РАВНОИМЕННОСТЬ И ЕЕ РАЗНОВИДНОСТИ

⇐ ПредыдущаяСтр 6 из 22Следующая ⇒

Вопрос о “равноименности” возник еще в древности. Его поставил впервые Демокрит (по свидетельству Прокла, комментатор! диалога “Кратил” Платона), когда он, доказывая правильное положение, что “имя не от природы”, апеллировал к “равноименности”. Демокрит, утверждая, что имена от установления, обосновывал это четырьмя умозаключениями, в том числе наличием равноименности: “различающиеся между собою вещи называются одним именем; стало быть, имя не от природы...”[116].

Вопрос о равноименности - очевидный факт любого языка, но случаи этой равноименности очень различны. Если мы сравним такие факты, как, с одной стороны: нос (“часть лица”) и нос (“передняя часть лодки”), перо (“часть оперения птицы”) и перо (“металлическое острие как орудие письма”), стол (“вид мебели”) и стол (“подбор блюд”), голова (“часть тела людей, животных и рыб”) и голова (“единица счета скота”); с другой стороны: лук, (“орудие”) ид лук (“растение”); с третьей стороны: голубец (“иконописная краска”)| и голубец (“вид кушанья”), не считая прочих, то случаи равноимености явно распадаются на три категории:

1) нос, перо, стол, голова в любых значениях - это те же слова с разными - прямым и переносным - значениями;

2) лук и лук - разные слова, не имеющие ничего общего ни по происхождению, ни по функционированию;

3) голубец и голубец - слова, общие по происхождению от одного корня, но не имеющие отношений прямого и переносного значений.

Сверх этих, к “равноименности” относят и случаи звукового совпадения разных частей речи, например: печь - глагол и печь - “место, где пекут”, где звуковое совпадение не сопровождается совпадением грамматическим (печь, пеку, пек, пекущий и печь, печи, печью, печной и т.д.), или случаи типа три (числительное “З”) и три (глагол в императиве), где совпадение равноименности случайно получается только в одной (или, максимум, случайно в двух формах: три и трем), причем никакого смыслового совпадения как лексического, так и грамматического в этих случаях не обнаруживается.

Наконец, к случаям “равноименности” причисляют и такие примеры, как луг (ср. луга) и лук (ср. лука) или умолять (ср. молит) и умалять (ср. малый) и т. д., но это явления уже особого порядка, где и само “звуковое совпадение” требует иного понимания.

Если последние случаи отсеять, как не идущие к делу[117], то остальные можно разбить на три группы:

1) нос, перо, стол, голова - это переносные значения того же слова, т. е. полисемия[118];

2) лук и лук - совпадение разных слов, т. е. омонимия;

3) голубец и голубец - это параллельные (хотя и не одновременные) образования слов из одного источника, где нет ни полисемии, ни совпадения различных слов.

ПОЛИСЕМИЯ

Полисемия, т. е. “многозначность”, свойственна большинству обычных слов. Это вполне естественно. Слова как названия могут легко переходить с одной вещи на другую или на какой-либо признак этой вещи или на ее часть. Поэтому вопрос о полисемии - это, прежде всего вопрос номинации, т. е. перемены вещей при тожестве слова. Вопрос о сохранности и постоянстве понятия или его существенных признаков реализуется при полисемии по-разному.

Первый вопрос полисемии: что такое прямое и что такое переносное значение?

Переносное значение любого типа объяснимо (мотивировано) через прямое, но прямое значение непроизводных слов данного языка, где это слово существует, необъяснимо. В самом деле почему - нос лодки так называется? Потому что эта часть лодки находящаяся спереди и имеющая острую форму выделяющегося предмета, похожа на ту часть лица человека или морды животного, которая также находится впереди и имеет соответствующую форму.

А почему нос человека или животного так называется, исходя из данного языка, объяснить нельзя. Непроизводные слова прямого значения в том или ином языке даны, но необъяснимы; просто вот' “это” по-русски надо называть рот, по-английски the mouth, по-французски la bouche, по-немецки der Mund, по-киргизски ооз, по-мордовски (мокша) курга и т. д.

А “почему это так называется” - данный язык в его современном состоянии ответа не дает.

Однако не надо думать, что всегда переносные значения - уже факты языка; часто переносные значения возникают как явления стилистические и именно литературно-стилистические, т. е. как тропы[119] образные выражения.

Различие языковых метафор, метонимий и т. п. и соответственных поэтических тропов состоит в том, что троп является не прямым названием данной вещи, а лишь образным прозвищем, где сосуществуют два плана: прямое название и образное прозвище, что создает совмещение двух планов и образную “игру” совпадения и несовпадения прямого и переносного названий.

Так, если какой-нибудь писатель назвал девочку козочкой, то i это основано на подмене одного названия другим, так как “существо, именуемое девочкой”, так похоже на грациозную тонконогую, прыгающую козочку, что хочется словом козочка заменить слово девочка, и вот на совпадении и несовпадении двух планов (девочка - как козочка, девочка-козочка, козочка, т. е. девочка) и построен троп. В нем главное - средний объединенный член: девочка-козочка (или козочка-девочка), но оба плана (и девочка и козочка, как таковые) налицо. Иное дело в языковой метафоре: она становится прямым названием данной вещи: нос лодки никак иначе назвать нельзя, как и корму (прямое значение)[120]. Конечно, можно говорить “описательно”: “передняя часть лодки” нос, но с тем же успехом и “задняя часть лодки” вместо корма. Иногда слово в переносном значении может образовать синоним иному прямому названию, но все же оно как языковой факт лишено образности и характера тропа.

Отсюда следствие: в языковых словарях переносные значения зарегистрированы, так как это факты языка, обязательные для всех говорящих на данном языке, а тропы не зарегистрированы.

Так, в “Толковом словаре русского языка” под редакцией д. Н. Ушакова под словом нос указано: “I. Орган обоняния, находящийся на лице человека или на морде животного. 2. Передняя часть судна”[121]. При слове же козочка значение “девочка” не дано, так же как при других тропах, встречаемых в русской литературе.

МЕТАФОРА

Метафора[122] буквально “перенос”, т. е. самый типичный случай переносного значения. Перенос наименования при метафоре основан на сходстве вещей по цвету, форме, характеру движения и т. п.

При метафорическом переносе значения меняется вещь, но понятие нацело не меняется: при всех метафорических изменениях какой-нибудь признак первоначального понятия остается;

так, в случае со словом гнездо прямое значение “жилище птицы”, а переносные: “человеческое сообщество” (“Ольгово храброе гнездо далече залетело” - “Слово о полку Игореве”; “Дворянское гнездо” -Тургенев и т. п.), “отверстие в доске на дне лодки, в которое вставляется низ мачты”, “углубление в машине, куда вставлены оси или стержни”, “подбор слов от одного корня”. Вещи, называемые здесь словом гнездо, очень разные; если углубление для постановки мачты и можно отожествить с углублением в машине, то “домик птицы”, “человеческое общежитие” и “подбор однокорневых слов” сюда никак не подойдут. Однако признак “вместилища, охватывающего и объединяющего множественность каких-либо предметов или вещей (яиц, птенцов, родственников, слов)”, сохраняется во всех случаях. Тем самым, во-первых, метафоры можно разгадывать, исходя из логического анализа, и, во-вторых, они образуют группы по принципу “параллельного включения”, т. е. каждое переносное значение восходит к тому же самому прямому (как в случае гнездо).

Метафоры могут получаться из разных случаев схожести.

Таковы, например, метафорические термины, где перенос идет по сходству формы с названиями животных: быки у моста, лягушка (бензонасос в автомобиле), мушка на стволе ружья, лебедка в порту, утка (медицинский сосуд), гусеница трактора, собачка у ружья; или от названий частей тела: шейка, горлышко, ручка, ножка, плечо, кулачок, головка, спинка; или от названий одежды, обуви и принадлежностей: сапожок, башмак, муфта, рубашка (у карт), пояс (в географии), подошва горы; от названий простых орудий: салазки, ковш, ложка, вилка и т. п.

Такие слова, как кукушка (паровичок с пронзительным гудком), сирена (гудок), кнаклаут в немецком (гортанный взрыв), идут от сходства звуков.

