Транс как начальная форма просветления

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 11Следующая ⇒

Ларри Петере, этнолог, попытался научиться вхождению в транс у своего непальского учителя Бирендры. Его наставник и другие ученики приводили себя в состояние духовного экстаза в процессе барабанного боя, дикие конвульсии подергивали их тела, и, скрестив ноги, они подпрыгивали на полметра вверх. Петере рассказывает:

«Мы повторяли упражнение много раз; я начинал сам дрожать и затем медленно двигался до тех пор, пока не становился частью такта. После десятка или более попыток дрожание переходило в мои ноги. Они дрожали сами по себе, но это «делание не мной» было осознаваемо. Спустя несколько мгновений начинало сотрясаться все мое тело и я, подпрыгивая, передвигался через пространство. Мое внимание было направлено на движения моего тела, глаза оставались закрытыми. Но как только я освоился в окружающем пространстве, я заметил, что вокруг меня происходили и другие вещи, тряска перестала происходить автоматически и погасла в утомлении.

Вспоминая барабанную дробь этой ночи, я подумал, что мы играли так быстро, как только могли, все в одном ритме — бам-бам-бам-бам-бам-бам — в тройном такте, пока такт, наконец, не сделался быстрее. Это сознательно производимое дрожание казалось с первой же секунды возникающим само по себе, а Бирендра поместил свой особый громкий такт среди моих. Он изменил и ускорил ритм. Я уверен, что он сделал это намеренно. Он использовал этот метод со всеми своими учениками. Он проводит два или три таких маневра с барабанным боем, пока стук барабана и тряска не становятся самостоятельными. Однажды я трясся так, пока меня не охватил страх, что я могу потерять контроль и буду побежден, после чего вновь подчинил себе мое дергающееся тело. Это было неприятное чувство, оно не травмировало меня, но очень подействовало. Мое сердце забилось, и я ощутил, сколь сильно было мое сопротивление на пути к новому опыту. Я не мог заставить себя быть совершенно свободным.

Бирендра взял на себя контроль над ритуалом; он задавал ритм, стены отзывались эхом его барабану. Я следовал его ритму, а мое тело тем временем качалось из стороны в сторону. Я потерял музыкальный ритм внутри себя и начал трястись. Бирендра прерывал мой ритм, добавляя в него один-два удара особой силы, и мои удары стали замедляться. Он повторил это два или три раза, и после этого я потерял контроль над собственными движениями. Мое сердце дико билось, я забыл о тряске тела, о барабане и почувствовал, как приподнимаюсь над землей. Ощущалась небывалая энергия. Поначалу казалось, что дрожание исходило от моих гениталий. Я почувствовал, как барабан поднимается в воздух, движимый моей энергией. Начало дрожать возле солнечного сплетения, затем моя грудь и плечи, наконец, голова. Когда мною были осознаны эти движения, меня обуял страх. Я почувствовал, как по моему телу мягко прошла волна жара. Затем сознание «отсеклось» от тела. Я наблюдал свое дрожащее и подпрыгивающее в воздух тело так, словно мое сознание было от него отделено” (1981, 10—11, 13-14).

Сергей Брамли (Bramly, 1978) разговаривал с бразильской жрицей ма кумба Марией-Джозе (Maria-Jose). Она сообщила ему исчерпывающие сведения о поведении в состоянии транса. Ее описание представляет собой законченную картину происходящего во время транса. Медиумы в состоянии транса приносят свои тела в дар божествам, чтобы те могли в них вселиться; они покрывают свои тела полосами, как это делают рыцари с уздой своих лошадей. Сознание самого медиума выключено и служит божеству в качестве временной стоянки. При вхождении в транс у медиума часто возникает чувство, что он вновь становится ребенком: он мешает церемонии шалостями, задевает других танцоров и публику. Затем он должен быть призван к порядку. Это так называемая стадия детства в трансе. После нее остается приятное ощущение — голова была некоторое время пустой и могла восстановиться, божество, уйдя, оставляет медиуму силы. Во время других форм транса медиумы оказываются совершенно изнуренными, часто болеют потом в течение нескольких дней, чувствуют себя подавленными и лишенными всякой энергии. Если при исцелении расходуется собственная энергия, то в конце концов возникает состояние полного истощения; медиум подобен тогда использованной батарее. Если же через человека действует дух или божество, потери энергии не возникает. Совершенно очевидно, что существуют разные возможности работать с энергией — с собственной или чужой.

