II. Место религии в психотерапии

⇐ ПредыдущаяСтр 55 из 58Следующая ⇒

1. Чтобы быть Божьим учителем, совсем не обязательно быть религиозным, или же верить в Бога до какой–либо осознаваемой степени. Но совершенно необходимо учить прощению вместо осуждения. Однако даже тут не требуется абсолютной последовательности, поскольку тот, кто достиг подобной вехи, мог обучить спасению в совершенстве в одно мгновенье и бессловесно. Но всё постигший не нуждается в учителе, а исцеленным не нужен психотерапевт, взаимоотношения всё также остаются храмом Святого Духа, и они станут совершенными во времени и будут восстановлены для вечности.

2. Официозной религии нет места в психотерапии, но точно так же ей нет реального места и в религии. В сем мире существует поразительная тенденция соединять противоречивые слова в единый термин, не восприняв в них никакого противоречия. Попытка сделать религию «официальной» есть столь очевидная попытка эго примирить непримиримое, что вряд ли здесь небходимы разъяснения. Религия — это опыт и психотерапия тоже опыт. На самом высоком уровне они становятся одним и тем же. Ни та, ни другая сами по себе не есть истина, но и та, и другая способны привести к истине. Что же необходимо для того, чтобы найти истину, которая остается совершенно очевидной, если не устранение кажущихся препятствий к истинному осознанию ее?

3. Тот, кто научился прощать, не может не помнить Бога. Прощение тогда есть все, чему нужно учить, ибо оно есть все, чему необходимо научиться. Все препятствия к воспоминанию о Боге суть формы непрощения, не более того. Это совсем не очевидно для пациента и очень редко понятно психиатру. Мир мобилизовал все свои силы против осознания этого, поскольку именно это осознание — залог окончания мира и всего, что он символизирует.

4. Но вовсе не осознание Бога составляет разумную цель психотерапии. Оно придет по завершении психотерапии, ибо туда, где есть прощение, приходит истина. И вправду было бы несправедливо, если бы вера в Бога была условием успеха терапии. Да и вера в Бога, по правде говоря, концепция весьма бессмысленная, поскольку Бога можно только знать. Вера предполагает, что неверие возможно, но знание Бога не имеет реальной противоположности. Не знать Бога — значит не обладать знанием, именно к этому и ведет все непрощение. Без знания возможно только верить.

5. Разные средства обучения привлекают разных людей. Некоторые формы религии не имеют ничего общего с Богом, а некоторые формы психотерапии не имеют ничего общего с исцелением. Но если учитель и ученик объединятся в общей цели, Бог придет в их отношения, поскольку Он был приглашен. Тем же путем союз между психотерапевтом и пациентом восстанавливает господство Бога, сначала через Христово видение, затем через память о Нем Самом. Процесс психотерапии есть процесс возвращения к здравомыслию. Учитель и ученик, психотерапевт и пациент — безумны все, иначе их не было бы здесь. Вместе они способны найти выход, ибо никто не обретает здравомыслие в одиночку.

6. Если исцеление есть приглашение Богу войти в Его Собственное Царство, то есть ли разница, как приглашение написано? Важны ли здесь бумага, чернила или ручка? Или же важен тот, кто пишет приглашение? Господь приходит к тем, кто желает возродить Его мир, ибо они нашли способ воззвать к Нему. Когда соединяются любые двое, Бог — среди них. Неважно, какова их цель, но чтобы ее достичь, они должны ее всецело разделить. В цели, не благословленной Христом, не соучаствуют, поскольку то, что не увидено Его глазами, слишком фрагментарно, чтобы предстать осмысленным.

7. Если истинная религия исцеляет, то истинная психотерапия должна быть религиозной. Но существует множество форм той и другой, ибо хороший учитель не пользуется одним и тем же подходом ко всем своим ученикам. Напротив, он со вниманием выслушивает каждого из них, позволив каждому сформулировать свой собственный учебный план; не цель этого плана, разумеется, а наилучший для него способ достижения цели. Возможно, учитель не считает Бога необходимой частью обучения. Возможно, психотерапевт не понимает, что исцеление идет от Бога. И тем не менее, они способны преуспеть там, где не добились успеха те, кто полагают, что обрели Бога.

