Глава седьмая. ДОМАШНЯЯ РАБОТА АКТЕРА НАД РОЛЬЮ

⇐ ПредыдущаяСтр 11 из 23Следующая ⇒

Как известно, К. С. Станиславский считал, что на домашнюю (внерепетиционную) работу над ролью актер должен расходовать не меньше девяноста процентов общего количества труда и времени, нужного для создания сценического образа.

Соответствует ли этому расчету практика подавляющего большинства актеров? К сожалению, далеко не соответствует. Большинство актеров предпочитает работать главным образом на репетициях. Одни поступают так по причине своей неспособности работать без постоянного руководства со стороны режиссера; другие потому, что толком не знают, в чем должна заключаться домашняя работа над ролью. Некоторые полагают, что работать над ролью дома — это значит без конца повторять на разные лады текст роли с целью нахождения соответствующих интонаций, жестов. Каждую сцену своей роли они разыгрывают наедине совершенно так же, как если бы находились в окружении партнеров.

Трудно придумать что-нибудь более вредное, чем такой способ работы. Ничего, кроме штампов, в результате родиться не может. Заученные дома слова, интонации и жесты служат на репетициях неодолимой преградой для зарождения подлинного творческого процесса, для возникновения искреннего чувства и живого сценического общения с партнерами.

Тщетно потом старается актер освободиться от заученных дома интонаций и жестов. Ему самому они кажутся теперь мертвыми, искусственными, вызывают отвращение. Но не тут-то было — цепко держат они актера в своих объятиях! Сколько нужно усилий со стороны самого актера и режиссера, чтобы преодолеть приобретенные таким способом штампы и возродить способность естественно, органично реагировать на все обстоятельства сценической жизни!

Но если не в поисках внешней формы выражения, то в чем же должна заключаться домашняя работа актера над ролью?

Прежде всего установим необходимое условие для начала этой работы.

Нельзя начинать домашнюю работу над ролью, если в процессе коллективных репетиций за столом не раскрыто вместе с режиссером и другими актерами идейное содержание пьесы, не определена сверхзадача будущего спектакля, не понято идейно-художественное значение данной роли в системе образов пьесы. Иначе говоря, чтобы начать работу над ролью, актер должен ясно и четко ответить себе самому на вопрос: ради чего он будет играть данную роль в данном спектакле! — т. е. определить свою актерскую сверхзадачу.

Изучение жизни

Мне кажется, правильно поступит актер, если он свою домашнюю работу над ролью начнет с того, что спрячет экземпляр роли в ящик письменного стола, чтобы до поры до времени совершенно к нему не прикасаться. Пусть первым этапом его домашней работы над ролью явится изучение самой жизни.

Уже тривиальным стало утверждение, что нельзя хорошо сыграть роль, если не знаешь той жизни, которая нашла свое отражение в пьесе, если не знаком с той общественной средой, типичным представителем которой должен явиться заданный сценический образ. Но не все еще понимают, что это знание должно быть всесторонним, конкретным и глубоким. Идея художественного образа, выражающая сущность того или иного жизненного явления, только тогда творчески плодотворна, когда она наполнена в сознании художника богатством конкретного жизненного содержания — в виде отдельных фактов, событий, человеческих лиц, их поступков, мыслей, разговоров, характерных особенностей, черт и черточек.

Плохо, если знание жизни у художника носит только абстрактный характер. Богатство конкретных наблюдений — необходимое условие истинного знания жизни, необходимое условие художественного творчества.

Однако также плохо, если этот багаж жизненных наблюдений пребывает в сознании художника в виде хаотической массы разрозненных впечатлений, не связанных друг с другом общей идеей, способной внести в этот хаос необходимый порядок, раскрыть внутренние закономерности данного явления, обнаружить его сущность.

Художник должен уметь, во-первых, наблюдать жизнь и, во-вторых, обобщать свои наблюдения, делать из них определенные выводы. Истинное знание — единство явления и идеи, конкретного и абстрактного.

В этой связи вспоминается один случай из моей режиссерской практики. Ставил я пьесу, действие которой протекало в последние два месяца перед Великой Октябрьской революцией (речь, по всей видимости, идет о пьесе М. Горького " Достигаев и другие". — Прим. П. Л.). У одного из актеров роль " не шла", и я никак не мог доискаться до причины, тормозившей творческий процесс. Актер был талантливый, работоспособный, и роль как будто вполне соответствовала его данным и творческому опыту. В чем же дело?