Во время транса медиумы макумба очень много курят и выпивают литры водки. Удивительно, но они не пьянеют; в нормальном состоянии они бы не выдержали такого количества выпитого. По-видимому, здесь действует механизм, нейтрализующий алкоголь. Подобным же образом происходит в трансе нарастание физической силы, усиление сенсорных способностей: все видится, слышится и ощущается значительно острее, интуитивные сущности постигаются быстрее, любое напряжение не вызывает потери сил, мышление и чувства активизируются, познавательные возможности повышаются. В случае с последователями макумба алкоголь потребляется божествами, а не самими медиумами.

Задачей Марии Джозе является управление трансом медиумов и усмирение их божеств, которые зачастую могут причинить большое страдание медиумам. Для этого она вмешивается и обрывает транс. Если в транс впадает непосвященная личность, она использует иное песнопение и другой ритм барабана, чтобы освободить человека от опасного для него божества, проникшего в него.

Ритм важен для стимуляции транса. Мария Джозе рассказывает: «Наши божества реагируют прежде всего на ритм. Если он меняется, меняется и поведение божества. Барабаны говорят за нас с божествами. Они наши самые убедительные голоса. Наши инструменты — это не обычные мирские барабаны. Мы воспринимаем их как живых существ. Барабанам дается пища, они поглощают жертвенные дары, и с ними нельзя, как с женщиной, вступать в контакт во время регулярных циклов, это лишает их силы, делает голоса барабанов фальшивыми» (46).

Если медиум теряет себя, это значит, что божество скачет на нем верхом, а он превращается в «послушного скакуна». Возникает новый медиум.

Его выслеживают божества и нападают на него во время сна или транса. Иногда медиум, в котором ездит божество, выхватывает кого-нибудь из публики, несет его на плечах по церемониальному залу и дарует своему ездоку ритуальное приветствие, показывая тем самым, что божество охотно переместилось бы в него.

Как только медиум начинает ощущать склонность к трансу, он проходит настоящее обучение. Он отправляется в террейро, культовый дом, где предпринимается попытка идентифицировать проникшее в него божество. Если удается понять, о ком идет речь, божество и медиум заключают пакт. Это напоминает практикующуюся у многих племен свадьбу с супругом-духом. При посвящении послушница должна получить новые силы во время купания в крови, так как она еще не в состоянии по всем правилам принять в себя божество. Всю ночь она остается лежать неподвижно, пока кровь не высыхает, и тем самым контакт с божеством считается закрепленным. До этого ученица должна совершенно одна жить в маленьком помещении внутри террейро, говорить как можно меньше и не иметь никаких сексуальных связей. Регулярно она принимает травяные ванны. Купания эти, как говорит «Мать богов» Мария, посвящены поселившемуся в ней божеству, и ее собственная личность во время этих купаний «стирается» шаг за шагом. Она выходит после всего этого как бы вновь рожденной, она очищена, освящена, освободилась от прежней собственной личности и становится постепенно «Мао», «супругой божества».

Вскоре послушница переживает впервые состояние транса. Божество и его «дитя» объединяются. Поются молитвы божеству, и одетая во все белое послушница принимает своего божественного супруга одна, в центре террейро. Она движется по кругу, и в нее входит божество. Зажигаются фейерверки, и все аплодируют. «Мать богов» проводит горящей свечой по подмышкам посвящаемой, чтобы проверить, в самом ли деле та в состоянии транса. Если это состояние обманно, посвящаемая обжигается, если нет — пламя лишь лижет кожу, не оставляя ожогов. Девушка вновь возвращается в обычную жизнь. Она не покидала террейро во время всего обучения. Ее семья должна выкупить ее, то есть вернуть затраты на инициацию — те деньги, которые расходуют на жертвы во время больших всеобщих праздников.

Брамли спрашивает «Мать богов», может ли стать посвящаемым иностранец. «Я не знаю, — отвечает она. — Это зависит от самой личности. Но почему, собственно говоря, нет? Хотя точно я не могу сказать. У иностранцев в головах часто существуют барьеры. Предрассудки, которые их сковывают, которые мешают раскованно передвигаться, полностью предоставлять себя в чье-то распоряжение, в достаточной степени освобождать голову, чтобы там смогло разместиться божество.

