Часть первая. СТРАНА ДЛИННОГО БЕЛОГО ОБЛАКА

Джеральд Даррелл

Путь кенгуренка

Джеральд Даррелл.

Путь кенгуренка

Крису и Джиму в память о пиявках, лирохвостах и велосипеде в дымоходе (не говоря уже о светлячках)

ПРЕДВАРЕНИЕ

Перед вами повесть о шестимесячном путешествии, во время которого мы побывали в Новой Зеландии, Австралии и Малайе. Путешествие это состоялось по двум причинам: во-первых, мне хотелось посмотреть, как в этих странах поставлена охрана животных, во-вторых, Би-би-си предполагало снять многосерийный телевизионный фильм на ту же тему. Я отлично понимаю, что наша экспедиция больше всего напоминала туристскую поездку, уж очень быстро мы проскочили через каждую страну. Наверно, я кое в чем исказил истину и, конечно, опустил многое, о чем следовало бы упомянуть.

Как ни странно, очень трудно написать такую книгу и соблюсти при этом золотую середину между истиной и опусами вроде «Два с половиной дня в Джакарте». Истина, какой она вам представилась, может показаться обидной всем тем, кто так радушно вас принимал и, не жалея сил, помогал вам. К сожалению, людям свойственно принимать все на свой счет.

Поэтому разрешите сразу воспользоваться случаем, чтобы отвести хотя бы часть ударов, которые непременно обрушат на меня разгневанные новозеландцы, австралийцы и малайцы. Заранее знаю, что они мне напишут: человек, который провел в стране всего полтора месяца, не вправе критиковать. Я-то считаю, что достаточно провести где-нибудь пять минут, и вы вполне можете критиковать, а уж читатель пусть сам рассудит, насколько обоснованна критика. Так или иначе, одно я могу сказать совершенно искренне: путешествие было чудесным и доставило мне подлинное удовольствие от начала до конца.

Часть первая. СТРАНА ДЛИННОГО БЕЛОГО ОБЛАКА

С ним было ящиков сорок два, все аккуратно уложено,

На каждом — имя владельца написано очень четко.

«Охота Ворчуна»

ПРИБЫТИЕ

Мы собирались незаметно проникнуть в Новую Зеландию, посмотреть и заснять все, что задумали, и так же незаметно удалиться. Но когда наш корабль прибыл в Окленд, оказалось, что Управление природных ресурсов, предупрежденное о нашем приезде, фигурально выражаясь, расстелило для нас огромную ковровую дорожку. Прежде всего на борт поднялся невысокий, коренастый человек (чем-то похожий на кэрролловского Твидлдама) с круглыми, невинными, младенчески-голубыми глазами и широкой улыбкой.

— Меня зовут Брайен Белл, — сообщил он и стиснул мою руку железной хваткой. — Я из Управления природных ресурсов. Управление поручило мне сопровождать вас в поездке по Новой Зеландии и проследить за тем, чтобы вы увидели все, что хотите увидеть.

— Это чрезвычайно любезно со стороны Управления, — ответил я. — Но мне, право же, неловко…

— Я привел сюда ваш лендровер из Веллингтона, — решительно перебил меня Брайен. — А вчера я встретил двух ваших коллег из Би-би-си, они едут нам навстречу.

— Это очень любезно…— начал я.

— Кроме того, — невозмутимо продолжал Брайен, гипнотизируя меня своими голубыми очами, — я составил для вас программу. Если вас что-нибудь не устраивает — вычеркните.

С этими словами он вручил мне стопку бумаги с машинописным текстом, нечто среднее между программой официального королевского визита и планом армейских маневров какой-нибудь великой державы. Программа изобиловала увлекательными предложениями и конкретными указаниями, например: «5 июня, 17.00, осмотр королевских альбатросов, мыс Таиароа». Интересно, спрашивал я себя с легким изумлением, альбатросам тоже вручено расписание? В таком случае, быть может, они пролетят мимо нас стройными рядами и сделают что-нибудь этакое крыльями в знак приветствия?

Но как ни заманчиво все это выглядело, я был несколько встревожен, мне вовсе не хотелось, чтобы мое путешествие по Новой Зеландии выродилось в тоскливое мероприятие, имя которому — организованный тур по заранее утвержденной программе. Не успел я, однако, высказать свои опасения, как Брайен взглянул на часы, грозно нахмурился, буркнул что-то себе под нос и рысцой покинул палубу. Прижимая к себе увесистую программу, я в слегка ошалелом состоянии прислонился к поручням; в это время появилась Джеки.

