Развитие монастырской системы помощи и поддержки нуждающихся

⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 20Следующая ⇒

Парадигма помощи и поддержки в XIV — первой половине XVII в. существенно изменяется. Для этого времени характерны три формы поддержки и защиты нуждающихся; монастырская система помощи, государственная система защиты (она вырастает из традиций княжеского нищепитательства и нище-любия, как определенных форм княжьего права) и первые светские проявления благотворительности.

Монастырская система помощи представляет два основных этапа развития монастырей. Первый — объединение земель вокруг монастырей в центральной части Руси (XIV-XVI вв.), второй — колонизация Севера (XVI-XVII вв.).

Объединение земель вокруг монастырей происходит со второй половины XIV в., когда меняется характер монастырского управления, начинается переориентация жизнедеятельности монастырей, которые ставят перед собой прежде всего решение хозяйственных задач, превращая эти обители в самостоятельную феодальную вотчину. Во главе нового монастырского реформирования стояли Сергий Радонежский и митрополит Алексий.

На смену ктиторским монастырям, основанным князьями и епископами, приходят монастыри-вотчины. Ктиторские монастыри развивались на протяжении более двухсот лет. Они заложили основу «пансионной» системы поддержки не только для мужчин, но и для женщин. Институт вдов за это время получает юридическое признание и «учреждение» (что позволяло вдовам жить в достатке на протяжении целого ряда лет). Более того, многие русские княгини (или их мужья) специально строили монастыри для проведения оставшегося срока жизни в его ; стенах. Постриги стали неотъемлемой частью женского жизненного сценария.

Так, кн. Василиса, в монашестве - Феодора, скончалась в 1378 г. в своем «монастыре у св. Зачатья, иже сама создала при князи своем», в 1392 г. «преставилась въ Литве княгини великая Ольгердова Ульяна въ черницахъ... нареченная по мни-шенскому чину Марина», в 1399 г. «преставилась кн. Марья Семеновна, в черницах во мнишескому чину Фетишя». В 1401 г. основан Московский - Вознесенский женский монастырь, в Кремле, женой кн. Дмитрия Донского — княгиней Евдокией Дмитриевной, в монашестве Ефросинией.

Конечно же, ритуал пострига, кроме своей литургической основы, имел еще и хозяйственную, связанную с редистрибуционными принципами мирской жизнедеятельности. За получение дара в виде личностной свободы, не связанной с вдовьей судьбой, требовался отдар. В XVI в. он не ограничивался только милостыней для нищих. Возможно, отдар приобрел форму обряда или даже системы законодательных соглашений. Во всяком случае на примере пострига кн. Василисы мы узнаем следующее. Она «раздает» свое имение в «казну, церквамъ, монастыремъ и нищим, а слугы и рабы, рабыни на свободу...». В ее монастыре впоследствии еще при ее жизни приняли постриг «боярыни, жены и вдовицы и девицы». Всего их в монастыре было 90 человек.

Характерным является тот факт, что средства от имения идут не только церкви, но и в казну, и в монастырскую обитель путь открыт для женщин всех сословий. Участь же слуг и «рабов» менее завидная, так как они, если не находили себе нового хозяина, пополняли ряды нищей братии (о чем мы будем говорить ниже).

Ктиторские монастыри еще существуют в этот период, но они находятся обычно в средневековом городе, а монастыри-вотчины развиваются за его пределами. Их более интенсивное развитие связано с тем, что на первых порах они являются более открытыми помогающими системами для всех желающих и у них более выгодная система инвестиций для мирских людей. Прежде всего это достигалось за счет того, что монастыри-вотчины скупали земли, а значит, становились крупными земельными собственниками, т. е. «уже с XIV в. купля была основным средством скопления кафедрою земель. Покупались не только села и деревни, но и города». Тем самым как субъекты помощи и поддержки монастыри приобретали функции сильных, «могутных», т. е. те функции, которыми раньше обладали только князья. Именно эти функции защиты и поддержки закрепляются в народном сознании. И может быть, не случайно, что поединщиками на Куликовом поле выступили два монаха — Пересвет и Ослябя.

