Летописание XIV-XV веков Зарождение общерусского летописания

⇐ ПредыдущаяСтр 21 из 30Следующая ⇒

К XIV в. относятся первые летописи, претендующие на освещение истории всех Русских земель (хотя на самом деле в них отображались, как правило, лишь события, происходившие и Северо-Восточной Руси). Источниками для изучения зарождения общерусского летописания служат прежде всего Лаврентьевская и Троицкая летописи. Выяснить, как развивалось общерусское великокняжеское летописание, позволяет сличение Тверского летописного сборника XVI в. (дошел в списках XVII в.), Рогожского летописца и Симеоновской летописи.

В связи с тем, что в 1305 г. великим князем владимирским стал тверской князь Михаил Ярославич, центр великокняжеского летописания переместился в Тверь, где, вероятно, еще в конце ХШ в. начинают вестись летописные записи. Создание здесь великокняжеского свода начала XIV п. совпало с усвоением Михаилом Ярославичем нового титула - " великий князь всея Руси". Как общерусский, свод включил не только местные, но и новгородские, рязанские, смоленские, южнорусские известия и имел явную антиордынскую направленность. Свод 1305 г, стал основным источником Лаврентьевской летописи.

Продолжением этого свода стали новые общерусские летописные своды 1318 и 1327 гг., созданные в той же Твери. Их следы дошли в составе более поздних московских летописей (Троицкая и Симеоновская), причем в значительной степени тверской материал был использован " по-московски" (М.Д. Присёлков). Кроме того, остатки тверского летописания за первую треть XIV в. обнаруживаются в Тверском летописном сборнике и Рогожском летописце. В то время летописание в Твери велось непрерывно, год за годом. В ходе работы над сводами 1318 и 1327 гг. тверские летописцы частично отредактировали текст предшествующего свода, дополнив его материалами по истории других русских земель. Это еще больше придавало ему вид общерусской великокняжеской летописи.

С переходом ярлыка па великое княжение в руки Ивана Калиты зародившаяся в Твери традиция общерусского летописания переходит в Москву. Здесь приблизительно в 1389 г. был создан Летописец великий русский. До нашего времени он не сохранился, из-за чего трудно дать ему характеристику. Видимо, в значительной степени его материалами воспользовался составитель Троицкой пергаменной летописи. Однако, как известно, она погибла в московском пожаре 1812 г. Восстановить состав и содержание нового великокняжеского свода позволяет обращение к текстам Рогожского летописца, Симеоновской и Никоновской летописей. Выделив из них сообщения за 1306-1408 гг., восходящие к местным летописным традициям Твери, Суздаля, Ростова, Смоленска, Рязани и Новгорода Великого, " мы получаем едва ли не полностью текст Летописца 1389 г." ²⁶. Анализ его показывает, что при князе Юрии Даниловиче в Москве, видимо, летописных записей не велось. Отдельные фрагменты подобной работы (семейная хроника) отмечаются при московском княжеском дворе только с 1317 г. Чуть позднее, с 1327 г. летописание начало вестись при митрополичьей кафедре, перенесенной за год до того в Москву. Судя по всему, с 1327 г. здесь непрерывно ведется единая летопись.

Даже М.Д. Присёлков, предполагавший возможность существования в Москве самостоятельных великокняжеской и митрополичьей летописных традиций, вынужден был признать: " известия московские, великокняжеские, семейные княжеские, церковные и митрополичьи собственно - переплетаются между собою с такою силою, что нет возможности поставить вопрос о слиянии здесь хотя бы двух только источников - великокняжеского и митрополичьего летописцев - и приходится думать об едином центре, для которого одинаково важны были известия и о митрополичьей деятельности, и о деятельности великих московских князей, и даже о семейных делах этих князей за все время 1341-1389 гг., почему все эти известия и смыкались в изложении в одно целое" ^26а. Мнение о единстве московского летописания в XIV п. разделяет Я.С. Лурье - один из наиболее авторитетных летописеведов последних десятилетий.

