Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Дальнейшее развитие психоанализа
Развитие и планы на будущее различных школ психоанализа могут быть изложены весьма коротко. Сам Зигмунд Фрейд был первым, кто стал развивать психоанализ дальше. В 20-е годы он начал пересматривать свою старую теорию, которая была основана на конфликте между сексуальными побуждениями и инстинктом самосохранения и развивать новую теорию, основанную на конфликте между двумя биологическими импульсами: эросом и стремлением к смерти. Один движет людей друг к другу, к любви, другой ведет их к разрушению. Я не могу здесь вдаваться в глубину значения этого развития, но фактически это равносильно фундаментальному перемещению, хотя Фрейд и видел это иначе. Мы могли бы даже назвать это началом новой школы в психоанализе во главе с самим Фрейдом в качестве ее основателя. Вторым важным толчком в развитии психоанализа явились работы Карла Густава Юнга. Юнг (как и многие другие психоаналитики, чьи идеи отличались от фрейдовских) не приписывал сексуальности основную роль, данную ей Фрейдом. Юнг представлял психическую энергию как единое целое и, не ограничивая термин «либидо» одной лишь сексуальной энергией, идентифицировал его с психической энергией в целом. При помощи блестящего и глубокого изучения внутреннего мира человека он показал, что то, что психоанализ извлекает из подсознания своих пациентов, имеет свои параллели в мифологии и символах народов всего мира, причем в свои исследования Юнг включал не только народы, стоящие на первобытной стадии развития, но и культуры, имеющие коренные различия с нашей собственной. Альфред Адлер придерживался другого подхода. Его интересовали не столько мифы и глубина психики, сколько, стратегия борьбы за существование. Он, следовательно, считал волю к власти ключевой концепцией для понимания человеческой мотивации. Тем не менее подобное толкование Адлера слишком упрощенно. Его работы чрезвычайно содержательны и сложны, и он внес большой вклад в наше понимание природы человека. К тому же он был первым психоаналитиком (и в этом опередил Фрейда), предоставившим человеческой агрессии центральное место в своей психологической системе. Имеются еще две школы, заслуживающие нашего упоминания и имеющие друг с другом много общего. Первой является школа психиатрии, основанная американским психиатром швейцарского происхождения Адольфом Мейером; второй — работа Гарри Стека Салливэна, одного из самых выдающихся американских психоаналитиков. Английский психолог Рональд Д. Лэинг, следуя взглядам Салливэна на внутренний мир человека, пришел к наиболее радикальным и, по-моему, наиболее плодотворным выводам. Несмотря на все их различия, эти двое ученых сходятся в двух основных моментах. Во-первых, они оба отрицают, что сексуальность является главной движущей силой человеческого поведения. Во-вторых, вместо межличностных отношений они фокусируются на том, что происходит между людьми, как они реагируют и влияют друг на друга, на характер поля, создающегося между людьми, когда они живут вместе. Достаточно интересно, что внимание этих психоаналитиков было сконцентрировано на шизофрении, которую они не считают болезнью в обычном смысле этого слова. Вместо этого они видят ее результатом жизненного опыта, межличностных отношений, имеющих явно тяжелые последствия, но по существу добавляющих не больше, чем любая другая психологическая проблема. Лэинг очень плодотворно применил эту теорию, поскольку оказался способен четче других увидеть отношение шизофрении как «индивидуальной» болезни к социальной ситуации не только внутри семьи, но и в обществе в целом. Ряд других психоаналитиков также развивал подобный подход. Теории Фаирбанка, Гунтрипа и Балинта, равно как и моя собственная работа, принимают именно эту точку зрения в качестве исходной. Однако они работают над образованием межличностных отношений и фокусируют свой взгляд прежде всего не на шизофрении, а на общественных и этических силах. Теперь, после того как мы вкратце показали развитие психоанализа и его самые значимые достижения, нам остается