Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Антология одного стихотворения
Вильям ДЕВЛЕТКИЛЬДЕЕВ (Омск)
О себе
Мои стихи сопровождаются штрихами, Мои штрихи сопровождаются словами... Мой штрихоцвет идёт со словоцветом, Мой цветоштрих идёт со цветословом....
Мой белый холст сопровождается стихами- Моя палитра- только с рифмами, словами... Мой холстоцвет идёт с палитростихом, Мой стихохолст граничит с рифмословом!
Анна КОРЖАВИНА (Пенза)
* * *
Мост обрастает перьями, Скоро летать научимся. Звёзды стучат по дереву, Солнце в руках. Колючее.
Снег под ногами клетчатый, Речка впадает в облако, Яблоки пахнут вечностью, Ветки летят над городом.
Небо сегодня в трещинах, Молнии всюду скалятся. В мире, где всё развенчано, Места не будет памяти.
Владислав КУРАШ (Киев) Хулиганское ( подражание Есенину)
Распрощался с юностью кудрявой, С зеленью молоденьких берёз, По ночам зарёванный и пьяный Под твоим окном скулю, как пёс.
Месяц с лошадиными глазами Смотрит на тебя через окно. Ничего не говори – я знаю, Что меня не любишь ты давно.
И, умывшись горькими слезами, Закружившись в карусели дней, Матерными, пьяными стихами Расскажу я о любви своей.
Как когда-то целовала нежно В губы ароматом тополей, Как ласкала кудри ветром снежным С запорошенных, непаханых полей,
Как любила преданно и верно, А потом забыла навсегда. Оттого и стал таким я скверным, Оттого и вся моя беда,
Оттого и пью теперь с ворами, Оттого пишу теперь стихи И с растрёпанными русыми кудрями, И с глазами, что от слёз давно сухи,
Я читаю их бродягам в подворотнях И под хохот проституток в кабаках. Да, я стал теперь поэтом модным, Хулиганы меня носят на руках.
Так пляши в развратном танце сука, Соблазняй до одури в висках, Но в моей груди тоска и скука От любви, распятой на досках.
И тебе за это дам я в рожу, Кровью вымазав и платье, и кулак. И воткнут в живот мне финский ножик Наконец в одной из пьяных драк.
Ну а если я не сдохну, всё же, Брошенный на растерзанье псам, То июльским вечером погожим Удавлюсь верёвкою я сам.
И меня ты больше не увидишь, И не вспомнишь больше никогда. И на небе разноцветным дышлом Засверкает радуги дуга.
Пусть дождями зарыдает осень, Листьев золотом засыплет небеса, Пусть в земле мне черви тело гложут, Путаясь в кудрявых волосах. Александр БУЛАНОВ (Москва)
Окраины
Ты не знаешь, где ты потеряешь И зачем негаданно найдёшь. Левым ухом слышу – уезжаешь, Правым мозгом думаю, что врёшь.
Левая рука стирает буквы, Правая выводит скрип-слова: Мир по Галилею (плоский, круглый? ) Движется окраинами зла.
Что мне человечья разделённость? В сумме расходящихся лучей, Как не отгоревшая влюблённость, Я один, а стало быть, ничей.
Маргарита ПАЛЬШИНА (Москва) * * * Утром тропинка вела меня к морю сквозь россыпи белых цветов. Пахло солью и свежестью, но не цветами. Я не запомнила их названья. Белизна лишена аромата, как невинность – воспоминаний.
Ночью открыла окно – и комнату затопило благоуханьем невидимых лепестков. При свете солнца свечи не зажигает даже бог.
Виолетта БАША Полынное столетье
Давай с тобой зайдём В знакомый погребок. Ну как не побывать У дядюшки Гиляя!
Век в колыбели спит, Еще не вышел срок, И тот, кто ляжет в снег, Пока в снежки играет.
Здесь счёт ещё в часах. Поэты здесь в чести. На ятях и фитах Замешано наречье. Давай с тобой зайдём В знакомый погребок, Где Панина поёт, И догорают свечи.
Там юный календарь Сменяться не привык. И нет ещё в нем дат Суровых и печальных.
Пока упругость сердца Не соизмерил штык – Пусть греется душа Теплом первоначальным.
Давай с тобой зайдём В старинный погребок, Где в будущем светло, Туманно и тревожно.
Где белые стихи Стекают с красных строк, И прячется мятеж В российском бездорожье.
И не найдёшь угла, Куда б он не достал. И не найдёшь лица, Чтоб снегом не покрыло.
Калёная стрела В стрелка же и вошла. Без края, без конца Холмы, бугры, могилы.
Давай с тобой зайдём В знакомый погребок На три войны назад, У века в изголовье.
Давай с тобой зайдём В старинный погребок, Зайдём и посидим, И время остановим.
Зайдём и помолчим. Нальем себе вина. Российская судьба – Что век – то лихолетье.
Пока горит свеча, И Панина поёт. Пока не подошло Полынное столетье.
MEMORIA ПАМЯТИ ОЛЕГА ЧЕРТОВА (1958-1996) «СРЕДИ НЕЗРИМЫХ ЗНАКОВ ВЕШНИХ…»
(о поэзии Олега Чертова)
Это история насколько трагическая, настолько же и жизнеутверждающая. Она о стойкости человеческого Духа, о верности таланту, дарованному Всевышним, о короткой, но блистательной жизни молодого поэта, погибшего в наше время (в 1996 году) в пушкинском возрасте от пули наемного убийцы – современного Дантеса, не осознающего, что убивает не просто человека, но целый МИР, заключенный в его душе, и его будущие книги. Читая и перечитывая стихи Олега Чертова, собранные под этой обложкой для третьего дополненного издания его вдовой Татьяной Чертовой, я все больше поражалась тому, что в основном они были написаны совсем молодым человеком (едва за двадцать – лермонтовский возраст! ) в начале восьмидесятых годов прошлого столетия – в эпоху, уже слегка подзабытую новыми поколениями россиян. Открывая эту книгу, мы должны осознавать, что эти прекрасные, поразительно гармоничные стихотворения были написаны верующим, религиозным человеком во времена господства социалистической идеологии, полностью поправшей право человека на любые религиозные верования. Это была эпоха победившего атеизма. Хочется напомнить молодым поколениям читателей и любителей русской поэзии, что в советские времена в больших городах и малых поселениях трудно, почти невозможно было найти уцелевшие храмы, мечети, синагоги или буддийские дацаны. А книги Священного Писания – будь это Библия, Евангелие или Коран невозможно было ни раздобыть, ни купить. Это была «запрещенная литература» – ее изымали у заграничных туристов, которые пытались провезти их из-за границы, наряду с антисоветскими брошюрами. Так в нашей с вами стране когда-то боялись Бога.
«И в стенах замурованных церквей Рождественское пение звучит...»
Верить в Бога, быть крещенным, ходить в церковь – означало быть изгоем. Такому человеку невозможно было сделать карьеру в общественных или научных кругах. Например, возглавить кафедру или стать начальником цеха, директором завода или научного института. Быть верующим или неверующим – это внутреннее дело каждого. Но верить так, как верил в Бога Олег Чертов, прославляя в поэтических текстах все проявления зримого и незримого Божьего присутствия в этом мире – уже сопредельно духовному подвигу, в христианском понимании – подвижничеству. Так писать, как писал он в те времена всеобщего, тотального безверия, значит знать, что твои стихи долго еще никто не прочтет, кроме, может быть, самого близкого человека – его жены Татьяны. Если бы о стихах советского студента-отличника, а потом успешного аспиранта узнали его «старшие товарищи» – преподаватели, партийные кураторы или научные руководители с партийным билетом в кармане, ему бы не поздоровилось. Значит, он осознавал, что быть непрочитанным, непризнанным поэтом – это не просто путь, но предопределенная свыше стезя. И писал. Писал, не имея надежды быть услышанным ровесниками и попросту – современниками. «Дозволь, Господь, остаться честным, Непризнанным и неизвестным...»
Это сознательный выбор зрелого ума и большого таланта. Стихи-молитвы Олега Чертова, обращенные к Богу, наполнены удивительным светом, словно бы снисходящим на нас свыше. Они прозрачны и светлы, и вполне узнаваемы по своему – я бы сказала, тютчевскому – стилю. Их мастерство, очевидно врожденное, кажется поразительным. Чистый слог, легкий полет строки, строгий классический стиль. Краткость, ясность изложения сложных смысловых аллюзий и ассоциаций, выдающих в нем человека, знающего и понимающего и Писание, и церковное богослужение. Все это тем более удивительно, что, насколько я знаю, литературного общения, как такового у Олега Чертова не было. Он ни у кого не учился литературному мастерству, никто ему не «ставил руку». Он сразу – со старта стал настоящим русским поэтом, обладающим своим неповторимым поэтическим «голосом». Публиковаться ему было негде. Ни один редактор не принял бы на себя смелость обнародовать эти духовные, религиозные гимны поэта, исповедующего православие. Судя по стихам, эта вера была для него органична. Она словно была вложена в душу поэта вместе с талантом. И то, и другое вместе было то, что называется БОЖИЙ ДАР. И он его не обронил на житейском пути, не растратил в попытках устроить поудобнее свою земную быстротечную жизнь – нет. Он его приумножил стократно. Ровно настолько, сколько успел написать. Это кажется поразительным и необъяснимым. Большинство людей в этом мире живут по горизонтали – от рождения до смерти. Но у верующего – Смерти нет. И у Олега Чертова, если судить по его стихотворениям, было стойкое и осязаемое предощущение жизни вечной и бесконечной. Это была жизнь – по вертикали! Да, я здесь на земле, но я слышу и вижу «незримые знаки», и вся моя земная жизнь – лишь приуготовление к другой жизни, неведомой и непостижимой. Такие помыслы, такие поэтические тексты были «идеологически чужды», невнятны и непонятны для антирелигиозного сознания, господствовавшего тогда в обществе. Чтобы этому внять, нужно было уверовать, а не просто привычно перекреститься, когда кошка перебежит дорогу. Знали и понимали это тогда немногие. Религиозное сознание отличается от мирского пониманием незримых символов: «Вешние стволы – вечности ростки». Так и земная наша жизнь прорастает в жизнь вечную. Осознать, а уж тем более воплотить это в слове, дано не всем. А строка: «Вновь стану светом...» – тоже не просто слова, это предвидение, самоосознание других, незримых, но родственных человечеству миров. В том числе и Ангельской силы, присутствие которой мы находим во многих стихах поэта. Верующий уходит в «свет, который и во тьме светит». Так сказано в Писании. Так это отразилось и в душе молодого, даже совсем еще юного сибирского поэта, живущего (не могу сказать «жившего» потому, что он остался жить в своих стихах) в восьмидесятые годы двадцатого столетия в советской стране, в заснеженной и морозной Сибири, в городе Омске. Может быть, поэтому в его стихах так много снега и снежного сияния.
«И вбираю я одним глотком Снег и вечность вместе с молоком...» Иногда становится ясно, что стихи эти писал совсем юный человек: «Лунным мальчиком по городу пройду», «Попросил я друга великана», «Город слеп, но вечер светел» и другие. И тем не менее в написанной им за немногие годы на излете советской власти книге, совершенно нет пустопорожних, «проходных» стихов или случайных «провисших» строчек. Каждое из них – самодостаточно и поражает поэтическим мастерством. Но кроме этого важна еще и наполненность поэтических текстов большими философскими смыслами, предчувствиями и прозрениями. Это уже некое «другое зрение», данное очень немногим поэтам.
« Смотри, жемчужный голубь в этот миг В наш Вечный Дом сквозь твердь небес проник...»
Такая зрелость мысли, чувства, воображения и благовестных прозрений характерна для больших поэтических дарований, оставивших неповторимый след в русской словесности: Тютчева, Лермонтова, Баратынского, Чичибабина. Стихи Олега Чертова – это не советские стихи, написанные в советское время! Но в то же время они ни на йоту не «антисоветские». Они существуют вне времени и пространства. Никаких бытовых реалий, указующих нам на земные наши заботы. Если и есть забота, то она о том, чтобы сохранить в этом мире душевную чистоту и устремленность в иной, горний мир.
«У озера, куда душа глядела, Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-05-29; Просмотров: 790; Нарушение авторского права страницы