Его результаты, трудности и перспективы

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 6Следующая ⇒

Подход к проблеме " бессознательного", характерный для русской и в дальнейшем для советской науки, определялся (без всяких упрощенных попыток отрицания этой проблемы) прежде всего некоторыми методологическими принципами, которые обоснованно рассматриваются и поныне как единственно в данном случае адекватные. Главный из этих принципов заключается в том, что проявления " бессознательного" могут и должны изучаться на основе той логики и тех категорий, которые используются при изучении любых иных форм мозговой деятельности. Никакое замещение рациональных доказательств аналогиями, причинного объяснения " вчуствованием", или " пониманием" (в смысле, придаваемом последнему понятию Dilthey), детерминистического анализа данными не контролируемой объективной интроспекции и т.д. при исследовании " бессознательного" недопустимо, если мы, конечно, хотим остаться в рамках строго научного знания, а не мифов или художественных аллегорий.

Оказался ли для советской науки это принцип рационального, детерминистического, экспериментального подхода только призывом или же он был воплощен в конкретных исследованиях? Безусловно, последнее... В них были подвергнуты исследованию такие проблемы, как, например, неосознаваемое восприятие речи при функциональной глухоте и световых сигналов при функциональной слепоте; зависимость сновидений от функционального состояния организма и внешней стимуляции; возможности восприятия речи спящим; способность к спонтанному пробуждению в заранее намеченный срок (вопрос, связанный с более широкой пристально изучаемой в настоящее время проблемой так называемых биологических часов); самые разнообразные физиологические и психологические эффекты влияний, оказываемых в условиях бодрствования сублиминальными стимулами; воздействия, оказываемые на поведение нереализованным и переставшим осознаваться намерением; сдвиги в особенностях чувствительности и динамики физиологических процессов, провоцируемых суггестивно; роль, которую так называемое (подсознание) в смысле, придаваемом этому термину К. Станиславским играет в процессе научного и художественного творчества; влияния, которые оказывают неосознаваемые формы высшей нервной деятельности на динамику безусловно- и условно рефлекторных реакций самого разного типа; глубокая связь, которую имеет со всей областью " бессознательного" интрарецепция; возможность влиять на поведение с помощью отсроченного постгипнотического внушения (при амнезии последнего); проблема неосознаваемости так называемой автоматизированной деятельности; нарушения осознания переживаний, характерные для различных клинических форм расстройств сознания, и множество других вопросов сходного типа.

Если бросить ретроспективный взгляд на весь этот широкий круг работ, проводившихся на протяжении десятилетий, можно значительно более обоснованно утверждать, что общая ориентация этих исследований, основные теоретические принципы, от которых исследования отталкивались, оказались во всяком случае способными превратить проблему " бессознательного", вопреки всему своеобразию и парадоксам ее предшествующей истории, в предмет строго научного анализа.

Однако, одновременно (и это также должно быть отчетливо сказано) мы видим теперь, что представители этого общего направления не смогли одинаково глубоко осветить качественно разные стороны вопроса о природе и законах " бессознательного". Мы имеем в виду следующее.

Анализируя проблему " бессознательного", можно концентрировать внимание на разные ее аспектах. Мы напомним некоторые из основных выступающих здесь планов, что позволит оттенить более сильные и более слабые стороны охарактеризованного только что общего подхода.

" Бессознательное" может изучаться как особая форма отражения внешнего мира, т. е. как область физиологических и психологических реакций, которыми организм отвечает на сигналы, без того, чтобы весь процесс этого реагирования или отдельные его фазы осознавались. " Бессознательное" можно исследовать, однако, и в ином аспекте - в плане анализа динамики и характера отношений (содружественных или, напротив, антагонистических; жестко заранее фиксированных или, напротив, гибко изменяющихся), которые складываются при регулировании поведения между " бессознательным" и деятельностью сознания и которые очень по-разному толкуются различными теоретическими направлениями и школами. Наконец, в качестве самостоятельной проблемы может выступать вопрос о механизмах и пределах влияний, оказываемых " бессознательным" на активность организма во всем диапазоне ее проявлений - от элементарных процессов вегетативного порядка до поведения в его наиболее семантически сложных формах. Помимо этих трех аспектов, существует и ряд других, на которых мы сейчас задерживаться не будем.

В условиях реальной психической жизни все эти разные планы проявлений " бессознательного" неразрывно связаны между собой. Вместе с тем при экспериментальном и теоретическом анализе они нередко выступают дифференцированно, постольку каждый из них требует своего раскрытия особых методических приемов и особого истолкования. <...>

В работах, выполненных в нашей стране, а также в ряде очень важных подчас исследований, проводившихся со сходных методологических позиций за рубежом, было сделано немало, чтобы углубить физиологическую трактовку первого из названных выше аспектов (понимание " бессознательного" как особой формы рефлекторного отражения внешнего мира)... Объединяющим в проблемном отношении все эти, казалось бы, очень резко ориентированные исследования является то, что в них прослеживаются недостаточно или даже вовсе неосознаваемые реакции на стимуляцию и анализируются физиологические механизмы и психологические проявления этих латентных процессов.

Второму из упомянутых выше аспектов (проблеме отношений, существующих между " бессознательным" и сознанием) у нас было также посвящено немалое количество экспериментальных работ. Акцент, однако, был поставлен скорее все же на работах теоретического порядка, во многом связанных с именами Л.С. Выготского, С.Л. Рубинштейна, А.Н. Леонтьева, в которых с позиций марксистко-ленинского учения о природе сознания был дан анализ факторов, придающих психическому отражению качество осознанности (анализ проблемы предметной отнесенности психической деятельности, обобщенности и объективизации актов сознания в основе речи). К работам этого типа относятся также исследования, выполненные в школе Д.Н. Узнадзе и осветившие вопрос о двух уровнях переживаний - уровне установок и уровне так называемой объективации.

Эти работы имели для постановки проблемы " бессознательного" исключительно большое значение, так как на их основе впервые представилось возможным добиться какой-то ясности в уже упоминавшемся нами, очень старом и долгое время остававшемся совершенно бесплодном споре между сторонниками " неврологического" и " психологического" истолкования природы неосознаваемых мозговых процессов. Кроме того, эти работы во многом способствовали пониманию односторонности (и потому ошибочности) схемы отношений между сознанием и " бессознательным", которую Уэллс справедливо называет" краеугольным камнем" психоаналитической доктрины и которая нашла выражение в известной концепции " вытеснения".

И наконец, третий план влияний, оказываемых " бессознательным" на динамику вегетативных процессов и смысловую сторону поведения. Надо прямо сказать, что в то время как за рубежом именно к этому особенно важному для медицины аспекту проявлений " бессознательного" уже давно приковано серьезное внимание разных направлений психосоматической медицины и всей психоаналитической школы (имеется в виду как ее ортодоксальное направление, так и многочисленные модернизированные ответвления), отечественные исследователи долгое время этой стороной проблемы в достаточной степени не интересовались. Систематическое исследование вопроса, какую роль неосознаваемые психические процессы играют в детерминации сложных форм приспособительного поведения, проводилось у нас по существу только в рамках психологического направления, созданного Д. Н. Узнадзе.

Итоги и перспективы разработки проблемы " бессознательного"

Приступая к рассмотрению функций " бессознательного", мы хорошо понимали, что анализ этих функций может претендовать на серьезное внимание только в том случае, если общее учение о сознании приводит к обсуждению проблемы " бессознательного" как к одному из своих необходимых составных разделов. <...>

Раскрытие представления о сознании с позиций диалектико-материалистического учения о мозге неизбежно придает мозговым процессам, лежащим в основе специфической деятельности сознания, качество активности, заставляет рассматривать их как фактор, который непосредственно вмешивается в развертывание психологических феноменов и физиологических реакций, оказывая глубокое влияние на всю их динамику. Когда же возникает вопрос о механизмах, обеспечивающих эту активность, мы оказываемся, быть может, несколько неожиданно вновь в кругу представление, близких к идеям нейрокибернетики. Эта близость возникает потому, что активность сознания не может быть понята иначе как связанная с явлениями " презентирования" действительности в смысле, придаваемом этому понятию А.Н. Леонтьевым. " Презентирование" же проявляется в характерном как бы " удвоении" картины мира, выступающем как своеобразное выражение психологического " моделирования", а тем самым как психологическая основа регулирования предстоящей деятельности.