Иностранцы в целом слишком сильно испорчены своим воспитанием. Наши танцы, наши жертвы пугают их. Кроме того, они опасаются унизиться, если должны принять что-то, что рассматривают как чистое суеверие. Если они воспринимают что-то глазами, они отрицают это у себя в голове. Их тело соглашается, их разум защищается от того же самого. Они, как шитом, прикрываются мыслью, что для таких вещей в цивилизованном мире нет места» (56).

Конечно, измененное сознание находится в противоречии с обычным, одно исключает другое. Поэтому Мария-Джозе говорит:

«Макумба ничего не объясняет, можно оценить только ее влияние. Инструмент ее действий не голова, но тело. То, что ты чувствуешь, важнее, чем то, что ты думаешь. Если бы люди учились следовать только своей интуиции, они были бы гораздо счастливее» (60).

Так мы приходим к сути измененного сознания, к макумбе, к миру, рожденному из интуитивной высшей мудрости тела и духа. «Макумба — это стержневая ось, центр, вокруг которого в определенной гармонии располагаются действия людей» (60). И далее Мария-Джозе говорит: «Все может служить предсказанию. Нужно только быть внимательным. Универсум полон знаков. Если ты учишься правильно воспринимать вещи, ты поймешь, что я имею в виду. Форма облаков, полет птицы, звуки природы, неожиданные встречи: все это несет весть, которая оповещает о воле богов. Универсум является неким целым, которое построено логически, сохраняется в исполненных смысла формах и развивается дальше» (78).

Здесь, как и во всех родовых обществах, мы находим представления об универсуме, в котором всё обо всем может давать информацию, и все сущее в своей основе является мощной знаковой системой. Транс является первым шагом на пути к разгадке этой знаковой системы. Под разгадкой понимается отказ от программ нашей культуры, нашего мышления и нашей системы чувств, подобно тому, как стягивают перчатку с пальцев:

«Человек живет в заранее подготовленном универсуме, не так ли? В некоем ирреальном универсуме, который ему навязала его культура, его воспитание. Он позволяет поместить себя на эти подпорки и воображает, что теперь обладает миром собственных мыслей. А это действительно важно, периодически обращаться к своей внутренней сути (127).

Мышление, напротив, убивает жизнь, сын мой. Оно вытягивает силу из вещей. Спроси наших приверженцев. Они не смогут объяснить, что делают или ощущают. Но не нужно все объяснять. Через мою голову проходит множество мыслей. Но я верю только тому, что я испробовала на практике. Наша религия постигается на практике, а не в теории. По этой причине я не понимаю твоей книги. Она напоминает песнопение, в котором известен лишь текст. А я говорю тебе: самое существенное — это ритм» (173).

Если ритм барабана синхронно совпадает с ритмом мозговой активности, то, как это показывают новейшие исследования, проще достичь состояния измененного сознания: этому способствует универсальное значение звучащего барабана, ритма и песнопения в родовых культурах... К этому добавляется, как показывает пример Ларри Петерса, мужество совершенно отказаться от себя самого. Наш архаический страх все время препятствует нам в этом. История человечества, можно сказать, это борьба между отказом от самого себя и строгими рамками недремлющего сознания, стремящегося обеспечить надежность рассудочностью поведения. Если бы захотели взглянуть на историю с этой точки зрения, то ее пришлось бы написать заново.

Одной из форм введения в транс является вдыхание можжевелового дыма, как это делается в Хунза, маленьком королевстве в Каракоруме. Транс, доведенный до высшей точки, как это происходит в Хунза, переходит затем в опыт иного рода, за пределами тела. Битан, шаман Ибрагим из Алтит, приобрел свою шаманскую силу уже в 15 лет на высокогорном пастбище в Чикизо Рунанч. Он покидает тело и вместе со своим духом отправляется к феям, к Великой Матери, к владычице природы, нашей внутренней природы. От нее он получает силу шамана, он выпивает ее в форме синего молока, из синего стакана. Вновь синий цвет, он всегда появляется в связи с мотивом приобретения силы и необычной энергии.

«Когда я получил свое «битанство», то мир узнал от меня: в Алтите один стал битаном. Наш король отдал в связи с этим приказ: пусть новый битан в Алтите танцует. Я танцевал, и если до того перед моими глазами возникали три феи, то в тот день, когда я танцевал в Алтите, я увидел семь фей. Через три дня я танцевал в Веришале. Три дня спустя меня привели на двор князя. С этого момента у меня вообще больше не было никакого общения с людьми... Когда народился новый месяц и пришли духи-защитники, я больше не мог себя сдерживать. Мой дух покинул тело и поспешил к горе. Я оставался там с феями в течение пяти дней. Они давали мне синий стакан с синим молоком. Я пил молоко. По истечении пятого дня в Алтите был большой праздник и еще один в Суриасе. Но я ничего не замечал. Затем великая Мать дала мне разрешение вернуться. Я пришел со всеми феями. Одна была Галзали, другая — Забарамгул. Они положили меня под ореховое дерево у источника в Алтите. Когда меня увидели мои родные и друзья, они очень обрадовались. Я ведь вернулся и не был пропавшим. Я отправился с ними домой, но не мог ничего есть. Я все еще был с феями, и мои чувства были у них.

Как правило, обычные люди не могут видеть фей. Кто же их видит? Во-первых, битан, а за битаном пашу, ясновидец. Между людьми и феями существует род завесы. Когда мы устраиваем праздник, дотрагиваемся до барабанов, заставляем говорить флейты, и когда из можжевеловых веток и лишайников гульгуль делается дым, тогда приходят феи. А после, когда нам поливают воду на лицо, они уходят.

В день, предшествующий празднику, битан ничего не ест. Он только пьет неподслащенный чай. Чай приготовляется из цветка Tilpusching, который есть на горном пастбище. Мы дышим дымом Tilpusching, можжевельника и Supandur, льем туда просо и превозносим Пери. Мы делаем Барайо (произносим кличи и просьбы). На эти просьбы начинают собираться феи, но еще по ночам и на удалении семидневных путешествий. Затем мы все приближаемся к тому двору, где происходит собрание. И когда наш король делает знак и говорит: поднимайтесь теперь и танцуйте — тогда мы танцуем. Так это происходит, сахиб. Мое имя Ибрагим из Алтита». (Schaefer, 1978, 157).

В марте 1975 года Там (Tham), отец кронпринца Газанфара Али, приказал Ибрагиму танцевать для него и смотреть в даль. На предсказание будущего для короля собралось множество людей. Ибрагима встречали музыкой, аплодисментами, барабанами. Сеанс битана — это народный праздник в Хунзе. Он идет к барабану и прислушивается к его звучанию. Четыре помощника, которые должны быть наблюдателями во время его «отсутствия», во время его путешествия по небу, приходят с горной козой и сковородой, наполненной травами и ветками можжевельника. Битан выпивает крови козы, он глубоко вдыхает дым, идущий от веток. Затем барабанами гоняют его по двору крепости. После семи кругов (для него это семь шагов) его движения замедляются. Ибрагим теряет сознание. Его помощники подводят «вернувшегося» к королю. Но прежде чем он расскажет о своем путешествии, он поет песню на шина, дардисском языке, которого он в обычном состоянии не знает. В этот раз он предсказывает смерть Тама; по его словам, тот умрет в будущем году в первый день темного месяца после навру за. Годом позднее, в марте 1976 года, как было предсказано, эмир Хунзы умирает (78, 162).

Принципиально транс не отличается от глубокого гипноза, разница состоит лишь в языковом различии. То, что внушается шаманским песнопением или символами культуры, воспринимается психикой и переносится в действительность во время состояния транса. Так как внушить можно все, шаманы способны на все. Они пробегают по горящим углям, опускают руки в кипящую воду, неуязвимы для всех видов боли. Если дух какого-то животного входит в их сознание, то они перенимают его движения и поведение; если дух является беременной женщиной, то их живот вздувается; если это всезнающий бог, то шаман сам становится «всезнающим»; если это неистовое божество, шаман также становится неистовым; если в него входят шаманы других племен, он начинает говорить на других языках.

Возможности внушения неизмеримы, они затрагивают все сферы жизни, все формы духовного своеобразия, все формы поведения. Транс усиливает наши природные силы и способности, выводит наружу скрытые возможности. Так становится возможным пробудить утраченное воспоминание, повысить познавательные возможности в сфере языка и мастерство художника так же, как увеличить силу удара боксера и степень ловкости фехтовальщика. Раскрываются не только скрытые силы, мы получаем доступ к сфере сознания, которая находится по ту сторону трехмерного пространства, в неком сверхпространстве, доступ к иным реальностям и параллельным универсумам.

Совершенно непроизвольно применяют техники транса дети. Известны игры «верчение червя», «оказание помощи», сжимание грудной клетки своего приятеля, пока ему не становится нечем дышать, ритмичное качание детей. Дети не распространяются об этих играх. Но, если их спросить, что они при этом переживают, они ответят:

«Это так, словно я лечу», «У некоторых при этом кружится голова, но чувствуешь себя хорошо», «Это так, словно ты сходишь с ума», «Это так, словно паришь», «Я чувствую, как вокруг моего тела возникает энергия», «Это доставляет удовольствие» (Weil, 1977). Дети эскимосов играют во «впадание в транс». Они подвешивают себя за капюшоны, пока горло совершенно не перетягивается; кровь не поступает больше в голову, наступает помутнение сознания, а лицо синеет и багровеет: только тогда другие участники игры вынимают их. Пережившие это состояние утверждают, что оно очень приятно, поэтому они все время играют в эту игру (Freuchen, 1968, 157). Подобным же образом дети африканских кунг, сибирских тунгусов и непальских магар играют в трансовые игры и подражают шаманам (являющимся ключевыми фигурами родового общества) во всех их действиях. Особенно выразительны игры в транс у балинезийских детей, которые рано начинают принимать участие в больших трансовых драмах и публичных театральных представлениях. Это свидетельствует о том, что тяга к познанию состояния измененного сознания является врожденной J и столь же естественно стремление к созданию многомерного универсума сознания, в котором состояние бодрствования воспринимается лишь наряду с прочими. Альтернативные состояния сознания не оцениваются как патологические. Каждый человек проводит большую часть своей жизни в состоянии сна и сновидения. К этому добавляются дневные сновидения, обмороки, наркозы, оргазм, стресс, экстаз и, конечно, сильные проявления чувств, такие, как ненависть, ярость, ревность, злость, любовь, состояние влюбленности, шок, утомление и психопатологические состояния: психозы, неврозы и т.д. К этому добавляются еще и искусственно создаваемые за счет психоделических и наркотических средств состояния. По сути, совершенно бессмысленно говорить о том, что человек проводит большую часть времени в нормальном состоянии — совсем наоборот. Выделить из всех этих различных эмоциональных и духовных состояний одно и охарактеризовать его как нормальное — невозможно. Человеческое бытие со всех сторон открыто опыту сознания всякого рода. Мы долго движемся в континууме между сверхсознательным и состоянием ослабленного сознания. В действительности мы живем в многоликом универсуме сознания: наша психика совершает путешествие сквозь его различные зоны. Я полагаю, что задача человека состоит в том, чтобы научиться четко отделять эти состояния друг от друга, чтобы стать хозяином своих собственных «творений»; ведь даже дети экспериментируют с этими состояниями, а в шамане мы обнаруживаем мастера перемены состояний, владеющего континуумом бытия.

Лапландские колдуны просят своих родных выводить их, спустя определенное время, из состояния транса. Существует в связи с этим много историй о не вернувшихся колдунах: сыновья или жены забывали разбудить их в условленное время определенным заклинанием или забывали, как оно правильно произносится. Одного старого колдуна забыл пробудить песнопением его помощник; когда он попытался сделать это позже, старик проснулся ненадолго и сказал при этом: «Из мертвого не выйдет больше человека, если вовремя о нем не вспомнят! » Другой старый колдун был забыт в течение трех лет, только тогда его помощник вспомнил спасительные слова, а именно место пребывания его души: «В изгибе щучьей кишки, в третьем убежище! » Только эти слова были произнесены, ноги колдуна задрожали, и, не скрывая своей печали, он крикнул: «Гниющий человек ничего не может делать! » (Itkonen, 1960, 26).

К сожалению, в наше время существует тенденция либо мифологизировать измененные состояния сознания, либо дискредитировать их. И то, и другое вредно в равной степени. Как и искусственное деление на нормальное неизмененное сознание, это создает препятствия в их изучении, они трактуются как усиление всех форм восприятия, как изменение физиологических и биохимических внутренних процессов. В этом случае процесс представляется чем угодно, только не загадочным явлением, не более чем физика тела и химия духа. Столь же неверно отождествление высших состояний сознания с духовными философиями, церквями, сектами, верующими. Измененные состояния сознания относятся к естественной истории человека, их следует рассматривать в рамках деятельности сферы чувств, они имеют мало общего с религией и верой. Они суть явления физические, биологические, квазихимические, квазиэнергетические процессы, независимо от того, известны они в настоящее время или нет. Во всяком случае отождествление их с идеологиями и религиозными системами очень опасно, опасно для верующего, для ясности человеческого 1 духа. Слово «религия» и слово «спиритуализм» не должны вообще возникать в этой связи — это было бы идеологическим злоупотреблением в отношении природных условий, однако избежать этого почти не удается. Если мы хотим исследовать измененные состояния сознания, сознание в целом, мы должны отодвинуть в сторону все догмы, все традиции и этические нормы, связанные с этим вопросом на протяжении времени. Духовный опыт, столь почитаемый, хранимый и передаваемый, является ничем иным, как процессом обмена веществ, как электрическим возбуждением органической, молекулярной или клеточной основе. Внетелесный опыт, независимая от тела духовная субстанция имеют биофизическое происхождение, правда, на более высоком уровне. История духа и история природы, совпадают.

Известно: эндорфины, свойственные мозгу морфины, отвечают за изменения состояния сознания; они подавляют боли и вызывают эйфорию (Prince, 1982). Связь религиозного опыта и относящихся к телу психически активных субстанций в значительной степени доказана. В состоянии стресса и борьбы усиливается ответная реакция эндорфина и наступает успокоение. Сильный стресс, страх, паника, повышенное напряжение и телесный расход сил возбуждают действие эндорфина и вызывают состояние эйфории. Вспомним о трансе Майи Дерен: в высшей точке телесного напряжения, которое она описывает как состояние террора, внезапно наступает перелом — эйфория. Все происходит дальше само по себе: эффект «укрупнения, приближения наблюдаемого», деперсонализация, транс. Но состояние террора и эйфории происходят одновременно, одно не снимает другого, оба остаются существовать в качестве «белой тьмы». Напряжение до предела возможностей приводит к состоянию транса; состояние телесного изнеможения и крайней психической концентрации являются преддверием блаженства, вратами, ведущими к великим духовным и физическим делам. По этому поводу Олдос Хаксли говорит:

«Но все наши внутренние переживания тем или иным образом обусловлены химическими процессами, и если мы воображаем, что одни из них чисто «духовные», чисто «интеллектуальные», чисто «эстетические», то лишь " потому, что никогда не стремились исследовать внутреннюю химическую среду». (Aldous Huxley, 1970, 103).

Хаксли указывает на то, что во времена средневековья, когда зима была связана с вынужденным постом, химия тела, усиленная нехваткой витаминов 50-дневного предпасхального поста, превращает состояния экстаза и видений в повседневные. Также бичевание скрученными в узел кожаными ремнями высвобождало много гистамина и адреналина, и сквозь раны в кровь проникали ядовитые вещества — все это раздвигало границы мозга как «вентиля редукции» и приводило к возникновению чужеродных своеобразных явлений.

Перенапряжение за счет неудобных положений, нехватки витаминов, сокращения содержания сахара в крови и уменьшения времени сна за счет дыхательных упражнений и песнопений, приводящих к повышению доли углекислоты в легких и органах кровообращения, — все это расширяло возможности «церебрального редукционного вентиля»:

«Чтобы стало возможным биологическое выживание, дух как некое целое должен просочиться сквозь редукционный вентиль мозга и нервной системы. При этом на другом конце возникает скудный поток сознания, который помогает нам удерживать жизнь на поверхности нашей планеты». (Huxley, 1970, 17).

Мы видели, насколько важен барабанный бой для обучения трансу. По этому поводу Олдос Хаксли пишет:

«Ни один человек, независимо от того, насколько он цивилизован, не может сохранить свою личность независимой и критически мыслящей при длительном слушании африканских барабанов, индийского пения или валлийских гимнов. Было бы интересно, например, поместить группу авторитетнейших философов лучшего университета в жарком помещении вместе с марокканскими дервишами или гаитянскими приверженцами вуду и измерять секундомером их психологическое сопротивление влиянию ритма. Смог бы логический позитивист выдержать дольше, чем субъективный идеалист? Был бы марксист сильнее, чем томист или ведантист? Сколь привлекательное, сколь плодотворное поле для эксперимента! Одно мы могли бы предсказать со всей уверенностью: если бы наши профессора достаточно долго послушали «там-там» или пение, каждый из них вскоре стал бы завывать вместе с дикарями». (Huxley, 1952).