На одной из репетиций, в тот момент, когда артист неубедительно, формально произносил монолог о политических событиях того времени, я остановил его и спросил:

— Вот вы только что произнесли слово " кадет". Что означает это слово?

— Кадет — это член так называемой кадетской партии, — коротко, но вполне правильно ответил исполнитель.

— Очень хорошо! А что такое кадетская партия?

Актер правильно и уже более подробно ответил и на этот вопрос:

— Кадетской партией называлась партия, защищавшая интересы крупных капиталистов и помещиков и наряду с другими буржуазными партиями возглавившая силы контрреволюции в борьбе с Советской властью. Бытовое название ее членов — " кадеты" — произошло от первых букв ее официального наименования: " конституционно-демократическая партия".

— Отлично! А не расскажете ли вы подробнее о каких-нибудь людях, входивших в эту партию? Что они собой представляли? Какими чертами были наделены? Как говорили? Как выглядели? Как одевались?

Актер долго молчал, потом произнес:

— Право, не знаю.

— Может быть, вы знаете кого-нибудь из членов этой партии? Назовите хоть одного.

— Милюков, — неуверенно произнес актер.

— Что же он собой представлял?

— Он был лидером кадетской партии.

— Правильно. А что еще вы знаете о Милюкове?

— Больше ничего не знаю, — откровенно признался актер.

Разговор этот происходил в 1933 году. Актер был сравнительно молодой, в период революции он был еще ребенком и, следовательно, никакого личного опыта в области политической жизни того времени иметь не мог. Сознавая это, он постарался, как умел, подготовить себя по книгам. В частности, он безукоризненно усвоил формулу, раскрывающую сущность кадетской партии. Но разве этого достаточно? Разве только такое знание нужно художнику?

Я это почувствовал тогда с особенной остротой, потому что я-то как раз очень хорошо знал, что такое кадетская партия. И слово " кадет" не было для меня голой политической абстракцией. За ним открывалось для меня множество самых разнообразных жизненных впечатлений: людей, характеров, отношений, поступков, суждений, ораторских приемов, всевозможных человеческих лиц — бородатых, усатых, бритых, лысых, различных человеческих фигур — высоких, маленьких, толстых, худощавых, в сюртуках, пиджаках, визитках, с самыми разнообразными повадками, привычками, манерами.

Когда при мне произносится слово " кадет", все это как на экране проплывает в моем воображении. Вместе с тем во всем этом я всегда также ощущаю нечто общее, такое, что присутствует в различной степени в каждом из этих впечатлений и объединяет их в одно целое, сообщает этому многообразию то единство, которое и обозначается для меня словом " кадет". Определить словами это " общее" очень трудно. Однако попытаюсь.

Внешняя интеллигентность, некоторая важность от сознания своей " духовности", интеллектуальности, благопристойность, кажущееся благородство. Сознание собственного достоинства, переходящее у многих в самовлюбленность. Склонность к патетике в сочетании с благородной простотой, этакая искусственная естественность. И часто за всем этим эгоизм, своекорыстие, а иногда и жестокость. В существе своем — лицемерие, позерство, моральное и политическое ханжество.

Таковы человеческие черты и качества, которыми определяется для меня то типическое, что заключено в слове " кадет".

В данном случае это типическое жило в моем сознании во множестве индивидуально-неповторимых фактов. Я думаю, что именно таким и должно быть знание жизни, необходимое художнику. Ведь индивидуальное и типическое, частное и общее — это вовсе не антагонистические противоположности. В действительной жизни они находятся в состоянии единства и взаимопроникновения. В любом акте своего поведения, в любом поступке человек проявляет себя одновременно и как единственная, индивидуально-неповторимая личность, и как представитель определенной общественной среды. В каждой индивидуальности есть типическое. И оно проявляет себя не иначе, как через индивидуальное. Своеобразие, оригинальность, неповторимость не только уживаются с общезначимым и типическим, но являются необходимым условием проявления этих качеств. Чем ярче индивидуальность, тем сильнее в ней проявляются и типические черты.

Разумеется, познания актера, о которых мы говорили, были недостаточными применительно не только к слову " кадет", но и к целому ряду понятий, связанных с политической обстановкой и бытом того времени. Поэтому слова роли оставались для него чужими, мертвыми, не наполнялись конкретным содержанием, не будили ассоциаций, не вызывали чувственных представлений, не рождали эмоций.

Итак, диагноз, определивший временное творческое заболевание талантливого актера, был поставлен. Он гласил: недостаточно конкретное знание той жизни, которую предстоит отразить на сцене. Средства лечения было уже нетрудно найти. Я стал помогать актеру насыщаться всевозможными материалами данной эпохи — не столько теми, в которых об этой эпохе рассказывалось, сколько теми, в которых она непосредственно отразилась. Я приносил на репетиции альбомы с фотографиями, газеты и журналы того времени, составил для актера список наиболее интересной литературы тех дней (политической и художественной), познакомил его с тогдашней поэзией, живописью — словом, постарался сделать так, чтобы артист окунулся в эпоху, пожил тогдашней жизнью, почувствовал ее запах.

Положительные результаты не заставили себя ждать. По мере того как общественно-историческая обстановка предоктябрьских дней оживала в воображении актера, по мере того как политические понятия, определения и формулы обрастали в его сознании конкретным материалом самой жизни, пробуждалась постепенно и активность его творческой фантазии: отношения и мысли персонажа становились отношениями и мыслями актера-образа, текст роли оживал, интонации и жесты приобретали способность выражать тончайшие оттенки мысли и чувства.

Разумеется, личный опыт актера и его непосредственные наблюдения — лучший источник познания. Однако если пьеса рисует жизнь, отделенную от нас временем или пространством и, следовательно, недоступную для непосредственного наблюдения, то актеру ничего не остается, как воспользоваться всякого рода косвенными источниками: материалами мемуарными, литературно-художественными, живописными, иконографическими, в которых жизнь данной эпохи и данной общественной среды нашла наиболее правдивое и яркое отображение.

Только в достаточной степени напитавшись животворными соками подлинной жизни (путем ли непосредственного наблюдения, путем ли изучения соответствующих материалов), следует переходить к таким источникам (научным, философским, публицистическим), которые помогут понять изучаемую действительность, идейно осмыслить накопленный багаж конкретного материала, раскрыть сущность изучаемых явлений. Тогда научные выводы и философские обобщения не будут восприниматься актером в виде рациональных схем и голых абстракций, лишенных способности будить воображение, рождать чувство, зажигать темперамент.

Итак, мы рассмотрели первый этап домашней работы актера над ролью, состоящий в изучении жизни. Значение этого этапа — в накоплении запасов творческой пищи для последующей работы актерской фантазии. Никакого другого источника, кроме жизни, откуда фантазия художника могла бы черпать необходимый материал, в природе не существует. Продуктивность работы фантазии прямо пропорциональна тому знанию жизни, которое артист успел накопить. Знание жизни — основа всей его последующей домашней работы над ролью.

Переходим теперь к рассмотрению второго этапа домашней работы над ролью, содержанием которого является творческое фантазирование.

Фантазирование о роли

Для успешной работы над ролью необходима активная деятельность фантазии. Это, по-видимому, понимают все. Но, к сожалению, не все умеют фантазировать продуктивно.

Одним из наиболее интересных и плодотворных приемов в этой области является следующий.

Актер сочиняет жизненные обстоятельства, не предусмотренные фабулой пьесы, мысленно ставит в эти обстоятельства себя в качестве данного персонажа и старается найти убедительный ответ на вопрос: что он в этих обстоятельствах сделал бы (как поступил бы), если бы на самом деле был данным действующим лицом?

Например, актер, работающий над ролью Гамлета, мог бы поставить перед собой такой вопрос: как поступил бы он в качестве Гамлета (что сделал бы), если бы король Клавдий вдруг пришел к нему, раскаявшись, сознался в совершенном преступлении и стал умолять о прощении? Или: что сделал бы актер в качестве Хлестакова, если перед самым его отъездом из дома Городничего пришло известие, что его отец умер и оставил ему состояние в сто тысяч?

Ответить на любой из этих вопросов не так-то легко. Но если найти ответ не на один-два таких вопроса, а посвятить этому значительный период домашней работы над ролью и, создавая одну за другой множество вымышленных ситуаций, искать и находить для каждой из них убедительный ответ, то последствием этого окажется постепенное " сращивание" актера с образом.

Чтобы убедиться в творческой продуктивности описанного приема, спросим себя: в чем наиболее ярко в действительной жизни проявляется наше знание сущности того или иного человека? Разве не в способности наперед предсказать его поведение в различных обстоятельствах?

Следовательно, если актер хочет возможно лучше понять свою роль, иначе говоря, познать того человека, чей образ он призван воплотить на сцене; если он хочет возможно глубже проникнуть в душу этого человека, узнать его взгляды, тайные помыслы и отношения (к людям, вещам, фактам, событиям); если он хочет изучить характер своего героя, — пусть он прежде всего изучает его действия, его конкретное поведение, его поступки в различных обстоятельствах.

Но в данном случае " изучить" — значит создать, сотворить, нафантазировать. В этом именно и состоит предлагаемый нами рабочий прием — ставить героя в различные обстоятельства и при помощи своей фантазии решать вопрос о том, как бы он в этих обстоятельствах поступил.

Не менее важную роль может сыграть в домашней работе актера фантазирование о прошлом героя с целью создания его биографии.

Теоретически значение этого раздела работы признается всеми, но далеко не все умеют ее как следует осуществлять. Часто приходится сталкиваться с формальным подходом к этой творческой работе. Создавая биографию героя, некоторые актеры удовлетворяются самыми общими характеристиками и определениями, вроде тех, которые употребляются при заполнении служебных анкет. В их фантазировании отсутствует образное начало, дыхание подлинной жизни. Они " фантазируют" примерно так: " Отец моего героя был рабочий, он был хороший человек и любил своего сына, воспитывал его хорошо. Герой мой также любил своего отца. Мать его умерла, когда он был ребенком, и он ее плохо помнит. Учился он неважно. Его учитель был злой человек" и т. п.

" Добрый", " злой", " хорошо", " плохо", " любил", " не любил" — все это может относиться к сотням тысяч людей. А нужно найти такие слова, такие определения и характеристики, в которых отразилось бы неповторимое своеобразие именно данного конкретного случая. Нужно так нафантазировать биографию героя, чтобы она жила потом в сознании актера (в его памяти, в его воображении) совершенно так же, как живет в сознании любого человека его собственная биография. А собственная биография каждого человека живет в его памяти не в форме отвлеченных определений и характеристик, а главным образом в форме чувственных переживаний, живых воспоминаний и конкретных образов. Вспоминая какой-нибудь факт нашей жизни, мы вспоминаем и цветовые впечатления, и запахи, и звуки, и даже вкусовые и осязательные ощущения.

Создавая биографию героя, актер должен относить плоды своего вымысла к самому себе, фантазировать не в третьем лице, а в первом, т. е. всегда думать и говорить о своем герое я, а не он. Прошлое, нафантазированное в такой форме, живет в сознании артиста как его собственная биография: он верит в подлинность своих вымыслов, которые, таким образом, становятся для него второй действительностью, а это в свою очередь помогает творческому " сращиванию" актера с образом, создает необходимые внутренние предпосылки для творческого перевоплощения в образ.

Процесс фантазирования будет чувственно-конкретным, если актер полюбит в этом процессе детали, живые подробности. Ведь и реальные факты прочно укореняются в нашей памяти именно благодаря деталям. Чувственно воспринятая деталь — это как бы крючок, при помощи которого факт прикрепляется к нашей памяти.

Вы легко в этом убедитесь, если вспомните несколько более или менее значительных событий из собственной жизни. Вспоминая одно из них, вы обнаружите, что очень хорошо запомнили цвет неба и форму облака на горизонте; в другом случае окажется, что для вас на всю жизнь остался памятным скрип снега под башмаками; в третьем случае вы вспомните запах акаций, случайно сопровождавший важнейшее событие вашей жизни (и теперь, стоит только почувствовать этот запах, как в вашей памяти тотчас оживает и само событие).

Разумеется, нет никакой надобности, создавая биографию героя, добиваться во что бы то ни стало строгой последовательности и непрерывности в ходе жизненных событий. Ведь и подлинная биография любого человека не живет в его памяти в виде непрерывной цепи прочно связанных друг с другом фактов. Три-четыре ярких воспоминания, относящихся к юношескому возрасту, а между этими ярко освещенными пятнами — темные провалы или неясные очертания смутных и неопределенных воспоминаний, — именно в таком виде живет обычно в сознании человека его прошлое. И биография создаваемого актером образа может быть создана его воображением примерно в таком же виде. Нет надобности проживать ее месяц за месяцем или год за годом (на это у актера и времени бы не хватило), не нужно загромождать ее большим количеством событий, — двух-трех эпизодов, характерных для каждого периода жизни героя, вполне достаточно. Но уж зато пусть каждый отдельный факт будет внутренне пережит актером и отработан при помощи его фантазии со всей добросовестностью, подробно, обстоятельно, с яркими, питающими воображение деталями.

К сожалению, далеко не все актеры любят эту работу и выполняют ее с той степенью творческой честности, какая необходима. Многие рассуждают так: ведь все равно я не смогу рассказать зрителям о том, что я нафантазировал, так зачем же я буду напрасно тратить время и силы? Рассуждающие так совершенно не понимают смысла и назначения этой работы. Да, конечно, зрители никогда не узнают деталей нафантазированной биографии (они могут только в общих чертах о ней догадываться), но дело совсем не в этом: важно, что зрители непременно почувствуют, есть ли у актера-образа прошлое или нет. Скрыть от зрителей отсутствие биографии героя невозможно. Пустота сознания актера (его воображения, его памяти) или, наоборот, необходимая насыщенность этого сознания продуктами творческой фантазии — вот что непременно доходит до зрителей и сказывается на актерской игре, определяет собой ее качество. Загрузив сознание плодами творческой фантазии, актер приобретает сценическую веру и правду вымысла, он играет с подлинной творческой убежденностью.

Наконец, без этой работы фантазии невозможно внутреннее превращение актера в образ, а без внутреннего творческого перерождения не может произойти и внешнее органическое перевоплощение.

Вот актер вышел на сцену; он еще ничего не успел сказать, но зрители уже чувствуют, есть у актера биография его героя или нет. Если наличие биографии угадывается, — перед вами сценический образ; если нет, то вы видите только переодетого в театральный костюм актера. В первом случае — искусство, во втором — ремесло.

Не менее важной задачей для работы актерской фантазии является создание сегодняшних условий жизни данного персонажа. Эти условия могут быть вовсе не показаны в пьесе или показаны очень мало, между тем как актеру надо знать их во всех подробностях. Семья, жилище, материальные условия и всякого рода другие жизненные обстоятельства (круг друзей и знакомых, трудовая деятельность и т. д.) — все это актер должен нафантазировать и пережить в своем воображении самым детальным образом. Важно знать все, вплоть до формы носа своей не показанной в пьесе супруги и цвета обоев своей столовой.

Обычно между моментом утреннего пробуждения героя и его появлением на сцене проходит какое-то время. Этот промежуток должен быть заполнен вымыслами творческой фантазии актера. Актеру надо отлично знать, как протекал сегодняшний день его героя с момента утреннего пробуждения вплоть до появления на сцене. Это ближайшее прошлое действующего лица должно быть разработано с особой тщательностью, так как и в реальной жизни человек обычно помнит свой сегодняшний день настолько хорошо, что может последовательно передать его течение вплоть до самых мельчайших подробностей.

Если актер добросовестно проделает эту работу и будет хорошо знать все события сегодняшнего дня (что он делал, где был, с кем и о чем разговаривал и, наконец, какие обстоятельства привели его в то место, которое изображено на сцене), то он легко перейдет из жизни, созданной его воображением, в ту сценическую жизнь, которая должна начаться с момента его физического появления на сцене. И это появление не будет выглядеть как выход актера из-за кулис, а будет производить впечатление, точно соответствующее жизненным обстоятельствам, указанным пьесой. В одном случае зритель увидит человека, вышедшего из соседней комнаты, в другом — пришедшего с улицы, в третьем — входящего в кабинет своего начальника, в четвертом — бродящего по лесу, в пятом — вышедшего подышать свежим воздухом в собственный сад и т. д.

Причем зритель всякий раз по одному только выходу актера сразу же сможет познакомиться с целым рядом дополнительных обстоятельств: он почувствует настроение появившегося на сцене человека, поймет, как вошедший воспринимает место действия, как он относится к тем людям, которые здесь находятся, догадается о некоторых обстоятельствах, предшествовавших появлению этого человека на сцене, и, может быть, даже о цели его прихода. Все это — еще до каких бы то ни было слов, по одному только выходу актера: по походке, по ритму и темпу его шагов, по выражению лица и характеру движений.

Таким же способом заполняются и все промежутки между выходами персонажа (как известно, иногда они исчисляются минутами, а иногда и годами). Тогда каждый выход артиста будет живым и содержательным.

Чтобы закончить разговор о том разделе домашней работы, который мы назвали " фантазированием о роли", заметим, что процесс этот строго подчинен требованиям логики, последовательности и целеустремленности. Фантазируя, актер должен все время держать курс в направлении сверхзадачи и сквозного действия роли. Они в каждом отдельном случае подскажут правильное решение. Нельзя творческую работу ставить в зависимость от своевольных капризов фантазии и всякого рода случайностей. Перед актером все время стоит ясная цель, определяемая его творческим замыслом. Фантазировать, не имея замысла, — все равно что идти по дремучему лесу с закрытыми глазами.

Например, по поводу прошлого героя фантазируем так, чтобы из него само собой, естественно и непреложно вытекало настоящее. Фантазируя о том, как поступил бы герой в различных обстоятельствах, следим, чтобы все его поступки выражали один и тот же характер, раскрывали одну и ту же человеческую сущность, вырастали из одного зерна. Создавая обстановку сегодняшней жизни действующего лица или фантазируя по поводу течения его сегодняшнего дня, добиваемся, чтобы эта обстановка и этот день надлежащим образом подготовили выход героя и его дальнейшее поведение в строгом соответствии с требованиями пьесы и творческим замыслом самого актера.

Подготовленный таким образом выход на сцену приобретает необычайную выразительность. Вряд ли кто-нибудь из тех, кому довелось, например, видеть Михаила Чехова в роли Хлестакова на сцене МХТ, может забыть его первое появление во втором акте. Здесь было решительно все — и несложная биография Хлестакова, и весь характер этого пустейшего молодого человека: " отсутствие царя в голове", приглуповатость, чистосердечие, решительная неспособность остановить внимание на какой-нибудь мысли. А главное — голод! Невыносимый голод, который читался не только в глазах артиста, но, казалось, пронизывал собою всю тщедушную фигурку Хлестакова, старавшегося и в этом бедственном положении придать себе возможно более изящный и изысканный вид. Казалось совершенно непонятным, как Михаил Чехов достигал того, что все зрители разом, в одно и то же мгновение, проникались сознанием, что перед ними находится ужасно голодный человек.

Не пережив все это в воображении, не подготовив в своей артистической фантазии, достигнуть подобного эффекта невозможно.

Вскрытие подтекста

Когда сознание актера достаточно насыщено творческим материалом, добытым в результате изучения жизни и фантазирования об образе, он получает право развернуть тетрадь с ролью и приступить к работе над текстом.

Однако эта работа не имеет ничего общего с уже осужденным нами методом, состоящим в бесконечном повторении каждой фразы в надежде наскочить на нужную интонацию. Нет, работа, о которой дальше пойдет речь, преследует совсем другие цели. Ее задачей является анализ текста с целью вскрытия его глубинного смысла, его подтекста.

Что значит вскрыть подтекст? Это значит — определить, понять, почувствовать все, что скрывается в самой глубине слов, за словами, между словами. А скрываются там невысказанные или недоговоренные мысли, настроения, желания, мечты, образные видения, различные чувства, страсти и, наконец, конкретные действия, в которых все это объединяется, синтезируется и воплощается. Все это вместе и принято называть подтекстом.

Можно начать работу над вскрытием подтекста с попытки последовательно проследить течение мыслей героя. О чем он думает, произнося те или иные слова? В какой связи его высказанные мысли (внутренние монологи) находятся с теми мыслями, которые он высказывает? Какие мысли текста являются главными и какие носят второстепенный или случайный характер? Какие из них следует выявить, подчеркнуть, а какие, наоборот, спрятать, затушевать?

Анализируя ход мыслей действующего лица, создавая внутренние монологи, актер может прощупать тот стержень, на который эти мысли нанизаны, угадать главные намерения героя и определить действия, при помощи которых он хочет добиться поставленной цели. Осознать, понять и определить цепь действий, совершаемых данным персонажем в их последовательности, непрерывности и логической связи, — в этом основная задача анализа текста. Определить, что в каждый момент делает герой (не говорит, не чувствует, не переживает, а именно делает), и установить логическую связь данного действия с предыдущим и последующим — значит понять логику его поведения, прочертить непрерывную линию его сценической жизни.

Мы уже говорили о том, какую роль при выполнении тех или иных действий играет воображение, рождающее различные образные представления, или видения. Рассмотрим еще несколько примеров.

Я прошу своего партнера выполнить небольшое поручение: подняться на второй этаж, пройти по коридору направо, открыть вторую дверь по левой стороне коридора, войти в комнату и принести оттуда книгу в зеленом переплете, лежащую на окне. Когда мы в жизни даем такого рода поручения, то в нашем воображении, как на киноэкране, возникают соответствующие словам видения: лестница, коридор, дверь, комната, окно, книга. Причем это не вообще лестница или коридор, а именно данная лестница, данный коридор. И мы хотим, чтобы все это увидел в своем воображении также и наш партнер, потому что если он это " увидит", то не ошибется.

Актеры же на сцене часто произносят выученные слова без всяких видений. Поэтому слова и звучат у них неубедительно, формально.

Создание в своем воображении соответствующей тексту роли непрерывной киноленты видений (которыми потом, на репетициях, актер будет стараться заразить своих партнеров)— один из важнейших разделов домашней работы над ролью.

Не могу в связи с этим не вспомнить одну из репетиций " Ревизора" на сцене Вахтанговского театра с участием Б. В. Щукина в роли Городничего. " Вот я вам прочту письмо, которое получил я от Андрея Ивановича Чмыхова", — произносил Щукин — Городничий. И странное дело: образ Андрея Ивановича Чмыхова, который и в пьесе-то ни разу не появляется, вдруг ярко и отчетливо возникал в воображении тех, кто сидел в это время в зрительном зале. Это происходило потому, что Щукин произносил эти слова, отлично зная, о ком он говорит: Чмыхов жил в его воображении как вполне реальное лицо, и он действительно в этот момент его " видел".

" Ну, тут уж пошли дела семейные, — произносил Щукин, заканчивая чтение письма, -— сестра Анна Кирилловна приехала к нам с своим мужем; Иван Кириллович очень потолстел и все играет на скрипке..."

И хотя эту часть письма Щукин прочитывал небрежной скороговоркой, как несущественную, никто в зрительном зале не мог сдержать улыбки, представляя себе толстого Ивана Кирилловича со скрипкой в руках... Такова магическая сила актерских видений!

Итак, мы установили: линия мысли, линия действия и линия воображения должны быть предварительно разработаны актером дома, вне репетиций. Тогда и репетиции будут творческими. И в процессе творческого общения с партнерами непроизвольно, сама собой родится четвертая линия сценической жизни — линия чувства. Актер и сам не заметит, как все эти линии, переплетаясь и взаимодействуя, сольются в конце концов в единый поток психофизической жизни актера-образа.

Но возникает вопрос: как, каким способом актер может проследить линию мысли образа, установить логику его действий и создать киноленту видений? Что конкретно он должен для этого делать?

Для этого, нам кажется, есть только один способ: многократно проигрывать каждое место роли, каждый кусок, каждую сцену. Но проигрывать про себя, т. е. молча и по возможности неподвижно. Проигрывать внутренне, в своем воображении. В воображении видеть партнера, в воображении адресовать к нему указанные автором слова, в воображении воспринимать реплику партнера и в воображении отвечать на нее. Так, проигрывая многократно каждый кусок роли, актер сначала проследит ход мыслей героя, уточняя раз от раза каждую мысль, потом многократно пройдет роль по логике действий, стараясь каждое действие прочувствовать до конца и дать ему подходящее наименование (т. е. выбрать точно определяющий его глагол), и, наконец, тем же способом создаст на экране своего воображения соответствующую словам киноленту образных видений.

Почему мы настаиваем на игре " про себя" и категорически отвергаем домашнюю игру вслух? Потому что при домашней игре вслух внимание актера невольно фиксируется на внешней форме, и эта форма, еще не найдя своего содержания, постепенно затвердевает, заштамповывается. В то время как игра " про себя" возбуждает внутренние процессы: будоражит мысль, фантазию, воображение актера, подготавливая, таким образом, его психику к ближайшей репетиции, когда накопленный внутренний багаж получит наконец возможность проявиться в творческом процессе свободного общения с партнером.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