Появление новой мифологии поддержки, основанной на прежних редистрибутивных механизмах, проявляется и в сфере религиозных культов, когда идеологическая власть церкви становится более сильной, чем власть князя. Характерны для этого времени знамения и ритуальные, сакральные действия. «Того же Лета (1400 г.) на Похре бысть знамение: от иконы пречистыя богородица кровь шла», 1413 г. «явись знамение от иконы пречистыя: бысть прощения слепым, хромым, больным, разслабленным, и ум человечь изрещи не может», 1474 г. в Новгороде и Устюге мор был велик, и тогда «сотвориша обет, единаго дне поставили церковь Воскресение Христово на Устюге над рвом, и преста мор».

Помимо активной роли церкви в сакрализации жизненных процессов, важны и функции защиты и поддержки вдов и сирот, т.е. те функции, которые были привилегией княжеской власти. Так, известна поместная грамота архиепископа Леонида вдове Марфе Пешковой с детьми, муж которой погиб на «государьской службе» (в государьском походе), в соответствии с которой семья обеспечивалась всесторонней помощью: обработка пашни, выплачивание денежного и хлебного оброка и другие виды помощи. Примечательна и грамота вдове Феодосье митрополита Киприана (1404 г.) на усыновление приемыша, приймачка, которому отдается: «...свой статок весь своему дитяти Тимошке, да село Поретовское съ деревнями».

Как известно, княжескую власть во многом подорвало монголо-татарское нашествие, и поэтому она стремилась в лице церкви найти себе союзника (как, впрочем, делали в средние века и на Западе многие короли). Вот почему патернализм в этот период в отношении церкви не мог распространяться дальше «благосклонного» в виде всевозможных вкладов, даров и освобождений от пошлин, что в конечном итоге приводило к дополнительному обогащению митрополичьих кафедр. Об этом свидетельствуют жалованные грамоты — например, великого князя Василия Васильевича Троицкому Сергееву монастырю на кинельские села, на помин души своей матери, жалованная грамота великого князя Василия Ивановича Суздальскому Покровскому монастырю об освобождении от пошлин стариц и монастырских слуг. В жалованной грамоте Рязанского великого князя Иона Федоровича Солотчинскому монастырю не только отдается село, но и дозволено призывать людей на эти земли с освобождением их от дани и ям на три года.

Привлекательность монастырской защиты и поддержки для работного люда состояла еще и в том, что они имели более выгодные условия жизнедеятельности, находясь в составе монастырской вотчины. Крестьяне шли к монастырям, ибо они освобождались от пошлин и податей, от юрисдикции местных властей, от проезжающих через села княжеских чиновников, которым необходимо было давать подводы, лошадей и корма, проводников и т. д. Крестьяне находили в монастыре тихое пристанище, «надежную защиту от политических и административных преследований и угнетений, — безопасное убежище от различных неудач и бедствий, скорбей и лишений, не разлучных с жизнью почти каждого человека ». Приход работного люда делает монастыри сильными и изобильными. Их богатство приумножали и частные вклады. Они различны — от церковной утвари и предметов культа до земельных. Вклады жертвовались с разными условиями: поминание вкладчиков после смерти, кормление от их имени нищих и т. д. Но существовали и особые. земельные вклады, позволявшие вкладчику при жизни льготное проживание на территории монастыря (не принимать монашеского сана, не вести аскетический образ жизни). Такой проживающий имел статус бельца.

Мы видим, как постепенно монастырско-вотчинская идеология привносит новые элементы призрения в стены монастыря: пожертвование некоторого дара в виде натуральных продуктов, собственности, денежных взносов. По некоторым данным, взнос при поступлении в монастырь составлял от 300 до 1000 руб. При всей спорности данной суммы тем не менее важно, что для поступления в монастырь требовался известный дар. Не случайно, что в этот период появляется некоторый вид «складчины», коллективной финансовой помощи нуждающемуся — на монастырь. Аналогичные тенденции в деле помощи и поддержки мы наблюдаем в XVI в., когда происходит колонизация Севера монастырями-вотчинами.