Многие собственные имена также обязаны своим происхождением метафоре. Таковы, например, собачьи клички Шарик, Волной (по форме и характеру движений), Флейта, Лютня, Жалейка (по звуку); метафоричны по происхождению и многие имена людей| Вера, Надежда, Любовь, Лев, Петр (камень), Вольф (волк), Рахиль (овца), Дебора (пчела) и т. п.

ПЕРЕНОС ПО ФУНКЦИИ

Функциональный перенос имеет много общего с метафорой, таккак он основан на сходстве, однако все же отличен от нее и имеет! свое особое место в полисемии.

Главное отличие метафоры от переноса по функции состоит в том, что метафорический перенос основан на сходстве материальной характеристики: на цвете, форме, характере “зримых” движений, т. е. на совокупности непосредственно воспринимаемых органами чувств (особенно зрения) сходств того, с чего переносится название, на то, куда это название переносится.

При функциональном переносе общность не опирается на чисто материальное сходство: вещи могут быть совершенно разными и по форме и по цвету и т. д., объединяет их общность функции. Так, гусиное перо (часть оперения птицы) передало свое название стальному перу не потому, что они оба заточены снизу, остры и имеют одинаковое движение, а потому, что у них общая функция: “орудие письма”. Эта общность и позволила несхожему внешне предмету принять данное наименование.

То же со словом мануфактура (лат.), буквально значащим “то, что должно быть сделано рукой”. Постепенно на основе ручного труда возникли первые фабрики; к нашему времени производство механизировано и ручной труд ушел в историю ремесел, однако нас нисколько не смущает словосочетание “Трехгорная мануфактура”, относящееся к тому предприятию, где весь труд давно механизирован[123].

Ни говорящего, ни языковеда особенно не беспокоит выражение автомобилистов выжать конус, хотя в современных автомобилях нет никакого конуса, а эта “функция” достигается выжиманием сцепления (соединение двух дисков).

Так же возможно говорить по-русски стрелять, не удивляясь, что стрел при этом нет, по-немецки die Flinte - “ружье”, хотя никакого кремня (Flint) в них нет; на этом же основан перенос названия слова гривна: 1) ожерелье (что на гриве, загривке -метонимия), 2) связка, например, шкурок пушных зверей (“20 гривен и 4 гривны кунами” - “Русская правда”, Карамзинский список, ст. 65), что служило единицей торгового обмена и мерилом налога и штрафа, и 3) монета: “вещь” пришла с востока, а название сохранилось свое, старое, перейдя по общности функции на новую вещь.

Совершенно так же в латинском языке слово pecus - “скот” породило слово pecunia - “деньги”, так как скотоводы-римляне измеряли доход первоначально в скоте, а позднее в деньгах, но функция оставалась та же.

В параграфе, посвященном этимологии, мы встретимся с тем, что западноевропейское elephant(us) - “слон” по происхождению то же слово, что и русское слово верблюд, хотя животные здесь названы разные: но, оказывается, была общая функция этих “вещей”, благодаря которой “слон” смог отдать свое имя “верблюду”.

В наше время дебаркадер (от фр. dé barcadè re - “пристань”) из dé barquer - первоначально “вылезать из лодки (барки)”, как название пароходной пристани перешло на обозначение платформы, куда прибывают поезда; и, наоборот, вокзал - здание железнодорожной станции - перешло на обозначение пристани для пароходов (“речной вокзал”). Это могло произойти благодаря общности функции разных “вещей”. На том же основании нас не пугают такие выражения, как красные чернила или розовое белье (ведь черное не может быть красным, а белое - розовым), так как не в сходстве цвета или чего-нибудь иного материального, а в общности функции.

При переносе названия по функции мы можем еще более, чем при метафорическом, убедиться в том, что вещь меняется, а понятие, содержавшееся в данном слове, сохраняет кое-что из своих признаков и в отличие от метафоры обязательно существенный при| знак, функциональный.

МЕТОНИМИЯ

Метонимия[124] - такой перенос названия, который совершается не на основании сходства внешних или внутренних признаков прежней вещи и новой, а на основании смежности, т. е. соприкасания вещей в пространстве или во времени.

При метонимическом переносе меняется не только вещь, но н| понятие нацело.

