Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Летописные своды, предшествовавшие Повести временных лет



Начальный свод. Дальнейшее исследование текста Повести показало, что в нем содержится ряд фрагментов, нарушающих изложение. Некоторые из них даже изменяли структуру отдельных фраз, в которые были включены, отрывая начало предложения от его завершения. Так, договором князя Святослава с греками 971 г. был разорван связный текст: " Видевъ же [Святослав] мало дружины своея, рече к собе: " Еда како прельстивше изъбьють дружину мою и мене", беша бо многи погибли на полку. И рече: " Поиду в Русь, приведу боле дружины". И [следует рассказ о том, как Святослав заключил договор с Византией, и текст самого договора] поиде Святославъ в пороги". Подобное нарушение текста встречается и в рассказе о так называемой четвертой мести Ольги древлянам. Ему предшествует фраза: " И победиша деревляны". Затем летописец излагает легенду о четвертой мести, за которой следуют слова: " И възложиша на ня дань тяжьку; 2 части дани идета Киеву, а третьяя Вышегороду к Ользе; бе бо Вышегородъ градъ Вользинъ". Устранив предполагаемую вставку, получаем связный текст. В Новгородской первой летописи, текст которой в начальной части отличается от большинства текстов других летописей, содержащих Повесть временных лет, такие нарушения текста отсутствуют. Здесь мы находим гипотетически восстанавливаемые фразы; " И победита деревляны, и възложиша на ня дань тяжьку" и " " Пойду на Русь, приведу боле дружины". И поиде Святослав в пороги".

Это дало достаточные основания для предположения о том, что в составе Новгородской I летописи сохранился текст летописного свода, предшествовавшего Повести временных лет. При дальнейшем исследовании этого текста оказалось, что в нем, кроме того, отсутствуют все договоры Руси с Греками, а также псе прямые цитаты из греческой Хроники Георгия Амартола, которой пользовался составитель Повести временных лет. Последний признак представляется особенно важным, поскольку в летописях (как, впрочем, и в любых других произведениях древнерусской литературы) не было принято каким-либо образом выделять цитируемые фрагменты из других текстов. Говоря современным языком, полностью отсутствовало представление об авторском праве. Поэтому вычленить и удалить из летописи все прямые цитаты из какого-либо другого текста можно было, лишь проведя полное текстуальное сличение летописи с цитируемым произведением. Прежде всего, такая операция чрезвычайно сложна технически. Кроме того, невозможно ответить на простой вопрос: зачем понадобилось летописцу " очищать" спой текст от вставок из Хроники Георгия Амартола (и почему именно из нее - он ведь пользовался и другими источниками)? Все это привело к выводу о том, что Повести временных лет предшествовал свод, который А.А. Шахматов предложил назвать Начальным. Исходя из содержания и характера изложения летописи, его было предложено датировать 1096-1099 гг. По мнению исследователя, он-то и лег в основу Новгородской I летописи.

Проблема существования Древнейшего свода. Дальнейшее изучение Начального свода, однако, показало, что и он имел в своей основе какое-то произведение (или произведения) летописного характера. Об этом говорили некоторые логические несообразности текста, отразившегося в Новгородской I летописи. Например, рассказ о гибели старшего брата Владимира Святославича Олега (под 6485/977 г.) завершался словами: " И погребоша Ольга на месте у города Вручога, и есть могила его и до сего дне у Вручего". Однако под 6552/1044 г. читаем: " Выгребоша 2 князя, Ярополка и Ольга, сына Святославля, и крестиша кости ею, и положиша я въ церкви святыя Богородица". Следовательно, летописец, описывавший трагическую развязку усобицы Святославичей, еще не знал о перенесении останков Олега из Вручего в Десятинную церковь. Из этого А.А. Шахматов сделал вывод о том, что в основе Начального свода лежала какая-то летопись, составленная между 977 и 1044 гг. Наиболее вероятным в этом промежутке А.А. Шахматов считал 1037 (6545) г., под которым и Повести помещена обширная похвала князю Ярославу Владимировичу. Это гипотетическое летописное произведение исследователь предложил назвать Древнейшим сводом. Повествование в нем еще не было разбито на годы и было монотематическим (сюжетным). Годовые даты (хронологическую сеть) в него внес киево-печерский монах Никон Великий в 70-х годах XI в.

Если предшествующие построения Шахматова поддержали почти все исследователи, то идея о существовании Древнейшего свода вызвала возражения. Считается, что эта гипотеза не имеет достаточных оснований. В то же время большинство исследователей согласны с тем, что в основе Начального свода действительно лежала какая-то летопись или монотематическое повествование. Характеристики и датировки этого произведения, впрочем, существенно расходятся.

