АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ РЕФОРМАТСКИЙ И ЕГО КНИГА

Стр 1 из 37Следующая ⇒

В 1947 г. на прилавках книжных магазинов появилась небольшая по объему книга в мягком бежевом переплете, изданная «Учпедгизом» приличным по тому времени тиражом в 55 тыс. экз., но, тем не менее, быстро разошедшаяся и столь же быстро ставшая знаменитой среди преподавателей и студентов. На титульном листе значилось: «А. А. Реформатский. Введение в языковедение. Пособие для учительских институтов». Скромное определение жанра и предназначения книги не могло заслонить очевидного факта – ее выход был знаменательным событием не только в сфере преподавания общего языкознания, но и в сфере отечественной науки о языке.

Педагогическая значимость этой книги 47-летнего ученого состояла в том, что она являла собой первый учебник нового типа, содержавший современное изложение одного из важнейших филологических курсов и полностью соответствующий нормативной программе. Но это было не то новое слово, которое строится на отрицании предшествующей традиции; для А. А. преемственность развития научной мысли была не риторической абстракцией, а живо ощущавшейся им духовной связанностью ученых разных поколений. Он сам полушутя, полусерьезно называл себя внуком Ф. Ф. Фортунатова – основателя Московской лингвистической школы и одного из наиболее крупных языковедов России.

Секрет такого «родственного» самоопределения помогает раскрыть посвящение, помещенное на обороте титульного листа учебника: «Памяти автора „Краткого введения в науку о языке», моего дорогого учителя Д. Н. Ушакова посвящаю свой труд». Д. Н. Ушаков, обессмертивший свое имя редактированием «Толкового словаря русского языка» (в обиходе именуемого «ушаковским»), был для А. А. больше, чем преподавателем по университету и руководителем по аспирантуре, – А. А. считал его своим «научным отцом», а поскольку Дмитрий Николаевич («отец») был воспитанником («сыном») Фортунатова, то из этого следовало, что А. А., любимый ученик Ушакова, приходится Филиппу Федоровичу «внуком» в науке!

А. А. дорожил и гордился своим научным «родством», но верность учителям никогда не становилась для него основанием чураться нового, и в своих лекциях, из которых вырос учебник, он стремился сочетать классику российского и мирового язковедения с сегодняшним видением основных проблем языка, в том числе и со своими собственными представлениями. Преподавательской деятельности в разных московских вузах – от МГУ до Литературного института – он отдал 20 лет жизни (1939–1959), в дальнейшем его педагогическое дарование находило воплощение в работе с аспирантами.

О его лекциях шла молва по Москве, а иногородние ученики разносили славу о них по всей стране. Он стал легендарным лектором благодаря умению пленять слушателей отточенностью формулировки, логической ясностью аргументации, неизбитостью языка, неожиданностью ассоциаций, огромной общей эрудицией; ему в полной мере был присущ, говоря словами Андрея Белого, «редчайший дар – увидеть научный ландшафт как феномен культуры»¹. Эти слова относятся к отцу А. А. – профессору химии А. Н. Реформатскому, но сын в данном случае счастливо унаследовал дарование отца, и, может быть, наибольшую привлекательность его лекциям придавал именно широкий культурный фон, превращавший узкоспециальную и ожидаемо суховатую лекцию в увлекательное речевое произведение. И, наконец, далеко не последнюю роль играл в этом его природный артистизм, отшлифованный в молодые годы занятиями в студии В. Э. Мейерхольда и бесконечными хождениями по обожаемым театрам.

¹ Б е л ы й А. На рубеже двух столетий. М., 1930. С. 441.

Стоит ли удивляться, что учебник прославленного лектора был нарасхват и популярность его не уменьшалась, а скорее возрастала в результате разнузданной «критики», развернувшейся после выхода книги. Это было в духе того времени, в ход шли привычные ярлыки – «политическая неграмотность», «низкопоклонство перед реакционной буржуазной наукой», «сознательная фальсификация» и т. п. В те годы подобная травля легко могла поставить точку не только в научной карьере, но и в самой жизни человека. К счастью, времена меняются, беда обошла и учебник, и его автора.

А затем последовали еще три издания (1955, 1960, 1967), объем книги увеличивался, и в последнем издании она уже втрое превосходила учебник 1947 г. По учебнику Реформатского учились несколько поколений филологов, многие среди них сами стали известными учеными. Вышедшее в издательстве «Просвещение» (редактор – Г. В. Карпюк), «Введение в языковедение» 1967 г. стало самым полным и последовательным изложением основ лингвистических знаний, поистине образцовым в этом жанре научно-учебных изданий. И на всех вариантах учебника лежит яркий отпечаток личности автора – глубокого ученого и мастера научной прозы.

Именно то обстоятельство, что книга написана не просто блистательным педагогом, но одним из виднейших отечественных языковедов, сразу сделало ее чем-то большим, чем просто учебником для начинающих филологов. К ней часто и охотно обращались вполне зрелые ученые разных лингвистических (и не только) специальностей, когда им требовалась ссылка на авторитетное мнение общего языковеда, особенно в области фонологии, в развитии которой А. А. Реформатский сыграл выдающуюся роль как один из создателей и теоретиков Московской фонологической школы².

² Подробнее о его жизни и научном творчестве см. в моей вступительной статье в кн.: Р е ф о р м а т с к и й А. А. Лингвистика и поэтика. М., «Наука», 1987.

И вот прошло почти 50 лет после выхода и более 30 лет с момента последней авторской переработки книги, которую А. А. считал главным делом своей жизни. Книга давно стала недоступной не только в продаже, но и во многих библиотеках. Потребность в таком учебнике ощущается все острее, и когда издательство «Аспект Пресс» выступило с инициативой его переиздания, это явилось более чем своевременным начинанием. Само собой разумелось, что в основу нового издания кладется последнее издание учебника, и мне было предложено просмотреть и подготовить текст с учетом сегодняшних научных и иных реалий, но при этом было высказано пожелание ограничиться минимальной правкой в интересах оперативности издания.

С такими напутствиями я приступил к работе и сразу же столкнулся с немалыми трудностями жанрово-технического и этического порядка. Как перед всяким научным редактором, готовящим к переизданию труд покойного ученого (а в данном случае еще и близкого учителя), передо мной был выбор из нескольких возможностей.

Можно было, ничего не меняя, удовлетвориться косметическими поправками (главным образом, по линии политико-административной номенклатуры), относясь к тексту Реформатского как к музейной реликвии и надеясь на то, что читатель в своем восприятии сам сделает скидку на тридцатилетие, отделяющее нас сегодняшних от тех лет.

Это путь заведомо самый простой и при этом не самый плохой, если иметь в виду читателей, помнящих то время. Но ведь главным потребителем учебника является сегодняшний студент-первокурсник, чья живая историческая память не простирается далее пяти-шести лет, так что даже период горбачевской перестройки находится для него почти за гранью сознательной жизни. Тем более странными покажутся в контексте нынешней политической жизни насквозь идеологизированные пассажи о торжестве ленинской национальной политики в СССР, осуществляющем переход к коммунизму. Многие люди, родившиеся после 1970 г., могут и не знать, что наличие такой «идеологической выдержанности» было условием «проходимости» книги, особенно когда речь шла об учебниках по общественным наукам, к каковым традиционно относится языкознание. Это были условия игры, которые автор вынужденно принимал в интересах главной цели – выхода книги. Нет никаких сомнений в том, что, будь А. А. жив, он непременно при новой переработке текста постарался бы освободить его от ритуальной идеологизации.

Таким образом, стало очевидно, что обеспечить музейную неприкосновенность текста невозможно, и тогда был рассмотрен другой путь, предполагающий внесение в текст неизбежных поправок и редакторских примечаний (например, в виде петитных врезок). Основания для такого подхода как будто имелись, причем не только политико-идеологического, но и научного свойства, так как во всех областях лингвистики за 30 лет появилось, конечно, много нового. Однако этот путь, такой естественный по отношению к собственному тексту, ставит непреодолимый этический барьер, когда дело касается столь оригинального, концептуально и стилистически цельного произведения, как «Введение» Реформатского. Боязнь нарушить очарование его идиостиля охлаждает желание править «по живому» и внедрять в этот текст свои замечания. Так что же, все-таки остается музейное благоговение? Но возможен (по крайней мере, теоретически) еще и третий путь.

Можно было бы избрать компромиссное решение, допускающее некоторый минимум текстуально незначительных поправок в корпусе книги, но зато предполагающее обширные попараграфные комментарии в приложении, имеющие целью отразить все изменения во взглядах и все актуальные для затрагиваемых вопросов дискуссии, имевшие место в отечественной (а по возможности и в мировой) лингвистике за прошедшие 30 лет. В известном смысле такой путь был бы идеальным, это испытанный путь академических изданий типа «Литературных памятников» или «Памятников исторической мысли». Но в нашем случае этот путь был неприемлем по двум причинам.

Во-первых, несмотря на серийный гриф «Классический учебник», книга Реформатского – не почитаемый памятник лингвистического прошлого, а вполне актуальный, «читаемый» учебный и научно-справочный труд, и его переиздание проникнуто не мемориальным или историографическим пафосом, а стремлением дать новым поколениям студентов действующий учебник. К учебникам же требования совершенно иные, нежели к академическим изданиям памятников научной мысли. Учебник должен отличаться ясным построением и изложением, не допускающим внутренних противоречий и разночтений, а комментарии это условие нарушают. И отсюда резонный вопрос: стоит ли вообще издавать учебник, нуждающийся в значительных оговорках и комментариях? По какому тексту должен учиться первокурсник – по тексту учебника или по комментариям? Надеяться же на то, что рядовой студент, вчерашний школьник, с одинаковым рвением одолеет и то, и другое, по меньшей мере наивно. Кроме того, нежелательно еще больше увеличивать объем учебника, и без того не страдающего «худобой».

Во-вторых, и это причина скорее техническая, но от этого не менее веская, – составление комментариев к такой объемной книге требует немало времени, измеряемого не неделями, а месяцами, но такого срока не было у редактора, поскольку его не было у издательства. Самый же главный аргумент против комментирования – неустарелость учебника в целом, его содержательная самодостаточность.

И вот, по сопоставлении всех приведенных соображений, был выбран путь, представляющийся наиболее приемлемым в данных условиях – путь осторожного редактирования отдельных фрагментов текста в сочетании с последовательным устранением опечаток (к сожалению, довольно многочисленных) и некоторых фактических неточностей в примерах из разных языков. В результате изменения свелись к следующему.

1) В связи с упомянутой выше идеологизированностью в некоторых параграфах были сглажены политические трафареты, и в этом плане наибольшего редактирования потребовал заключительный параграф книги – «Язык в социалистическом обществе». Поскольку здесь речь шла только об СССР, я счел возможным сузить заголовок («Языковые проблемы в СССР и Российской Федерации») и частично переработать текст (кстати, почти лишенный в этом фрагменте обычной «реформатской» индивидуальности), приблизив его к реалиям сегодняшней жизни. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что никакой правке не подвергались те части текста, где цитирование Маркса, Энгельса, Ленина органично вплетено в канву повествования; не будем забывать, что эта книга – детище своего времени, а автор обращался к таким произведениям отнюдь не из раболепного конформизма. Лишь в двух-трех местах были опущены ссылки, уже встречавшиеся несколькими страницами раньше или не казавшиеся в этом месте содержательно необходимыми.