Особенность формирования монастырей-вотчин на Севере связана с укрупнением разрозненных на погостах монастырей. Погост на Севере представлял «из себя пространство земли, где находился храм с прилегающим к нему кладбищем ». На этих погостах стояли кельи, где поселялись монахи и монахини. Каждый из них имел свое хозяйство, а общими были храм и игумен, начальствовавший над ними. Однако после постановления Собора 1503 г. об отделении мужских и женских монастырей, происходит их дальнейшее реформирование. Монастыри переходят на общинное общежительство: монахи уже не имеют личной собственности, все принадлежит только монастырю. «В Хлерском же погосте Посолотин монастырь Новые Печеры на реке Чорной.... А келий в монастыре было: келья игуменская, да 8 кельей братцких, а в них было 12 братьев», «На Скнятинском же погосте монастырские земли. На Скнятинском погосте Введенский девичь монастырь на реке Шелоне. Да в том же монастыре 20 мест...»

Значительных успехов добивается митрополит Макарий, проводивший в жизнь монастырскую реформу. Так, к 1528 г. отошли от ктиторских принципов жизнедеятельности следующие монастыри: «1) Анониев, 2) Деревеницкий, 3) Благовещенский, 4) Оркат (Аркадьевский), 5) на Калмове, 6) на Ковлеве, 7) на Болотове, 8) на Ситице, 9) Михаила архангела на Сковороде, 10) Нередицкий, 11) в Шилове, 12) наКоломцах, 13) наЛип-не, 14) на Перыне, 15) Никольский — на Дегощевой улицы, 16) на Пантелееве».

Такой рост монастырей зависел прежде всего от прогрессивных для того времени методов управления хозяйством (покупка земель, вклады князей и частных лиц, льготные условия хозяйствования для крестьян), т. е. развитие монастырей-вотчин на Севере осуществляется практически по той же логике и по той же схеме, что и в Центральной России. Вот как прослеживается становление крупнейшего монастыря — Ферапонтова. Сын кн. Андрея, Михаил Андреевич, около 1437т. в день своей свадьбы пожаловал монастырю земли и пустоши, в 1438 г. разрешил покупку земель. Уже к началу XVI в. монастырю принадлежат не только ближние, но и дальние земли: в Дмитровском, Костромском, Галицком уездах.

Князья предоставляли право монастырю отрезать земли кроме своих для крестьян из других вотчин. Селившимся на монастырские земли давалась свобода от податей на 10 или 20 лет, а также свобода от суда княжеской волостей, с подчинением игуменскому суду во всех делах, «опричь душегубства». Чтобы понять, что такие условия поддержки и защиты были выгодны для крестьян, необходимо сравнить их с той данью и налогами, которые они платили, не находясь под патронажем монастыря. Дань и налоги накладывались на уезд, т. е. в эту кабальную систему втягивался каждый крестьянин. Там брали дань и налог: «Ямские деньги», «Запосошныелюди», « За городовое, засечное и жемчужное дело», «Приметные деньги», «Соколий оброк», «Казначеевы пошлины», «Дьячьи пошлины», «Подьячеи пошлины» и др.

Помимо льгот для находившихся под патронажем монастыря имелись и четкие гарантии защиты от произвола посадника и тысяцкого, которые довольно часто нарушали установленные объемы пошлин и налогов. Для наглядности приведем жалобу «сирот» Терпилова погоста на посадника и тысяцкого, которые требовали «давати им поралья» по новым грамотам, а не «по старым грамотам, по сорок бель, да по четыре сева муки, по десяти хлебов». Словом, льготные налоги для крестьян, умелое хозяйствование, всевозможные пожертвования делают монастыри-вотчины крупнейшими собственниками (так, Кириллов монастырь владел землями от Белого моря до Москвы).

Разумеется, на этом призрение не заканчивалось. Монастыри-вотчины предоставляли посадскому человеку или крестьянину прибежище «на старости лет под монашеской рясой или в качестве бельца, живущего в тиши монастырской ограды», играя роль своеобразных страховых учреждений не только по случаю смерти, но и по старости. Внесение вклада было обязательным условием, чтобы «иметь страховой полис».

Со временем желающим попасть за монастырские стены предлагалось вносить все большие и большие суммы, т. е. монастыри становятся своеобразной системой «закрытого призрения». Известен такой факт из благотворительной деятельности патриарха Никона. Одна бедная девушка хотела постричься в монахини, но не имела средств внести вклад, требовавшийся для поступления в монастырь. Никон внес за нее этот вклад в размере 17 руб. Практически все люди церкви стали вынуждены платить определенный налог. Согласно писцовым книгам 163 7 г., даже бобыли, жившие в нищенских кельях, питающиеся милостынею, облагались твердо установленным оброком: «...а на том месте дворе пономоря да 4 кельи, а в них живут нищие, а оброку те нищие платят соборному протопопу на год с кельи по гривне».

Оформление государственных подходов к призрению различных категорий нуждающихся

В связи с изменением структуры государственного управления происходит изменение и реципрокных связей в общественных отношениях. Хотя подобные тенденции не столь очевидны, все же можно обнаружить некоторые «подвижки» и в этот период. Начинаются они с изменения характера княжеской благотворительности в отношениях с внешним миром и собственным населением.

С возвышением Москвы меняется и статус Великого князя. После падения в 1454 г. Византии Москва становится правопреемницей православия. Изменяется ее статус, изменяется и объем милостыни, которую посылают на Восток русские цари. Отправление милостыни на гору Афон — древнейшая традидия. Милостыня на Восток посылается и в 1371 г. с митрополитом Германом, и в 1376 г. с митрополитом Марко, и в 1398 г., когда турки стояли под Царьградом. Великий князь, митрополит, прочие русские князья «послаша сребро милостыню во Царьгород... С Москвы поехал с милостынею Родионъ чернец Ослебя...». С XV в. подача милостыни на Афон становится прерогативой только русского царя. Поскольку не имелось возможности осуществлять ни военную, ни политическую поддержку, милостыня становилась единственным доступным средством оказывать «помощь и покровительство страждущим православным на Востоке». Причем в этом акте просматривались как бы два уровня милостыни — личная и государственная. Царская личная милостыня составляла 2000 руб., государственная зависела от того, кто прибывал за помощью. Чем выше статус просителя, тем большая ему предоставлялась финансовая помощь. Размер «финансовой милостыни» мог колебаться от 600 до 4000 руб., однако были подарки и большей суммы. Так, александрийскому патриарху выдали «из сибирского приказа мягкой рухлядью на 9000 рублей».

Раздача милостыни на Восток братьям по вере продолжалась еще в течение двух столетий. К сожалению, существовавший тогда слабый контроль за раздачей милостыни не дает возможности выяснить ее точные объемы. Только при Анне Ивановне была возложена на Святейший Синод обязанность составить точный список нуждающихся, и с этого времени процесс милостыни стал более упорядочен. Личная милостыня также претерпевает трансформацию и переходит в государственную систему «гуманитарной помощи».

В XIV в. еще довольно часто совершались набеги на русские города, которые, как правило, подвергались уничтожению. Когда летописец хочет показать масштабы разорения и количество жертв, он упоминает о пяти скудельницах, братских могилах, которые стали настоящим показателем уровня бедствия. В Устюжанской летописи мы находим такой факт. В 1382 г. Дмитрий Донской возвращается из Костромы в разоренную Москву «и виде мертвыя лежаща, а град Москва сожжен, и нача давати от погребения мертвых от сорока по полтине, и согтоша того: 300 рублев дано, и согтошо мертвых 20000 и 400». Безусловно, нельзя назвать точное количество жертв, сомнительна сумма, затраченная на погребения, но примечательно то, что появляются новые отношения между князем и общностью. Возможно, здесь зафиксирована одна из первых форм общественных работ.

Массовые бедствия заставляют искать новые организационные формы поддержки, новые формы общественной самопомощи. Характерен здесь и другой пример, связанный с массовыми эпидемиями. Иван IV в борьбе с эпидемиями начинает применять «полицейско-санитарные методы»: чтобы не произошло их распространение, организовываются специальные заставы.

С развитием структуры управления государства возникают ведомства, которые берут на себя функции «защиты и наряда», т. е. появляется то передаточное звено между «волей князя» и поступком, действием, которое направлено на помощь и поддержку нуждающимся. Можно сказать, что намечаются тенденции к образованию государственных реципрокных институтов.Ихзадача — поддерживать определенный вид связи. Так, решение Стоглавого собора о выкупе пленных из казны начинает реализовываться в полной мере лишь тогда, когда появляется Полоняничный приказ 1668 г. Приказы как гражданская система поддержки становятся ведущей формой помощи и защиты, ведущей формой контроля за церковной жизнью. В этом показательна деятельность Приказа Большого Дворца. Его задача — «выдача руги и милостных денег монастырям и церквам из государевой казны...». В общем в процессе структурирования государственного управления приказы и чиновник, первоначально в виде дьяка, приходят на смену княжескому, личностному, «ручному», «нищепитательству».

Изменение парадигмы помощи шло параллельно с укреплением законодательства. Оно становилось мерилом поступков, норм и требований к призрению. Законодательство сменяло собой княжеские нравственные императивы — «мнихолюбив», «страннолюбив», «нищелюбив» и другие, заменяя их категориями государственного долженствования, обязанностей, нормативности. Надо отметить, что прямая священная обязанность русских царей как преемников православного царства позволяла законодательно вмешиваться в дела церкви. И при Иване IV закладывается традиция, когда верховная власть начинает сначала ограничивать власть церкви, а затем и контролировать ее.

В Судебниках 1550 г. впервые ставится вопрос о правомерности призрения лиц, не являющихся «клиентами церкви». Согласно церковному законодательству, под защиту церковной власти попадали: «...женщины, дети, престарелые, родители, рабы». Церковь нарушает свои же постановления, когда берет под свой патронаж торговых и городских людей. Именно против этого и направлено данное постановление (Судебники 1550 г.). «А торговымъ людемъ тородскимъ въ монастырехъ не жити, а жити имъ въ городскихъ дворехъ, а которые торговые люди учнутъ жити на монастырехъ, и техъ с монастырей сводити, да и наместником ихъ судити. А на монастырехъ жити нищимъ, которые питаются милостынею отъ церкви Божий». Практически это постановление направлено против тех бельцов, которые за определенную плату покупали себе право жить в монастырях (о чем уже говорилось).

Формирующееся законодательство государственного призрения не только реагировало на проблемы церкви, но и было тесно связано с проблемами бедности, социальной патологии, государственной защиты вдов и сирот и т. д. Ведь бедность вызывали не только неумелое ведение хозяйства, массовые неурожаи, но еще и пожары, которые становились просто гибельными для многих жителей России. Поэтому в качестве охранной грамоты потерпевшим от пожара в1560 г. появляется указ об отсрочке долгов с погорельцев: «В долгах приставов давати не велел и правити на них долгов не велел пять лет».

В связи с тем, что проблемы, связанные с нищенством, монастыри не решали, так как стала преобладать общинно-вотчинская форма организации, государственная власть официально легализовала институт нищенства (впоследствии он превратился в определенный образ жизнедеятельности). И если в Западной Европе появился ряд законов, запрещающих это явление, то в России профессиональное нищенство, наоборот, легализовано. Под защиту закона попадают калики, городские нищие, а причинившие им насилие должны платить штраф: «каликам бесчестия, которые из кусков ходят, 4 алтыны», «московским городским нищим кликунам бесчестия 8 алтын 2 деньги».

Легализация и защита профессионального нищенства связаны не только с отсутствием соответствующего призрения, но и с тем, что в общности сложились такие христианские стереотипы поведения, согласно которым подаяние есть один из способов в обыденной жизни приобщаться к таинству церкви, к таинству православия. Несомненно, русские цари, «творившие милостыню» для всего православного мира, не могли не защищать христианские законы и традиции в своем собственном доме. Тем не менее необходимо сказать, что в этот период государство намечает ряд шагов в области превентивных мер, позволяющих локализировать разные социальные болезни. И если Церковь выделяла такие, как пьянство, содомский грех, языческие обряды, то превентивные меры государственной власти направлены против «разбоя», «татьбы», «воровства», «блядни», «зерни». В наказе Вяземскому воеводе князю Ивану Федоровичу Хованскому с товарищами мы встречаем наставление, чтобы «никакие люди никаким воровством не воровали, не били и не грабили, и корчем и блядни не держали, и зернью не играли...» Аналогичные наказы в разное время получают и другие воеводы: Иван Грязен, Салтан Лыков, т. е. можно утверждать, что это был распространенный наказ, а система превентивных мер против данных очагов социальной патологии не входила в разряд экстраординарных. Вот почему мы обращаем на это внимание. В данный период начинают складываться те направления общественного призрения, которые на рубеже XIX-XX вв. станут неотъемлемой его частью.

