интересов.

В-третьих, ввиду неопределенности перспектив превращения России в современное государство постиндустриального типа весьма проблематична ее потенциальная способность к собиранию евразийских земель, выполнению интегрирующей роли на пространстве Евразии.

В-четвертых, прокламируемые «неоевразийцами» приверженность радикально-антизападнической точке зрения и неприятие рыночно-либеральных ценностей несовместимы с принципами общественного устройства ряда цивилизованных (особенно европейских) государств, рассматриваемых в качестве участников конфедерации «Больших Пространств». Это обстоятельство уже само по себе исключает возможность создания евразийского стратегического блока, противостоящего атлантизму.

В-пятых, явно преувеличиваются значение и масштабы антиамериканизма как фактора интеграции евразийского пространства под эгидой России. Антиамериканизм носит преимущественно подспудный характер и не является доминантой политики большинства государств Евразии. Преобладает понимание того, что без участия единственной сверхдержавы невозможно решение жизненно важных проблем обширного континента.

В-шестых, культивирование идеи «общего врага» в лице Соединенных Штатов и разрушения наиболее мощной державы современного мира исключает возможность создания стабильного международного порядка, обеспечения национальной безопасности всех народов и государств.

В целом разработанный «неоевразийцами» геополитический проект представляет собой умозрительную и эклектическую схему, вобравшую в себя плохо согласующиеся и противоречащие друг другу положения и идеи. Выдвигаемые в нем ориентиры геостратегии России являются во многом утопическими и потому не способными обеспечить ее эффективность в условиях глобализирующегося мира. Их реализация может лишь увеличить конфликтный потенциал в евразийском регионе, идеи евразийской экспансии расцениваются преобладающей частью российского правящего класса как опасные, экстравагантные и потому неприемлемые для практического применения.

Более умеренный и респектабельный в политическом плане, фундированный – в философском вариант неоезразийства представлен в работах А.С.Панарина «Россия в циклах мировой истории» (М., 1999), «Искушение глобализмом» (М., 2000), «Стратегическая нестабильность» (М., 2003) и др. Этот вариант ориентирован на восстановление целостности постсоветского пространства как относительно самодостаточного и геополитически стабильного образования. Его специфику составляет главным образом культурно-цивилизационный подход к анализу проблематики, а не геополитическое теоретизирование.

По мнению А.С.Панарина, после распада СССР Россия оказалась перед жестким выбором: либо восстановить прежнее пространство, причем в новом духовном, моральном и экономико-технологическом качестве, либо стать одной из стран третьего мира, лишившись всяких шансов занять достойное место в мировом сообществе. Естественно, что при такой альтернативности восстановление утраченного геополитического статуса представляется единственным для России способом обеспечить выживание и избежать неблагоприятного развития событий.

Дуализм «суши» и «моря» является доминантой и для этого варианта неоевразийства. «Суша» оценивается в нем как «земная твердь мира», «источник всего реального», а «Море» – как «волюнтаристическая стихия», порождающая «виртуальность» и «псевдореальность». Поэтому цивилизации «Суши» противостоят «морским» цивилизациям и державам, обязанным своим происхождением «изобретательной субъективности».

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