8. Что же необходимо сделать учителю для успеха в обучении? Что должен сделать для обеспечения исцеления психотерапевт? Только одно, ибо спасение предъявляет к каждому одно и то же требование. Каждый должен сделать свою цель единой с целью другого, тем самым устранив все ощущения различий в своих и чьих–то интересах. Лишь так возможно выйти за пределы, которые эго навязало «я». Лишь так учитель и ученик, врач и пациент, ты и я сможем принять Искупление и научиться получая отдавать.

9. Причастие невозможно в одиночку. Тот, кто остался в стороне, не получает Христово видение. Оно предложено ему, но отрешенному не протянуть руки, чтобы принять его. Пусть же он остановится и узнает, что нужды брата суть его собственные нужды. И пусть он удовлетворит потребность брата как свою собственную, увидев, что они удовлетворены в единстве, поскольку они и есть всего одна потребность. Что есть религия, если не средство помочь ему увидеть, что так оно и есть? И что есть психотерапия, если не помощь в том же самом направлении? Именно цель и делает оба процесса одним и тем же, поскольку цель у них одна, а посему едиными должны быть средства.

III. Роль психотерапевта

1. Психотерапевт — лидер в том смысле, что он идет немного впереди пациента, помогая тому обходить капканы на пути, видя их первым. В идеале, он тоже следует, ибо Единый должен идти впереди него, даря Свой свет, чтоб он мог видеть. А без Него они просто побредут вслепую по тропе, ведущей в никуда. Но невозможно, чтобы Он полностью отсутствовал, если цель — исцеление. Однако Его можно не узнать. И малый свет, который только и останется принять, будет всем тем, что осветит путь к истине.

2. Исцеление целиком и полностью лежит в пределах возможностей как психотерапевта, так и пациента. Следовательно, цель процесса заключена в преодолении этих ограничений. Ни тому, ни другому не справиться с этим в одиночку, но когда они объединяются, им дается потенциальная возможность преодолеть все ограничения. Теперь степень их успеха будет полностью зависеть от того, какую часть этого потенциала они пожелают использовать. Желание может поначалу прийти от любого из них, и по мере соучастия в нем другого оно будет расти. Прогресс тогда зависит от решения: он может почти достигнуть Рая, а может не отойти от ада даже на нескольких шагов.

3. Вполне возможно, что психотерапия покажется безуспешной. Возможно даже, что результат ее воспримется как ухудшение. Но в итоге непременно должен прийти некоторый успех. Один воззвал о помощи; другой услышал и постарался ответить в форме помощи. Это есть формула спасения, и она должна исцелять. Только разъединенные цели способны помешать полному исцелению. Один полностью лишенный эго психотерапевт мог исцелить весь мир без слов, одним своим присутствием. И никому не нужно ни видеть его, ни говорить с ним, ни даже знать о его существовании. Одного его Присутствия достаточно для исцеления.

4. Идеальный психотерапевт един с Христом. Но исцеление — это процесс, а не факт. У психотерапевта нет прогресса без пациента, а пациент еще не готов принять Христа, иначе он не был бы болен. В каком–то смысле психотерапевт без эго есть абстракция, стоящая в конце процесса исцеления: он слишком продвинут, чтобы верить в болезнь, и слишком близок к Богу, чтобы удерживать свои стопы на земле. Теперь он может помогать через тех, кто нуждается в помощи, ибо таким путем он осуществляет план, установленный для спасения. Психотерапевт становится его пациентом, выражающим через других пациентов те мысли, которые он получил от Разума Христова.

IV. Процесс болезни

1. Так же, как всякая терапия есть психотерапия, любой недуг есть умственный недуг. Болезнь — это суждение о Божьем Сыне, а всякое суждение есть умственная активность. Суждение есть решение, принимаемое снова и снова против творения и его Творца. Это решение воспринимать вселенную так, будто ты сотворил ее. Это решение о том, что истина способна лгать и что сама она должна быть ложью. Чем тогда может быть болезнь, если не выражением печали и вины? Что же еще оплакивать, если не собственную невинность?

2. Как только кто–то видит Божья Сына виноватым, болезни не миновать. О ней просившие ее получат. Все, кто искал болезнь, ныне приговорили себя к поиску средств, которые не помогают, поскольку вера отдана болезни, а не спасению. Не существует ничего, на что бы не влияло изменение воззрения, ибо всё внешнее — лишь тени уже принятого решения. Измени решение, и разве сможет его тень остаться неизменной? Болезнь не может быть ни чем иным, как только тенью вины, абсурдной и безобразной, поскольку она имитирует уродство. Если уродство видится реальным, разве не уродливой окажется его тень?

3. Как только принято решение о том, что вина реальна, спуск в ад проследует шаг за шагом неизбежным курсом. Недуг, отчаяние и смерть ныне накатывают неослабными волнами на землю, иногда все вместе, а иногда в неумолимой очередности. Однако все они, какими бы реальными ни представали, суть иллюзии. Поняв это, кто станет верить в них? А кто же в них не верит до тех пор, покуда это не понято? Исцеление есть терапия исправления, и как мы уже сказали и снова повторим, любая терапия есть психотерапия, исцелить недужных — значит принести им осознание этого.

4. Слово «исцеление» снискало себе дурную славу среди наиболее «респектабельных» психотерапевтов мира, и совершенно справедливо. Ибо ни один из них не обладает средством исцеления и ни один из них не понимает исцеления. В худшем случае они наделят тело реальностью в собственных мыслях, затем устремятся на поиски магического средства исцеления от недугов, которыми их мысли оделили тело. Разве такой процесс способен исцелить? Он смехотворен от начала до конца. Но, так начавшись, он должен таким образом и закончиться. Это как если бы Господь был дьявол, и Его должно отыскать во зле. Разве там может пребывать любовь? Разве недуг способен исцелять? Разве эти два вопроса не есть по сути один?

5. В лучшем случае, хотя этот термин здесь и не совсем уместен, «целители» мирские способны увидеть в разуме источник всех недугов. Но их ошибка коренится в вере, что разум сам же излечит себя. Это имеет некоторое обоснование в мире, где «степень заблуждения» — осмысленная концепция. Их исцеление, однако, временное, ибо другой недуг придет на смену первому, поскольку смерть не одолеть, покуда смысл любви не понят. А кто же в состоянии понять его без Слова Божьего, дарованного Им Святому Духу как Его дар тебе?

6. Болезнь любого рода можно определить как следствие восприятия себя немощным, уязвимым, злобным и пребывающим в постоянной опасности, а посему постоянно нуждающимся в защите. Но будь реальным такое «я», защита была бы невозможна. Следовательно, все искомые средства защиты должны быть магическими. Они должны преодолеть ограничения, воспринятые в «я», и в то же время создать новую «я–концепцию», в которую бы прошлая не возвратилась. Иными словами, ошибка принята реальной, и ею ведают иллюзии. Истина принесена к иллюзиям, реальность нынче становится угрозой и воспринимается как зло. Любовь теперь страшит, ибо реальность и есть любовь. Таким путем сомкнулся круг защиты против «нашествия» спасения.

7. Болезнь поэтому является ошибкой, нуждающейся в исправлении. И как мы уже подчеркивали, исправления не достичь, если сначала признать «правомочность» ошибки, а уж затем ею пренебречь. Если болезнь реальна, то ею в истине не пренебречь, ибо пренебрежение реальностью — безумие. Но в том и заключается цель магии — придать иллюзиям реальность через лжевосприятие. Подобное не исцеляет, ибо подобное противоречит истине. Возможно, иллюзия здоровья появится на время, но ненадолго, иллюзиям не спрятать страх надолго, ведь страх — их часть. Он ускользнет и облечется в иную форму, будучи источником всех иллюзий.

8. Болезнь — это безумие, поскольку любой недуг есть умственный недуг, и в нем нет степеней. Одной из иллюзий, благодаря которым недуг воспринимается реальным, есть вера в то, что болезнь бывает разной интенсивности, что степень ее опасности варьируется в зависимости от формы, ею принятой. Именно здесь источник всех ошибок, поскольку все они — попытки пойти на компромисс, увидев незначительную частицу ада. Подобная пародия настолько чужда Богу, что должна быть вовек немыслимой. Но верят в нее безумные и только в силу своего безумия.

9. Безумец будет защищать свои иллюзии, ибо он видит в них свое спасение. Поэтому он нападет на каждого, кто попытается спасти его от них, уверенный, что сей спаситель нападает на него. Подобный любопытный цикл атаки и защиты — одна из самых трудных проблем, с которыми встречается в своей деятельности психотерапевт. По сути, это — центральная задача, сердце терапии. В психотерапевте видится тот, кто нападает на самое дорогое достояние пациента: его образ самого себя. А поскольку этот образ стал для пациента гарантией безопасности, как он ее понимает, психотерапевт не воспринимается иначе, как реальный источник опасности; необходимо на него напасть, а может статься и убить.

10. На психотерапевта в этом случае ложится огромная ответственность. Он должен встретить атаку без атаки, а следовательно, и без защиты. Его задача — показать, что в защите нет необходимости и что в отсутствии защиты — сила. Таким должно быть его учение, если его урок состоит в том, чтобы понять: нет в здравомыслии угрозы. Необычайно важно подчеркнуть: безумцы верят в то, что здравый ум опасен. Прямое следствие «грехопадения» есть вера в то, что вина реальна и полностью оправдана. Следовательно, в функции психотерапевта входит обучение тому, что вине, коль скоро она нереальна, нет оправдания. Да и сохранности в ней нет. Поэтому–то и должна она остаться и нежеланной, и нереальной.

11. Доктрина спасения — единственная цель любой терапии. Освободи свой разум от безумного гнета вины, столь изнурительной для него, и исцеление достигнуто. Тело не исцеляется. В нем просто увидена его суть. Цель тела, воспринятого верно, доступна пониманию. Что за нужда тогда в болезни? За этим единственным сдвигом в сознании последует всё остальное. В замысловатых изменениях нет нужды. Как нет нужды ни в длительном анализе, ни в утомительных дискуссиях и поиске. Истина проста, будучи единой для всего.

V. Процесс исцеления

1. Хоть истина и проста, ей все же нужно обучать тех, кто потерял свой путь в бескрайних лабиринтах сложности. Это — великая иллюзия. За нею неизбежно приходит вера, будто для полной безопасности необходим контроль над тем, что нам неведомо. Такое нелепое убеждение обусловлено некоторой последовательностью, никогда не достигающей нашего сознания. Сначала оно явилось с верой в то, что существуют некие силы, преодолеть которые необходимо, чтобы вообще остаться в живых. А далее кажется, будто эти силы можно держать в повиновении только раздутым ощущением собственного «я», которое стремится сокрыть во мраке истинные чувства и вынести иллюзии к свету.

2. Не нужно забывать, что те, кто обратился к нам за помощью, объяты страхом. То, что, по их убеждению, способно им помочь, только вредит; помочь им сможет только то, что, по их мнению, вредоносно. Прогресс недостижим, покуда пациента не убедить изменить его искаженный взгляд на мир и на себя самого. Ведь истина проста. Но ей необходимо учить всех тех, кто видит в ней угрозу. Ей нужно обучать всех тех, кто, ощутив опасность, станет нападать, а также тех, кому урок в отсутствии желания защищаться нужен превыше всего остального, показывая им, в чем сила.

3. Будь идеальным этот мир, может и существовала бы идеальная терапия. Однако в идеальном состоянии она была бы абсолютно бесполезна. Мы говорим о совершенном учении в мире, где совершенный учитель не мог бы долго оставаться, где совершенный психотерапевт есть просто отблеск мысли, еще не воспринятой. И тем не менее мы говорим о том, что можно сделать для помощи безумным в доступных нам пределах. Покуда они больны, им можно и нужно помочь. Не более этого спрашивается с психотерапии; не менее чем всё, что он способен дать, достойно психотерапевта. Ибо Сам Бог посылает к нему его брата в качестве Спасителя от мира.

4. Исцеление свято. Нет ничего святее в мире, нежели помощь просящему о ней. В такой попытке двое подходят очень близко к Богу, неважно, насколько она неискренна или же ограничена. Где двое соединились с целью исцеления, там с ними Бог. Он гарантирует, что их услышит и им воистину ответит. Да не возникнет у них сомнений в том, что исцеление — Им направляемый процесс, поскольку это есть процесс, согласный с Его Волей. Слово Его в нас направляет нас в стремлениях прийти на помощь братьям. Так не забудем же, что сами по себе мы полностью беспомощны, а в том, чему учиться и учить, мы полагаемся на Силу вне наших куцых горизонтов.

5. Брат, обратившийся за помощью, способен принести дары, превосходящие высоты, достигнутые во сне. Он предлагает нам спасение, ибо приходит как Христос и наш Спаситель. То, что он просит, просит через него Господь. То, что мы делаем для него, становится подарком Богу. На зов святой Господня Сына о помощи в его воспринимаемом страдании не может не ответить его Отец. Но Отцу нужен голос, который бы озвучил Его Слово, нужна рука, которая достигнет Его Сына и прикоснется к его сердцу. В таком процессе кто останется неисцеленным? Подобное святое взаимодействие и есть план Самого Предвечного, которым Его Сын спасен.

6. Ибо соединились двое. И ныне исполнились обеты Божьи Им. Ограничения, наложенные как на психотерапевта, так и на пациента, уже не принимаются в расчет, ибо их исцеление началось. То, что они должны начать, Отец их завершит. Ведь Он не просит больше, чем толика желания, едва заметное движение к Нему, или же Его имя, произнесенное еле уловимым шепотом. Просить о помощи в какой угодно форме, значит взывать к Нему. Он Свой Ответ пошлет через того психотерапевта, который наилучшим образом послужит Божьему Сыну в его нынешней нужде. Возможно, что его ответ не будет выглядеть как дар Небес. Он может даже показаться ухудшением, а не помощью. Однако не наше дело судить исход.

7. Дары Господни нужно где–то получить. Во времени старания не тратятся впустую. Вовсе не наше совершенство с нас спрашивается в наших попытках исцелять. Ведь мы уже обмануты, если считаем, что в исцелении есть нужда. А истина придет к нам только через того, кто, как нам кажется, разделяет с нами сон недуга. Давай поможем ему простить себя за согрешения, в которых он без причины себя винит. Ведь исцеление его есть наше собственное исцеление. И видя его безгрешие, сияющее через пелену вины, окутавшую Сына Божьего, мы узнаем в нем лик Христа и понимаем, что он — наш собственный.

8. Умолкнем же перед Господней Волей, делая всё, что Она выбрала для нас. Есть только один путь, которым мы придем туда, где начинались сны. Именно там мы их оставим, чтобы уйти в покое навсегда. Услышь же братский зов о помощи и ответь на него. Тем самым ты ответишь Богу, поскольку к Богу ты воззвал. Иначе не услышать Его Голос. Иначе Его Сына не найти. Иным путем не отыскать своего «Я». Исцеление свято, поскольку через его добрые объятья Сын Божий возвращается на Небеса. Ведь исцеление вещает Гласом Божьим о том, что сыну прощены его грехи.

VI. В чем состоит исцеление

1. Тогда процесс психотерапии можно просто определить как прощение, поскольку исцеление не может быть ничем иным. Непрощающие недужны, уверенные, что они не прощены. Приверженность к вине, к тесным и укрывающим ее объятьям, к быстрой, исполненной любви защите — всё это — неуклонный отказ простить. «Да не войдет сюда Господь», — снова и снова вторят недужные, стеная над своей утратой и, тем не менее, ей радуясь, исцеление происходит, как только пациент услышит ту погребальную песнь, которую поет, и усомнится в ее действенности. А не услышав этой песни, не осознать, что он поет ее себе. Поэтому услышать свою песню — первый шаг к выздоровлению. В ней усомниться — следующий шаг.

2. Существует тенденция, притом довольно сильная, услышать на мгновение песнь смерти, и тут же, без исправления, о ней забыть. В подобных мимолетных проблесках сознания нам многократно предоставляется возможность буквально «изменить напев». И вместо погребального мотива услышать мелодию исцеления. Но прежде должно прийти желанье усомниться в «истинности» песни осуждения. Странные искажения, вплетенные неразрешимо в «я–концепцию», псевдотворения сами по себе, заставляют сей безобразный звук казаться истинно прекрасным. «Ритм вселенной», «весть песни ангельской» — это и много более того мир слышит вместо какофонии и оглушительного рева.

3. Ухо толкует, оно не слышит. Глаза воспроизводят, они не видят. Задача их — согласовать всё приглашенное, каким бы несогласуемым оно ни оказалось. Глаза, послушные решению разума, воспроизводят его желания и облекают их в приемлемые и приятные формы. Иногда, да и то на краткий миг, за формой проступит мысль, и тогда в разум закрадется страх и он усомнится в своем здравии. Но он не разрешит своим рабам изменить видимую ими форму или же слышимые ими звуки. Поскольку всё это — его «лекарства», его «гарантии» от безумия.

4. У всех этих свидетельств, приносимых ощущениями, цель одна: оправдывать атаку, тем самым оставляя непрощение неузнанным. Увиденное без маски, оно невыносимо. Не защищаемое, оно недолговечно. Именно здесь, хотя и неосознанно, лелеется любой недуг. Ведь непрощение, оставшееся неузнанным, принимает форму чего–то иного. И нынче, кажется, страшит «нечто иное». Но ведь не «нечто иное» подлежит исцелению. Оно и не больно, и не нуждается в лечении. Сосредоточивать свои попытки исцеления именно здесь — пустое дело. Кто исцелит и сделает здоровым то, в чем нет недуга?

5. Болезнь способна принимать множество форм, как, впрочем, и непрощение. Формы одной лишь воспроизводят формы другого, ибо они — одна и та же иллюзия. Настолько близко одна форма интерпретируется в другую, что пристальное рассмотрение формы болезни ясно укажет на форму непрощения, которую она представляет. Увидеть это однако, еще недостаточно для исцеления. Последнее достигнуто единственным путем: признать, что лишь прощение исцеляет непрощение, и только непрощение вызывает болезнь любого сорта.

6. Подобное осознание и есть конечная цель психотерапии. Как же ее достичь? Психотерапевт видит в пациенте то, что он не простил в себе самом, и, таким образом, ему дана еще одна возможность увидеть это, открыть для переоценки и простить. Как только это происходит, он видит свои грехи исчезнувшими в прошлом, которого уже нет. Покуда же он этого не сделал, он будет думать, что зло преследует его здесь и сейчас. Пациент — экран для проекции его грехов, дающий ему возможность избавиться от них. Оставь он хоть одно пятно греха на том, что видит, его освобождение останется неполным и неопределенным.

7. Никто не исцелится в одиночку. Такую радостную песнь поет спасение всем, прислушивающимся к его Голосу. Подобное утверждение не будет слишком частым напоминанием для тех, кто видит себя психотерапевтом. В их пациентах нужно видеть только носителей прощения, поскольку именно они приходят, чтобы продемонстрировать свое безгрешие глазам, до сей поры уверенным, что они могут видеть грех. Но доказательство безгрешия, увиденное в пациенте и принятое психотерапевтом, предлагает разуму того и другого договор, в котором они встречаются, объединяются, становятся едины.

⇐ Предыдущая 49 50 51 52 53 545556 57 58 Следующая ⇒