Система государственного контроля и поддержки осуществляется по различным направлениям, в том числе путем регулирования цен на хлеб в период массового голода. К таким мерам прибегает Б. Годунов в 1601 г., когда в Усольском уезде резко возрастают цены на хлеб, вводятся государственные твердые цены: «...продовати ржи четь по полтине, овса четь в полполтины, ячменя четь в четыри гривны». Предусматриваются карательные действия в отношении лиц, утаивающих хлеб или завышающих цену на него.

В 1603 г. появляется Указ, разрешающий «отпускать на волю» во время голода работные семьи на прокорм без оформления «отпуска на волю». Соборное уложение 1649 г. закрепляет его, причем вносится еще и дополнение. В «жилецкие записи» долговых документов разрешалось оформлять денежный долг в счет будущих отработок и откупов, также разрешена отсрочка уплаты «впавшим в убожество» от года до трех лет, причем в отличие от законов Русской Правды круг лиц социально не ограничен. По сути дела, появляется кредитная система, позволяющая в период массового голода физически и экономически выживать работному люду.

Характерен в этом отношении Указ 1662 г. В нем говорилось о прокормлении служилых и всяких скудных людей в неурожайное время. В указе определены основные превентивные мероприятия по недопущению голода, в частности предписывалось: а) митрополитам и власти, чтобы те обеспечивали продажу хлеба из своих запасов; б) чтобы местная власть продавала из житницы хлеб по твердой цене, а не спекулятивной, в) в том случае, если «купить хлеб будет нечим», тем под поручательство раздавать хлеб в долг, «чтобы божиим и нашим людям от хлебныя дорогови гладом не помереть». В Указе 1663 г. предписывалось боярам обязательное кормление холопов в период голода. В случае нарушения Указа: «Государь повелел кликать бирючам по рынкам и торгам, что если бояре откажуться кормить своих холопей в голодное время, то они лишаться холопей, которые получат свободу».

Система «санитарно-полицейских» мер против распространения морового поветрия также подкрепляется законами и указами. При этом происходит «организация» института контроля. В него входят подъячии, решеточные приказчики, бирючи. Их назначение состоит в том, чтобы они оповещали население о падеже скота во всех административных единицах, чтобы мясо падших животных не попадало на рынок и чтобы скот закапывали в специально отведенных местах, отдаленных от мест проживания.

Переосмысление происходит в подходах к помощи вдовам и детям. Казна берет на себя призрение тех вдов и детей, чьи мужья и отцы погибли на государственной службе. Это «пенсионное» право выражалось в форме раздачи «земель на прожиток». Так, царь Михаил Федорович в 1634 г. издает Указ, согласно которому детям и вдовам умерших и погибших под Смоленском давали земли на прожиток по государеву указу.

Государство как субъект помощи в первую очередь осуществляет поддержку тем лицам, которые стоят на защите интересов существующей власти. Здесь просматриваются те же механизмы реципрокных связей узаконивания механизма патерналистских отношений — «ты — мне, я — тебе». На первых порах в этих отношениях власть оказывает милость, а не осуществляет исконное право субъекта на поддержку в тех случаях, когда он страдает за институты власти. В Сборнике исторических актов есть прошение о назначении лекаря раненому под Велижем Федору Баданову, где он просит о лекаре как о государевой милости. Очевидно, что и лекарь, и «земли на прожиток» — есть определенная система отдара, которая оформляется законодательно. Однако нельзя говорить о какой-то системе государственного патронажа над «осударевамилюдями». Характерны были проблемы «недофинансирования», волюнтаризма в призрении. В этом отношении характерны грамоты и челобитные от 1598 и 1682 гг. В первой — отставные стрельцы, прослужившие от двадцати лет до пятидесяти, просили освободить их от податей и пошлин, так как они не получали жалования более пяти лет, в связи с чем «за худобу, за старость, за увечья, пашни не пашут, не торгуют, кормятся христовым именем». Во второй «братия Симонова монастыря» просила оставить им прежнее количество солдат надворной пехоты, так как увеличение численности вдвое привело бы к дополнительным издержкам, «деньгами близко500 руб.».