Возбуждение, вызываемое ритмом не только за счет звука, но и за счет других факторов, воздействует на сознание. Мы дышим в определенном ритме, наше сердце бьется ритмично, волны мозговой активности совершают ритмичные движения, мы бегаем и говорим в определенном ритме и т.д. В течение всей жизни мы находимся во власти психических, телесных, биологических и космических ритмов, которые существенно влияют на наше существование и тесно связаны друг с другом. Изменение свойственного телу ритма влияет на перестройку сознания. Исследования ритма и звука в один прекрасный день откроют нам совершенно новую картину человеческого сознания. Человек в значительной своей части состоит из звука, колебаний, мелодии, и следовало бы составить шкалу колебаний деятельности сознания, что стало бы первым шагом на пути воспроизведения основ его деятельности. К этому дополняется то, что голофонические звуки приводят к накоплению синэстетического опыта, то есть становится возможным не только слышать музыку, но одновременно ощущать ее телом, видеть и обонять ее (Hugo Zuccarelli, 1983).

Как показывают описанные примеры, состояние транса может быть творчески использовано при решении многих жизненных проблем. Если бы мы стали применять опыт трансовых состояний в терапевтических, педагогических и психологических целях, мы смогли бы вызвать латентные возможности сознания, возрождение науки, поскольку транс, как всеобъемлющая форма восприятия, скачкообразно продвигает вперед исследование, познание, решение проблем. Трансовое состояние является истинной формой человеческого восприятия, лишь прошедшей сквозь стратегию безмерного искажения.

Уильям Джеймс рассказывает об этом на свой лад: «Только некоторые люди используют максимум данной им энергии. Как научиться нам отыскивать предельные границы нашей энергии? Мы используем лишь малую часть наших величайших возможностей и способностей. Если бы мы сравнили себя с теми, какими должны быть на самом деле, то установили бы, что мы бодрствуем лишь наполовину. Нормальный человек является истериком, поле восприятия которого сильно сужено» (1962, 221).

Трансовые состояния достигаются, главным образом, в процессе экстремальной физической и психической деятельности: пения, танца, всякого действия, которое приводит к истощению и утомлению. Я хотел бы привести пример из мира культурной жизни: высшие спортивные достижения. Возникающие при этом психологические изменения сознания — они напоминают во многом опыт трансовых состояний родовых культур — следовало бы удостоить внимания. Возникает ощущение высшего блаженства; во время состязания игрока охватывает ощущение достижения высшего опыта, покоя и умиротворенности; ощущение оторванности от всего и свободы в парении и полете, ощущение невесомости, экстаза абсолютного контроля над собой. Чувство, что ты остановился именно здесь и теперь, чувство абсолютной увлеченности, растворенности в игре и при этом ощущение высокого благоговения перед тайнами жизни, чувство единства со всем бытием в целом. Во время игры или состязания часто меняется восприятие размеров игрового поля и игроков, время протекает медленнее, в результате чего можно лучше следить, к примеру, за приближающимся мячом, наблюдать за выпадами противника в боксе; перед внутренним взором может пройти в ретроспективе собственная жизнь. Может возникнуть задержка во времени, новые формы восприятия за пределами чувственного опыта, внетелесные переживания и ощущение, что ты внезапно переместился в совсем другого игрока. Эти измененные состояния сознания приводят к высочайшим результатам, к исключительным проявлениям силы, к чрезвычайно высоким скоростям, к демонстрации возможности удерживать равновесие и к тому, что могут наблюдать все зрители — к отсутствию утомления при достижении высокого результата. Возникает и ощущение отсутствия боли, например, у борцов, боксеров, футболистов, когда они продолжают играть с поломанными руками и ребрами и, концентрируясь на игре, не чувствуют боли. Возникают субъективные изменения представлений о собственном теле; ощущение парения над ним, ощущение, что ты можешь проникать сквозь твердые объекты; открывается доступ к внутреннему миру музыки, ритма; рождается синэстезия (Synaesthesien), когда звуки видятся как цвета и наоборот. Внутренние структуры тела воспринимаются на клеточном уровне; кажется, что тело безгранично разрослось и можно поэтому влиять на противника, мяч или копье. Происходят манипуляции, направленные на развеивание чар противника, суггестивно через возбуждение и воодушевление или негативно, через психическое отстранение, используя силу зла, проклинающий взгляд, колдовство, массовый гипноз или проклятья в адрес враждебно настроенной аудитории зрителей. С уходом от противника становится возможным достижение невероятных результатов; у бегунов возникает ощущение парения или бега на кончиках пальцев. Возникает чувство, что ты движешься в некое святое время в святом пространстве; исключительное, ничем не нарушаемое внимание и сильнейшая концентрация вплоть до полного забвения окружающего мира; поиск совершенства, красоты, божественного в движении и достижениях (White/Murphy, 1983).