Вот этому пример. Слово бюро имеет такую историю: французское bureau - первоначально “ткань из верблюжьей шерсти далее, тот “стол, который покрывался этой тканью”, а это было в средневековой Франции в суде и других “присутственных” местах ' (ср. конторское бюро), затем “комната с такими столами”, далее, “отдел учреждения” {машинное бюро, конструкторское бюро) или целое “учреждение” (лекционное бюро), “люди, работающие в этом учреждении” (всё бюро в сборе), и, наконец, “заседание этих людей” (бюро у нас по четвергам, на бюро постановили).

При метонимии лишь соседние звенья подобной цепи переноса названия поддаются объяснению, связь же последующих звеньев идет от одного к другому последовательно и опосредствованно, что в корне отличает метонимию от метафоры.

Типичные случаи метонимий связаны с такими отношениями:

а) Одно в другом: слова класс, аудитория как названия помещений и как обозначение учащихся, сидящих в этих помещениях (“просторный класс” - “внимательный класс”, “светлая аудитория” - “способная аудитория”; сюда же “торговый дом купцов Степеневых”, “весь зал аплодировал”, “Я три тарелки съел” и т. п.).

б) Одно на другом: стол - “мебель” и стол - “пища” (“диетический стол”), блюдо - “посуда” и блюдо - “кушанье” (“обед из трех блюд”), бумага - “материал, на котором пишут”, и бумага - “документ” (“Идем бумаги разбирать”, Грибоедов), номер - “цифра” и номер - “нумерованная комната в гостинице” или “одно из выступлений в концерте, помеченное номером на афише”.

в) Одно под другим: стол - “мебель” получил свое имя от стол - “нечто постланное”, то же самое в примере со словом бюро (см. выше).

г) Одно через другое: французское jalousie - жалюзи - “оконные шторы из деревянных пластинок” от jalousie - “ревность” (того, кто подсматривал в окошко через створчатую штору).

д) Одно после другого или в результате другого, процесс-результат; таковы все отглагольные существительные типа: “прием студентов продолжен”, “набор книги занял три месяца” и “в этом году удачный прием в вузе”, “набор книги рассыпали”, “перевод книги - это сложная работа” и “он читал не перевод, а подлинник”. Иногда какой-нибудь из членов таких метонимий не употребляется, например, забор, уезд как название не процессов, а лишь предметов, но “завоз товаров”, “переезд на новую квартиру” - названия процессов; переезд, проезд употребляются и как названия соответствующих процессов, и как названия того места, где можно проехать или переехать, поэтому надпись: “Проезд закрыт” - двусмысленна: закрыто ли следование по данному пути или сам путь?

е) К этому типу близки и случаи: занятие, отрасль знания и объект знания или результат занятия, например: фотография - “занятие” и “карточка” (фото); механика, физика, грамматика, фонетика как “названия наук” и как “названия объектов наук” (“небесная механика”, “физика моря”, “внутренняя флексия типична для арабской грамматики”, “особенность русской фонетики в наличии твердых и мягких согласных” и т. п.).

ж) Материал-изделие: медь, серебро, золото как названия металлов и как названия монет из них; то же самое бронза'. фарфор и изделия из них (“бронза XVIII века”, “Музей фарфора”); слово пломба происходит от лат. названия материала, из которого делают пломбы, - свинца (plumbum); в художественных музеях словами мрамор, бронза, глина, дерево, гуашь, акварель, пастель и т. п. обозначают типы скульптуры и живописи, т. е. “изделия данных материалов”.

з) Орудие-продукт, сделанный при помощи данного орудия; язык - “орган произношения” и язык - “речь” (“русею. язык”, “международный язык”, “национальный язык”); в английском языке реп не только “перо”, но “литературный стиль”, с русское выражение “бойкое перо”.

и) Место-изделие: херес, мадера, бордо, абрау-дюрсо, кюрасо - как названия вин и как географические пункты; гавал (“сигара”), панама (“шляпа”) и соответствующие географические пункты; Манчестер, бостон, мадаполам - как название тканей городов и т. п. (см. выше, § 7).

к) Место-историческое событие, происшедшее в данном месте: Бородино - место, где в 1812 г. произошло генеральное сражение русских войск с армией Наполеона и сам этот бой (ср. “Бородино” Лермонтова), Ватерлоо - деревня в Бельгии, где Наполеон потерпел последнее поражение в 1815 г., и само это поражение, употребляется почти в нарицательном смысле: “Это будет его Ватерлоо”, часто как место - происшествие, откуда с расширением значения “любое подобное происшествие”: Ходынка - поле под Москвой, где при коронации Николая II погибло много людей из-за давки - ходынка - “давка с жертвами”, Панама - республика в Центральной Америке, где при постройке канала были обнаружены злостные финансовые хищения, - панама - “крупная денежная афера на строительстве”.

л) Имя-общественное положение или характер: Карл (Великий) - король, Цезарь - цесарь (царь), кесарь; крез - от имени древнего лидийского царя Креза и т. д. (см. выше, в § 7 о собственных именах).

м) Имя-изделие: кольт, маузер, браунинг, наган, винчестер; форд, бьюик, паккард; макинтош, батист - как названия образцов оружия, машин, одежды, материи и имена их производителей; сюда же относятся и такие случаи, как френч, галифе - названия частей костюма, принятого при власти генералов Френча, Галифе, и т. п.

СИНЕКДОХА

Синекдоха[125] - такой перенос значения, когда, называя часть, имеют в виду целое или, называя целое, имеют в виду часть целого: поэтому римляне называли синекдоху pars pro toto - “часть вместо целого” или totum pro parte - “целое вместо части”. Часто синекдоху не выделяют из метонимий, так как у них много общего; в основе синекдохи лежит также смежность, однако существенным отличием синекдохи является количественный признак соотношения того, с чего переносят наименование, и того, на что переносят наименование; один член такого соотношения всегда будет больше, шире, более общим, другой - меньше, уже, более частным.

Таковы соотношения:

а) Часть вместо целого: “сто голов скота”, “полк в сто штыков”, “эскадрон в сто сабель”; “Эй, борода! ” (обращение к человеку с бородой); “Наш директор - голова” (т. е. “человек с головой” - здесь и метонимия: содержащее вместо содержимого - голова вместо ум). Часто в качестве такой синекдохи используются детали костюма: чуйка -название погромщика-черносотенца, гороховое пальто - “шпик царской охранки”, кара-калпак - “черный колпак” - название народа, Красная Шапочка в сказке; еноты, бобры и т. д. в русской литературе XIX в. (лица по меху их воротников и шуб).

Сюда же следует отнести такие случаи, как “останавливаться в гостинице”, т. е. “жить”, “машина делает четыре конца”, т. е. “четыре полных пути”. Часто единственное число для большей экспрессивности речи употребляется вместо множественного: “Покупатель, будь вежлив с продавцом! ” и т. п.

б) Общее вместо отдельного: начальство в значении “начальник”, балык - из татарского “рыба” в значении “копченая спинка осетра, белуги”; первоначально я “во означало “вообще напиток, то, что пьют”, а квас - “квашеный продукт”, теперь

благодаря сужению значения по синекдохе - “специальные виды напитков”, а в) Род вместо вида, когда налицо также сужение значения: машинам значении “автомобиль”, насекомое в значении “вошь”, орудие в значении “пушка” и т. п.

ОМОНИМИЯ

От полисемии, когда налицо разные значения того же слова, следует отличать омонимию; омонимы[126] - это разные слова, имеющие одинаковый звуковой состав. В пределах омонимии в широком смысле следует различать:

1) Омофоны[127], т. е. такие случаи, как пруд и прут, слова, звучащие в именительном и винительном падежах одинаково, но имеющие разный состав фонем[128], что обнаруживается в других формах этих слов и в производных: прута - пруда, прутик - прудики т. п.

2) Омоформы, т. е. случаи, когда у двух слов совпадает и произношение и состав фонем, но лишь в одной форме или в отдельных формах; например, три - “З” и три! - повелительное наклонение от глагола тереть; трем - дательный падеж от числительного “З” и трем - 1-е лицо множественного числа настоящего времени от этого же глагола; или стекло - существительное в именительном падеже, стекла - в родительном падеже, стекло, стекла - глагол в прошедшем времени в среднем и женском роде. Все прочие формы таких слов, совпадающих в одной-двух формах, уже не совпадают (трех, тремя - трите, тру я т. п.; стеклу, стеклом, стекол и т. п. и стек, стекли, стеку и т.п.). В последнем примере и состав слова разный: существительное состоит из корня стекл- и падежной флексии -о или -а, а глагол - из приставки с-, корня тек-, суффикса прошедшего времени -л- и родовой флексии -о, -а. В случае же три (числительное) и три (глагол) состав слова совпадает, но и корни и флексии имеют разное значение.