Вместе с распространением государственных принципов защиты начинают осуществляться светские подходы к помощи и поддержке нуждающихся. В литературе XIX в. этот вид помощи определяется как частная благотворительность. Она выражалась в помощи голодающим, а также в устройстве больниц для неимущих, их лечении. Подобной деятельностью занимались совершенно различные люди — и бывший хранитель государственной печати А. Ордын-Нащокин, и опальный патриарх Никон, и Ф. Ртищев. Кстати, характерна и дальнейшая их судьба. А. Ордын-Нащокин, завершив государственную службу, постригся. После чего «он завел больницу, приставив к ней монахов и сам служил больным». Патриарх Никон, по имеющимся исследованиям, помимо раздачи хлеба и денег «обратился к новому способу благотворительности — лечению больных». Федор Ртищев «купил домик, в нем две палаты и там собрал 13-15 человек, кормил, содержал... Снабжал лекарствами».

Если так можно сказать, наблюдается оригинальная тенденция: частные благотворители открывают как бы «новую тематику» в деле помощи и поддержки нуждающихся. И если для лиц, стоящих на государственной службе, медицинская помощь является «наградой» за верность, мужество и т. д., то в нарождающихся традициях по отношению к «неслужилым людям» она выступает в качестве благотворительных акций, как идея христианского служения ближнему. К примеру, Ульяния Осорьина, помещица, в голодные годы разделила участь своих крестьян, а также ухаживала за больными и немощными. Такую благотворительную деятельность профессор С. Зеньковский называл «христианской социальной работой». По всей вероятности, основной профиль благотворительности данного периода связан с поддержкой нищих и лечением. Однако не менее важным направлением являлся и выкуп пленных. И здесь можно говорить не об одиночных акциях отдельных благотворителей, а о массовом явлении.

Тенденции благотворительности проявляются и в организации благотворительных обществ и благотворительных заведений. Благотворительных обществ до XVIII в. в Европейской России было — 4, в Прибалтийском крае — 3, в Привислинском — 1; благотворительных заведений соответственно — 13, 8, 41. Большинство заведений — 54 — предназначалось для престарелых, убогих, неизлечимых больных, детских же было только 3.

Таким образом, в период с XIV в. по вторую половину XVII в. не только происходит смена ориентации мотивов помощи и поддержки, но и изменяются субъекты поддержки. Ктиторские монастыри сменяются монастырями-вотчинами. И если деятельность данных заведений первоначально носит открытый характер, то постепенно, когда в обществе начинают складываться денежные отношения, монастыри отходят от благотворительности. Да и в самой церкви наблюдается раскол между различными группировками — «стяжателями» и «нестяжателями». Государство постепенно набирает организационную и законодательную силу, ограничивает власть церкви, берет под свой законодательный контроль нуждающихся. Видимо, именно в этот период государственная власть формирует так называемый «остаточный принцип» в подходах к социальным проблемам общества.

В это же время начинается ориентация на западную цивилизацию, что находит отражение в регламентации образа жизни такого слоя населения, как профессиональные нищие. Причем законодательные мероприятия против данного социального недуга проводятся почти одновременно с такими государствами, как Франция, Германия, Англия. Однако непоследовательная государственная политика, стремление власти только законодательно регулировать возникающие проблемы (в период голода, эпидемий, социальных катаклизмов) не смогли снять проблемы профессионального нищенства.

Светские тенденции благотворительности завершают картину помощи и поддержки на этом этапе. Несомненно, частная благотворительность в XVII в. — один из первых исторических показателей изменения общественного сознания, одно из звеньев формирования гражданского общества.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