Скорее всего, летописание в тот период пелось при митрополичьем дворе. На это указывает характер годовых записей: летописец гораздо внимательнее относится к переменам на митрополичьем престоле, а не на великокняжеском. Впрочем, это вполне объяснимо. Не будем забывать, что именно митрополиты, а не великие князья традиционно имели в то время в своей титу-латуре упоминание " всея Руси", которая им (хотя бы номинально) подчинялась. Тем не менее появившийся свод был не собственно митрополичьим, а великокняжеско-митрополичьим. Этот свод (по датировке А.А. Шахматова - 1390 г.), вероятно, и получил название Летописец великий русский. Следует, однако, отметить, что кругозор составителей нового свода был необыкновенно узким. Московский летописец видел значительно меньше, чем составители тверских великокняжеских сводов. Впрочем, по мнению Я.С. Лурье, так называемый Летописец великий русский по своему происхождению мог быть и тверским.

Следующий этап развития общерусского летописания в существовавших самостоятельных землях и княжествах был связан с усилением роли и влияния митрополита " всея Руси". Таков был итог длительного противостояния московского великого князя и церкви в годы правления Дмитрия Ивановича Донского. С именем митрополита Киприана связывают идею создания нового летописного свода. Он включал историю русских земель, входивших в русскую митрополию, с древнейших времен. В него должны были войти, по возможности, материалы всех местных летописных традиций, в том числе отдельные летописные записи по истории Великого княжества Литовского. Составление его, видимо, началось уже после смерти Киприана, но до приезда на Русь его греческого преемника Фотия. Первым общерусским митрополичьим сводом стала так называемая Троицкая летопись 1408 г., отразившаяся преимущественно в Симеоновском списке, в примечаниях И.М. Карамзина (давшего ей общепринятое ныне название) к " Истории государства Российского" и некоторых других летописях. По мнению Б.М. Клосса, этот свод мог быть составлен в Троицком монастыре Епифанием Премудрым, автором Жития Сергия Радонежского, Я.С. Лурье, однако, настаивает па том, что свод 1408 г. был составлен именно в Москве. При этом исследователь предполагает, что своды 1390 и 1408 гг. были, по существу, двумя редакциями общерусского митрополичьего свода. Характерной чертой его является отсутствие " каких-либо централизаторских и антиордынских тенденций" ²⁷.

После нашествия Едигея и в связи с последовавшей затем, борьбой за московский престол между наследниками Дмитрия Донского центр общерусского летописания вновь переместился в Тверь. В результате усиления Твери в 30-х годах XV в. (по последней датировке Я.С. Лурье - в 1412 г.) здесь появилась новая редакция свода 1408 г., непосредственно отразившаяся в Рогожском летописце, Никоновской и (опосредованно) Симеоновской летописях. Однако " задача создания подлинно общерусского летописания (в рамках Северо-Восточной, Московской Руси) и осмысления событий XIV в....была решена летописцами лишь в последующем, XV столетии" ²⁸.

Важным этапом в становлении общерусского летописания стало составление свода, который лег в основу большой группы летописных списков, объединяемых в Софийскую I и Новгородскую IV летописи. Расчет годов, помещенный под 6888 (1380) г., позволил Л.Л. Шахматову определить дату его создания как 1448 г. Новый свод представлял собой коренную переработку (с привлечением тверских, суздальских, новгородских и других летописных материалов) свода 1408 г. Он также имел общерусский характер и своим происхождением был по-прежнему обязан митрополичьему окружению. Подготовка его, по-видимому, была связана с избранием в Москве в конце 1448 г. нового митрополита Ионы, занявшего долго пустовавшую кафедру. Составитель свода 1448 г. отразил изменившийся кругозор читателя своего времени. Под его пером достаточно четко оформилась идея необходимости объединения московских земель с Ростовом, Суздалем, Тверью и Новгородом Великим для совместной борьбы с " погаными". Летописец " впервые поставил этот вопрос не с узкомосковской (или тверской), а с общерусской точки зрения (использовав в этом случае и южнорусское летописание)²⁹.

Свод 1448 г. не дошел до нас в первоначальном виде. Возможно, это связано с тем, что он поневоле, в силу времени своего создания, имел компромиссный характер, подчас парадоксально объединяя московскую, тверскую и суздальскую точки зрения. Тем не менее он лег в основу почти всех русских летописей последующего периода (прежде всего, Софийской I и Новгородской IV), так или иначе перерабатывавших его.

Местное летописание

Ростовское (или суздальское) летописание сохранилось в составе летописного свода первого десятилетия XV в., завершающего Московско-Академическую летопись (XV в.). В основе его лежат источники, общие с Радзивиловской (до 1206 г., предположительно, Летописец ростовского князя Константина Всеволодовича) и Софийской I летописями. Его окончание представляет собой краткую летопись, уделяющую особое внимание Ростову и ростовским, а также суздальско-нижегородским князьям. Это позволяет сделать вывод о том, что летописный свод, завершающий Московско-Академическую летопись, был составлен в Ростове или Суздале. Однако существование длительной и непрерывной традиции ростовского владычного летописания кажется сомнительным. Подтверждением этого служит и то, что в 80-х годах XV в. оппозиционные центру ростовские летописцы были вынуждены опираться на московские летописи.

Hoвгородскoe летописание представлено Новгородской I летописью. Старший извод был доведен до середины XIV в. Он представлен единственным Синодальным списком, начало которого (до 1010 г.) утрачено. В младшем изводе, представленном Комиссионным, Академическим (середина XV в.) и Троицким (XVI в.) списками, а также поздними копиями Академического списка ХУШ и XIX вв., отразилось летописание Новгорода Великого второй половины XIV в. и начала XV в.

Псковское летописание включает ряд списков, объединяемых в Псковскую I (первоначально она доходила до 1469 г.), Псковскую П (доведена до 1486 г.) и Псковскую Ш (изложение выходит за пределы XV в., а в Архивском П списке даже включает начало XVII в.) летописи. Судя по всему, в основе всех трех летописей лежал общий псковский протограф, датируемый 80-ми годами XV в. (А.Н. Насонов, Я.С. Лурье).

Белорусско-литовское летописание связано с традицией ранних московских общерусских сводов - Троицкой и Симеоновской летописей. Белорусская I летопись представлена Никифоровским, Супрасльским, Слуцким и Академическим списками. Это сложный по составу сборник, включающий Летописец великих князей Литовских и Избрание летописания изложено въкратце. Последний источник составляют заимствования из Новгородской IV (до 1309 г.), Софийской I (1385-1418 гг.) и Троицкой (1310-1385 гг.) летописей. Заключительная часть Белорусской I летописи является своеобразным продолжением Троицкой летописи или ее протографа.

****

Изучение истории XIV в. серьезно затруднено тем, что сведения о ней весьма неполны и фрагментарны. При крайней скудности общерусского летописания до конца XIV в. особое значение приобретает единственная современная этим событиям местная летопись (доведенная, к сожалению, только до середины XIV в.) - Новгородская I старшего извода (Синодальный список). Лишь обращение к источникам других видов позволяет в какой-то степени заполнить пробел в фактических данных. Тем не менее остается множество вопросов, решение которых вообще едва ли возможно. Недостаток фактических данных, которые историк получает главным образом из летописей, сказывается самым серьезным образом на качестве и глубине исследования проблем, связанных с историей XIV в. В лучшем положении оказываются ученые, изучающие историю конца XV-XVI вв.

5. Общерусские летописные своды конца XV-XVI веков ^*

______
* Местное летописание этого времени, ведшееся независимо и параллельно общерусскому, не рассматривается.

Общерусское летописание

Официальное летописание

Начало общерусского летописания великих князей московских, заложившего основы официального летописания XVI в., относится ко второй половине XV в. Сопоставив Ермолинскую летопись с Архивской (или Ростовской) XVII в., Симеоновской и Воскресенской (обе XVI п.) летописями, а также так называемым двухтомным Лондонским списком (XVI в.), А.Н. Насонов пришел к выводу о существовании протографа, который лежал в их основе. Его состав уточняется при обращении к Музейному (конец XV - начало XVI в.) и Воронцовскому сборникам, а также к летописям Лавровского, Вологодско-Пермской (конец XV - середина XVI в.) и Никаноровской. В них сохранился текст краткого летописца, который Л.С. Лурье определяет как наиболее раннюю из известных редакций московского великокняжеского летописания. По ряду косвенных данных удалось установить, что она была составлена приблизительно в 1472 г. и основывалась на своде 1448 г. В ней была закреплена московская традиция освещения целого ряда событий русской истории (в том числе обстоятельств феодальной войны второй четверти XV в.), которая проникла затем во все общерусские летописи. Наиболее непосредственное отражение Московский свод начала 70-х годов XV в, нашел в Воронцовском и Музейском сборниках, Никаноровской и Вологодско-Пермской летописях, а также в списке Лавровского (конец XV в.). Его наиболее ранняя версия (до мая 1472 г.) сохранилась в первых двух списках, тогда как общий источник Никаноровской и Вологодско-Пермской летописей являлся более поздней (осень 1472 г.) обработкой свода, легшего в основу летописи Лавровского.

Следующими этапами великокняжеского летописания стали своды 1477 и 1479 гг. От свода 1477 г. сохранилась лишь заключительная часть в так называемом Летописце от 72-х язык. О начальной его части можно судить только предположительно - на основании текста свода 1479 г., который дошел до нас целиком (до статьи 6926 г.), но не в первоначальном виде. Он восстанавливается по поздним Уваровскому (XVI в.), Архивскому (XVII в.; так называемая Ростовская летопись) и открытому А.А. Шахматовым Эрмитажному (XVIII и.) спискам. В последнем он сохранился в чистом виде.

К источникам свода 1479 г. следует отнести свод 1477 г., " особую обработку свода 1448 г." (в которой были устранены компромиссные тенденции последнего), ростовский свод начала XV в. (отразившийся в Московско-Академической летописи) и новгородский свод, близкий Новгородским I и IV летописям. Попытки A.M. Насонова представить " особую обработку свода 1448 г." митрополичьим сводом опровергаются характером сокращений, которые претерпел летописный текст: из повествования были исключены в основном библейские цитаты и религиозные сентенции. Видимо, уже тогда традиция создания митрополичьих общерусских сводов на время угасла. Официозный и светский характер " особой обработки" дал основания Я.С. Лурье характеризовать ее как памятник великокняжеского летописания.

Свод 1479 г., но мнению М.Д. Присёлкова, стал новой попыткой особого рода согласования настоящего с далеким прошлым. " Сводчик еще не решается вносить в изложение прошлых событий ту систематическую переработку во вкусе современных ему политических воззрений, которою так резко невыгодно отличаются последующие московские свода XVI в." ³⁰ Вместе с тем в своде 1479 г. были усилены антилатинская и антиновгородская тенденции, что объясняется историческими условиями, в которых он составлялся. Мнение А.Н. Насонова о том, что свод 1479 г. был митрополичьей летописью, не имеет достаточных оснований. Впоследствии текст этого свода послужил источником всего официального общерусского летописания - великокняжеского и царского.

В конце 40-х годов М.Н. Тихомиров обнаружил Уваровский список Московского летописного свода конца XV в. В нем свод 1479 г. продолжался до 7000 (1492) г. Уваровский список полностью отражает великокняжеское летописание - от самого начала до конца. Выявленный свод отразился, кроме того, в списках Погодинской, Мазуринской, Симеоновской, Хронографическом Новгородской IV (V), Царского Софийской I, Софийской II, Львовской и Уваровской (Уваровский вид Летописца от 72-х язык) летописей, а также в основных сводах XVI в. - Воскресенской, Иоасафовской, Никоновской и других летописях. Московский летописный свод конца XV в. - это развернутые сообщения о важнейших актах великокняжеской политики, о великокняжеской семье, о строительстве в Москве и других городах и т. п. Почти все оценки, встречающиеся здесь, носят вполне официальный характер, оправдывая действия великого князя московского. Свод дошел до нас как в более или менее полном виде, так и в виде фрагментов за 80-90-е годы XV в., присоединенных к сводам неофициального характера. Некоторые расхождения (сокращения и дополнения), имеющиеся в параллельных текстах этого свода, позволили С.М. Каштанову и Я.С. Лурье высказать предположение о существовании двух его редакций - 1493 и 1495 гг. (обе даты приблизительные). Первая из редакций отразилась в Музейном списке, Софийской I летописи по списку Царского, Погодинской летописи, вторая - в Симеоновской, Мазуринской и сходных с ними летописях.

Первая редакция была составлена после событий 1494 г., связанных с какой-то политической интригой, в которой оказалась замешанной Софья Палеолог. По мнению С.М. Каштанова, эта редакция была связана с деятельностью лиц, близких к снохе Ивана Ш Елене Стефановне и митрополиту Зосиме. Я.С. Лурье, однако, обращал внимание на то, что здесь уже упоминалась отставка Зосимы в 7002 (1494) г.

Характер и время составления второй редакции уточняются на основе сопоставления Новгородской Уваровской летописи и Новгородского летописного свода 1539 г. (Новгородская IV летопись по списку Дубровского, Отрывок летописи по Воскресенскому Новоиерусалимскому списку, вторая часть так называемой Ростовской летописи) с сообщениями Софийской I летописи по списку Царского. Я.С. Лурье полагал, что великокняжеский свод в новой редакции завершался статьей 7008 (1500) г.

Следующая по времени редакция великокняжеского свода была доведена уже до 7017 (1508) г. Она была связана с завершением борьбы Василия Ш за престол. Свод 1508 г. отразился в заключительной части Софийской I летописи по списку Царского.

С начала XVI в. на Руси существовала уже единая общерусская летописная традиция, связанная с великокняжеской канцелярией. По справедливому замечанию Я.С. Лурье, в XVI в. летописание велось с большой тщательностью и полнотой, но было сугубо официальным и жестко централизованным. Летописи XVI в. почти никогда не " спорят" между собой. Они лишь послушно реагируют на изменения в государственной политике.

С первых десятилетий XVI в. вновь активизировалось митрополичье летописание. В 1518 г. появился новый свод, положенный в основу Софийской П и Львовской летописей, а также Ува-ровского вида Летописца от 72-хязык, Скорее всего, это был официальный свод, полностью лояльный к властям. Составлен он был, как полагал А.И. Насонов, в церковной среде, возможно, при митрополите Варлааме. В то же время ряд критических замечаний, высказанных составителем свода в адрес митрополитов Филиппа и Терентия, позволил Я.С. Лурье высказать сомнения относительно его официального характера. В основу свода 1518 г, было положено великокняжеское летописание первых десятилетий XV п. и неофициальный ростовский свод 1489 г., расширенные материалами митрополичьего архива. Наряду с ними одним из важнейших источников свода 1518 г. стал особый церковный свод 80-х годов XV в., оппозиционный великокняжеской власти.

Важным этапом в завершении унификации русского летописания под эгидой Москвы стала Никоновская летопись. Она была составлена в конце 20-х годов XVI в. в Москве, при дворе митрополита всея Руси Даниила Рязанца (1522-1539). Впоследствии Никоновский свод неоднократно дополнялся заимствованиями из официального летописания и был доведен до 1558 г. В результате кропотливой работы над сохранившимися списками летописи Б.М. Клосс выявил ее оригинал - список Оболенского. Благодаря этому были уточнены датировка и место составления свода, установлены скрипторий, в котором он был написан, и личность составителя. Целью создания летописи стала подготовка к собору 1531 г., на котором подверглись осуждению взгляды " нестяжателен" па церковное землевладение. Основными источниками Никоновского свода, по мнению Б.М. Клосса, были Симео-новская, особая редакция Новгородской V (так называемая Новгородская Хронографическая) и близкая по времени к Никоновской Иоасафовская летописи, Владимирский летописец, Устюжский свод и Русский Хронограф. В числе источников Никоновского свода А.А. Шахматов называл также Западнорусский Хронограф середины 50-х годов XVI в. Кроме того, в состав Никоновской летописи вошел целый ряд литературных произведений: переводы Максима Грека, сборник слов и поучений митрополита Даниила, копийная книга московской митрополичьей кафедры, несколько " Слов" и " Сказаний". Никоновская летопись представляет собой наиболее полный свод сведений по русской истории, причем часть из них уникальна. Использование большого количества источников, многие из которых неизвестны, заставляет с особой осторожностью относиться к информации, почерпнутой из Никоновского свода. В первую очередь это касается " избыточных" сведений. И все-таки Никоновская летопись - один из важнейших источников по истории русского средневековья.

Между 1542 и 1544 гг. была составлена Воскресенская летопись - официальная летопись первой половины XVI в. Следует отметить, что помимо великокняжеского летописания конца XV - начала XVI в. ее создатели пользовались ростовским сводом 80-х годов (отразился в Типографской летописи) и внелетописными памятниками. В частности, в нее было включено Сказание о князьях владимирских (20-е годы XVI в.), объединившее легенды о происхождении русской великокняжеской династии от римского императора Августа через легендарного Пруса (якобы родственника Рюрика) и о мономаховых регалиях, которые будто бы были посланы византийским императором Константином Мономахом киевскому князю Владимиру Всеволодовичу. В первоначальных - несохранившихся - редакциях она доходила до 30-х годов XVI ц. Позднейшие редакции были доведены сначала до 1541 г., а затем до 1560 г. В основу Воскресенской летописи положен Mосковский летописный свод 1508 г.

К концу 50-х годов XVI в. относят появление Летописца начала царств, составленного, видимо, при непосредственном участии Л.Ф. Адашева. Он охватывает небольшой период времени -с 1533 по 1556 гг. - и освещает преимущественно две темы: укрепление " самовластия" Ивана IV и присоединение Казани. Основные идеи Летописца близки официальным идеологическим установкам начального периода правления Ивана Грозного. Существенно отредактированные тексты Летописца были использованы при составлении последних двух томов Лицевого свода.

Никоновская и Воскресенская летописи представляют вполне оформившуюся единую русскую официальную летописную традицию. Эти качества и определяют, прежде всего, характер и трактовку сохранившихся в них сведений и, следовательно, отношение к ним исследователя, изучающего по этим летописям историю конца XV - первой половины XVI в. В таком унифицированном виде общерусское летописание просуществовало до (60-х годов XVI в., пока резкие перемены в годы опричнины не привели сначала к срочной переработке официальной летописи, а затем и к полному ее прекращению.

В начале 60-х годов XVI в. только что составленный новый список Никоновской летописи (Патриарший) был использован для создания Степенной книги царского родословия - своеобразного литературно-исторического произведения, само появление которого свидетельствовало об определенных изменениях в подходе к историческому материалу и разложении летописного жанра. Составленная в окружении митрополита Макария (возможно, митрополитом Афанасием), Степенная книга объединила летописные и агиографические тексты и дополнила их устными преданиями. Называется книга так потому, что весь ее текст был разбит на 17 " степеней" (ступеней), по которым как бы двигалась история Русской земли. Основная идея - представить русскую историю как деяния святых московских государей и их предков. Цель создания Степенной книги определила отношение се автора к историческому материалу: он не отличается точностью и достоверностью. Степенная книга оказала большое влияние на последующие исторические и публицистические произведения, хотя источниковедческая ценность приводимых в ней сведений крайне мала.

Самым крупным летописно-хронографическим произведением средневековой России стал так называемый Лицевой свод Ивана Грозного (" иллюстрированная редакция Никоновской летописи", как называл его Л.Л. Шахматов). Эта " историческая энциклопедия XVI в." (А.Е. Пресняков) состоит из 10 томов, почти каждая из страниц которого украшена миниатюрами (всего более 16 тыс. миниатюр). Три первых тома посвящены всемирной истории, а последующие семь - русской. Они создавались в царской кпигописной мастерской при соборном храме Покрова Богородицы в Александровской слободе в течение почти целого десятилетия - с 15G8 по 1576 г. Сложность изучения Лицевого свода, и частности, заключается в том, что в настоящее время его тома хранятся в разных рукописных хранилищах страны: Хронограф ГИМ (" Музейский сборник" ), Синодальная летопись (" Никоновская с рисунками" ) и Царственная книга - в рукописном отделе Государственного исторического музея (Москва); Хронограф БАН и два тома Древнего летописца (" Остерманов-ский летописец" ) - в Библиотеке Академии наук (Санкт-Петербург); Хронограф ГПБ, Голицынский, Лаптевский и Шумилов-ский тома - в Национальной публичной библиотеке (Санкт-Петербург). Будучи единым целым, они освещают историю от сотворения мира до 7075 (1568) г. Том, содержащий начальную русскую историю (изложение начинается с событий 6622/1114 г.), отсутствует. Последние два тома - Синодальная летопись и Царственная книга (переработанная копия Синодальной летописи) - содержат две редакции описания одних и тех же событий, связанных с началом царствования Ивана IV. И в том и в другом томе па полях сделаны скорописные редакторские записи. Это послужило основанием для популярной в свое время гипотезы Д.И. Альшица о двукратном редактировании их самим царем. Однако скрупулезное сличение палеографических примет обоих томов позволило Б.М. Клоссу прийти к выводу, что редактировался том лишь однажды, но при переплетении черновые и перебеленные листы оказались перемешанными - часть листов Синодальной летописи попала в Царственную книгу.

Очевидно, по завершении работы над последней - наиболее злободневной - частью свода она была представлена на рассмотрение царю и вызвала его неудовольствие. Первоначальный текст был " отрецензирован" в уже готовом варианте рукописи, с выполненными в чернильном очерке, но не иллюминированными миниатюрами. Приписки внесены в первой половине 70-х годов XVI в., и основывались они, несомненно, на каких-то письменных источниках. Сохранившиеся пометы редактора Лицевого свода дают полное представление о том, как заказчик (в качестве которого, очевидно, выступал сам царь) контролировал во второй половине XVI в. работу летописцев и миниатюристов.

Не только указывалось, как описывать или изображать то или иное событие, по и давались сами тексты, которые следовало внести в летопись (скажем, лишь из редакторских помет известно о так называемом боярском мятеже во время болезни Ивана Грозного в 1553 г.). Эти приписки - важный источник по истории политической борьбы XVI п. Основным и непосредственным источником для русских статей Лицевого свода стал список Оболенского Никоновской летописи: на его полях имеются восковые отметки точно в тех же местах, в которых в Лицевом своде расположены миниатюры. В качестве дополнительных источников использовались Воскресенская и Новгородская IV летописи, Степенная книга и Летописец начала царств. Хронографическая часть Лицевого свода опиралась на Чудовский и Академический виды Еллинского летописца П редакции, дополненные текстами Русского хронографа, Хроники Георгия Амартола (возможно, в составе Еллинского хронографа I редакции), а также " Иудейской войны" Иосифа Флавия. Причины прекращения работы над Лицевым сводом неизвестны.

Неизвестны и причины прекращения существования летописи как жанра исторического повествования. Лицевой свод стал последним общерусским сводом. После него летописная традиция угасла. И хотя в XVII - первой половине ХУШ в. продолжали вестись местные и частные записи, внешне напоминавшие летописи, они уже не могут дать и не дают общей картины истории страны.

Автор этих строк выдвинул гипотезу о том, что летописи зародились и бытовали как своеобразные " книги жизни" (" книги животные" или " книги вопросные" ), которые должны были быть предъявлены на Страшном Суде. Они составлялись начиная с 30-х годов XI в., непосредственно накануне конца времен (который пытались более или менее точно рассчитать) в качестве " официального" доказательства раскаяния того или иного лица в совершенных им грехах либо, наоборот, подтверждения его греховности и " окаянности". Если это так, то становится ясным, почему по истечении 7000 (1492) г., когда эсхатологические ожидания на Руси достигли кульминации, летописание как вид исторических источников довольно резко меняет свой характер, а после 7077 (1569) г., в котором видели последнюю ближайшую дачу наступления конца света, вообще прекращается. Можно тогда объяснить и многие моменты, избранные для составления новых летописных сводов и их редакций: большинство из них совпадает с предполагаемыми датами Второго пришествия (годы совпадения Благовещения и Пасхи - так называемая кирио-пасха, а также рассчитанные по тем или иным основаниям, на которых мы не будем останавливаться, 1037-1038, 1492, 1499, 1562 гг. и др.). Возможно, с этим связано и особое отношение к летописям. Известно, например, что Никоновская и другие летописи, " написанные и хранимые в секрете", как отмечал Джером Горсей, наряду с прочими сокровищами, составляли часть царской Казны и, видимо, рассматривались как государственное достояние. Впрочем, наша гипотеза не отрицает возможности иных мотивов составления того или иного летописного свода.

Как бы то ни было, после прекращения летописания, т. е. с 70-х годов XVI в., по образному выражению А.Л. Севастьяновой, " на долю историка политической жизни остаются крохи со стола историка-экономиста да наблюдения далеко не беспристрастных иностранцев" ³¹.

Неофициальное летописание

Наряду с официальным общерусским летописанием существовали летописи, составлением которых занимались частные лица. Такие летописи не имели официального характера и подчас, противостояли великокняжеским сводам. Существование неофициального летописания во второй половине XV в., так же как и великокняжеских летописей того времени, было открыто А.Л.Шахматовым.

Один из примеров независимой местной традиции дает Ермолинская летопись (составлена в XV в.; список начала XVI в.). В ряде случаев она поражает " своей оригинальностью" (А.А. Шахматов). Ее сопоставление с близкими ей Сокращенными сводами (Погодинский, Мазуринский и Соловецкий виды Сокращенного летописного свода 1493 г. - всего 13 епископ) и Устюжским летописцем позволяет говорить о том, что псе они восходят к общему протографу. Им является севернорусский свод 70-х годов XVв., созданный, по всей видимости, в Кирилло-Бело-зерском монастыре. Наряду с московским великокняжеским летописанием (Московские своды 1472 и 1479 гг.) в его основу положены новгородские летописи и какой-то ростовский или суз-дальско-ростовский источник. Составление севернорусского свода именно в Кирилло-Белозерском монастыре подтверждается несколькими аргументами. Прежде всего, судя по содержанию, он не мог быть официальной летописью ростовских архиепископов (как считал А.Н. Насонов). Кроме того, составители свода проявляли повышенный интерес к истории северных, " заволжских" районов Ростово-Суздальской земли, где и был расположен монастырь. Наконец, его текст был использован при составлении в Кирилло-Белозерском монастыре сокращенного Летописца русского (XV в.) и кратких летописчиков XV-XVIВВ.

Неофициальный характер Кирилло-Белозерского свода 70-х годов XV в. (он не был даже официальным сводом монастыря) позволял его составителям высказывать независимые суждения о политике великого князя, поддерживать опальных политических и церковных деятелей (например, ростовского архиепископа Трифона, московского воеводу Федора Басенка и др.), критически отзываться о ярославских чудотворцах. Следует подчеркнуть, что данный свод, несмотря на его, казалось бы, частный характер, на самом деле был общерусским. Об атом говорят круг источников, использованных его составителями, и широта затрагиваемых в нем тем. Именно благодаря общерусскому характеру он получил большое - хотя, естественно, неофициальное -распространение.

Другим примером местного независимого летописания является неофициальный свод 1489 г., составленный при ростовской архиепископской кафедре, точнее, в кругах, близких к ней. Он восстанавливается при сличении Типографской летописи с Софийской П и Львовской летописями. Особая роль в его реконструкции отводится Типографской летописи, которая в настоящее время известна в десяти списках. Они объединяются в две редакции: более ранняя отражена в Академическом и близких ему списках (всего восемь), а более поздняя - в Синодальном и подобном ему Библиотечном. Анализ состава совпадающих в них чтений приводит к выводу, что источниками для этого гипотетического свода послужили: Московский свод 1479 г., два каких-то источника, близких Лаврентьевской летописи (причем один из них описывал ростово-суздальские события, не известные другим источникам) и, вероятно, записи, которые велись при ростовской владычной кафедре. Эта летопись была независима, но вполне лояльна к московской великокняжеской власти. Более того, Я.С. Лурье склонен приписывать авторство целого ряда рассказов, включенных в общерусские своды (в частности, рассказ о " стоянии" на Угре), именно руке ростовского летописца. В конце XV - начале XVI в. этот свод был отредактирован в кругах, близких к ростовскому архиепископу Тихону. Возможно, именно в это время в него были включены фрагменты великокняжеской летописи.

Одним из источников уже упоминавшегося митрополичьего свода 1518 г. был особый свод 80-х годов XV в. Предположение о его существовании высказал A.M. Насонов. Представление о составе и характере свода можно составить, убрав из совпадающих текстов Софийской П и Львовской летописей сообщения, близкие Ермолинской летописи и Сокращенным летописным сводам конца XV в. В результате такой " очистки" свода 1518 г. от дополнений, почерпнутых прежде всего из Кирилло-Белозерского свода 70-х годов XV в., остается ряд оригинальных известий, нигде более не упоминающихся. Дата его составления не поддается уточнению (последнее известие датируется 1483 г.). Правда, имеются достаточные основания, чтобы утверждать, что он был составлен в московских церковных кругах, близких митрополиту Геронтию. Этот свод отличается резко критическим отношением к великокняжеской власти. В то же время существуют сомнения относительно того, был ли он официальной митрополичьей летописью, как считал A.M. Насонов.

Неофициальный московский свод 80-х годов XV в. и ростовский свод 1489 г. были последними памятниками независимого летописания. Скорее всего, они составлялись в каких-то монастырях, а не в митрополичьей или архиепископской канцеляриях. Естественно, что их оппозиционность московским властям (особенно московского свода) вызвала противодействие со стороны великого князя. С конца XV в. независимое общерусское летописание (по всяком случае в центре) было прекращено.

Местное летописание

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