Так, М.Н. Тихомиров обратил внимание на то, что в Повести лучше отражено время правления Святослава Игоревича, нежели Владимира Святославича и Ярослава Владимировича. На основании сравнительного изучения Повести и Новгородской I летописи ученый пришел к выводу, что Повесть базировалась на монотематической Повести о начале Русской земли" рассказывавшей об основании Киева и первых киевских князьях. Предположение М.Н. Тихомирова, по существу, совпадало с мнением Н.К. Никольского и нашло поддержку у Л.В. Черепнина. Они также связывали зарождение русского летописания с " какой-то старинной повестью о полянах-руси". Ее создание приурочивалось ко времени правления в Киеве Святополка Ярополковича (Владимировича) и датировалось 1015-1019 гг. Текстологической проверки этой гипотезы не проводилось.

Д.С. Лихачев полагает, что Начальному своду предшествовало Сказание о первоначальном, распространении христианства на Руси. Это был монотематический рассказ, составленный в начале 40-х годов XI в., к которому впоследствии были присоединены некие устные народные предания о князьях-язычниках. В Сказание, по мнению Д.С. Лихачева, входили: сказания о крещении и кончине княгини Ольги; о первых русских мучениках варягах-христианах; о крещении Руси (включая Речь Философа и Похвалу князю Владимиру); о Борисе и Глебе и, наконец, Похвала князю Ярославу Владимировичу. Отнесение всех этих текстов к единому источнику основывалось на якобы их теснейших композиционных, стилистических и идейных связях. Однако текстологический анализ не дает необходимых оснований для гипотезы Д.С. Лихачева.

Одну из самых ранних дат начала русского летописания предложил Л.В. Черепнин. Сопоставив текст Повести с Памятью и похвалой князю Владимиру Иакова Мниха, он пришел к выводу, что в основе последней лежал свод 996 г. Этот текст, как считает Л.В. Черепнин, опирался на краткие летописные заметки, которые велись при Десятинной церкви в Киеве. Было также высказано предположение, что к составлению свода Десятинной церкви причастен Анастас Корсунянин.

Как видим, несмотря на расхождения с представлениями А.А. Шахматова о характере и времени написания древнейшего литературного произведения, которое впоследствии легло в основу собственно летописного изложения, исследователи сходятся в том, что такое произведение существовало. Не спорят они принципиально и по поводу даты его составления (первая половина XI в.). Дальнейшее изучение ранних летописных текстов, возможно, позволит уточнить состав этого источника, его идейную направленность, дату создания.

Новгородские своды XI в. Воссоздавая начальные этапы древнерусского летописания, А.А. Шахматов предположил существование новгородского свода, который был начат в 1050 г. и велся до 1079 г. Вместе с Киево-Печерским сводом 1074 г. (так называемый свод Никона) он лег в основу Начального свода. В основе новгородского свода третьей четверти XI в., как полагал А.А. Шахматов, лежали Древнейший киевский свод 1037 г. и какая-то более ранняя новгородская летопись 1017 г., составленная при новгородском епископе Иоакиме. Не все исследователи разделяют мысль о существовании в середине - второй половине XI п. новгородской ветви летописания. Так, М.Н. Тихомиров отмечал, что " если бы существовал новгородский свод 1050 г., то он должен был включить в свой состав все новгородские известия XI века. Между тем Повесть временных лет включает в свой состав лишь ничтожное количество их" 14. Близкой точки зрения придерживается и Д.С. Лихачев. Он полагает, что все новгородские известия Повести временных лет восходят к устным, источникам (сообщения Вышаты и Яня Вышатича): " Перед нами своеобразная устная летопись семи поколений" 15. Те же, кто поддержали мысль о том, что в Новгороде в XI в. велась своя летопись, зачастую расходились с А.А. Шахматовым в определении даты создания новгородского свода и его содержания.

Наиболее аргументированно эту гипотезу развил Б.А. Рыбаков. Он связывал составление такого свода с именем новгородского посадника Остромира (1054-1059 гг.). По мнению исследователя, это была светская (боярская, посадничья) летопись, обосновывавшая самостоятельность Новгорода, его независимость от Киева. По убеждению Б.А. Рыбакова, в Новгороде в середине XI в. было создано публицистическое произведение, " смелый памфлет, направленный против самого великого князя киевского" 16. Несмотря на то что произведение имело не только антикняжескую, но и антиваряжскую направленность, оно впервые включало в себя легенду о призвании варягов, откуда она перешла в позднейшее летописание.