Все эти трансперсональные состояния возникают за счет сужения восприятия, чему особенно способствуют игра и спортивные упражнения. Еще большую степень концентрации всех типов психической энергии показывает нам следующий пример. Обратимся теперь к измененному состоянию сознания с исходом, близким к смертельному, как, например, при падении с горы (Heim, 1892) или при прыжках смерти (Rosen, 1975; Noyes и Kletti, 1976).

Смерти предшествует серия измененных состояний, которые должны толковаться нами как мотивы смерти своего Эго. Смерть Эго — это отбрасывание всех ограничений, всех суженных процессов мышления и той философии, которая пытается поддерживать нервное возбуждение в постоянно равных пределах. Для Шарля Гарфиельда (1977) смерть Эго является, вместе с расширением сознания, повышенной чувствительностью всех сенсорных потенциалов, распадением границ мира собственного “Я”, разрушением корковой профильтрованной системы оценок, повышенной способностью к эмоциональному возбуждению и сокращением расстояния между осознанными и бессознательными процессами. Смерть Эго является разрушением сферы чувств, направлением внимания и активности к глубинным пластам психики. Понятие смерти собственного Эго фальсифицировано, так как Эго никогда не умирает и никогда не растворяется, но устанавливает связи с остальным миром и преступает границы своего изолированного бытия. Те, кто пережил подобное изменение сознания, почти не обнаруживают боязни перед потерей духовного или мотивационного контроля, перед двойными толкованиями, парадоксами и паралогическими процессами, перед неизвестным и перед смертью.

При падении с горы мы узнаем о своеобразной последовательности изменения восприятий. Если во время опасных ситуаций человек бывает парализован страхом, переживает шок и становится недееспособным, то в тяжелых случаях, с вероятным смертельным исходом, ситуаций шока не возникает. Поначалу попавший в беду неистово сопротивляется, охваченный страхом, борется за выживание, но в силу безвыходности ситуации, он прекращает эти действия и всецело смиряется.

Отказ от самого себя, примирение с ситуацией и готовность умереть являются, по-видимому, движущей силой для развертывания всех последующих действий. Ввиду смертельной опасности тело пребывает в свободном падении ввиду отказа всех возможных для человека средств спасения, сознание отдает себя судьбе. Страх перед возможностью растворения своего Эго исчезает, разрушается идентификация с собственной историей и собственным существованием.

...Освобожденная от смутных страхов своего Эго, личность занимает позицию, свободную от каких-либо эмоций. Человек находится теперь во власти ясного сознания, мыслительная деятельность активизируется, подобно быстро движущейся киноленте, во много раз усиливается точность мышления, исход и течение несчастного случая просчитываются молниеносно, как на компьютере. Реалистически определяются шансы выжить, проигрываются возможные варианты спасения и при всем этом личность пытается еще действовать спонтанно. Вместо того, чтобы прийти в полное замешательство, мышление исполнено ясности, объективно, характеризуется чрезвычайным внутренним покоем и крайней серьезностью. Так как не производится никаких судорожных попыток выжить, тело остается совершенно расслабленным. Бездействие, невозмутимость и ощущение покоя преобладают, личность отдается судьбе и не противится неизбежным последствиям свободного падения. По Кеннету Рингу (1980), 60% людей испытывают во время падения чувство покоя, но не могут выразить свой опыт в словах, настолько глубоко затрагивает их это переживание.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