— Что это за тип в коричневом костюме, с которым ты беседовал? — спросила она.

— Это некий Брайен Белл из Управления природных ресурсов, — ответил я, передавая ей программу. — Его специально приставили к нам, чтобы он все организовал. Все, понимаешь?

— По-моему, это как раз то, чего ты мечтал избежать, — сказала Джеки.

— Вот именно, — угрюмо подтвердил я.

Она пролистала план и удивленно вскинула брови.

— Они что же думают — мы приехали сюда на десять лет?

В эту минуту вернулся Брайен, и я представил его Джеки.

— Очень приятно, — рассеянно произнес он. — Так вот, ваш багаж на берегу, с таможней я все уладил. Мы погрузим вещи в машину и доставим их прямо в гостиницу. Первая пресс-конференция назначена на одиннадцать часов, вторая — на четырнадцать тридцать. Вечером предстоит интервью по телевидению, но об этом пока рано думать. Если вы готовы, можно приступать.

Подгоняемые Брайеном, мы в полном смятении сбежали по трапу и на несколько часов попали в такой водоворот, что мне трудно припомнить что-либо подобное. В гостинице Брайен сдал нас с рук на руки представителю Отдела информации Терри Игену, человеку невысокого роста, с мясистыми щеками, веселым взглядом и приятным нравом.

— Оставляю вас на Терри, — сказал Брайен. — Увидимся после, а пока мне надо еще кое-что организовать.

Интересно, что именно? Может быть, почетный караул из десяти тысяч киви на улицах Окленда? И хотя мы только что познакомились, я не сомневался, что Брайен Белл способен и на это.

Едва он исчез за дверью, как ворвалась первая ватага журналистов. Началось нечто несусветное: нас фотографировали со всех мыслимых точек, а наши ответы, даже самые идиотские, слушали с таким благоговением, словно то были изречения великих мудрецов. Затем последовал долгожданный, но увы, слишком короткий перерыв на ленч, после чего все началось сначала. И когда, уже под вечер, убрался последний репортер, я обратился к Терри с видом утопающего, который хватается за соломинку.

— Терри, — умоляюще прохрипел я, — вы не знаете какого-нибудь тихого, уютного уголка, где можно посидеть, выпить и хотя бы минут десять ничего не говорить?.. Какую-нибудь блаженную нирвану…

— Знаю, — не раздумывая ответил Терри, — будет сделано… Есть отличное местечко.

— Вот и хорошо, а я тем временем приму ванну, — сказала Джеки.

— Мы недолго, — заверил я ее. — Мне только привести в порядок свои истерзанные нервы. Если еще кто-нибудь спросит меня, что я думаю о Новой Зеландии, я начну кричать.

— Кстати, — вспомнила Джеки, — что ты ответил журналистке, которая задала тебе этот вопрос? Я не расслышала.

— Он сказал, что уголок порта, который он успел увидеть, показался ему просто прелестным, — хихикнул Терри.

— Ну, зачем же так, — укоризненно сказала Джеки.

— Пусть не задает дурацких вопросов.

— Пошли, — позвал Терри, — мне тоже нужно выпить.

Следом за Терри я вышел из гостиницы, и мы зашагали по улице. Поворот, еще поворот, еще — наконец мы очутились перед какой-то коричневой дверью. Терри первым нырнул в нее, я — за ним, жаждая поскорее очутиться в приюте мира и тишины…

Если мои первые шаги по новозеландской земле были слегка неверными, то это потому, что меня слишком рано познакомили с понятием «пятичасовое пойло». Не правда ли, в этом выражении есть что-то восхитительно пасторальное, я бы даже сказал, идиллическое. Сразу представляешь себе откормленных, чисто вымытых свиней, которые жадно, торопясь утолить голод, хлебают теплое пойло, принесенное загрубевшими, но заботливыми руками славного сына земли, добродушного селянина с лучистыми глазами.

Как далека от истины эта картина!

«Пятичасовое пойло» — прямое следствие глупейших постановлений, которые ограничивают продажу спиртных напитков в Новой Зеландии. Чтобы люди не пьянствовали, бары закрывают в шесть часов вечера, сразу после окончания рабочего дня в учреждениях. Поэтому служащие, выйдя на улицу, мчатся сломя голову в ближайшую пивную и предпринимают отчаянные усилия, чтобы в кратчайший срок поглотить возможно больше пива. Из всех мер борьбы с алкоголизмом, о которых я слышал, эта — одна из самых нелепых.