Если, однако, сознание не эпифеномен, а активный фактор мозговой деятельности, то каково же его отношение к активности " бессознательного"? Здесь мы ограничимся упоминанием только одного тезиса, который в плане дискуссии с психоаналитической школой имеет принципиальное значение.

Не подлежит сомнению, хотя в литературе этот момент редко подчеркивается и может быть для сторонников психоанализа неожиданным, что одной из ошибок фрейдизма явилось поразительное упрощение проблемы связей между сознанием и " бессознательным", резкое сужение диапазона разнотипных выступающих здесь отношений. Вся трудно вообразимая и внутренне противоречивая сложность этих отношений была сведена теорией психоанализа к единственной динамической тенденции - к функциональному антагонизму сознания и " бессознательного", к учению о " вытеснении" как об основном эффекте этого антагонизма и к представлению о символике как о главном способе преодоления " бессознательным" разнообразных запретов, которые на него налагает сознание. Такое ограничивающее понимание должно быть отклонено не только потому, что вступает в противоречие с принципами эволюционного подхода, но и потому, что все без исключения объективные исследования неосознаваемых форм психики и высшей нервной деятельности подтверждают существование между сознанием и " бессознательным" взаимодействий, носящих характер как функционального антагонизма, так и функциональной синергии. Последний тип отношений преобладает в условиях нормы и необходим для адекватной организации самых различных форм адаптивного поведения.

Понимание этой двойственности в отношении категорий сознания и " бессознательного" не только освобождает от неправильной психологической трактовки. Оно не менее значимо и в более широком социологическом и философском плане, так как устраняет характерное для психоаналитической концепции противопоставление сознания " бессознательному" как двух изначально антагонистических сущностей. Отказ же от этого противопоставления ведет к отказу и от пессимистического взгляда фрейдизма на судьбу человека и человечества в целом. Он освобождает нас от идеи безысходной якобы подчиненности сознания неосознаваемым примитивным влечениям, от представления о безнадежности борьбы против того, что будто бы только слегка прикрыто флером цивилизации, но остается как неискоренимое напоминание о происхождении современного человека от его далеких звероподобных предков.

Связь логики фрейдизма с этой мрачной философией неоспорима. После того же как идеи Фрейда были возведены в ранг социологической доктрины, они не только способствовали укреплению этих духовно обезоруживающих и (не побоимся резкого слова) аморальных догм, но продолжают питать их в разных формах, к сожалению, и поныне. <...>

Анализ онтогенеза сознания не оставляет сомнений, что на определенных этапах этого сложного процесса мы оказываемся перед лицом феноменов, которые, будучи заведомо психическими, не являются вместе с тем осознаваемыми. Ребенок мыслит и чувствует, но осознание того, что он мыслит и чувствует, приходит к нему лишь в определенной, относительно поздней фазе его развития. Осознание субъектом его собственных переживаний оказывается разнообразно нарушенным в условиях клиники... Таким образом, перед нами оказываются " неосознаваемые формы психики" в строгом смысле этого понятия.

Иная картина обрисовывается, когда мы переходим к рассмотрению более грубых форм " отщепления", при которых не только отсутствует " презентируемость" психологических содержаний, но и сама " переживаемость" этих содержаний как субъективного отражения действительности, степень интенсивности, непрерывности и ясности этой " переживаемости" становится очень трудной для решения проблемой. При анализе подобных грубых форм, наблюдаемых как в клинике, так и в норме (например, на определенных этапах развертывания " автоматизированного действия" ), мы оказываемся перед лицом активности, обеспечивающей очень сложные подчас формы приспособительного поведения и носящей поэтому характерные черты высшей нервной деятельности. Однако единственной психологической категорией, которую мы можем адекватно использовать при анализе этой активности, является категория " установки".

Поэтому понятие " неосознаваемые формы высшей нервной деятельности" в его собственном, узком смысле целесообразно резервировать для обозначения именно подобных своеобразных процессов, за которыми, вопреки их целесообразной направленности, невозможно увидеть динамику обычных субъективно " переживаемых" психологических состояний.

Из всего сказанного достаточно ясно, что, не учитывая роли " бессознательного" как фактора регуляции и, в частности, не учитывая значения неосознаваемых " установок", мы лишены возможности понять организацию наиболее важных форм приспособительной деятельности мозга. В отрыве от идеи неосознаваемого регулирования невозможно понимание ни " автоматизированных" действий, ни иерархии в функциональной структуре актов поведения, ни природы сновидений, ни физиологических механизмов провокации и сопротивления болезни, ни многого другого.

(Бассин Ф.В. Проблема бессознательного. - М.: " Медицина", 1968, с. 15-33; 362; 369-385 )

А. Р. Лурия МОЗГ И ПСИХИКА

Нужен был коренной пересмотр как основных представлений о природе и строении " психических функций", так и основных представлений о формах работы человеческого мозга. Такой пересмотр был сделан благодаря успехам современной психологии, с одной стороны, и современной нейрофизиологии - с другой.

Сложные формы психической деятельности перестали понимать как данные от природы и далее неразложимые " способности"; вместо старого представления об основных " психических функциях", свойственных человеку и не претерпевающих существенных изменений в процессе развития человека, было выдвинуто положение, согласно которому все виды сознательной деятельности человека - это сложные функциональные системы, многие из которых социальны по своему происхождению, опосредствованы по своему строению и саморегулирующиеся по своим функциональным особенностям. <...>

Современная наука пришла к выводу, что мозг, как сложнейшая саморегулирующая система, состоит по крайней мере из трех основных устройств, или блоков. Один их них, включающий системы верхних отделов мозгового ствола, сетевидной, или ретикулярной формации, а также образования древней (медиальной и базальной) коры, дает возможность сохранить известное напряжение (тонус), необходимое для нормальной работы высших отделов коры головного мозга; второй (включающий задние отделы обоих полушарий, теменные, височные и затылочные отделы коры) - сложнейшее устройство - обеспечивает получение, переработку и хранение информации, поступающей через осязательные, слуховые и зрительные приборы. Наконец, третий блок, занимающий передние отделы полушарий и в первую очередь лобные доли мозга, обеспечивает программирование движений и действий, регуляцию протекающих активных процессов и сличение эффекта действий с исходными намерениями. Все эти блоки принимают участие в психической деятельности человека и в регуляции его поведения, однако тот вклад, который вносит каждый из этих блоков в поведение человека, глубоко различен, и поражения, нарушающие работу каждого из этих блоков, приводят к совершенно неодинаковым нарушениям психической деятельности. <...>

Та или иная форма психической деятельности может нарушаться при различных по локализации поражениях мозга, причем каждый раз нарушается вследствие устранения то одного, то другого фактора, иначе говоря, по-разному. Это означает, что, прослеживая шаг за шагом, как именно страдает та или иная форма поведения при различных по локализации поражениях мозга, мы можем полно описать, какие именно физиологические условия входят в состав и какую внутреннюю структуру она имеет. Можно привести много примеров, показывающих значение нейропсихологического исследования для анализа внутреннего состава таких психологических процессов, как восприятие и действие, речь и интеллектуальная деятельность. <...>

Многочисленными опытами над животными и клиническими наблюдениями на человеке было показано, что разрушение лобных долей мозга приводит к прекращению программирования действия намерением и выполнение двигательного акта замещается инертными стереотипами, нацело потерявшими свой соотнесенный с целью осмысленный характер. Если присоединить к этому факт, что после массивного поражения лобных долей как животные, так и люди лишаются возможности сличить эффект действия с исходным намерением и у них страдает тот аппарат " акцептора действия", который, по мнению ряда физиологов, является важнейшим звеном интегративной деятельности, тот урон, который наносится поведению разрушением этого аппарата, становится совершенно очевидным. Автор не может забыть письма, которое писала знаменитому советскому нейрохирургу Н. Н. Бурденко одна больная с поражением лобных долей мозга. " Дорогой профессор, - начиналось это письмо, - я хочу вам сказать, что я хочу вам сказать, что я хочу вам сказать..." и 4 листка писчей бумаги были заполнены инертным повторением этого стереотипа.

(Лурия А. Р. Мозг и психика, " Природа", 1970, 2, с. 20-29)

Д. Вулдридж МЕХАНИЗМЫ МОЗГА

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 Следующая ⇒