Устные источники в составе Повести временных лет АА Шахматов обратил внимание на то, что сам летописец одним из своих источников называет устные предания. Так, под 6604/1096 г. он упоминает новгородца Поряту Роговича, рассказавшего ему югорскую легенду о народах, живущих на краю земли в " полунощных странах". Известие о кончине 90-летнего " старца доброго" Яня (под 6614/1106 г.) летописец сопроводил следующим упоминанием: " От него же и аз многа словеса слышах, еже и впи-сах в летописаньи семь, от него же слышах".

Последние строки послужили основанием для разработки гипотезы о существовании уже упоминавшихся " устных летописей" в составе Повести временных лет. Опираясь на предположение А.А.Шахматова " о сказочных предках Владимира", Д.С. Лихачев сопостапил ряд летописных упоминаний о них. В результате был сделан вывод о том, что по меньшей мере два поколения киевских летописцев получали информацию от двух представителей рода новгородских посадников: Никон - от Вышаты, а создатели Начального свода и Повести - от Яня Вышатича. Гипотеза об " устных летописях" вызвала справедливую критику Б.А. Рыбакова. Он обратил внимание на то, что Д.С. Лихачев опирался в своих построениях на ряд крайне слабо обоснованных допущений А.А. Шахматова. Их критическая проверка лишала гипотезу об " устной летописи семи поколений" новгородских посадников очень важных начальных звеньев. Следует подчеркнуть, что отождествление информатора летописца Яня с Янем Вышатичем также не выдерживает критики. Непосредственно перед записью о смерти " доброго старца", под тем же 6614 (1096) г. упоминается о том, что Янь Вышатич был послан во главе военного отряда на половцев и одержал над ними победу. Для 90-летнего старика такие подвиги вряд ли возможны.

И все-таки летописец, несомненно, пользовался какими-то устными источниками, состав и объем которых пока не установлены.

Иностранные источники Повести временных лет. Летописцы, создававшие и редактировавшие Повесть временных лет и предшествующие ей летописные своды, опирались не только на отечественные, но и на зарубежные источники. Почти все они выявлены. Значительную часть их составляют зарубежные хроники, прежде всего греческие. Из них ранние летописцы заимствовали не только фактический материал, но и ряд основополагающих для летописания идей, в частности ту, которую условно можно назвать идеей исторического процесса.

Наиболее многочисленны заимствования из так называемого болгарского перевода Хроники Георгия Амартола (т. е. Грешного) и его продолжателя. Сама Хроника была создана около 867 г. и охватывала всемирную историю от Адама до смерти византийского императора Феофила (812 г.). В тексте, которым пользовался составитель Повести временных лет, изложение было доведено до смерти императора Романа (948 г.). Из Хроники были заимствованы сведения, так или иначе связанные с историей славян, и прежде всего с первыми походами руси на Константинополь. Хроника Георгия Амартола послужила также источником для ряда хронологических определений событий ранней истории. В ряде случаев летописец взял из Амартола характеристики исторических персонажей, которые были перенесены на действующих лиц древнерусской истории.

Другим важным источником Повести стал Летописец вскоре константинопольского патриарха Никифора (806-815 гг.), который содержал хронологический перечень важнейших событий всемирной истории, доведенный до года смерти автора (829 г.). Составитель первой редакции Повести временных лет при проведении хронологических вычислений, видимо, опирался на его вторую редакцию, известную в славянском (болгарском) переводе. В частности, Летописец Никифора стал одним из источников хронологического расчета, помещенного под 6360 (852) г.

Еще одним важным источником Повести, по мнению А.А. Шахматова, поддержанному рядом исследователей, стал какой-то не дошедший до нашего времени Хронограф особого состава. В него входили фрагменты уже упоминавшейся Хроники Георгия Амартола, а также греческих хроник Иоанна Малалы, Хроника Георгия Синкелла и Пасхальная хроника.

Использовался в Повести и текст еврейского хронографа Книга Иосиппон, составленного в южной Италии в середине X в. В основу его был положен латинский перевод " Иудейских древностей" и пересказ " Иудейской войны" Иосифа Флавия (откуда и произошло название самой книги). Как показал лингвистический анализ, Иосиппон с еврейского на древнерусский язык был переведен непосредственно в Киеве.

