Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Любовь и доверие. Архиепископ Иоанн (Шаховской)



 

Можно ли человека любить и ему не доверять? Можно. Истинная любовь к человеку совсем не означает обоготворения всех его качеств и преклонения перед всеми его действиями. Истинная любовь может замечать и недостатки человека столь же остро, как и злоба. Даже еще острее. Но любовь не как злоба, а по-своему, по любовному относится к недостаткам человека. Любовь бережет и спасает человеческую душу для вечности; злоба же топит, убивает. Любовь любит самого человека — не его грехи, не его безумие, не его слепоту… И более остро, чем злоба, видит все несовершенство этого мира.

Подвиг прозорливости духовной — видеть все грехи людей и судить все зло, и при том не осудить никого… Только свыше озаренный человек способен на такую любовь.

Да, можно любить — и не доверять. Но не есть ли доверие признак души открытой и не есть ли открытость — свойство любви? Нет, любовь шире открытости. И без открытости души, в этом мире может быть любовь…

Старец Амвросий Оптинский или прп. Серафим любили людей пламенной любовью и в Духе служили им. Однако не всем открывались, и открывались мало; хранили душу свою от людских взоров, проникая своим взором в души людские. Духовник на исповеди совсем не открывает своей души исповедующемуся. Но душа истинного духовника открыта — не обнаружением, но любовью — и через любовь обнаруживается в мире.

Старец не всегда и не всем открывает все, что знает от Бога. Но, сообразуясь с состоянием каждого, к каждому подходит соответственно.

Мать, которая не все, что приходит ей на мысль, говорит своему ребенку, не по нелюбви скрывает, но по любви не доверяет, а являет именно ребенку свою любовь, сокрывая от него все ему неполезное, до чего не дорос он еще, что не может принять в свое незрелое тело и в свою незрелую душу.

He-искренность, не-непосредственность, не-простота, как и «недоверчивость» — могут быть благими… Врач не все открывает больному, начальник — подчиненному, учитель — ученику.

Состояние и возраст, вместимость и приготовленность определяют предмет и истину, являемую в миру.

Кораблю подобна человеческая душа. Корабль имеет подвижную часть, и душа должна иметь невидимое для мира сознание. Не «подсознание», но укрываемое — ради блага истины — сознание.

Злое утаивать надо, чтобы никого не замарать. Доброе утаивать надо, чтобы не расплескать. Утаивать надо ради пользы всех. Скрывание душой своего зла иногда бывает необходимостью духовной; скрывание своего добра почти всегда бывает мудростью и праведностью.

Не всякая «не-прямота» есть неправда, и не всякое «недоверие» есть измена последнему доверию.

Последнее доверие можно иметь лишь к Богу Триединому и ко всем Его законам и словам. Недоверие же к себе есть всегда мудрость, и всякое подлинное, положительное недоверие, по любви, к другим есть продолжающееся святое недоверие к самому себе. Ибо не волен бывает подчас в своих делах и словах человек, мятется во зле и сам не отдает себе в этом отчета.

Не во всем доверять себе — это имеет глубокий смысл и спасительный. Свой опыт, свой ум, свое сердце, своя мысль, свое настроение… Все это шатко, бедно и неопределенно, здесь нет абсолютного предмета для доверия… А от недоверия ко всему шаткому проистекает всесовершенное и безграничное доверие к Богу Триединому.

Ближним столь же нельзя доверять (и столь же можно), как себе, а себе — лишь по мере своей согласованности с Откровением Божиим, с волей Христовой, открытой в мире и открывающейся в душе.

Лишь духовным отцам и руководителям — истинным и испытанным — во Христе можно всецело доверять себя более, чем себе, и предавать свой слух и свою душу, как Богу, во имя Бога.

Ближний же мой, друг мой, есть лишь частица меня самого (ибо он частица всего человечества, коего я — частица). Следствие первородного греха — страсти — присущи и ему, и мне. Конечно, в разной мере и в различных оттенках, но как он, так и я — мы имеем основание — не доверять своей пока еще двойственной природе и непреображенной воле.

Мы действуем почти всегда «по страсти», с примесью греховного, а не «бесстрастно»: не свободно — во Христе.

Я действительно изменчив, непостоянен; колеблюсь различными «приражениями» лукавого, и чистота глубины души моей то и дело замутняется поднимающимся со дна ее илом. Ближний мой так же изменчив, как я, и столь же способен на доброе, как и на злое.

Я нуждаюсь в постоянной проверке себя, и ближний мой — также. Я должен без устали проверять свои действия в мире: «по Богу» ли они? Проверки требует не только злое и «доброе» мое, ибо злое часто бывает очевидно, тогда как доброе лишь кажется «добрым», а на самом деле бывает злым. Впрочем, и злое нуждается в проверке; и злому нельзя доверять, по первому признаку «злого». Людям потемненным (каковы мы) и хорошее представляется плохим, если оно сопряжено с болью, тягостью и оскорблением нашего самолюбия.

Не о злой подозрительности здесь речь, а о благом творческом недоверии к себе и ко всему, что окружает нас в мире.

Грех нам всегда представляется чем-то «сладким» — не нужно доверять этой сладости, ибо она есть горчайшая горечь и страдание. Страдание же (например, в борьбе за чистоту тела и души) представляется невыносимым и отвратительным, не нужно доверять и этому выводу: за благим страданием следует мир, который превыше всякой радости.

Люди часто и много подолгу говорят, и как будто идеи их должны служить благу; но сколько неверного, соблазнительного и пустого льется из их уст. Не нужно доверять всем словам людей… Люди часто сами страдают за те слова, которые они сами сказали, и раскаиваются в них…

Да, не все, что исходит от человека (даже при самых благородных его намерениях), есть благо. Многое бывает ненужно, напрасно, греховно, и таковым является не только

для того, кто это ненужное изводит, но и для того, кто его неосторожно принимает.

Углубляя свою любовь к людям, никогда не надо забывать, что все люди больны и необходимо жить среди них в постоянном трезвении, не только в отношении себя, но и в отношении всех окружающих… Лишь при первом бывает плодоносно последнее.

Не к самому человеку надо, конечно, иметь недоверие, но к данному его состоянию. Степень доверия следует всегда менять соразмерно состоянию просветленности человека в Боге. Если человек, которого мы любим и кому всегда до сих пор доверяли, вдруг явится перед нами нетрезвым и начнет нам давать какие-нибудь советы, — исчезнет ли наша любовь к этому человеку? Если мы глубоко его любим, любовь наша не исчезнет и даже не ослабеет. Но доверие исчезнет, не только к словам, но и к чувствам этого человека, пока он в таком состоянии.

Опьянение вином реже бывает у людей, чем опьянение какой-либо страстью; гневом, злопамятством, похотью, деньголюбием, славолюбием… Страсти, как вино, действуют на разум и на волю человека и извращают всю его душу. Опьяненный какой-либо страстью не владеет собой, перестает быть самим собой, делается «игралищем бесов», даже тот, который в свободное от страсти время бывает исполнен подлинной глубины и чистоты Христовой, насколько она возможна в пределах нашей земной, личной и наследственной греховности.

Более светлому состоянию человека принадлежит и более совершенное доверие… Например, я хочу произнести слово или принять Святые Тайны, но чувствую, что душа моя полна смятения и страсти… Я должен в этом случае поступить по Евангелию, т. е., «оставив свой дар у жертвенника», пойти помириться с душою, «с моим братом», иначе сказать — умиротвориться, войти в небесную жизнь. Вот образец праведного и благого недоверия к себе во имя Христовой любви к самому себе. Эгоистическая любовь моя, напротив, желала бы презреть, не заметить моих недостатков и сочла бы душу мою «достойной», неправедно доверила бы ей и позволила бы ее греховному состоянию излиться на мир или беспокаянно приблизиться к Богу, к Его горящей купине. Дозволила бы — не по заповедям Божиим (которые суть: «Иззуй сапоги твои», т. е. греховное состояние души), а по своеволию… И опечалился бы я непреложными законами Божьей чистоты.

Несомненно, что я должен беспристрастно относиться к себе и другим. Но не будет ли это значить, что я «творю суд» над кем-нибудь вопреки слову: «Не судите, да не судимы будете»? Нисколько. Рассуждение есть признак выхода человеческой души из дурного ее младенчества. Рассуждение — это мудрость, про которую сказано: «Будьте мудры, как змии». Рассуждение есть венец любви, и св. учители Церкви даже считают его выше любви, выше, конечно, «человеческой», неразумной, часто даже погибельной любви. Рассуждение есть небесная мудрость в жизни, духовный разум любви, который не отнимает ее силу, но дает ей соль.

«Не мечите бисера вашего…» — это не отсутствие любви (слово Божие учит нас лишь одной любви), но мудрость любви, знание высших законов Неба…

«Не мечите бисера вашего…» — есть заповедь о недоверии в любви, заповедь, ведущая к любви, оберегающая любовь.

«Да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя».

…Я постоянно хочу осуществить в себе, и во всем эту любовь — упразднить «царство свое» и открыть — Божие. Не доверять, не принимать ничего «своего», «человеческого», греховного и полугреховного… Открыть свой слух и свое сердце (всю его глубину) лишь Божьему, чистому, светлому…

«Да приидет Царствие Твое». Я — до смерти — не хочу успокоиться в алкании его — во всем. Я молюсь, и. не холодно слетают слова эти с уст моих — они исторгаются из всего существа моего и заставляют меня томиться, как в пустыне.

Сладок суд Божий, совершающийся в моем сердце над моим сердцем… Сладостно мне пришествие Христово. Я встречаю Господа везде. Не везде является мне Господь, но я встречаю Его в каждом слове и в каждом дыхании… в разговорах, намерениях и действиях человеческих.

Я хочу лишь Его. И ненависть хочу иметь ко всякой не Его правде. Я все хочу лишь о Нем, без Него мне ничего не надо, все мне бесконечно тяжело и мучительно. Он свет сердца моего, Я бы не сделал ничего доброго, если бы знал, что это доброе Ему неугодно. Я знаю всегда — и ночью и днем, что Он близ меня, но не всегда я слышу Его горячее дыхание, ибо не всегда я сам устремлен к Нему и хочу Его более всего другого. В этом своем переживании я чувствую такую немощь, такую слабость и нищету, что ни в чем земном не могу успокоиться, ничто не может поддержать меня. Лишь Он, сказавший: «МИР МОЙ ДАЮ ВАМ»…

 

 


Поделиться:



Популярное:

Последнее изменение этой страницы: 2016-04-09; Просмотров: 603; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.016 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь