Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
ПАМЯТИ ПОЭТА, НАСТАВНИКА И ДРУГА
30 октября 2015 года в своей московской квартире был убит большой русский поэт Виктор Гофман. Поэты – настоящие поэты – рождаются и живут не для смерти. Поэтому, когда они уходят, боль утраты переживается вдвойне остро – как нечто для поэта противоестественное. Тем более, что смерть, когда бы не пришла, всегда приходит неожиданно – и слишком рано. Виктора убили воры, проникшие к нему в квартиру, по-видимому, ради орденов и медалей его отца – ветерана Великой Отечественной Войны. Поэт погиб в расцвете творческих сил. Еще за месяц до этого я поздравлял его с днем рождения, а чуть раньше – рассматривал фотографии, присланные им из отпуска в Крыму. До сих пор не верится, что его уже нет... Я познакомился с Виктором Гофманом недавно, осенью 2014-го года, на вечере в ЦДЛ, посвященном памяти Александра Межирова. Он пришел за полчаса до начала вечера, я – тоже. Мы разговорились, я показал ему новый выпуск своего журнала «Менестрель». Виктор сразу заявил, что он человек придирчивый и очень строгий к чужим стихам, поэтому редко что-то хвалит. Но, полистав журнал, посмотрев мою подборку, даже начал что-то из моих стихов напевать. Дал мне свой телефон: «Я чувствую в вас поэта. Будем на связи». С тех пор все свои новые стихи я показывал в первую очередь ему – более взыскательного и точного критика найти было трудно, его вкус был безупречен. Как поэт Виктор Гофман был превосходен – его стихи отличаются античной чистотой и полнозвучностью каждой ноты. Поэзия его подобна морю, поверхность которого абсолютно ясна, а глубина – бездонна. Но человеческие качества Виктора превосходили даже его талант (а это в литературных кругах – явление редкое). Он не стремился за публикациями и премиями, довольствуясь, как Тютчев, признанием в кругу друзей – самых взыскательных. Надеюсь, теперь к нему придет всероссийское признание... Его поэзия – для долгого пользования. Это – поэзия чистых нот, музыка для чистого слуха. Не более чем за неделю до ЭТОГО я говорил с ним о предисловии к моей книге... Не получилось. Но я, как и вся литература, получили больше – Поэзию. И Свет. Виктор Гофман был человеком баховского склада – как Тютчев и Заболоцкий. Он был мудр, чист и светел. Упокой его душу, Господи, в селениях праведных... И пусть звучат в русской поэзии стихи его. Андрей Козырев
Виктор ГОФМАН ЭТОТ КРЕСТ НЕ ОТДАМ НИКОМУ
Стихотворения
* * * Так медлит снег, хотя пора настала.
Так дух свободный формы сторонится.
Так победитель Ганнибал при Каннах
Так, может, сам Господь всего вначале,
Марлен
Зажившись в мире – хватишь горя;
Уже выхватывает крыши
Как по утрам встречать постыло Как по пути тебя скрутило!
Из мёртвой жизни так блаженно, под медным солнцем смех Габена, и в танках дымные пески.
Садись разглядывать подарки, будить тоскою мужиков, покуда льётся свет неяркий у бесполезных пузырьков.
Санаторий
Старуха долго допивает чай,
Старик покорно ждёт, и трёт очки,
Ну, сколько можно обходить вдвоём
Кругом октябрь... Дорога в пустоту.
* * *
Словно небо вопрошая в муке,
Не на радость скорчился в кювете вохровскому меткому стрелку, не от дистрофии в лазарете, не с блатной заточкою в боку.
А в спокойной, будничной палате на тоской искомканной кровати завершал колючую судьбу.
Что тебе теперь стихи и проза, радость пайки, отупевший страх? Проступают борозды мороза на тепло теряющих щеках.
Ну, а Ты, носившийся над бездной, нас уже оставивший почти, наклонись над койкою железной и неверье страннику прости.
* * *
Этот крест не отдам никому. И, когда догорит на земле тяжело развалившийся сруб, я – как шорох в остывшей золе, немота у запёкшихся губ.
Потому мне и ноша легка, что со мной дирижёр говорит, и над жизнью взлетает рука: то взлетает рука, то парит.
Замерзающий бомж
Где кружился? Куда я бежал? Вот я сложился, как в маме лежал.
В чёрную стужу
Мучить негоже Господи, Боже, вот я уже».
(1956-2015) «ПРОСТРАНСТВО СЛЕДУЮЩЕГО ШАГА...»
Чем отличается типовая многоэтажка от собора? Они могут быть сложены из одних и тех же строительных материалов, но разница в чём? В том, что первая – сооружение, а второй – творение. Такова же дистанция между настоящей поэзией и пустым рифмоплётством. Потому что «строку диктует» не чувство и не разум, а дух един, а он дышит, где хочет и вбирает в себя всё – от былинки до Галактики. А значит и не спрашивайте истинного Поэта, о чём он пишет – слово «тема» отдает запрограммированной конъюнктурой... Ирина Павельева – истинный Поэт, её стихи многомерны и полифоничны и требуют от читателя наличия культурного слоя, развитого музыкального слуха и – безусловно! – неплоского ума. Её сложные образные ряды, яркие, как вспышка лазера, метафоры, ритмические эскапады, высокий эмоциональный накал стиха – всё это инструментарий мастера, который бережно и виртуозно творит свой поэтический Собор. В нём много сквозного света, где слово парит, то осиянное лучом Солнца, то опалённое огнём боли и скорби, то уходя в себя, то снова вырываясь в этот страшный и прекрасный мир. Ирина Павельева предельно откровенна и открыта, и заведомо чужда тесных рамок привычного бонтона и политкорректности. Поэтому её стихи, о чём бы в них ни говорилось – о бабочке лимоннице или падшем ангеле Абадонне, о любви или войне, об осеннем дожде или о судьбе России – всегда глубоко личностны, всегда от первого лица, которое – если действительно свободно – способно и на нежный шепот, и на страстную проповедь, и на гневную отповедь. Ну а если кому всё–таки хочется задать сакраментальный вопрос: зачем вообще поэт пишет стихи, и Вы, милостивая Ирина, в частности? Я позволю себе ответить за неё (и других собратьев по перу): очень просто – чтобы постичь смысл Бытия, а иначе и незачем сотрясать божественный эфир. Но и постижение – только половина цели, а вторая – следование этому смыслу. Как же следовать? А вот так – по Павельевой – «чтоб сердцем выстучать в скале пространство следующего шага...»
Александр Лизунов, член Союза российских писателей
Ирина ПАВЕЛЬЕВА НЕ ЖГИ ПОСЛЕДНЕГО МОСТА Стихотворения
* * *
Опять усталое «прости», И жалко вскрипнула калитка. – С собою может дом везти Лишь тихоходная улитка. Звезда кочевий над душой Висит холодною медузой... И чемоданчик небольшой Дорога делает обузой. Уводит завтра во вчера Звезды таинственная сила, Чтоб всех гостиниц номера Душа квартирами не мнила. И если цепи и узда Надеты где забвенным часом, – Слетают горе и беда, Срывают, отдирая с мясом. – Чтоб вновь вперёд, сбиваясь с ног, Не слыша стона под пятою, На страстью пышущий манок Над вороненой чернотою...
* * *
Я твоя прирученная кошка, Самая родная из зверей. Ты меня помучаешь немножко, – И к другим становишься добрей.
Если ты умрёшь, хозяин, если... И меня тогда простынет след. Я тебе придумываю песни, Я тебя люблю сто тысяч лет.
Если ты пришёл и хочешь плакать, Помни, я всё время под рукой, – Если не окажется любимой, Если не окажется другой.
Чтобы вдруг ты не схватил ангину, Шарфиком раскинусь по плечу. – Я тебя и в счастье не покину.
* * *
Россия, – Наталья, Татьяна, Мария: стихия. И тихие воды, и годы лихие, а очи! А мощи святые и дикие сечи, а плачи! –И свечи: Людмила, Матрена, Любовь, Евдокия.
Россия, – ракита, рябина, осина: лесина. – В хлеву животина, на сердце – кручина, а выше, – Вершина, судьбина, разгульное: «все это ваше! » А ниже скупое: житуха, кончина, – трясина.
Затем так желанно: цветочка б, щеночка, сыночка! И в клеточку, – точка! – В совместное рабство от соски. – Россия свет Вера Надеждина – мать одиночка. А кто б поступил по-мужски, рассудил по-отцовски...
* * *
Ты думаешь, створки железных дверей Нужны, чтоб людей отделять от зверей? – Но много надёжнее ямб и хорей Всегда отделяли людей от зверей. Не трогали звери, не путал и бес, Пока не пошли наши танки под пресс. – Тут бес и попутал: стучись головой В свой чёрный квадрат из брони лобовой. ...Ты трижды шестёрка при главной двери С лютующим зверем библейским внутри. Целуй его в жопу и будешь целей, Пока не отделят людей от нулей...
* * *
Что с нами сделал этот век – Истерик, брызжущий слюною! – Мы так и сяк, мы бек да мек Над разорённою страною... С лицом отравленной княжны Прильну к плечу, – на загорелом Так пальцы женские нежны, Но нежность пахнет лазаретом. Всё пахнет ужасом, кругом Следы невидимого барса. В себе провижу и в другом Пустыню будущего Марса. Но, больше не к кому, – к тебе, Негодная к боям и дракам, В такой ребяческой мольбе, Не веря очевидным знакам...
* * *
Смрад всех болот над градом у Невы. Костями его улицы мощёны. Живые там настолько не живы, Насколько мертвецы не отомщёны. Наш рок, Везувий в тихом уголке – Два имени: во тьме и в непокое. О, Нострадамус с шаром на руке, – На оба ль нагадал ты, на какое? – Непримиримо сшиблись имена, Одно – от камня, от воды – второе, И третьей смуты сеют семена, –Не надо столько камня и воды: Спасителен лишь только промежуток. Не надо столько веры и вражды – Пусть будет больше зелени и шуток. ...Я нынче по Пассажу покружу И тоже в шар хрустальный погляжу. Нет, лучше я на кошку погляжу И покружу тяжелой головою. И вытру слёзы тряпкой половою...
* * *
Когда увидишь: тьма густа, Лишь неба край малинов, – Не жги последнего моста – Последний мост – Калинов. Прямые все ведут пути Всегда сюда по ГОСТу. – Давай, кивай, шути, шути, – К Калиновому мосту! Ах, ты хотел бы с миром, но Заждались, ждут тебя давно, Кивают головами. И супротивной стороны Не краше лева с правой: Из туши страшной толщины – По шее огнеглавой! И тьмы исчадья голова Страшней, чем та и эта, Но всех страшнее булава В руке у Сына Света! ...Сожги мосты и гарь отри: Цена на небе – грош ей. И лишь Калинов мост – внутри, – Оставь для славы Божьей!
* * *
Солдаты фортуны – уходим в бега Затем, что не удалью пахнут снега, Размытые грязной водою, – Но пахнут позорной нуждою. Затем, что ни холодно, ни горячо, Годами – ни боя, ни схватки, Лишь игры в страшилки и прятки. И видится мне – наша рота в аду: Сложили оружие – в первом ряду, В середнем – гуляют с пальбою, В последнем – торгуют собою. ...Уходим в бега – ни за совесть и честь, – Прости же нас, Господи, если ты есть: Меняем не мутное – ясным, – Всю глупость – безумием частным. –Уходим в себя: ни души, ни огня. Земля моя, ты–то хоть любишь меня?! ...К подошвам всех ног прилипая, Глухая моя и слепая...
АВАНГАРД В ОМСКЕ Вилли МЕЛЬНИКОВ ОПРЕДЕЛЕЗВИЯ И ОЩУЩЕПКИ
Я — неисправикинг, словообразоварвар, неукротигр, непредсказубр, ускользаяц, произволк, потрястреб и в чём-то — изящерица. Зодиак — сопротивлев. Склад ума — мультименталист. Социальное происхождение — творянин, но из разночтинцев. Национальность — идеец. Род занятий — вездельник. Долг платежом красен… Говоря на муфтолингве, задолжадность возвращедростью красна! Далеко не всякая новорождевочка вырастает заглядевушкой, становится головокруженщиной, доживает до неувядамы и достигает мудрости улыбабушки!.. Поэты составляют группу рискренности. Горькое воспоминание: вчерашпиль мне царапает глазавтра!.. Антидепрессант: вымети действисельность мгновеником! Весна: мерзлятся, медитая, льдинозавры. Осень: обезглавгуст нёс скелето на прохладбище. Грамматика: с расправила сорвался исключепчик… Катарсис: в непостижизни стань преображертвой! Экономика: в зарплатье танцевали раздевальс!.. Причина бед: мы слишком редко говорим на Yes! peranto!. Религиозный фанатик: сражён Богобоязвенным недугом. Утро: рассвет пиранний дночь прогрыз. Вечер: асфальт полужинал дождём. Солнечный удар получаешь, когда солнце приревновало твою тень к твоему же солнечному сплеТению. Солнце — это золотая лихорадка дождя. Кактус — это разочаровавшийся в жизни и не верящий ни во что огурец. Come-back’ство из good-Bye’конура. Мои школьные годы — октябряцанья комсомолотом по пионервам. Изнемождень и одиночь. Беселье и грузть. «Который час? » — спросила меня смерть.— «Боюсь вовремя не наступить! ».Ответил: «Не знаю. Я давно потерял мои биологические часы! ». И смерть безвременно забилась в предсмертной агонии… В мой огород брось камень философский!.. Иных уж нет, а те — долечиваются… Интеллектуальное обзывательство: эх ты, энциклопедик! Афоризм — это дефолиант для джунглей многословия. Вакуум — это освободившийся от кармы воздух. Поэзия — это проза, которой удалось сбросить чешую знаков препинания. Если существование — это бесконечные младшие классы, то жизнь — это подготовительные курсы для поступления в университет бессмертия. После случившейся в суши-баре разборки его переименовали в «мочи-бар». Священник в фотоателье. «Улыбнитесь, святой отец! Скажите: ”Cheesus”!..» «Ты бы избавился от мании Руставеличия, если бы походил в моей шкуре! » — сказал барс Витязю-В-Тигровой-Шкуре. Древние мифологии — вечные олимпиады, на которых соревнования богов и людей заканчиваются вничью. Монотеистические религии — матчи, заказчиком которых и единственным выигравшим становится Судья. “Shock must go on! ” — поёт Зигмунд-Фрейдди-Меркьюри. Всякая теория относительности уравновешивается практикой доносительности. Сократкость — сестра атланта. Маркизверг без де-Садреса. “Another Brick in the wall! ” могло быть предсмертным восклицанием Маяковского. А если б не безумство храбрых, чем бы кормилась наша психиатрия?! Когда же мы перестанем обзывать нимб вокруг святого Солнца поясом астероидов?! Сколько не кричи «Москва! Москва! », зубам во рту златоглавее не станет. Апофеоз эволюции человека: Кома-сапиенс. Человек — терновый венец творения. Никто не меняется так быстро, как человек, и ничто — так медленно, как человечество… Дехлорация независимости. Если тебе удалось убедить шляпу в том, что она — туфля для головы, а ботинки — что они кепки для ног, значит, ты обладаешь абсолютным даром внушения! Чьи книги предпочтительней сжигать, чтоб дым Отечества был сладок и приятен?.. Я растолок все старые обиды: в хозяйстве нужен наждачный порошок! Приговорённый к высшей вере в наказанье… Российская история — петушиные бои, которые ведут между собою головы гербового орла. Андрей Белый по-чёрному кусал Блокти… Цветаева — Цвета Ева. Коллега по разведению ОБЭРИУток — brother-in-Harms. Рыбье молчанье — это истина, глаголющая устами выплеснутого с водою младенца. Преждевременно постаревший — повзрослезший. Нарастание/убывание частоты комплиментов — лестьница. Схема вечного двигателя: сыр катается в масле и подливает его в огонь, то и дело похищаемый Прометеем, чтобы поджаривать тосты с сыром, катающемся в масле… Родион Раскольников оказался Достоевнухом!.. Радиоактивность — это гнев некоторых металлов на доставшие их просьбы превратиться в золото. Цена американской мечты — “Nighty fine dollars”. Трещит по России валютый мороз. Украина — раздра’житница России. «Не за огонь люблю костёр…» — напевал Великий Инквизитор. Надежда умирает последней. если не успевает повеситься первой. Он надкусывал её глазами, разжёвывая радужкой, отцеживая хрусталиком и сплёвывал третьим веком — в век двадцатый. Окно — вдох пространства, увязший в выдохе стен. Окна — это листки из путевых блокнотов неба, факсимильно опубликованные на страницах-фасадах. Тень — это постскриптум к выжженным светом словам. Звезда — это чёрная дыра, стесняющаяся сознаться в своём прозрении. Нолики не склонны нести свои крестики. Конец бесплатной медицины: «Дай, Джим, на счастье эскулапу!..». Высумеречивание вечера в ночь — это процесс проявки негатива, с которого будет отпечатан позитив подступающего дня. Мозг Гамлета остался беззащитным, когда его череп эмигрировал в Нью-Йорик. Полугодие пессимиста: от кошмарта — до удавгуста… Визажист в местах лишения свободы — кутюрьмье. Я набело пишу в черновиках! Диаментально противоположные цветочки зрения. Сборник волчьих мемуаров: «НЕЗАВЫВАЕМОЕ». Съезд волков стал для всего леса значительным со-вытием. Ночной клуб чем-то похож на жертву нераскрывшегося парашюта, которой не удаётся разбиться: земля не даёт падения без входного билета. Мёртвая тишина — это труп недосказанности. Затянувшаяся пауза — клиническая смерть тишины. Поэт умеет превращать эпитафию в эпиграф, а философ — объяснить: чему радуется надгробный камень, став титульным листом. Один римский патриций имел обыкновение опаздывать на званые обеды и появлялся, когда пирушка была в разгаре. С тех пор и пошла поговорка: «Аппий Тит приходит во время еды». Назвался груздем — не кричи, что не мухомор! Накопилось столько спорных привкусов, что о вкусах уже и не спорят!.. Какой напильник не считает свою насечку штрих-кодом?! На безрачье и рыба — креветка!.. Художник, расписывающий закусочную, — хот-дожник. Женское драматическое амплуа — ак’tristia. Ксёндз вышел с выставки сюрреалистов и воскликнул: «О, Матка Босха!..». Прихожанин — священнику: «Батюшка, будьте моим духовным спонсором! ». …Они лежали вместе долго и счастливо, и воскресли в один День. С планеты на планету — космонавтостопом! Попробуйте убедить стреноженного коня, что тройная точка опоры — максимально устойчива!.. Пусти козла отпущения огород городить — и получишь пример непротивления козлу насилием. Если Америка вырастила на себе Соединённые Штаты, то Россия — лишь объединяющиеся внештатные ситуации… Революции — это эра-генные зоны истории. Пусть уж лучше что-то ничем не кончится, чем закончится ничем! Не боги о горшки обжигаются!.. Знает мясо, чья кошка им подавилась! Всё дело пошло псу под хвост… но зато какому породистому! Смято место свято не бывает!.. Книга по истории революций — путчеводитель. Сказки тысячи и одной Варфоломеевой ночи. Лице’мэр обжёг муниципальчики. Разделив заветы Ильича на Ветхий и Новый, Россия гулливерит в лилипутина. Выйти из безвыходной ситуации — значит превратить круги на воде после падения в неё в круги своего общения. Как выжить цвету нации, если большинство населения страны — дальтоники?.. Почётное звание ветерана ритуальной службы — ангел-захоронитель. Не спеши горевать, оказавшись у разбитого корыта: возможно, это твой не состоявшийся гроб. Богатство и бедность — это масло масляное и масло мысленное. Латиноамериканский велогонщик: Велосипедро Колессандро Тормозэйро. Любимое растение футболиста — перехвати-поле. Истинно российский путь выхода к морям: прокладывание каналов от лужи к луже… Главное в работе патологоанатома — членораздельность! Утром я подкрепился пустою завтраковиной, зато вечером вкусно пожемчужинал! Москва — уже третий неповтоРим! Архитектурный стиль нынешней кризисной эпохи: Fin-de-siecle’эктика. Если песни “Битлз” навязнут в зубах, может развиться кари’Yesterday!.. — Зачем ты собираешь сигаретный пепел в большую банку? — Если после моей смерти меня кремируют, то вместо своего пепла я подсуну табачный — и моя смерть промучается кашлем вплоть до Страшного Суда! Гипертрофированное чувство вины — это когда скелет-в-шкафу играет на рояле-в-кустах. Национальность Крокодила Гены: Чебу’Russian. Воздушные ямы — кариесовые полости в зубах небес; эй! Есть ли в самолёте стоматолог?.. Самоубийца верит, что петля — модный воскрешейный платок. Свастика — это наикратчайшая автобиография Мироздания. Тосты заздравный и поминальный нередко различаются тем, что при произнесении первого радость фальшива, а второго — искренна. Стройплощадки похожи на выпотрошенные учебники геометрии, со страниц которых пососкальзывали, перекалечив