Основным источником образных представлений первых русских летописцев были произведения сакрального характера, прежде всего Священное писание. Поскольку до 1499 г. славянская Библия как единый кодекс не существовала, остается только догадываться, в каком виде могли использовать летописцы тексты Ветхого и Нового Заветов, По мнению А.А. Шахматова, это были паремийные чтения (фрагменты Св. писания, читающиеся в православной церкви на вечернем богослужении, чаще всего накануне праздников). Сличение текста Повести с дошедшими до нашего времени списками богослужебных книг (в частности, с паремейниками), однако, заведомо не может подтвердить или опровергнуть это предположение.

Аналогии с библейскими событиями, в первую очередь, давали летописцу (чаще всего это был монах) типологию существенного. Именно из Священного писания он прежде всего отбирал клише для характеристики людей и событий. Собственно, в соотнесенности происходящего с надмирным и заключался провиденциализм древнерусских летописцев. Поэтому ключ, точнее один из ключей, к пониманию и истолкованию летописных образов должен крыться в деталях описания, опирающихся на библейские образы.

Следует отметить, что для описания происходящего летописцы чаще использовали " исторические" (ветхозаветные) образы, в то время как прямые и косвенные цитаты из Нового Завета (христологические образы) в основном использовались во вставных произведениях, которые попадали на страницы летописей.

Для составления летописей широко привлекалась и апокрифическая литература, которая в XI-XII вв. бытовала наряду с богослужебными книгами. Помимо хорошо известных и очень популярных древнерусских переводов " Иудейской войны" и " Иудейских древностей" Иосифа Флавия, к ней можно отнести также Толковую Палею (комментированный неканонический Ветхий Завет). Правда, А.А. Шахматов полагал, что, скорее, древнерусская Толковая Палея опиралась на Повесть временных лет. Однако именно в Палее встречается выражение " временные лета" в своем первоначальном значении как определение конца времени, конца спета. Возможно, именно в составе Палеи летописец познакомился и со Сказанием о 12 камнях на ризе Иерусалимского первосвященника, из которого также заимствовал ряд образов для скрытых характеристик персонажей своего повествования. Видимо, летописец был знаком и с другими апокрифическим произведениями (Книга Еноха, Заветы 12 патриархов и др.), поскольку в Повести есть косвенные ссылки па встречающиеся в них образы.

Использовалось составителем Повести и Житие Василия Нового - греческое агиографическое произведение, известное в славянском переводе. Из него, в частности, был позаимствован образный ряд при описании походов Олега и Игоря на Константинополь в 6415 (907) и 6449 (941) гг.

Кроме того, в Повесть были вставлены тексты договоров Руси с Византией, помещенные под 6415 (907), 6420 (911), 6453 (945) и 6479 (971) гг. Они послужили основанием для переработки текстов Начального свода, касающихся походов князей Олега, Игоря и Святослава на Константинополь.

Чем руководствовались древнерусские летописцы, отбирая для своего труда именно эти источники? Ответить на этот вопрос трудно, поскольку молено лишь догадываться о причинах, заставивших первых русских летописцев обратиться именно к этим текстам. Более или менее ясен вопрос о Св. писании. Летописцы по большей части были монахами, и, естественно, именно библейские книги были наиболее авторитетными источниками для их исторических построений. Что же касается прочих источников, то довольно широко бытует мнение, будто их отбор " определялся не русскою стороною, а соображениями руководства со стороны " русского митрополита", присланного из Царя-града" 17. Для них свойственны некоторые общие черты. Так, летописцы широко пользуются трудами византийских " хронистов", описывавших всеобщую историю от сотворения мира до современных событий. Эти сочинения носят " церковно-народный характер" (В.М. Истрин). В то же время светские греческие " историки", дававшие описание лишь своего времени (иногда с прибавлением краткого предшествующего периода), в сферу внимания древнерусских летописцев не попадали. Во всех перечисленных текстах рассматривается преимущественно не политическая, а церковная история при выраженной ориентации на эсхатологическую проблематику, в частности идею " последнего царства". Особенный интерес для древнерусского летописца представляла и история гибели еврейского царства. " Византийские хронисты рассматривали ее как приуготовление и прообраз истории новозаветной, и этот взгляд на нее был воспринят" древнерусскими летописцами18. Отсюда же проистекал и стойкий интерес к антииудейским произведениям типа Толковой Палеи, произведениям Иосифа Флавия, славянскому переводу хроники Георгия Синкелла и тому подобным текстам. Впрочем, возможно, перед нами не набор произведений, по каким-то причинам устраивавших официальный Константинополь, а результат проведенного самим древнерусским летописцем кропотливого, тщательного отбора книг, подходящих для его работы.

Цель создания древнейших летописных сводов, однако, не формулируется в них в явном виде. Поэтому ее определение стало одним из дискуссионных вопросов в современном летописеведе-нии. Исходя из представления о, прежде всего, политическом характере древнерусского летописания, А.А. Шахматов, а за ним М.Д. Присёлков и другие исследователи полагают, что зарождение летописной традиции па Руси связано с учреждением Киевской митрополии. " Обычай византийской церковной администрации требовал при открытии новой кафедры, епископской или митрополичьей, составлять по этому случаю записку исторического характера о причинах, месте и лицах этого события для делопроизводства патриаршего синода в Константинополе" 19. Это якобы и стало поводом для создания Древнейшего свода 1037 г. Такое вполне удовлетворительное, па первый взгляд, объяснение не позволяет, однако, понять, зачем потребовалось продолжать этот свод, а потом создавать на его базе новые летописные произведения. Видимо, поэтому о причинах, побуждавших продолжать летописание на протяжении нескольких веков, исследователи чаще всего молчат. Позднейшие своды, составлявшиеся на основе Повести временных лет, исследователи представляют то cyгyбo публицистическими произведениями, написанными, что называется, на злобу дня, то некоей средневековой беллетристикой, то просто текстами, которые систематически с удивительными упорством и настойчивостью " дописывают" - едва ли не по инерции. В лучшем случае дело сводится к тому, что князья " усваивают... заботу о своевременном записывании событий" (хоть и непонятно, зачем им это понадобилось), а летописцы видят в своем труде " не удовлетворение исторической любознательности, а поучение современникам от прошлого". Причем это " поучение" по преимуществу было политическим. За него летописец якобы рассчитывал получить " осуществление своих заветных планов", весьма материальных по преимуществу20. Кстати, из этого следовал вывод, что Повесть временных лет -" искусственный и мало надежный" исторический источник21.

На наш взгляд, цель создания летописей должна быть достаточно значимой, чтобы на протяжении ряда столетий многие поколения летописцев продолжали труд, начатый в Киеве в XI в. Должна она объяснить и " затухание" летописания в XVI-XVII вв. Вряд ли эта цель может быть сведена исключительно к меркантильным интересам монахов-летописцев. Эта гипотеза вызывала и более серьезные возражения. Так, отмечалось, что " авторы и редакторы (летописных сводов. - И. Д.) держались одних и тех же литературных приемов и высказывали одни и те же взгляды и па общественную жизнь и на нравственные требования" 22. Подчеркивалось, что признание политической ангажированности авторов и редакторов Повести временных лет не объясняет, а противоречит представлению о единстве, цельности этого литературного произведения. И.П. Еремин обращал внимание на то, что расхождения (иногда радикальные) в оценках одного и того же деятеля, сохранявшиеся при последующей переписке или редактировании летописи, не находят тогда объяснения.

В последние годы И.Н. Данилевский предложил гипотезу об эсхатологических мотивах как основной теме древнейшей русской летописи. Судя по всему, для летописца именно тема конца света была системообразующей. Все прочие мотивы и сюжеты, встречающиеся в Повести, лишь дополняют и развивают ее. Есть достаточные основания и для гипотезы о том, что ориентация на спасение в конце мира - сначала коллективное (т. е. на " большую" эсхатологию), а позднее индивидуальное (на " малую" эсхатологию) - определяла и важнейшую социальную функцию летописи: фиксацию нравственных оценок основных (с точки зрения летописца) персонажей исторической драмы, разворачивающейся на богоизбранной Русской земле, которая явно претендует стать центром спасения человечества на Страшном Суде. Именно эта тема определяет (во всяком случае, позволяет непротиворечиво объяснить) структуру летописного повествования; отбор материала, подлежащего изложению; форму его подачи; подбор источников, на которые опирается летописец; причины, побуждающие создавать новые своды и продолжать начатое когда-то изложение.

Глобальность цели, которую ставил перед собой летописец, предполагала многоплановость изложения, охват широкого круга самых разнообразных по своему характеру событий. Все это. задавало Повести ту глубину, которая обеспечивала ее социальную полифункциональность: возможность " прагматического" использования текста летописи (для доказательства, скажем, права на престол, как своеобразного свода дипломатических документов и пр.) наряду с ее чтением в качестве нравственной проповеди, либо собственно исторического, либо беллетристического сочинения, и т. д. и т. п. Необходимо сказать, что до сих пор идеи и духовные ценности, которыми руководствовался летописец в ходе своей работы, во многом остаются загадочными.


Поделиться:



Популярное:

Последнее изменение этой страницы: 2016-04-10; Просмотров: 1479; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.031 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь