СТРУКТУРА ЯЗЫКА. ЯЗЫК КАК СИСТЕМА.

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 37Следующая ⇒

Как орудие общения язык должен быть организован как целое, обладать известной структурой и образовать единство своих элементов как некоторая система.

Прежде чем говорить о структуре и системе языка необходимо выяснить еще один вопрос.

Если наши представления и отработанные сознанием понятия являются «копиями», «слепками», «образами» действительных вещей и процессов природы, то это не относится к словам языка и к языку в целом.

Прямое «отражение» вещей может быть только в звукоподражаниях (ку-ку, хрю-хрю и т. п.), да и то внутренние фонетические законы¹ могут препятствовать более точному воспроизведению звуков природы звуками речи. Поэтому одни и те же звуки природы как звукоподражания различны в разных языках. Обычные же, незвукоподражательные слова своим материальным составом ничего общего не имеют с обозначаемыми ими вещами и явлениями. Действительно, что общего между звуковыми комплексами дом, нос, брат, кот и т. п. и соответствующими вещами и явлениями? Совершенно ясно, что эти звуковые комплексы не «отражают» действительности, как ее отражают представления и понятия.

¹ См. гл. VII, § 85.

Почему же мы все-таки знаем и узнаем, что дом – это «дом», а кот – это «кот» и т. д.?

Ответ на это мы находим в т е о р и и з н а к а. Что же надо понимать под термином з н а к? Это можно применительно к языку свести к следующим пунктам:

1) Знак должен быть материальным, т. е. должен быть доступен чувственному восприятию, как и любая вещь.

2) Знак не имеет значения, но направлен на значение, для этого он и существует, поэтому знак – член второй сигнальной системы.

3) Содержание знака не совпадает с его материальной характеристикой, тогда как содержание вещи исчерпывается ее материальной характеристикой.

4) Содержание знака определяется его различительными признаками, аналитически выделяемыми и отделяемыми от неразличительных.

5) Знак и его содержание определяется местом и ролью данного знака в данной системе аналогичного порядка знаков.

Это можно пояснить такими примерами. Если сравнить кляксу и букву, материальная природа которых одинакова и обе они доступны органам восприятия, то выясняется, что для характеристики кляксы все ее материальные свойства: и размер, и форма, и цвет, и степень жирности – одинаково важны. А для буквы важно лишь то, что отличает эту букву от других: а может быть больше или меньше, жирнее или слабее, может быть разного цвета, но это «то же а », тогда как при различии этих признаков кляксы будут разные. Клякса ничего не значит, а буква значит, хотя и не имеет своего значения; а же существует для того, чтобы, различаясь с о, у и т. п., различать стал от стол, стул и т. п. У буквы же может быть существенно изменен ее материальный вид, например: а, а, А, А и т. д., но это то же самое, тогда как для кляксы изменения ее контуров приводят к тому, что это разные кляксы. Дело здесь именно в том, что з н а к – э т о ч л е н о п р е д е л е н н о й з н а к о в о й с и с т е м ы, для буквы – алфавитной и графической, тогда как любая клякса может «существовать» сама по себе и ни в какой системе не участвовать.

Возможность знаков выполнять свою различительную функцию основана на том, что знаки в пределах данной знаковой системы (алфавит, звуковой строй языка)² сами различаются либо в целом, либо посредством какой-нибудь частной, отдельной диакритики³. Это тоже легче всего показать на буквах. Так, о и х различаются в целом, не имея ничего общего, наоборот, ш и щ имеют все общее, кроме одной диакритики – «хвостик» у щ , такие буквы, как А и Н, построены из тех же трех линий, из которых две – вертикальные и одна – горизонтальная, но у Н вертикальные линии параллельны, а у А они сходятся под острым углом. Аналогичные соотношения имеются и у фонем (о чем см. ниже, а также гл. III, § 39).

² Перенесение знака в другую систему может изменять его место в системе и его функцию, так, р в русском алфавите – знак для фонемы [р], а в латинском р – знак для фонемы [п]; как «вещи» – это то же самое, но как знаки они разные.

³ Диакрú тика – от греческого diakritikos – «различительный»; здесь: диакритика – различительный значок.

Среди ученых нет единого понимания знака в языке, и многие это понятие объясняют по-разному.

Термином «знак» охотно и широко пользовался Ф. Ф. Фортунатов, который писал: «Язык представляет... совокупность знаков главным образом для мысли и для выражения мысли в речи, а кроме того, в языке существуют также и знаки для выражения чувствований»⁴. Фортунатов рассматривает также и знаки для выражения отношений: «...звуки слов являются знаками для мысли, именно знаками как того, что дается для мышления (т. е. знаками предметов мысли), так и того, что вносится мышлением (т. е. знаками тех отношений, которые открываются в мышлении между частями ли мысли или между целыми мыслями)»⁵. Далее Фортунатов рассматривает взаимодействие разного типа знаков в языке, что перекликается с его учением о форме слова и с его пониманием значения: он говорит о таких «принадлежностях звуковой стороны языка, которые сознаются (в представлениях знаков языка) как изменяющие значение тех знаков, с которыми соединяются, и потому, как образующие данные знаки из других знаков, являются, следовательно, сами известного рода знаками в языке, именно знаками с так называемыми формальными значениями; неформальные значения знаков языка в их отношении к формальным значениям языка называются значениями материальными... или также реальными»⁶.

⁴Ф о р т у н а т о в Ф.Ф. Сравнительное языковедение // Избранные труды. М, 1956. Т. 1. С. 111.

⁵Там же. С. 117.

⁶Там же. С. 124.

Очень важные различения в области теории знака указывает в «Логических исследованиях» немецкий логик Эдмунд Гуссерль: 1) всякое выражение есть знак, 2) надо различать настоящие знаки (Zeichen) и «метки» или «приметы» (Anzeichen) типа крестов, начертанных мелом на домах гугенотов в Варфоломеевскую ночь, или узелков на платке, «чтобы не забыть», 3) знаки направлены на значение, тогда как метки остаются простым обозначением, 4) знаковая направленность может относиться к называемому предмету – это «предметная отнесенность» (gegenstandliche Beziehung), к «выражению говорящего» (Kundgabe) и собственно к значению (Bedeutung), 5) очень важным для лингвистов является различение случаев: а) одно значение – разные предметы, это universalia («универсалия») – общие понятия: лошадь, человек и б) один предмет – разные значения – это синонимы: глаза – очи⁷.

⁷ H u s s e r l Е. Logische Untersuchungen. 2-е изд. Т. 2, 1913. Гл. II. Ausdruck und Bedeutung.

Развивая идеи Э. Гуссерля, австрийский психолог, философ и лингвист Карл Бюлер, описывая в своей книге «Теория языка» различные направленности знаков языка, определяет основные функции языка: 1) функция выражения, или экспрессивная функция (Ausdrucksftinktion), когда выражается состояние говорящего, а выражающие его знаки являются симптомами (например, междометия: ай, ох и т. п.); 2) функция призыва, обращения к слушающему, или апеллятивная функция (Appellfunktion), такие знаки являются сигналами (например, окрик эй!, императив стой и т. п.) и 3) функция «представления», или репрезентативная (экспликативная) функция, когда один другому о чем-то говорит или рассказывает (Darstellungsfunktion), такие знаки Бюлер называет символами; эта функция является самой существенной для языка, так как благодаря ей осуществляется коммуникация¹.

¹В ü h l e r К. Sprachtheorie. Iena, 1934. [Русский пер.: Б ю л е р К. Теория языка. Репрезентативная функция языка. М., 1993.] Предложенное Бюлером различение функций языка было взято Н. С. Т р у б е ц к и м для его книги «Основы фонологии» (русский пер. М., 1960).

Датский лингвист Л. Ельмслев пишет о знаках: «Язык по своей цели – прежде всего знаковая система; чтобы полностью удовлетворять этой цели, он всегда должен быть готов к образованию новых знаков, новых слов или новых корней... При условии неограниченного числа знаков это достигается тем, что все знаки строятся из незнаков, число которых ограничено... Такие незнаки, входящие в знаковую систему как часть знаков, мы назовем фигурами; это чисто операциональный термин, вводимый просто для удобства. Таким образом, язык организован так, что с помощью горстки фигур и благодаря их все новым и новым расположениям можно построить легион знаков...»²

²Е л ь м с л е в Л у и. Пролегомены к теории языка [Русский пер.: Новое в лингвистике. Т. 1, 1960. С. 305].

Есть и такое мнение, что то, чтό называет Ельмслев фигурами, – это знаки-диакритики, а то, что у Ельмслева собственно знаки, – это знаки-символы. Можно говорить также о знаках I рода (фигуры, диакритики) и знаках II рода (символы).

К знакам I рода, полностью отвечающим указанным выше требованиям, относятся звуковые и графические знаки: они доступны человеческому восприятию, не имеют своего значения, исчислимы и строго организованы в систему, откуда и получают свою характеристику.

Морфемы³ частью исчислимы (аффиксы), частью неисчислимы (корни) и имеют свое значение; слова в языке явно неисчислимы (хотя для каждого текста их число может быть точно определено), но так как и морфемы и слова составлены из знаков I рода (фонем, букв), то и эти единицы языка – тоже знаки, что делается особенно ясным, если рассмотреть соотношение слов и вещей, ими обозначаемых.

³О морфемах см. гл. IV, § 44.

Слова как названия вещей и явлений не имеют ничего общего с этими вещами и явлениями; если бы такая естественная связь слов и вещей существовала, то в языке не могло быть ни с и н о н и м о в– различно звучащих слов, но называющих одну и ту же вещь (забастовка – стачка, завод – фабрика, тощий – худой, есть – жрать и т. п.), ни о м о н и м о в – одинаково звучащих слов, но имеющих разные значения (лук – «оружие» и лук – «растение», ключ – «родник» и ключ – «инструмент для отпирания замка», лама – «тибетский монах» и лама – «американское животное» и т. д.), невозможен был бы и перенос значений (хвост – «часть тела животных» и хвост – «очередь», собачка – «маленькая собака» и собачка – «рычаг для спуска курка» и т. п.), наконец, невозможно было бы наличие разнозвучащих слов для обозначения одного и того же явления в разных языках (однако это так, ср. русское стол, немецкое Tisch, французское table, английское board, латинское mensa, греческое trapedza, турецкое sofra, финское pö ytä и т. д.).

Маркс писал, что «название какой-либо вещи не имеет ничего общего с ее природой»¹.

¹ М а р к с К. Капитал. Т. 1. Кн. 1. Госполитиздат, 1955. С. 107.

Поэтому объяснить непроизводные, взятые в прямом значении слова нельзя: мы не знаем, почему «нос» называется носом, «стол» – столом, «кот» – котом и т. п.

Но слова, производные от простых, уже объяснимы через эти непроизводные: носик через нос, столик через стол, котик через кот и т. п., равно как и слова с переносным значением объяснимы через слова прямого значения; так, нос у лодки объясняется через сходство по форме и положению с носом человека или животного, стол – «пища» – через смежность в пространстве со столом – «мебелью» и т. п.

Таким образом, слова производные и с переносными значениями мотивированы и объяснимы в современном языке через слова непроизводные и прямого значения. Слова же непроизводные и прямого значения немотивированы и необъяснимы, исходя из современного языка, и мотивировка названия может быть вскрыта только этимологическим¹ исследованием при помощи сравнительно-исторического метода².

¹ Этимологический от этимология – в свою очередь из греческого etymologia из etymon –- «истина» и logos – «слово», «учение»; об этимологии см.§ 19.

² См. о сравнительно-историческом методе гл. VI, § 77.

Почему же все-таки стол, дом, нос, кот и т. п. не просто звукосочетания, а слова, обладающие значением и понятные для всех говорящих по-русски?

Для выяснения этого вопроса следует ознакомиться со структурой языка.

Под с т р у к т у р о й следует понимать единство разнородных элементов в пределах целого.

Первое, с чем мы сталкиваемся при рассмотрении структуры языка, приводит нас к очень любопытному наблюдению, показывающему всю сложность и противоречивость такой структуры, как язык.

Действительно, на первый взгляд речевое общение происходит очень просто: я говорю, ты слушаешь, и мы друг друга понимаем. Это просто только потому, что привычно. Но если вдуматься, как это происходит, то мы наталкиваемся на довольно странное явление: говорение совершенно непохоже на слушание, а понимание – ни на то, ни на другое. Получается, что говорящий делает одно, слушающий – другое, а понимают они третье.

Процессы говорения и слушания зеркально противоположны: то, чем кончается процесс говорения, является началом процесса слушания. Говорящий, получив от мозговых центров импульс, производит работу органами речи, артикулирует, в результате получаются звуки, которые через воздушную среду доходят до органа слуха (уха) слушающего; у слушающего раздражения, полученные барабанной перепонкой и другими внутренними органами уха, передаются по слуховым нервам и доходят до мозговых центров в виде ощущений, которые затем осознаются.

То, что производит говорящий, образует а р т и к у л я ц и о н н ы й к о м п л е к с; то, что улавливает и воспринимает слушающий, образует а к у с т и ч е с к и й к о м п л е к с.

Артикуляционный комплекс, говоримое, не похож физически на акустический комплекс, слышимое. Однако в акте речи эти два комплекса образуют единство, это две стороны одного и того же объекта. Действительно, произнесем ли мы слово дом или услышим его – это будет с точки зрения языка то же самое.

Отожествление говоримого и слышимого осуществляется в акте речи благодаря тому, что акт речи – двусторонен; типичной формой речи является диалог, когда говорящий через реплику делается слушающим, а слушающий – говорящим. Кроме того, каждый говорящий бессознательно проверяет себя слухом, а слушающий – артикуляцией¹. О т о ж е с т в л е н и е г о в о р и м о г о и с л ы ш и м о - г о обеспечивает правильность в о с п р и я т и я, без чего невозможно достигнуть и взаимопонимания говорящих.

¹При овладении чужим языком эта «проверка» производится замедленно и явно.

При восприятии неизвестного языка артикуляционно-акустического единства не получается, а попытка воспроизведения артикуляции услышанного приводит к неверным артикуляциям, диктуемым навыками своего языка. Это явление хорошо описано в «Войне и мире» Л. Толстого, когда русский солдат Залетаев, услыхав песню, которую поет пленный француз Морель: «Vive Henri quatre, Vive, ce roi vaillant! Се diable a quatre...», воспроизводит ее как «Виварика. Виф серувару! Сидябляка! » и далее передает продолжение французской песни: «Qui eut le triple talent, De boire, de battre, et d'ê tre un vert galant...» – как «Кью-ю-ю летриптала, де бу де ба и детравагала»².

²Т о л с т о й Л. Н. Война и мир. Т.4. Ч. 4. Гл. IX.

Для правильного восприятия необходимо, чтобы оба собеседника владели теми же артикуляционно-акустическими навыками, т. е. навыками того же языка.

Но акт речи не исчерпывается восприятием, хотя без него и невозможен. Следующий этап – это п о -н и м а н и е. Оно может быть достигнуто только в том случае, если и говорящий и слушающий связывают данное артикуляционно-акустическое единство с тем же значением; если же они связывают данное артикуляционно-акустическое единство, хотя бы и при правильном восприятии, с разными значениями, – взаимопонимания не получается; так, если встретятся русский и турок, и русский скажет табак, то турок легко «подгонит» русский артикуляционный комплекс табак под свой акустический комплекс tabak, но поймет его или как «блюдо», или как «лист бумаги», так как «табак» по-турецки tü tü n (ср. украинское тютюн).

Следовательно, и на этом втором этапе акта речи, как и на первом, необходимо, чтобы говорящий и слушающий принадлежали к коллективу, говорящему на одном и том же языке; тогда происходит новое отожествление несхожего: артикуляционно-акустической и смысловой стороны, образующих тоже единство.

Оставив в стороне первый этап акта речи и его слагаемые (о чем см. в гл. III – «Фонетика»), рассмотрим второе соотношение.

В языке всегда обязательно наличие двух сторон: внешней, материальной, связанной с артикуляционно-акустическим комплексом, и внутренней, нематериальной, связанной со смыслом. Первое является обозначающим и гарантирующим через знаки доведения речи до органа восприятия, без чего речевое общение немыслимо; второе – обозначаемым, содержанием, связанным с мышлением.

Непосредственное выражение смысла в звуке нетипично для языка. Так обстоит дело в разного рода механических сигнализациях, например в светофоре, где зеленый цвет «прямо» значит «можно», красный – «нельзя», а желтый – «приготовься». В таких системах сигнализации между смыслом и воспринимаемой материальностью ничего нет. В языке даже междометия отличаются от такого схематического устройства, так как они могут выполнять функцию целого предложения, относятся к определенной части речи, выражены не любым, а специфичным для данного языка звучанием, способны образовать производные знаменательные слова (ох – охать, оханье и т. п.), т. е. вообще стоят не изолированно, а в связи с другими элементами языка и не могут быть произвольно придуманы как системы сигнализации.