рассмотреть еще один важный вопрос. Каково будущее психоанализа? Я бы попытался ответить на этот вопрос, но сделать это непросто, поскольку мнения по этому предмету сильно расходятся. Мы можем очертить их изложением двух диаметрально противоположных позиций. Согласно первой, психоанализ бесполезен, вложения в него не принесут успеха. Другое экстремальное мнение — анализ является лечением и решением всех психических расстройств; если у кого-то это расстройство возникло, то все, что нужно делать, это растянуться на кушетке и посвятить три-четыре года анализу. До недавнего времени в Америке это была наиболее распространенная точка зрения, но в последнее время необходимость в других способах лечения сильно ее ослабила. Утверждение, что психоанализ не имеет каких-либо целительных воздействий, по-моему, необоснованно. Оно не подтверждается моим собственным сорокалетним опытом работы аналитиком, а также опытом многих моих коллег. Мы должны также иметь в виду, что во многих случаях аналитики не настолько компетентны, как требуется (ни одна профессия от этого не застрахована), и что выбор пациентов не всегда удачен. Часто делаются попытки проанализировать пациентов, для которых эти методы не подходят. Правда анализ помог избавить многих людей от их симптомов, и на первое время это помогло многим достичь ясности насчет самих себя, помогло быть более честными самим с собой, стать в некотором роде свободней, жить ближе к реальности. Это само по себе крайне полезное достижение и вещь, которую часто сильно недооценивают. С течением времени, конечно же, возникают определенные тенденции пристрастного отношения к анализу. Многие уверены, что лекарство — это единственное, что действительно может помочь. Если нечего проглотить — помощи не будет. Таблетки — панацея от всех бед. Другая превалирующая точка зрения — это то, что мы в состоянии все вылечить за одну ночь. Мы видим эту точку зрения представленной в книге Т. Гарриса «Все в порядке со мной, все в порядке с вами» («I'm Okay, You're Okay»). В целом книга поверхностная, предполагающая обязательное хотя бы малейшее представление о теории Фрейда. Если в нее верить, она может немного помочь, аналогично тому как помогает любое предположение, в которое люди верят. То, что предлагает эта книга в качестве быстрого способа лечения, очень просто, не требует умственных усилий и, самое худшее, не объясняет, что мы имеем дело с нашим собственным сопротивлением. Это именно тот ключевой момент, которого избегает терапия такого вида. Все должно делаться легко и просто. Это тенденция нашего времени. Люди думают, что мы в состоянии все «проглотить» так же легко, как и таблетку. И если изучение чего-либо требует усилий, то изучать это не стоит. Есть простой пример для иллюстрации того, что я здесь подразумеваю. Молодой человек приходит в элегантный ресторан, просит принести меню, долго его изучает и говорит официанту: «Извините, но у вас нет ничего, что мне нравится». Затем он встает и уходит. Через две недели он возвращается, и официант его спрашивает очень вежливо, поскольку это ресторан очень высокого класса, почему он не нашел в прошлый раз ничего, что ему нравится. Молодой человек отвечает: «Что вы, все было в порядке, просто мой аналитик посоветовал мне попрактиковаться в умении быть претенциозным». При помощи этого мы можем научиться быть более уверенными в себе, выглядеть более уверенно, избавиться от страха перед официантами и т. д. Но мы не учимся определять, почему мы такие беззащитные. Мы продолжаем игнорировать сам факт (и здесь мы снова затрагиваем тему переноса), что мы рассматриваем каждого как авторитет, подобно образу отца. Даже если метод приносит быстрые результаты в ресторане и мы чувствуем себя более уверенно, мы все еще не добрались до коренных причин нашей беззащитности и за нашей новой маской мы по-прежнему остаемся такими же беззащитными, какими были раньше. В самом деле, наша ситуация стала даже хуже, чем была, поскольку мы более не осознаем нашей беззащитности. Почему же мы беззащитны? Не потому, что мы боимся авторитетов, а потому, что наша личность развилась еще не до конца, потому что нам не хватает силы самоубеждения, потому что мы остались маленькими детьми, надеющимися на помощь окружающих, потому что мы не повзрослели и полны сомнений по поводу нас самих и т. д. Методы поведенческой терапии в подобных случаях помочь не в силах. Они лишь «заметают пыль под коврик». Но не вся критика психоанализа несправедлива. Я бы хотел упомянуть несколько возражений, которые считаю совершенно убедительными. Психоанализ часто вырождается в пустую болтовню. Ответственность за это частично несет идея Фрейда о свободной ассоциации. Побуждая пациента рассказать хоть о чем-нибудь, что с ним случилось, Фрейд допускал, что пациент расскажет то, что идет из глубины, то, что подлинно и действительно важно. Но во многих случаях анализа пациенты просто болтали языком и в сотый раз пренебрежительно отзывались о своих супругах или жаловались на то, что родители сделали для них нечто ужасное. Из этого ничего не следует. Они снова и снова топчутся на одном месте. Но рядом есть кто-то, кто слушает. Пациент чувствует, что сам факт того, что его слушают, каким-то образом ему помогает и что ситуация в конечном счете улучшится. Но одни лишь такие разговоры никогда еще никого и ничего не изменили. Это вовсе не то, что имел в виду Фрейд. Его метод включал обнаружение и борьбу с сопротивлением. Фрейд никогда не предполагал, что мы без серьезных усилий можем достичь чего-нибудь, более или менее разрешающего сложные психические проблемы. Что бы нам ни сулила реклама, без серьезных усилий мы не достигнем ни одной цели в нашей жизни. Каждый, кто боится затратить усилия, каждый, кому мешает разочарование, или даже боль, ничего не добьется, а в анализе — особенно. Анализ — тяжелая работа, и те аналитики, которые его приукрашивают, вредят своему собственному делу. Другой ошибкой многих случаев анализа является выделение интеллектуализации за счет эмоций. Пациент бесконечно разглагольствует о значении того случая, когда его ударила бабушка или какого-либо другого инцидента. И если у него еще и сильна склонность к академическим занятиям, он может развить достаточно сложные теории, может сконструировать теории над теориями, но он ничего не почувствует. Он не чувствует того, что находится в нем самом, не чувствует своего страха. Он не чувствует своей неспособности любить, своего отчуждения от окружающих. Его сопротивление делает все это для него недоступным. Таким образом анализ может снизойти ко временам, когда предпочтение отдавалось человеку рассудочному (cerebral man), чисто рациональному человеческому созданию. Мы полагаем, что обо всем позаботится разум, а эмоции — только бесполезный балласт, который мы игнорируем при малейшей возможности. В конце концов я бы хотел сказать, что есть слишком много людей, считающих, что они должны при малейших трудностях в жизни бежать к психоаналитику. Они даже не считают нужным попытаться справиться со своими проблемами самостоятельно. Люди должны обращаться к психоаналитику только, если они обнаруживают, что их собственных усилий недостаточно, чтобы самим понять и улучшить ситуацию. Анализ остается лучшей терапией для большинства расстройств, вызванных излишним самокопанием или, другими словами, нарциссизмом, который, в свою очередь, приводит к неспособности строить отношения с окружающими. Ни один другой метод не является настолько же эффективным и плодотворным для лечения впадания в иллюзии, задержки психического роста, симптомов, подобных навязчивому умыванию и любых других симптомов навязчивой или принудительной природы. Психоанализ служит и другой функции, не менее важной, чем лечебная. Он может помочь в ускорении психического роста и самореализации. Мне очень жаль, что на данный (момент интересующиеся психическим ростом, скорее всего, составляют меньшинство. У большинства людей совершенно другая цель — как можно большим завладеть или потребить. Достигнув двадцати, они считают, что их личностный рост уже завершен, и с этого момента тратят всю свою энергию на то, чтобы как можно лучше использовать эту законченную «машину». Как им кажется, она сработает против них, если им придется меняться, поскольку, если человек меняется, он больше не удовлетворяет шаблону, которому должен удовлетворять по мнению его самого и окружающих. Если он меняется, то каким образом он может узнать, придерживается ли он тех же самых мнений, которые имел десять лет назад? И как подобное изменение повлияет на его способности к продвижению? Большинство людей не хотят расти или меняться, не хотят себя реализовывать. Они хотят оставаться при своем мнении, развивать его, наживать на нем капитал. Разумеется, есть и исключения из этого правила. Есть обратные течения, в частности в Соединенных Штатах. Многие люди пришли к выводу, что даже если мы обладаем и максимально наслаждаемся чем-то, мы все еще можем быть неудовлетворены и несчастны, что жизнь может все еще быть бессмысленной, что мы можем оставаться подавленными и беспокойными. «В чем смысл жизни, — спрашиваем мы себя, — если наша единственная цель в ней — покупать с каждым разом все более дорогую машину? » Люди увидели, что их отцы и деды потратили жизнь на приобретение вещей, которые, как им казалось, они хотели иметь. В большей или меньшей степени ясно, что эти люди заново открыли древнюю мудрость: не хлебом единым жив человек; богатство и власть не гарантируют счастье, а вместо этого имеют тенденцию создавать беспокойство и напряженность. Эти люди преследуют другие цели. Они хотят в большей степени быть, чем иметь, хотят быть более рациональными, избавиться от иллюзий и изменить социальные условия, которые могут поддерживаться только при помощи иллюзии. Это стремление зачастую принимает крайне наивные формы, такие как увлечения религиями Востока, йогой, дзэн-буддизмом и т. д. Употребление мною слова «наивный» имеет отношение не к этим религиям, которые отнюдь не наивны, а к способу их толкования новыми приверженцами. Они взяты из рекламной кампании некоторых индийских факиров, которые называют себя святыми и знают, как при помощи собственных приемов развить человеческую чувствительность. Здесь, на мой взгляд, заключена важная миссия психоанализа. Он может помочь нам понять самих себя, осознать нашу собственную реальность, освободить нас от иллюзии, устранить также оковы нашего беспокойства и алчности. Он может сделать нас способными воспринимать мир не стереотипно. Как только мы сможем забыть себя в качестве первичной концентрации нашего интереса, как только мы приобретем опыт действующего, чувствующего, неотчужденного человека, тогда мир станет первичной концентрацией нашего интереса, нашей заботы, нашей созидательной энергии. Мы можем попрактиковаться в этих положениях. И психоанализ поможет нам в этой практике, поскольку именно этот метод позволяет понять, кто мы есть на самом деле, понять, где мы стоим и куда движемся. Таким образом, полезно поработать с психоаналитиком, который понимает эти связи и не думает, что цель анализа — помочь людям приспособиться и утвердиться. Но этот вид анализа не должен продолжаться слишком долго; излишне экстенсивный анализ часто создает зависимости. Как только пациент уже достаточно научился самостоятельно пользоваться инструментами, он должен сам начать себя анализировать. И это пожизненное занятие мы продолжаем до нашего последнего дня. Лучше всего практиковаться в самоанализе с самого утра, совмещая его с дыхательными упражнениями и концентрацией, используемыми в буддистской медитации. Важно отступить от жизненной суеты, прийти в себя, перестать постоянно реагировать на раздражающие факторы, «опустошить» себя, чтобы активизировать свою активность. На мой взгляд, каждый, кто применит это, испытает глубину своей способности чувствовать, испытает «исцеление», возвращение здоровья, причем не только в медицинском, а в глубоком, человеческом смысле. Но этот процесс требует терпения, которое редко встречается в большом избытке. Всем и каждому, кто захочет сделать такую попытку, от всей души желаю удачи.
Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-04-09; Просмотров: 782; Нарушение авторского права страницы