2) Почти никакого вмешательства редактора не потребовалось в основной части книги, посвященной структурным уровням языка (фонетика и фонология, лексикология, грамматика), равно как и в более общих разделах, а также в главе «Письмо». Единственный параграф в этой части, не избежавший редактирования – это параграф о методах экспериментальной фонетики, где пришлось обновить некоторые иллюстрации (в частности, спектрограммы) и добавить краткие сведения о новых компьютерных программах фонетического анализа, которые произвели подлинную революцию в экспериментальной фонетике.

3) Наибольшей правки потребовали страницы, содержащие генеалогическую классификацию языков (глава VI, § 78), которая приведена в соответствие с современными представлениями об их генетических группировках. Эта классификация (по замыслу самого А. А. Реформатского) носит обобщенный и упрощенный характер, без детализации внутренних подразделений, которые для ряда семей к тому же весьма спорны и изменчивы. В отличие от предыдущего издания, однако, здесь по техническим причинам пришлось отказаться от точной цветовой карты языков мира, отдав предпочтение общей схеме размещения языковых семей и метагенетических объединений и поместив ее не на вкладке, а на форзаце (идея схемы была заимствована из книги М. Рулена – см. ниже). Были уточнены и упрощены также сведения о численности народов мира по языковым семьям. Уточнение классификации проводилось с опорой на следующие источники: Народы мира. Историко-этнографический справочник / Под ред. Ю.В. Бромлея. М., «Советская энциклопедия», 1988 (эта же книга была источником демографических уточнений); Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В.Н. Ярцевой. М., Советская энциклопедия», 1990; Ruhlen M. A Guide to the World's Languages. Vol.1: Classification. Stanford, 1987; The Niger-Congo Languages: A Classification and Description of Africa's Largest Language Family / Ed. by J. Bendor-Samuel. Lanham; New York; London, «University Press of America», 1989.

4) По всей книге были уточнены библиографические данные с учетом новых изданий ряда известных научных трудов, но при этом в постраничных сносках не делалась переадресация на страницы этих новых изданий, так как в книге зачастую приводятся точные цитаты из прежних изданий, текстуально не совпадающих с новыми. Так, в 1984 г. был заново переведен неоднократно цитируемый (по переводу прошлого века) труд В. фон Гумбольдта «О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества», а при переиздании книг Ф. де Соссюра (1977 г.) и Э. Сепира (1993 г.) было проведено ощутимое редактирование прежних переводов. Библиографические уточнения проявились также в виде дополнений к спискам основной литературы по главам, причем необходимо было, с одной стороны, соблюсти принцип самого автора – указать только работы на русском языке, а с другой – не переступить грань разумного минимума и не превращать эти списки в библиографические указатели.

Считаю своим приятным долгом отметить, что в процессе подготовки этого издания я пользовался советами и помощью ряда моих коллег и друзей. Общие принципы подготовки текста обсуждались с М. А. Реформатской и Г. Г. Поспеловым; при работе над главой «Письмо» помощь в замене некоторых технически некачественных иллюстраций пришла со стороны А. А. Королева, а при редактировании главы «Фонетика» аналогичную помощь мне оказали М. В. Порхомовский и Г. А. Черкасова. В течение всей работы я пользовался разнообразной помощью Н. В. Васильевой. Особо хотелось бы упомянуть о сотрудниках Лаборатории экспериментальной фонетики Института русского языка РАН Р. Ф. Касаткиной, С. В. Кодзасове, А, М. Красовицком и Е. В. Щигель, к чьей помощи и консультациям мне пришлось прибегать не один раз. Всем названным лицам – моя самая искренняя благодарность.

В. А. Виноградов

П Р Е Д И С Л О В И Е

Habent sua fata libelli («Книги имеют свою судьбу»), гласит латинская поговорка. И эта книга имеет «свою судьбу».

На основе машинописных и стеклографических конспектов своих лекций 30-х и 40-х гг. автор опубликовал в 1947 г. небольшую книгу «Введение в языковедение» объемом 12 печатных листов. В 50-е гг. издательство дважды предложило автору переработать и издать этот учебник. Так вышли из печати два издания «Введения в языкознание» (1955 и 1960 гг.¹). Объем книги вырос вдвое.

¹ Изменение названия было вызвано номенклатурой программы для вузов. Сейчас автор предпочел вернуться к первому варианту названия. Между изданиями 1955 г. и 1960 г. можно отметить перемены, о которых написано в предисловии «Введения в языкознание» I960 г.

«По сравнению с изданием 1955 г. в данной книге коренным образом переработаны главы I и VII, в частности все вопросы исторического изменения языка (в лексике, фонетике, грамматике) из глав II, III и IV перенесены в VII главу, чтобы строже выполнить план и избежать повторений; в главе II добавлен параграф о лексикографии, в главе III – об экспериментальной фонетике, в главе VII – о диалектологии, диалектографии, лингвистической географии и субстрате. Кроме того, во всех главах внесены поправки, уточнения и добавления, необходимые по тексту...» (Введение в языкознание. М.: Учпедгиз, 1960. С. 5).

Со времени, когда автор работал над изданием 1960 г. (а это были 1956–1957 гг.), в теоретической лингвистике появилось так много нового, что просто переиздать «Введение в языкознание» 1960 г. оказалось невозможным. Поэтому во многих главах автор счел своим долгом не только перередактировать текст, но и во многом «пересочинить» его, не стесняясь даже в некоторых случаях коренным образом изменить свое прежнее мнение (см., например, гл. IV – «Грамматика», § 44–48 об аффиксации и внутренней флексии, или многие разделы в гл. VI – «Классификация языков»).

Данный курс должен служить для того, чтобы ознакомить студентов с системой понятий и терминов, которыми пользуется любая языковедческая дисциплина и без которых трудно слушать и понимать соответствующие специальные курсы. Этот курс должен быть подлинным «введением» в весь цикл лингвистических предметов вуза.

Поэтому в нем даются сведения о том, чем выделяется язык среди прочих явлений действительности, каковы его элементы и единицы, что такое структура и система языка и как надо понимать системность отдельных ярусов или уровней языка (лексики, фонетики, грамматики). В нем указаны также и главнейшие принципы, по которым происходит изменение языка, его эволюция и те закономерности, которые управляют историческим развитием языка.

Как и в предыдущих изданиях «Введения...», автор не только излагает принятые в традиционной или «новой» лингвистике положения, но и везде, где можно, старается переплавить эти данные на основе своей личной практики научной и педагогической работы, чему уже более 40 лет...

В конце каждой главы дается краткая библиография. В списки литературы не включены учебники и учебные пособия, предусмотренные программой курса «Введение в языкознание». Учтены в основном работы последних лет, которые отражают современное состояние лингвистической науки. Издания военных и довоенных лет, за некоторым исключением, не указываются потому, что чаще всего они малодоступны, стали библиографической редкостью. По той же причине почти не приводятся материалы местных изданий, «Ученые записки» различных педагогических институтов и государственных университетов.

Рекомендуемая литература может быть использована неполностью: по усмотрению ведущего преподавателя и в соответствии с интересами самих студентов.

Памятуя предисловие к изданию 1960 г., автору очень хотелось показать в этой книге тесную связь с теми большими учеными, с которыми его на почве родной земли связывают идеи и замыслы, – это Ф. Ф. Фортунатов, И. А. Бодуэн де Куртенэ, В. А. Богородицкий, Д. Н. Ушаков; и дальше уже с моими друзьями, живущими и умершими (А. М. Сухотин, Г. О. Винокур, А. И. Смирницкий, А. А. Драгунов), а также с моими учениками и многими товарищами по работе старшего, среднего и младшего поколения, которым автор чем-либо обязан, и выразить им свою благодарность.

Июль 1964 г. А. А. Реформатский

ГЛАВА I

ВВЕДЕНИЕ

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