Типичным же для языка является сложная структура взаимосвязанных разнородных элементов.

Для того чтобы определить, какие элементы входят в структуру языка, разберем следующий пример: два римлянина поспорили, кто скажет (или напишет) короче фразу; один сказал (написал): Еo rus [э2о pyc] – «я еду в деревню», а другой ответил: I – «поезжай». Это самое короткое высказывание (и написание), которое можно себе представить, но вместе с тем это вполне законченное высказывание, составляющее целую реплику в данном диалоге и, очевидно, обладающее всем тем, что свойственно любому высказыванию. Каковы же эти элементы высказывания?

1) [i] – это звук речи (точнее, фонема, см. гл. III, § 39), т. е. звуковой материальный знак, доступный восприятию ухом, или i – это буква, т. е. графический материальный знак, доступный восприятию глазом;

2) i - – это корень слова (вообще: морфема, см. гл. IV, § 44), т. е. элемент, выражающий какое-то понятие;

3) i – это слово (глагол в форме повелительного наклонения в единственном числе), называющее определенное явление действительности;

4) I – это предложение, т. е. элемент, заключающий в себе сообщение.

«Маленькое» i, оказывается, заключает в себе все, что составляет язык вообще: 1) звуки – фонетика (или буквы – графика), 2) морфемы (корни, суффиксы, окончания) – морфология, 3) слова – лексика и 4) предложения – синтаксис.

Больше в языке ничего не бывает и не может быть.

Почему для выяснения вопроса о структуре языка понадобился такой странный пример? Для того чтобы было ясно, что различия элементов структуры языка н е к о л и ч е с т в е н н ы е, как могло бы показаться, если бы мы взяли длинное предложение, разбили его на слова, слова – на морфемы и морфемы – на фонемы. В данном примере эта опасность устранена: все ступени структуры языка представляют собой «то же» i, но взятое каждый раз в особом качестве.

Таким образом, различие элементов структуры языка – к а ч е с т в е н н о е, что определяется разными функциями этих элементов. Каковы же функции этих элементов?

1) Звуки (фонемы) являются материальными знаками языка, а не просто «слышимыми звуками». (См. гл. III, § 39.)

Звуковые знаки языка (равно как и графические) обладают двумя функциями: 1) перцептú вной¹– быть объектом восприятия и 2) сигнификативной² – иметь способность различать вышестоящие, значимые элементы языка – морфемы, слова, предложения: нот, бот, мот, тот, дот, нот, лот, рот, кот... стал, стол, стул... сосна, сосны, сосне, сосну... и т. п.

¹ От перцепция из латинского perceptio – «восприятие».

² От латинского signiflcare – «обозначать».

Что же касается различия букв (графических знаков) и звуков (фонетических знаков) в языке, то оно не функциональное, а материальное; функции же у них те же самые.

2) Морфемы (см. гл. IV, § 42) могут выражать понятия: а) корневые – вещественные [стол-], [зем-], [окн-] и т. п. и б) некорневые двух видов: значения признаков [-ость], [-без-], [пере-] и значения отношений [-у], [-ишь], сиж-у – сид-ишь, [-а], [-у] стол-а, стол-у и т. п.; это семасиологú ческая¹ функция, функция выражения понятий. Называть морфемы не могут, но значение имеют; [красн-] выражает лишь понятие определенного цвета, а назвать что-либо можно лишь, превратив морфему в слово: краснота, красный, краснеть и т. п. (см. гл. IV, § 44).

¹ Семасиологический – от семасиология (от греческого слова semasia – «обозначение» и слова logos – «слово», «учение»).

3) Слова могут называть вещи и явления действительности; это номинативная¹ функция, функция называния; есть слова, которые в чистом виде выполняют эту функцию, – это собственные имена; обычные же, нарицательные совмещают ее с функцией семасиологической, так как они выражают понятия².

¹ От латинского nominahvus – «назывной».

²Среди нарицательных в чистом виде номинативную функцию представляет в пределах существительных именительный падеж (Nominativ), в глаголе аналогичную роль играет инфинитив, поэтому в словарях, где дается подбор названий, слова приводятся в указанных формах.

4) Предложения служат для сообщения; это самое важное в речевом общении, так как язык есть орудие общения; это функция коммуникатú вная¹, так как предложения состоят из слов, они в своих составных частях обладают и номинативной функцией и семасиологической.

¹ От латинского communicatio – «сообщение».

Элементы данной структуры образуют в языке единство, что легко понять, если обратить внимание на их связь: каждая низшая ступень является потенциально (в возможности) следующей высшей, и, наоборот, каждая высшая ступень как минимум состоит из одной низшей; так, предложение минимально может состоять из одного слова (Светает. Мороз.); слово – из одной морфемы (тут, вот, метро, ура); морфема – из одной фонемы (щ-и, ж-а-ть); ср. вышеприведенный пример с i.

Кроме указанных функций, язык может выражать эмоциональное состояние говорящего, волю, желания, направленные как призыв к слушающему. Выражение этих явлений охватывается экспрессú вной¹ функцией. Экспрессия может быть выражена разными элементами языка: это могут быть специально экспрессивные слова – междометия (ай! – эмоциональное, эй! - волевое), некоторые грамматические формы (слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами: дружочек! – эмоциональные, императивы глаголов: молчи! – волевые), особо экспрессивно окрашенные слова «высокого» или «низкого» стиля и, наконец, интонация.

¹ От экспрессия – из французского expression (в свою очередь из латинского) – «выразительность».

Следует еще отметить одну функцию, объединяющую некоторые элементы языка с жестами, – это дейктú ческая²– «указательная» функция; такова функция личных и указательных местоимений, а также некоторых частиц: вот, эва и т. п.

² Дейктический – от греческого (ионического) deiktikos – «указательный».

В пределах каждого круга или яруса языковой структуры (фонетического, морфологического, лексического, синтаксического) имеется своя система, так как все элементы данного круга выступают как члены системы. Система – это единство однородных взаимообусловленных элементов.

Ни в коем случае нельзя подменять понятие системы понятием внешней механической упорядоченности, чем и отличается орудие общения – язык от орудий производства (см. выше); при внешней упорядоченности качество каждого элемента не зависит от целого (поставим ли мы стулья по четыре или по восемь в ряд и будет ли их 32 или 64 – от этого каждый из стульев останется таким же, как если бы он стоял один).

Члены системы, наоборот, взаимосвязаны и взаимообусловлены в целом, поэтому и число элементов и их соотношения отражаются на каждом члене данной системы; если же остается один элемент, то данная система ликвидируется; так, система склонения возможна при наличии хотя бы двух падежей (например, в английском местоимении he – him), но системы склонения с одним падежом быть не может, как во французском языке; категория несовершенного вида глагола возможна только тогда, когда имеется в той же грамматической системе и категория совершенного вида и т. д. Члены системы получают свою значимость по соотношению с другими членами данной системы; поэтому, например, родительный падеж при наличии отложительного (аблатива) не то, что родительный падеж в языке, где нет аблатива; значимость [к] в языках, где есть [х], иная, чем в языках, где нет [х] (см. гл. III, § 39).

Системы отдельных ярусов языковой структуры, взаимодействуя друг с другом, образуют общую систему данного языка.

Язык и речь

Языковеды второй половины XIX и начала XX в., преодолевая универсализм и догматизм натуралистов (Шлейхер), все более и более углублялись в исследования отдельных языковых фактов и доводили свои исследования до речи отдельного человека. Успехи новой науки – психологии – способствовали этим устремлениям – довести исследование до индивида. Эти воззрения в своем крайнем проявлении доходили до отрицания языка как достояния коллектива, ставили под сомнение существование языков.

Так, А. А. Шахматов полагал, что «реальное бытие имеет язык каждого индивидуума; язык села, города, области, народа оказывается известной научной фикцией, ибо он слагается из фактов языка, входящих в состав тех или иных территориальных или племенных единиц индивидуумов»¹.

¹Шахматов А. А. Очерк современного русского литературного языка, 4-е изд. М., 1941. С. 59. Данное мнение не является сугубо личным, ср. высказывание И. А. Бодуэна де Куртенэ в работе «Язык и языки», опубликованной в 81-м полутоме Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (с. 531), см.: Бодуэн де Куртенэ И. А. Избранные труды по общему языкознанию. М., 1963. Т. 2, а также положения В. Пизани (Пизани В. Этимология. Русский пер. М., 1956. С. 43), Д ж. Бонфанте в работе «Позиция неолингвистики», см.: Звегинцев В. А. История языкознания XIX–XX веков в очерках и извлечениях 3-е изд. М., 1964.4. 1. С. 336.

Сторонники таких взглядов, по русской поговорке, «за деревьями не видят леса». Об этом писал В. Гумбольдт (1767–1835): «...в действительности язык всегда развивается только в обществе, и человек понимает себя постольку, поскольку опытом установлено что его слова понятны также и другим»¹.

¹Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человеческого рода, см.: Звегинцев В. А. История языкознания XIX–XX веков в очерках и извлечениях. 3-е изд. М., 1964. Ч. 1. С. 97.

Эта мысль в формулировке Маркса звучит следующим образом: язык – это «...существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого»¹, и если язык всегда есть достояние коллектива, то он не может представлять собой механическую сумму индивидуальных языков. Скорее, речь каждого говорящего может рассматриваться как проявление данного языка в условиях той или иной жизненной ситуации. Но индивидуальные особенности в речи каждого человека тоже бесспорный факт.

¹ Маркс К. Немецкая идеология //Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3.С. 29.

Так возникает очень важная проблема: язык и речь. Эти понятия часто путают, хотя совершенно ясно, что, например, физиологи и психологи имеют дело только с речью, в педагогике можно говорить о развитии и обогащении речи учащихся, в медицине – о дефектах речи и т. п.; во всех этих случаях «речь» заменить «языком» нельзя, так как дело идет о психофизиологическом процессе.

Значительно сложнее разобраться в соотношении языка и речи на чисто лингвистической почве.

В. Гумбольдт писал: «Язык как масса всего произведенного речью не одно и то же, что самая речь в устах народа»¹.

¹Гумбольдт В. О различии организмов человеческого языка и о влиянии этого различия на умственное развитие человеческого рода. / Пер. П. С. Билярского. СПб., 1859. (Новое изд.: В. фон Гумбольдт. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества // Избранные труды по языкознанию. М., 1984].

Развитию этого положения Гумбольдта посвящен целый раздел в «Курсе общей лингвистики» Ф. де Соссюра (1857–1913).

Основные положения Соссюра сводятся к следующему:

«Изучение языковой деятельности распадается на две части: одна из них, основная, имеет своим предметом язык, т. е. нечто социальное по существу и независимое от индивида... другая – второстепенная, имеет предметом индивидуальную сторону речевой деятельности, т. е. речь, включая говорение»¹; и далее: «Оба эти предмета тесно между собой связаны и друг друга взаимно предполагают: язык необходим, чтобы речь была понятна и производила все свое действие, речь в свою очередь необходима для того, чтобы установился язык; исторически факт речи всегда предшествует языку»².

¹Де С о с с ю р Ф. Курс общей лингвистики / Русский пер. А. М. Сухотина, С. 1933. С. 42

²Там же.

Итак, по Соссюру, изучение языковой деятельности распадается на две части: 1) «одна из них, основная, имеет своим предметом язык, то есть нечто социальное по существу и независимое от индивида...»¹; 2) «другая, второстепенная, имеет предметом индивидуальную сторону речевой деятельности, то есть речь, включая говорение...»².

¹ Там же.

²Там же. С. 39

Итак, для Соссюра соотнесены три понятия: речевая деятельность (langage), язык (langue) и речь (parole).

Наименее ясно Соссюр определяет «речевую деятельность»: «Речевая деятельность имеет характер разнородный»¹. «По нашему мнению, понятие языка (langue) не совпадает с понятием речевой деятельности вообще (langage); язык – только определенная часть, правда – важнейшая, речевой деятельности»².

¹Там же.

²Там же.

«Речь» тоже определяется из соотношения с языком, но более определенно: «...речь есть индивидуальный акт воли и понимания, в котором надлежит различать: 1) комбинации, при помощи которых говорящий субъект пользуется языковым кодексом с целью выражения своей личной мысли; 2) психофизический механизм, позволяющий ему объективировать эти комбинации»¹; «разделяя язык и речь, мы тем самым отделяем: 1) социальное от индивидуального; 2) существенное от побочного и более или менее случайного»². Это явление «всегда индивидуально, и в нем всецело распоряжается индивид; мы будем называть его речью (parole)»³. Но в этих определениях скрыто очень важное противоречие: либо «печь» лишь индивидуальное, побочное, даже случайное и только, либо же это «комбинации, при помощи которых говорящий субъект пользуется языковым кодексом», что никак не может быть побочным и тем более случайным и что не является даже и индивидуальным, так как это нечто, лежащее вне субъекта.

¹Там же.

²Там же. С. 38

³Там же.

Австрийский психолог и лингвист Карл Бюлер, а вслед за ним и Н. С. Трубецкой выделяли в этой области два понятия: речевой акт (Sprechakt) и структуру языка (Sprachgebilde)¹. Если термин Sprachgebilde можно отожествить с термином Соссюра «язык» (langue), хотя сам Соссюр указывает на другую немецкую параллель: Sprache – «язык», то термину речевой акт (Sprechakt) у Соссюра ничего не соответствует, а для своего термина parole – «речь» он указывает немецкий термин Rede – «речь».

¹ См.: В u h 1 е г К. Sprachtheorie. lena, 1934 [Русский пер.: Б ю л е р К. Теория языка. М., 1993]; Trubetzkoy N. Grundziige der Phonologic // Travaux du Cercle Liaguistique de Prague. 1938. № 7 (в русском переводе книги Трубецкого «Основы фонологии», М., 1960 – термины речевой акт и речь отожествлены, см. с. 7).

Наиболее полно и определенно Соссюр определяет «язык»: «Язык – это клад, практикой речи отлагаемый во всех, кто принадлежит к одному общественному коллективу»¹, «язык... это система знаков, в которой единственно существенным является соединение смысла и акустического образа, причем оба эти элемента знака в равной мере психичны»².

¹ Де Соссюр Ф. Курс общей лингвистики /Русский пер. А. М. Сухотина, 1933. С. 38.

²Там же. С. 39.

Подчеркивая социальную сущность языка, Соссюр говорит: «Он есть социальный элемент речевой деятельности вообще, внешний по отношению к индивиду, который сам по себе не может ни создавать язык, ни его изменять»¹.

Какие же выводы можно сделать, рассмотрев все противоречия, указанные выше?

¹Там же.

1) Соссюр прав в том, что надо отличать язык как явление социальное, общественное, как достояние коллектива, от иных явлений, связанных с языковой деятельностью.

2) Прав он и в том, что определяет язык прежде всего как систему знаков, так как без знаковой системы не может осуществляться человеческое общение, явление второй сигнальной системыпо И. П. Павлову.

3) Не прав Соссюр в том, что считает это социальное явление – язык – психичным; хотя явления языка, наряду с явлениями искусства, а также бытового творчества (утварь, одежда, жилище, оружие) и техники, проходят через психику людей, но сами слова, правила склонения и спряжения, стихи и романы, сонаты, симфонии и песни, картины и этюды, памятники и здания, равно как и ложки, скамейки, седла, пещеры, башни и дворцы, самострелы и пулеметы, – не психические факты. Для языка в целом и для языкового знака в частности необходима их материальность (звуки, буквы и их комбинации). Мы уже установили, что вне реальной материальности и способности быть чувственно воспринимаемым любой знак, и прежде всего языковой, перестает быть знаком и тогда кончается язык.

4) Не прав он также в том, что объединяет понятие речевого акта – всегда индивидуального (даже в случае хоровой декламации! ) и речи как системы навыков общения посредством языка, где главное тоже социально и речевые навыки тоже достояние известных частей коллектива (по признакам: классовым, сословным, профессиональным, возрастным, половым и т. д.).

5) Не прав Соссюр и в том, что понятия речи и речевого акта у него не расчленены, потому что понятие языковой деятельности он недостаточно разъяснил.

6) Несмотря на отмеченные выше ошибки Соссюра, то, что сказано им о языке и речи, послужило ориентиром для выяснения самых важных вопросов в этой области на 50 лет вперед.

Что же можно в результате сказать?

1. Основным понятием надо считать язык. Это действительно важнейшее средство человеческого общения. Тем самым язык – это достояние коллектива и предмет истории. Язык объединяет в срезе данного времени все разнообразие говоров и диалектов, разнообразия классовой, сословной и профессиональной речи, разновидности устной и письменной формы речи. Нет языка индивида, и язык не может быть достоянием индивида, потому что он объединяет индивидов и разные группировки индивидов, которые могут очень по-разному использовать общий язык в случае отбора и понимания слов, грамматических конструкций и даже произношения. Поэтому существуют реально в современности и истории такие языки, как русский, английский, французский, китайский, арабский и др., и можно говорить о современном русском языке и о древнерусском, и даже об общеславянском.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