Такие омоформы могут быть и однокорневыми, например существительные и глаголы печь, знать, где в примере печь состав слова в существительном и инфинитиве глагола одинаковый, но так называемый нулевой аффикс[129] означает разное: в глаголе это признак инфинитива, а в существительном - признак именительного падежа единственного числа, в случае же знать и состав слова разный: в существительном корень [знат'] и нулевой аффикс, а в глаголе корень [зна-] и аффикс [-т'].

3) Собственно омонимы, которые, в свою очередь, могут распадаться на существенно различные группы:

а) Подлинные омонимы, т. е. слова, звучащие одинаково, имеющие одинаковый состав фонем и морфологический состав (те же морфемы аффиксальные, но разные корни) и при этом и в словоизменительных формах слова, но разное происхождение из двух ранее не совпадавших по звучанию слов, например: лук - “растение” и лук - “оружие”, лама - “копытное животное” и лама - “тибетский священник”, балка - “овраг” и балка - “бревно”, град - “город” и град - “заледеневший дождь”, некогда - “когда-то” и некогда - “нет времени” и т. п.

Такие омонимы возникают в языке либо при заимствовании слов, либо как результат действия фонетических законов в своем языке.

Пример лук - “оружие” и лук - “растение” разъясняется так: в языке было свое слово, исконное ë ѫ ҡ ъ со значением “изогнутого” (ср. однокорневое литовское laň kas - “лук”), где было носовое о, которое потом перешло по фонетическим законам в [у] (лук), а позднее было заимствовано из германских языков слово look (с “ о долгим”), где германское “ о долгое” было заменено через [у] в древнерусском языке. Так ранее несозвучные разные слова [лõ к] и [lo: k] совпали в одинаково звучащем слове лук. Так же тюркское балка и немецкое Balken совпали в русском языке в омониме балка; испанское llama (льяма) и тибетское blаma - в русском слове лама; немецкое Brack - “бракованный продукт” и русское брак - супружество (от á ü ð à ò è; прежнее á ü ð à ê ú ). В этих примерах благодаря звуковым изменениям при заимствовании чужих слов либо совпали два слова разных языков (лама, балка), либо свое слово совпало с заимствованным (брак, лук).

Однако благодаря фонетическим изменениям могут возникать омонимы и без заимствования. Например, некогда, где прежде различавшиеся гласные hи е совпали, и в результате нhкогда - “когда-то” и некогда - “нет времени” стали омонимами.

Таковы же омонимы, идущие от разных слов одного языка: ливер - “внутренности убойных животных, идущие в начинку пирогов и т. п.” (из английского liver с [i] кратким) и ливер ~ “трубка для насасывания жидкостей” (из английского lever с [i] долгим); штоф - “бутыль емкостью в одну десятую ведра” (из немецкого Stof) и штоф - “плотная ткань для обивки мебели” (из немецкого Stоff); а также от разных слов разных языков: лак - “раствор смолы в спирте” (из итальянского lacca) и лак - “сто тысяч индийских рупий” (из новоиндийского lã kh). Совпадение своего слова с заимствованным можно продемонстрировать примером лейка - “сосуд с носиком для поливания” и лейка - “фотоаппарат” (от немецкого Leika - усечение из Leizkamera по собственному имени Leiz).

Как подойти к решению вопроса, что данный случай - омонимия или полисемия, можно разъяснить следующим образом на примере слов лук - “оружие” и лук - “растение”.

Лук - “оружие”, и от того же корня в русском языке слова лука (седлá, реки), излучина, лукоморье - “изогнутый берег моря”, переносное: лукавый, лукавить, т. е. “действовать не прямо, а огибая что-то”, ясно, что это слово свое, имеющее большую словопроизводную семью. Сравним в родственных языках: в украинском лук, в польском ł ę k - “горный хребет”, “лука седла”[130], “лук” ł uk и в литовском laň kas - “лук”. Это исконное слово славянских языков, где в древнерусском (доисторического периода) и в старославянском было “ о носовое” (лѫ ҡ ъ).