друг друга, все фигуры. В Первую мировую войну противники братались. А враждовавшие между собой отряды амазонок когда-нибудь сестрились?.. От перемены мест слагаемых сумма не меняется, но иногда сотрясается их спорами об авторстве той неизменности. «Ни дня без строчки! » — решили писатель и швея. «Ни дня без очереди! » — объявили покупатель и пулемётчик. Слабая сторона палки-о-двух-концах — отсутствие начала. Оружейная свадьба: удалой купец «Калашников» и изящная переводчица «М-16». Любимое вино роботов — «Кибернэ». Число «тринадцать» — не чёртова дюжина, а просто високосная. Небо — медаль, вручаемая планете за отвагу в боях со Вселенной. Атмосфера — это отстоявшийся компот с выпавшим в осадок человечеством. Чёрные дыры — космические налоговые инспекторы, собирающие со Вселенной мироздань. Ирония — это дочь Настороженности и Восторга, заведшего любовницу Зависть. От мыслей дым шёл коросмыслом… Из-за повального увлечения ставить точки над «i» на долю «ё» ничего не остаётся; потому её и печатают лысой. «Гербалайф»: Герб!.. А лайф?.. Неразлучная пара среднеполых — Одно и Тоже. Мужас и женакипь. «Мне нравится работать дворянином! » — приговаривал дворник. «Работа — что волк: из леса не убежит! » — говорили на лесоповале. Воспоминания о советском детстве — Октябряцанья комсомó лотом по пионé рвам. Пентхаус — это незаоконно-рожденный сын дворца и голубятни. Если долго задерживаться в состоянии «post-factum», от него откалывается «с», объявляя себя суверенным витамином и оставляя тебе жалкое «post-fatum»!.. Курорт для политизированных философов — СолжеНицца. Награды, вручаемые перед опалой — предостерегалии. Объединение Европы — самый грандиозный случай евроремонта. Хорошо, что я не родился женщиной: иначе всю жизнь пришлось бы сожалеть, что не родился мужчиной!.. Жить прошлым — значит уподобиться дереву, вздумавшему заставить корни покрыться листвою и блаженно-улыбчиво наблюдающему, как засыхает крона. Спасение утопающих — дело рукописей самих утопающих! …Надо отдать должное! Но никогда — задолженное. Затянувшееся “Dixi! ” превращается в диксиленд… Моя национальночь ясна, как происхождень!.. Бонапартия французского самоДеГолльства. Упадок сельского хозяйства — агробление. Стоматологи объявили зубастовку. Иван-Сусанчо-Панса запасся в дорогу Дон-Кихот-догами. Публий Овидий Назонокосильщик был отправлен в ссылку за свою травозащитную деятельность. Я зубоскалил — скалы грыз зубами… Примечаяния книги — обложь опровергнуть. Гроза — это борьба clouds-nine за седьмое небо. Ситуация: российский обыватель — на лекции американского проповедника. Диагноз: вороне где-то сэр послал кусочек Бога… может обернуться Исходом. Пока Треугольник советует Кругу влюбиться в Окружность, она выходит замуж за Квадрата!.. Однажды моя Смерть, придя ко мне, объявила: «Приготовься: я — твоя смерть! ». Ответил с укором: «Едва подошла к незнакомому мужчине, как тут же объявляешь: я — твоя!..». Смерть смутилась и, теребя отворот савана, ушла. Живу в пожизненном трауре: моя Смерть умерла… Когда Смерть спросили её отчество, она гордо ответила: «Жизневна! ». Однажды я женюсь на не устающей соблазнять меня Смерти: у нас родится дочка — Вечность. Она выйдет замуж за Конец Света и нейтрализует его. Был белою вороной чёрный ход. Чему может научить курицу яйцо? Да хотя бы тому, с какого конца себя разбивать! Трещины в асфальте — его злость на свою неспособность заасфальтировать эхо в трещинах. Мне деньги концентратить разбавлень!.. Не так сладок мёд, как его воруют! Рецепт озарения: выпил архимёда и — «Шедэврика! ». Луна — это ксерокопия с обещаний солнца никогда не закатываться. Фазы луны — это таблица для проверки остроты зрения солнца. Солнечное затмение — это попытка луны вызвать у себя просветление. Нейтральная зона — это ушедшая в монастырь граница. Иконопись — это признание всех остальных жанров искусства друг другу в любви. Настоящее — это либо Прошлое, ударившееся в футуризм, либо Будущее, увлёкшееся ретро. Многоточие — это либо тройня, родившаяся у Точки с Запятой, либо — пни от срубленных вопросов. Невесомость — это агарофобия чёрных дыр. Память — это Будущее, которому Прошлое вечно обещает достать билет на премьеру Настоящего. Художник — это тот, кто обучает пространства языкам времён. Искусство — это старание художника доказать всему миру, что он никому ничего не хочет доказывать. Иллюзии — это старания навязать снам авторские права на реальность. Стена — это пророк пространства, окно — его креститель, дверь — миссионер. Отмель — могильный курган, насыпаемый рекою над погребением течений, захлебнувшихся мелководьем. Ночной кошмар — добрый сон, который разозлился на то, что его не сочли за вещий. Бессонница — это когда ночь, настраиваясь на волну наступающего дня, использует тебя в качестве колеса настройки. Пустое множество — ноль, покончивший самоубийством. Чудо — обыденность, научившаяся удивляться, или — шина для колеса времени. Пробелы в тексте — это автографы эха. Пояс астероидов — не растворившийся осадок метеоритного настоя, выпиваемого планетами за звёздный час-пик Галактики. Календарь — попытка мгновений приручить вечность. Беспредельность — это ограниченность, решившая: «С меня довольно! ». Время — озноб пространства; пространство — нагота времени; безвременье — их общая простуда. Сон — это заглавие повести, которая не даёт себя написать из опасения попасть в лапы графомана-пробуждения. Пуля здоровается: ”Физ-кольт-привет! ”. В верхах друг-друга-искусаммит. Система кровоотвращения. Концептуаленький цветочек….. Рецидивушка плакучая….. Модернизированный вариант хэппи-энда: …Но смерть спасла его от ареста! Загнать туда, где «Макаров» телят не стрелял. Лидерал. Канцерватор. Немократ. Хаммунист. Green-kiss’овец. Экстремистик. Спамять. Модемократия. Рэбетиция. Меккаполис. Аурадафэ. ШлифОвальный кабинет. ВГИКинг. Слепопыт. Конспирансье. Конферансьержка. Вице-прецедент. Микрополит. Памятник мини-Пожарскому. Мозжечок-с-Ноготок. Гомосоциалист. Pig коммунизма. Идеятельность. Безцельлер. Причитатив. Трепанацея. Заумьсеница. Рентгеноцид. Homo suspense. Безумпция невиновности. Притолокоть. Вице-прецедент. Культ-уролог. Постелевиденье. Секретварь. Шавка Мономаха. Класс Членистомô згие.
1988 – 2010 НЕТАКИСТЫ – ТЕТРАЖИСТЫ (Антология сибирского Авангарда) Нетакисты – от слова не так, пишем не так, как надо… - шутливо сами себя назвали Иван Овчинников и Саша Денисенко. Тетражист – от слова тетрадь, мол, пишу в тетрадь – Толя Маковский. Александр Иванович ДЕНИСЕНКО, в народе - ДЕНИС. родился в 1947 г. в селе Мотково, Новосибирской области в семье служащих. Учится в Новосибирском Пединституте на филфаке естественно. В ЛИТО Новосибирского союза писателей быстренько познакомился с Иваном Овчинниковым и с Толиком Маковским. Втроём стали раскачивать ржавый монолит советского прикультуренного языка. Но при этом кротко относились к другим участникам ЛИТО, в споры не вступали… Кажется, что высокомерие? Совсем и нет! Просто погружены были в себя, отклик находили друг в друге, а в тех, пусть и талантливых, традиционно пишущих – ничего не находили… Поскольку в 60-е годы интернета не было, ничего не знали о больших и настоящих (о Лианозовской школе, о Ленинградских поэтах: Шварц, Миронове, Аранзоне) И уж, конечно, отталкивали от себя всякое шестидесятничество… да нет, оно и само понимало - не прилипало ничуть… Надо ли говорить, что они были естественно аполитичны? То есть жизнь и родина были, хоть и печальны (часто), но волнующе - прекрасны! А печаль накатывала, на самом деле, как раз от избытка жизненных сил и юности. Сибирская земля настолько огромна, что на ней не видно было ничего такого политического, один только снег и поэты. А что было? Из чего они создавались? Из тихой нашей Областной библиотеки, где чёрный томик Кафки, синий - Камю и (цвет не помню) Сартр. И курилка, в которую снег, закручиваясь, залетал, когда входили с улицы. Конечно, снега у нас было много. Снег у нас у всех в книжках по самые окошки. ВАНЯ ТОЛИК ДЕНИС Три важнейших поэта русской нашей многострадальной литературы. Вот, о Денисе пишут: естественный продолжатель Есенина. Один такой. А Рубцов? И Рубцов – драгоценность! Но мы же тут о Денисе. Один такой. И что-то спрятано в его стихах ещё. Его одного. Толик (убиенный) про Саню: «И ДЕНИС, ПОКАТЫЙ ГОГОЛЬ…» У Сашиных стихов такое свойство, что они сразу берут в плен. Любого. Почти. Самого нечуткого к слову человека. В них сразу красота и нежность, и грусть, и нежность. И такие хорошие радостные переживания, что им нельзя не отдаться. А, да, ещё забыла: бывало Денис как кинет шапку в сугроб, как топнет валенком, как гаркнет… а на его русом затылке снежинки тают… ДЕНИС нас всех превратил в коней. Ну, и похвастаюсь, в конце концов. Когда-то с заезжим, ошалевшим от Москвы новосибирцем, передала свою книжку Денису. И Денис сказал: «Нина знает все слова» И это моя гордость и радость!
Нина САДУР
ИТАК, СТИХИ. НАСЛАЖДАЙТЕСЬ!
* * *
Наша юность зацвела в Новосибирске, Нас повёз вперёд один локомотив, Он на Гоголя жил с мамой по-английски, И у них там неплохой был коллектив.
Вдруг сверкнуло что-то. Сильно долбануло. Но не выпало вечернее перо. Только строчки кое-где перевернуло. Заголовок оборвало. Оборво
Наша наглухо закрытая поэзия Жарко молится, да толку ни на грош. Чтоб светилось её жертвенное лезвие – Золотую свою голову положь.
Чья любовь и чья вода полуживая Тело мёртвое по городу влечёт, И свобода, словно тварь сторожевая, Ухватилась за бумажное плечо.
На волшебной территории дурдома Долго будешь нашу землю вспоминать… В этом месте рифма будет тише грома – Дураку ведь всё равно, что рифмовать.
Голова моя, разбитая об книжки Всех целует, только выйдешь из ворот. Не берут собаки волка, ребятишки, Если волк не Иванов а Раппопорт.
Кто ответит мне на грустные вопросы, Кто мне в рот наложил грустные слова, Что упала в сад кудрявый, лес тверёзый На три четверти неполная луна?
Чтоб играла чуть живая мандолина Под окном, где спит задвинутый поэт, Чтоб стихи во сне прошли, как скарлатина, Отгоревшая, как яблоневый цвет.
Хорошо, когда на свете нету друга – Покосились страшной жизни кружева. Лишь бы ты, моя вечерняя подруга, С паровозиком на Гоголя жила.
* * *
Листья красные жгут мои руки, Ветер слёзы мне серые рвёт, В платьях шёлковых старые суки теребят мой измученный рот.
Я всегда был в любви невредимым, Да, видать, меня бог наказал – Вечно плыть в твои нежные с дымом Голубые гнилые глаза.
Закури и умойся, княжна, Слышишь, гуси картавят что-то И об небо, как об наждак, Заостряются самолёты.
Отойдите, не лезьте ко мне У меня ничего не готово, И стихов я почти не писал. Золотого, тяжёлого слова Я три года уже не сосал. А вчера чуть совсем не разбился, С журавлями снижаясь к земле… Мне сказали, что я изменился, Что три года я был на войне. Ладно, ладно, ура. Но под песни и крики Никому не сказал, никому не стравил, Что мне снятся товарищи: Пётр Великий, Николай Чудотворец, святой Михаил. В нашем чёрном саду Каждый день помирает садовник, Но приходит другой, Как и я, с бесконечной войны – Золотые слова каждый день он приносит с помоек Для друзей для своих, для своей беззаветной страны.
* * * Николаю Шипилову
За деревней в цветах, лебеде и крапиве Умер конь вороной во цвету, во хмелю, на лугу. Он хотел отдохнуть, но его всякий раз торопили, Как торопят меня, а я больше бежать не могу.
От весёлой реки, по траве из последних силёнок, Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-05-29; Просмотров: 560; Нарушение авторского права страницы