В «приюте тишины», куда меня заманил Терри, как раз шел розлив пятичасового пойла. Сцена, которую я увидел, с трудом поддается описанию. Десятки изнывающих от жажды новозеландцев сплоченными рядами осаждали стойку, все старались перекричать друг друга и быстро-быстро глотали пиво. Чтобы кружки не простаивали, пиво разливалось через длинный шланг с краном на конце. Как только на стойку опускалась пустая кружка, бармен подбегал и мгновенно наполнял ее. Дело это было совсем не простое; по-моему, на стойку попадало больше пива, чем в кружки.

Не успел я и глазом моргнуть, как меня уже представили пяти-шести завсегдатаям (имен я не разобрал), они не мешкая поднесли мне по кружечке пива. Помню, что передо мной стояло в ряд восемь кружек, а так как я держал в руках еще три, рукопожатия на этом кончились. Время от времени все, как по сигналу, принимались кричать: «Пей, пей скорей, через минуту закроют! » Едва я управился с восьмой кружкой, как в то же мгновение, словно по знаку злого волшебника, на месте пустых кружек возникло восемь полных! Новозеландское гостеприимство превыше всяких похвал, но не каждый может его вынести. От выпитого пива и от шума у меня разболелась голова. Внезапно раздался оглушительный звон медного колокола; казалось, это причитает пожарная машина, обезумевшая от несчастной любви. Я решил, что пивная загорелась, и даже попытался представить себе, как будут гасить пожар пивом из шланга, но тут увидел обращенные на меня скорбные глаза Терри.

— К сожалению, Джерри, уже закрывают, — грустно произнес он. — Надо было прийти пораньше.

— Да-да, ужасно обидно, — соврал я.

Мы пробрались сквозь толпу на улицу и добрели до гостиницы; здесь Терри покинул меня.

Джеки выглядела возмутительно свежей и отдохнувшей после ванны.

— Ну как, подкрепился? — спросила она.

Не удостоив ее ответом, я лег на кровать и закрыл глаза.

Только я погрузился в приятную дремоту, как раздался стук в дверь и вошел Брайен Белл. Глаза его горели организаторским рвением.

— Хелло! — бодро воскликнул он. — Как самочувствие? Отдохнули немного?

— У меня такое самочувствие, — с горечью произнес я, — словно я только чудом не утонул в бочке мальвазии.

— Ну вот и отлично, — сказал Брайен, пропуская мои слова мимо ушей. — А теперь, поскольку завтра рано выезжать и другой возможности вам не представится, вы, верно, не откажетесь поехать и навестить кривоклювов. У нас еще есть время перед телевизионной передачей.

Жизнь научила меня одному важному правилу: хочешь чему-нибудь научиться, не бойся признаться в своем невежестве. Скажи прямо: «Не знаю», — и тотчас все бросятся тебе объяснять и показывать и в два счета тебя просветят. И теперь я применил этот же принцип.

— Что такое кривоклюв? — спросил я.

От такого невежества круглые голубые глаза Брайена округлились еще больше, но он был слишком воспитан, чтобы высказать вслух то, что думал.

— Это маленькая болотная птица, — принялся он объяснять таким тоном, словно перед ним был недоразвитый ребенок ясельного возраста. — Ее назвали так из-за свернутого набок клюва. Кривоклювы, или, как их еще зовут, кривоклювые зуйки, водятся только в Новой Зеландии, и их осталось совсем немного, от силы тысяч пять. Правда, точного счета никто не вел. Здесь неподалеку, на побережье, как раз есть небольшая колония, и я предлагаю съездить туда, посмотреть на них.

Какой натуралист, как бы гнусно он себя ни чувствовал, устоит, когда ему предлагают посмотреть птицу, у которой клюв свернут набок! И вот уже окраина Окленда осталась позади.

Мы ехали по сельской местности, и чем дальше, тем тоскливее становилось у меня на душе, потому что кругом был точно такой же приятный ландшафт, какой вы увидите на стыке Дорсета и Девона: холмы, холмы, сочная зелень травы на склонах с белыми крапинками овечьих стад, аккуратно огороженные квадратики полей с невысокими ветрозащитными рощицами. Даже птицы, взлетавшие с обочин, были старые знакомые — дрозды и скворцы. а высоко в небе над нами, исполняя свою вечернюю песенку, висел жаворонок. Ехать, рваться в такую даль только для того, чтобы увидеть второе издание Англии! А тут еще это пиво… Я чувствовал себя так, словно меня подвергли какой-то утонченной пытке. И к тому времени, когда машина свернула на ухабистый проселок, ведущий к морю, настроение у меня совсем испортилось, и я уже спрашивал себя, стоило ли вообще ехать в эту Новую Зеландию. Дроздов и жаворонков у нас и дома хватает.

Сбавив ход, Брайен протиснул машину сквозь стадо овец, которые шарахались во все стороны, тряся густым руном, и остановился возле изгороди. За изгородью был кочковатый луг, дальше начинался совершенно ровный участок высохшей глины, глину сменил галечный пляж, его омывало хмурое серое море. Брайен объяснил нам, что обычно кривоклювы добывают себе корм на длинной галечной косе слева, но в прилив, когда коса исчезает под водой, они отступают на вот этот глинистый участок перед нами. Однако, как мы ни напрягали зрение, никаких птиц не было видно. Бормоча себе под нос страшные проклятия организатора, чье рвение пошло насмарку, Брайен медленно двинулся вдоль изгороди; мы последовали за ним. В это время подул резкий, холодный ветер и сразу же начал накрапывать дождик. Где вы, горячая ванна и мягкая постель… Вдруг Брайен остановился и приставил к глазам бинокль.

— Ага! — торжествующе гаркнул он. — Вон они! Не совсем там, где им положено быть, но все-таки мы их нашли.

Я направил свой бинокль туда, куда он показывал рукой. В первую минуту я увидел одну только серую грязь, много грязи и никаких признаков жизни. Потом разглядел на глине нечто вроде огромной шали из тончайшего серого шелка, которая непрерывно переливалась. А когда я как следует присмотрелся, шаль оказалась плотным скоплением маленьких птиц. Они совершали какие-то странные маневры, так что стая почти все время находилась в движении, оставаясь при этом на одном месте. Издали нельзя было разобрать, чем они заняты, поэтому мы осторожно пошли через разделявший нас кочковатый луг. Нам удалось подойти к кривоклювам метров на шестьдесят, не вызвав у них ни малейшей тревоги. Теперь было ясно видно, что они делают. Из всех стайных маневров, которые я когда-либо наблюдал в мире пернатых, этот был одним из самых удивительных.

Кривоклювы были величиной с зуйка-галстучника, спинка голубовато-серая, брюшко белое, над глазами через весь лоб белая поперечная полоса, под подбородком аккуратное черное пятнышко. Маленький клюв изогнут вправо наподобие садовых ножниц, так что эти крутолобые птицы кажутся курносыми. Но больше всего меня заинтересовала не редкостная форма клюва, а поведение стаи. На участке площадью пятьдесят квадратных метров собралось около полусотни птиц, все они стояли на одной ноге, головой к ветру, с интервалом сантиметров в тридцать. Стоят, борясь с ветром, нахохлились, темные глазки моргают, и вид у всех такой печальный, что дальше некуда. Вдруг, без всякой видимой причины, один кривоклюв прыгнул вперед сантиметров на пятнадцать, продолжая опираться на одну ногу. Сразу строй оказался нарушенным, соседям пришлось подтянуться, за ними последовали другие, и пошло… То и дело все птицы приходили в движение, в целом же стая оставалась на месте. Я смотрел очень внимательно, но так и не смог понять, что побуждало их совершать этот маневр. Они не танцевали и не разыскивали корм, а просто стояли кучкой, словно какие-нибудь горькие сироты, время от времени затевающие странную игру в «классы», чтобы отвлечься от тоскливых мыслей…

По словам Брайена, специалисты считают, что причудливая форма клюва помогает кривоклювам доставать из-под камней мелких рачков и прочую морскую мелюзгу, которой они кормятся.

Около часа наблюдали мы взъерошенных, иззябших кривоклювов. Несмотря на кипучую деятельность, стая переместилась за это время от силы на метр. Но как ни увлекательно было смотреть на этих прыгунов, пришла пора уезжать. Мы нехотя вернулись к машине и под мелким дождем покатили обратно в Окленд. Встреча с кривоклювами приободрила меня, я воспринял ее как добрую примету, знак того, что мы, пожалуй, все-таки увидим в Новой Зеландии кое-что интересное.

Часть вторая. ЧЕРДАК МИРА

Различая пернатых, что больно кусают,

И усатых, что рвут вас когтями.

«Охота Ворчуна»

ПРИБЫТИЕ

Славный, надежный корабль «Ванганелла», на котором мы отплывали из Новой Зеландии, несомненно, одно из самых очаровательных судов, на каких мне когда-либо приходилось путешествовать. Поразмыслив, я пришел к выводу, что «Ванганеллу» проектировала какая-нибудь прижимистая кинокомпания, которая стремилась объединить на одном судне возможно больше различных стилей и эпох, начиная с елизаветинской и кончая двадцатыми годами нашего столетия с их гладкой, лишенной всяких украшений мебелью (не были забыты и худшие образцы эпох, носящих имя французских королей или английских Эдуардов). Куда ни пойди, всюду двери с надписью «Тюдоровские покои», или «Пальмовый уголок», или еще что-нибудь в этом роде, а откроешь — и в самом деле и «Тюдоровские покои» или «Пальмовый уголок»! Стоило сесть на этот корабль хотя бы ради того, чтобы увидеть мозаичные колонны в столовой, подкупавшие своей откровенной вульгарностью. На этом судне, которое словно привиделось в кошмаре специалисту по интерьерам, мы и познакомились с Гертой.

После обеда, досыта налюбовавшись мозаичными колоннами, мы пошли пить кофе в некое подобие Шекспировской библиотеки — кругом сплошные дубовые балки и подшивки «Панча» в пожелтевших переплетах — и наметанным взглядом принялись изучать наших спутников по плаванию. После нескольких лет морских путешествий у вас вырабатывается своего рода шестое чувство, вы легко определяете, кто из пассажиров будет на всех нагонять тоску, кто возьмет на себя роль затейника и так далее. После долгого, внимательного изучения сидящих за столиками я повернулся к Джеки.

— Здесь есть только один стоящий человек, — твердо сказал я.

— Кто именно? — спросил Крис, который был новичком в этой игре.

— Она сидит вон там, под тюдоровской жаровней.

Осмотрев мою избранницу, Крис и Джеки удивленно повернулись ко мне. Их можно было понять, потому что на первый взгляд она смахивала на одетого во все розовое гиппопотама средних размеров с волосами цвета переспелой ржи. Унизанные кольцами короткие толстые пальцы держали рюмку с жидкостью, которая, на мой взгляд, смахивала на джин, а устремленные в пространство круглые голубые глаза были густо так подведены, что придавало всему лицу что-то кукольное.

— Ты спятил! — убежденно произнес Крис.

— Просто он не может устоять против блондинок, независимо от их комплекции, — объяснила Джеки.

—А вот увидим, кто прав.

И я подошел к своей избраннице, уныло созерцавшей дубовые балки.

— Добрый вечер, — сказал я. — Извините, нет ли у вас огня?

— На кой черт он вам нужен? — полюбопытствовала она. — Пять минут назад я видела, как вы прикуривали вашу паршивую сигарету от зажигалки.

У нее был низкий голос глухого тембра, который достигается многолетней обработкой голосовых связок джином. Я понял, что недооценил бдительность моей новой приятельницы.

— Просто вы мне понравились, — признался я, — и мне захотелось выпить с вами.

— Господи, подъезжать ко мне, в моем-то возрасте… Нахал, да и только, — игриво сказала она.

— Вы не беспокойтесь, — поспешно произнес я. — Я не один — там, за столиком, моя жена.

Она малость развернула свои могучие телеса и вытянула шею, чтобы получше рассмотреть наш столик, закрытый от нее широкими листьями на редкость непривлекательной аспидистры.

— Так и быть, — сказала она, и ее лицо осветилось озорной и неожиданно милой улыбкой. — Я выпью с вами… Вы хоть на живых людей похожи… А то здесь на корабле кругом одни паршивые дохляки…

С этими словами дама в розовом поднялась на ноги и пошла враскачку впереди меня. После церемонии взаимных представлений она с трудом втиснулась в кресло, добродушно улыбаясь. Как только принесли напитки, она схватила свою рюмку и подняла ее вверх.

— Ваше здоровье!

Она сделала добрый глоток, подавила негромкую благородную отрыжку, вытерла рот лоскутком, который некогда был кружевным платочком, и села поудобнее; я понял, что теперь только динамит сдвинет ее с места.

— Хорошо, когда есть компашка, — заговорила она так громко, что ее слова вполне могли разобрать за соседним столиком. — Я уже думала, что тут собрались одни ублюдки тупоголовые, как вы ко мне подошли.

С этой минуты успех нашего плавания на «Ванганелле» был обеспечен. Герта превзошла все мои ожидания. Трижды замужем, ныне вдова, она за те годы, что жила в Австралии, перепробовала все мыслимые профессии, и среди них такие контрастные, как медицинская сестра и буфетчица.

В последнем качестве она заслуженно преуспела и теперь сама владела баром в одном из глухих уголков Австралии. Но больше всего нас потрясли ее медицинские познания. Мне кажется, что несчастный врач, который нанял Герту, вскоре очутился на грани нервного расстройства, ибо она твердо считала, что он никудышный диагност и что все его предписания основывались на неквалифицированных диагнозах и поверхностном представлении о том, как функционирует человеческий организм. Зато ее речь обогатилась великолепным набором нелепиц, в которых угадывались термины, услышанные ею от своего незадачливого хозяина.

— Никакой уверенности в себе у него не было, — доверительно рассказывала она нам. — Чертовски славный малый, но тюфяк тюфяком. Я ему всегда говорила: у вас, говорю, шеф, никакой уверенности в себе, всегда паршивую овцу к другим посылаете. Вот приходит женщина, которая не сумела уберечься. Обыкновенное дело, скажете вы, так нет же, он ее посылает к геологу.

— К кому? — переспрашивали мы, заранее предвкушая ее ответ.

— К геологу… ну, знаете… из этих паршивых надувал, которые воображают, будто им все известно про женские внутренности… помнет ваши овалоиды, и пять гиней кошке под хвост…

Какого бы вопроса медицины ни коснулись, Герта была на высоте.

Итак, благодаря Герте и изысканной обстановке кают наше плавание уподобилось путешествию Алисы в Стране чудес и протекало весьма приятно, завершившись в гавани Сиднея, куда «Ванганелла» вошла с большой помпой. Напоследок Герта порадовала нас еще одной выходкой. Одна пассажирка неопределенного возраста всю дорогу гордо выставляла напоказ всем мужчинам свой единственный капитал, чем заслужила крайнее неодобрение Герты. Случилось так, что мы спускались по трапу как раз за этой женщиной, у которой, как говорится, все было впереди. В эту минуту наверху показалось розовое луноподобное лицо провожавшей нас Герты. Она сразу заметила выступавшую перед нами пассажирку, столь щедро одаренную природой (если только это была природа), и брезгливо поджала губы при виде сего зрелища. Потом поглядела на нас и подмигнула.

— Таких накладных желез в Австралии еще не видели, — ликующе прогремела она.

Мы ступили на австралийскую землю в отличном настроении.

ПРИБЫТИЕ

Я сидел под деревом, усыпанным огромными алыми цветами, и задумчиво потягивал пиво, когда послышался рокот моторной лодки. С высокой кручи открывался вид на широкие лесные просторы — словно персидский ковер с зелеными, красными, золотыми и кирпичными нитями, — а внизу, между крутыми берегами, глянцевой бурой веретеницей извивалась река Тембелинг. И сидел я около рестхауза на границе самого большого в Малайе Национального парка, раскинувшегося во все стороны громадного лесного массива.

Я сделал еще глоток; татаканье подвесного мотора звучало все громче. Интересно, кого везет эта лодка? Наконец она вышла из-за поворота и направилась к пристани подо мной. Насколько я мог разглядеть, она была битком набита компанией чрезвычайно веселых сикхов, которые, чтобы скрасить однообразное путешествие вверх по реке, не очень благоразумно, зато от души воздали должное какой-то опьяняющей жидкости. Любопытно было наблюдать, как они не совсем уверенно сходили на берег и, смеясь и обмениваясь шутками, брели вверх по косогору. Проходя мимо дерева, под которым я восседал в одиночестве, они подчеркнуто вежливо приветствовали меня жестами и поклонами. Я поклонился и помахал им в ответ, и они проследовали к небольшой постройке — второму рестхаузу, приютившемуся среди деревьев за несколько сот метров от первого. Один из сикхов задержался на пристани — заплетающимся языком он отдавал какие-то распоряжения лодочнику; вскоре и он, тяжело дыша, поднялся вверх по склону. Это был человек лет шестидесяти, с благородным лицом и великолепной, как у деда-мороза, бородой, в слегка сдвинутом набекрень тюрбане.

—Добрый вечер, добрый вечер! — приветствовал он меня, как только подошел поближе, махая рукой и благодушно улыбаясь. — Какой чудесный день, не правда ли?

Я лично провел этот жаркий, душный день без толку в неимоверно колючих зарослях, пиявки высосали из меня все соки, но не хотелось огорчать моего нового знакомца.

— Чудесный! — крикнул я в ответ.

Улыбающийся сикх остановился рядом со мной, с трудом переводя дух.

— Видите ли, мы сюда на рыбалку приехали, — объяснил он.

— В самом деле? — сказал я. — А что, здесь хорошая рыбалка?

— Чудесная, чудесная! — ответил он. — Лучшая рыбалка во всей Малайе.

Он поглядел на пивную кружку с видом человека, который в жизни не видал ничего подобного, но готов пойти на любой риск.

— Не хотите кружечку? — спросил я.

— Дорогой сэр, вы слишком добры, — сказал он и поспешно опустился на стул.

По моей просьбе официант принес здоровенную кружку пива, и мой новый приятель с такой силой сжал ее в руках, словно боялся, что она убежит.

— Желаю вам наилучшего здоровья, — сказал сикх и одним духом осушил полкружки, после чего задумчиво рыгнул и вытер губы белоснежным носовым платком.

— Это то, что мне было нужно, — солгал он. — От такого путешествия упаришься.

Около получаса сикх потчевал меня довольно запутанной и чрезвычайно забавной лекцией об искусстве рыбной ловли, и мне было искренне жаль, когда он наконец встал и, пошатываясь, объявил, что ему пора идти.

— Но вы должны позволить нам ответить на ваше радушие, — серьезно сказал он. — Приходите часам к шести в наш домик, выпьем рюмочку винца, хорошо?

Мне уже доводилось выпивать «рюмочку винца» с сикхами, и я знал, что это дело обычно затягивается до рассвета, но он так настаивал, что отказаться, право же, было бы свинством. Я вынужден был согласиться, и он направился зигзагами к своему рестхаузу, приветливо махая мне через плечо. В это время подошли Джеки и Крис.

— С кем это ты беседовал? — поинтересовался Крис. — С дедом-морозом?

— Это был очень милый сикх, — ответил я. — Он пригласил меня на шесть часов, выпить рюмочку вина.

— Надеюсь, ты отказался, — встревожилась Джеки. — Ты ведь знаешь эти пьяные оргии.

— Знаю, — подтвердил я, — но отказаться было невозможно. Да ты не бойся, я попрошу Криса, чтобы он пришел за мной часиков в семь.

— Почему непременно меня? — недовольно спросил Крис. — Кажется, я все-таки режиссер, а не какой-нибудь странствующий эмиссар Общества трезвенников.

В шесть часов, приняв ванну и переодевшись, я отправился в маленький рестхауз и был радушно встречен компанией рыболовов. Их было пятеро; четверо

— дюжие молодцы, пятый — крохотного роста важный человечек в огромных розовых очках. После церемонии взаимных представлений мне налили бокал таких размеров, что я мысленно возблагодарил себя за предусмотрительный уговор с Крисом. Естественно, завязалась беседа о рыбной ловле и съемке животных. Когда эти темы были исчерпаны, наступила короткая пауза, все выпили по второй. А затем вдруг (до сих пор не помню, как это получилось) речь зашла о гомосексуализме. Превосходная, благодарная тема, и мы основательно ее обсудили, вспомнили и Оскара Уайльда, и Петрониуса, сонеты Шекспира и «Аравийские ночи» Бертона, «Каму Шутру» и «Благоуханный сад». Появился Крис, его усадили за стол и снабдили бокалом, и плавное течение беседы нисколько не нарушилось.

Все это время важный человечек в непомерно больших очках сидел и помалкивал, крепко держа свой бокал и изучая сквозь очки каждого очередного оратора. Наконец (после того, как мы подробно обсудили причины упадка и крушения Римской империи) была исчерпана и эта тема, и воцарилась тишина. Маленький человек только и ждал этой минуты. Он наклонился, пристально посмотрел на меня и прокашлялся. Все выжидательно уставились на него.

— А по-моему, мистер Даррелл, — внушительно произнес он, одной меткой фразой подытоживая все наши разглагольствования, — по-моему, так: каждому — свое хобби.

ПОДВЕДЕМ ИТОГ

Незаметно и тихо он сгинул, Ведь Ворчун был на деле Мычун.

«Охота Ворчуна»

Вот и завершилось наше путешествие, во время которого мы проехали по трем странам свыше семидесяти тысяч километров и познакомились с десятками интереснейших животных. Чувствую, однако, что, сделав упор на них за счет всего остального, я создал однобокое и чересчур радужное представление об охране животных. Постараюсь исправить свою ошибку.

Прежде всего, что такое охрана животных? Не только спасение от гибели таких видов, как такахе, сумчатая белка или кожистая черепаха, — это важное дело, но оно составляет лишь часть проблемы. Бессмысленно охранять тот или иной вид, если при этом не охраняют его среду обитания. Уничтожьте или хотя бы измените эту среду, и вид погибнет так же неизбежно, как если бы вы устроили поголовный отстрел. Охрана животных означает, что надо охранять леса и луга, озера и реки, даже море. Это необходимо не только для спасения фауны, но для будущего самого человека — обстоятельство, которого многие люди явно не учитывают.

Мы получили в наследство невыразимо прекрасный и многообразный сад, но беда в том, что мы никудышные садовники. Мы не позаботились о том, чтобы усвоить простейшие правила садоводства. С пренебрежением относясь к нашему саду, мы готовим себе в не очень далеком будущем мировую катастрофу не хуже атомной войны, причем делаем это с благодушным самодовольством малолетнего идиота, стригущего ножницами картину Рембрандта. Из года в год, повсеместно мы создаем пылевые пустыни и поощряем эрозию, сводя леса и подвергая луга чересчур интенсивному выпасу, загрязняем промышленными отходами одно из наших главных достояний — воду, плодимся, словно крысы, и еще удивляемся, почему не хватает пищи на всех. Мы настолько оторвались от природы, что возомнили себя богами. Такое воззрение никогда не приносило добра.

Средний человек эгоистично относится к миру, в котором живет. Когда я показываю посетителям моих питомцев, один из первых вопросов (если животное не наделено располагающей внешностью), который они задают, неизменно гласит: «А какая от него польза? » При этом они подразумевают, какая польза им от этого животного. На такой вопрос можно ответить только вопросом: «А какая польза от Акрополя? » Разве животное непременно должно приносить человеку утилитарную пользу, чтобы за ним признавали право на существование? Вообще, спрашивая: «Какая от него польза? », вы требуете, чтобы животное доказало свое право на жизнь, хотя сами еще не оправдали своего существования.

Знакомясь с охраной животных в Новой Зеландии, Австралии и Малайе, я видел одну и ту же знакомую удручающую картину. Малочисленные отряды преданных своему делу, плохо оплачиваемых и перегруженных работой людей сражаются против равнодушия общественности софистики политиков и промышленных воротил. Вообще говоря, люди безучастны только потому, что не отдают себе отчета в размахе бедствия. Опаснее всего апатия политических деятелей, ибо речь идет о вопросах, которые можно решить лишь на высшем уровне. Большинство политиков не станут рисковать своей карьерой ради животных. Во-первых, они считают, что дело того не стоит. во-вторых, они смотрят на борцов за охрану животных с таким же пренебрежением, как на какую-нибудь старую деву, причитающую над любимым мопсиком. В Новой Зеландии не кто-нибудь, а министр, член правительства, заявил мне, что никакой беды не случится, если какие-то альбатросы покинут свое гнездовье. Дескать, остров, где они обосновались, лежит так далеко, что люди, интересующиеся альбатросами, все равно туда не доберутся, так стоит ли беспокоиться? Я ответил, что в Европе есть немало картин и скульптур, которые мне вряд ли доведется увидеть, однако я не стану на этом основании предлагать, чтобы их уничтожили.

Если государственные деятели рассуждают так, на что надеяться борцам за охрану животных? Кто-нибудь скажет самоуспокоенно: «Но ведь есть большие Национальные парки, там дикие животные в полной безопасности». Мало кто осознает, что большинство Национальных парков отнюдь не являются неприкосновенными. Стоит обнаружить на их территории золото, или олово, или алмазы, как государство сразу разрешит производить горные работы, — и что останется тогда от заповедника? Это не ложная тревога, такие вещи случались. Как раз сейчас, когда я пишу эти строки, в Новой Зеландии собираются заложить рудники на острове, который считается одним из важнейших заповедников в стране, последним убежищем уникальных видов птиц. Есть много мест, где животный мир формально охраняется — охота и отлов запрещены. Но это чисто бумажная защита, не осуществляемая на деле по той простой причине, что — либо из-за равнодушия, либо из-за отсутствия средств — не создан аппарат для претворения запрета в жизнь. А это все равно что говорить: не смейте убивать соседа, если же вы это сделаете, мы не сможем вам помешать, потому что у нас нет полиции.

В последнее время люди постепенно начинают осознавать, как важно охранять диких животных и их среду обитания. Поздновато спохватились, ведь многих видов (их перечень составляет два пухлых тома) уже нет, а в целом ряде случаев численность вида сведена до такого минимума, что нужны поистине героические усилия, чтобы спасти его.

12 3 4 5 6 7 8 9 Следующая ⇒