Лук - “растение”, в русском есть только производные: луковица, луковичные и т. п., но параллельных образований от этого корня нет.

В украинском “лук” - цибуля, в польском cebula [131] и ł uk (заимствовано из русского). Зато в немецком наряду с Zwiebel (откуда украинское цибуля и польское cebula) есть Lauch из древнегерского look (с о долгим), откуда и было заимствовано в древнерусском языке ë î ó ê ú [132].

б) Те случаи, когда от тех же корней или основ, независимо друг от друга, образованы “такие же слова”, т. е. в той же части речи и тех же совпадениях по словоизменению, например: голубец - “голубая краска” и голубец - “кушанье из фаршированной мясом капусты”, самострел - “оружие” и самострел - “сознательное саморанение с целью демобилизоваться”, ударник - “ударное приспособление в оружии”, ударник - “передовой рабочий”[133]. Однако такие случаи, как лайка - “порода охотничьих собак” и лайка - “сорт мягкой кожи” или пионер - “человек, впервые осваивающий неисследованную страну” и пионер - “член детской пионерской организации”, не относятся к омонимии, это случаи явной полисемии.

в) Наконец, могут быть и такие случаи, когда одно и то же слово заимствуется в разное время, с разным значением и, очевидно, из не вполне тожественного источника, например: из итальянского banda - банда - “сборище бандитов” и более позднее, из жаргона итальянских музыкантов, banda - банда - “духовой оркестр, играющий в опере на сцене” (участники которого отнюдь не б а ндит ы, а бандисты).

г) Особый вид омонимии представляют собой случаи так называемой конверсии[134], когда данное слово переходит в другую часть речи без изменения своего морфологического и фонетического состава, например: зло - краткое прилагательное среднего рода и зло - наречие. Ср. также существительное зло. Все три слова: зло - существительное, зло - прилагательное и зло - наречие - являются омонимами, так как это разные части речи с разным лексическим значением, хотя вещественное значение корня у них и совпадает.

д) Самый трудный случай - это те омонимы, где нет ни совпадения разных слов, ни параллельного образования от того же корня, ни конверсии, ни параллельного или последовательного заимствования. Это те случаи, когда полисемия настолько расходится, что становится омонимией. Как правило, в этих случаях различие лексического значения подкрепляется и различием грамматических связей. Например, настоять - “добиться исполнения чего-нибудь” (“настоять на. своем” - “настоять на том, чтобы отклонили предложение” и т. п.) и настоять - “приготовить какую-нибудь настойку” (“настоять водку на лимонной корочке”), где оба случая - совершенный вид к настаивать, но первое настоять не может иметь прямого дополнения, а второе обязательно его требует; таким образом, это два разных слова. Так же лисичка - уменьшительное от лисица и лисичка - “сорт гриба” - разные слова, так как лисичка -“сорт гриба” не соотнесена с лисица, это уже непроизводная основа, и морфологическое строение здесь иное, чем в уменьшительном лисичка от лисица.

Из сказанного ясно, что омонимы - это главным образом результат совпадений, и вряд ли правы те исследователи, которые утверждают, что образование омонимов - это обогащение словарного состава языка (такое рассуждение может относиться лишь к последнему случаю). Скорее, наоборот, омонимы во всех случаях - это досадное неразличение того, что должно различаться. Поэтому положительную роль омонимы играют только в каламбурах и анекдотах, где как раз нужна “игра слов”, в прочих же случаях омонимы только помеха пониманию. Количество омонимов тем больше, чем быстрее следуют в этом языке звуковые изменения и чем больше разнообразных заимствований.

На почве быстрых и далеко идущих звуковых изменений богат омонимами французский язык, в основе которого лежит народная латынь. Латинские “длинные” и по составу сложные слова благодаря упрощению дифтонгов в монофтонги[135], образованию носовых гласных из сочетаний разных гласных с п и т, а также благодаря отпадению падежных флексий и опрощении² морфологического состава слова превратились в короткие несклоняемые французские слова, причем произошло много звуковых совпадений ранее фонетически различавшихся слов, например, латинские panis - “хлеб” и pinus - “сосна” совпали в [рɛ ] с “ э носовым”; такие совпадения разнозвучащих латинских слов в одном французском звучании могут доходить до 5-6 омонимов, например: saint - “святой”, sein - “грудь”, sain - “здоров”, - cinq - “пять”, ceint - “опоясанный”, seing - “надпись” = [sɛ ].

В английском языке основная масса омонимов возникла после среднеанглийского передвижения гласных, когда различавшиеся гласные (а иногда и согласные) стали звучать одинаково, например: deer [diə ] - “олень” и dear [diə ] - “дорогой”, week [wi: k] - “неделя” и weak [wi: k] - “слабый”, away [ə wer] - “прочь” и aweigh [ə wei] - “отвесно”; примером омонимов благодаря заимствованию может служить base [beis] - “низкий” (из французского) и base [beis] - “базис” (из греческого)[136].

В немецком, где фонетические изменения шли медленнее и не приводили к таким сильным изменениям слов, как в английском, омонимов гораздо меньше, например: Acht - “внимание” и acht - “восемь”, Saite [zá ę tə ] - “струна” и Seite [zá ę tə ] - “сторона” и т. п.

В русском больше всего омонимов, возникших благодаря заимствованиям, например: балка - “овраг” (тюркское) и балка - “бревно” (немецкое), лама -“монах” (тибетское) и лама -“животное” (испанское) или лук -“оружие” (русское) и лук -“растение” (германское), град - “город” (церковнославянское) и град - “вид осадков” (русское) и т. п. Другим путем благодаря фонетическим изменениям омонимов в русском появилось значительно меньше, например: жать (жму) и жать (жну), некогда - “нет времени” и некогда - “когда-то в былые времена” (ранее нѣ когда). Зато много омонимов в производных глаголах многократного подвида, где благодаря внутренней флексии[137] совпали корневые о и а: засаливать (от засолить и засалить), закапывать (от закопать и закапать), спаивать (от споить и спаять) и т. п.

Иногда языки стараются избавиться от омонимов. Это может быть достигнуто путем замены основы другим ее видом, например: в белорусском жать (жну) - будет жацъ, а жать (жму) - жмаць; в украинском должны были совпасть бити и быти, однако нашелся выход: бити - “бить” и бути - “быть” (от основы буду); в русском должны были совпасть инфинитивы есть (ем) и есть (еду), однако второй инфинитив мы знаем в виде ехать, или слать (шлю) и с[т]лать (стелю), последнее чаще стелить [138].

Другой путь устранения омонимов - это вытеснение одного из них синонимом или дублетом, например, замена слова бор словом лес, или брак словом супружество, или слова весь словом селение (синонимы); также и дублеты[139]: чарование вместо чары, потухать вместо тухнуть, пятерка вместо пять и т. п.

Однако в ликвидации недоразумений, могущих возникать благодаря омонимам, прежде всего помогает контекст[140], и чем отдаленнее тематически омонимы, тем менее они опасны в отношении двусмысленности и недопонимания речи (например, брага - “сорт пива” и брага - “канат на речных судах”, бур - “инструмент” и бур - “голландец в Южной Африке” или гамма - “греческая буква” и гамма - “последовательность музыкальных тонов” и т. п.).

СИНОНИМЫ

Обычное определение синонимов[141] как слов, по-разному звучащих, но совпадающих по значению или имеющих сходное, близкое значение, страдает неточностью и неясностью. Что общего в значении слов-синонимов: понятие или называемая вещь? Основана ли синонимия на семасиологической общности или же на номинативной? Мы думаем, что общность здесь номинативная. Эта мысль была высказана более ста лет назад В. Гумбольдтом: “...слово не является эквивалентом чувственно воспринимаемого предмета, но пониманием его, закрепляемым в языке посредством найденного для него слова. Здесь находится главный источник многообразия обозначения одного и того же предмета. Если, например, в санскрите слон называется либо дважды пьющим, либо двузубым, либо снабженным рукой, то в данном случае обозначаются различные понятия, хотя имеется в виду один и тот же предмет. Это происходит потому, что язык обозначает не сами предметы, а понятия...”[142].

Иными словами: два слова называют ту же вещь, но соотносят ее с разными понятиями и тем самым через называние вскрывают разные свойства данной вещи.

Графически это можно показать так (см. рис. 2): где С₁ и С₂ - разные слова, П₁ и П₂, - разные понятия, а В - та же вещь.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