Возможна ли у нас конкуренция?

⇐ ПредыдущаяСтр 6 из 9Следующая ⇒

Легко ли «создать конкурентную среду» у нас? Можно ли вообще сформировать эту самую «среду» при такой структуре экономики, как в странах СНГ?

В «Исследования советской экономики», изданном МВФ вместе со Всемирным банком, ОЭСР и ЕБРР в 1990 г. и составляющем три тома (1200 стр.), говорится, что в СССР «конкуренция между предприятиями, как правило, подавлялась; считалось, что таким образом расточались запланированные ресурсы и что тем самым нарушались принципы масштабной экономики. В России 87% из 5 885 видов продукции машиностроительной индустрии выпускается одним производителем. Примерно 30-40% бывшего советского промышленного выпуска составляют товары, произведенные одним производителем, например, группа одиночных предприятий выпускает 100% швейных машин, трамвайных рельсов, гидравлических турбин, цветной фотобумаги, морозильников, коксующего оборудования, 97% троллейбусов, 96% прокатной нержавеющей стали, 95% дизельных локомотивов и паровых турбин, 93% бетономешалок и 90% автоматических стиральных машин…»

Западным исследователям вторит и российский ученый: «Где еще на свете отыщется страна, в промышленности которой 88 процентов предприятий были бы чистыми монополистами? Так, Тула, одна-единственная поставляет жатки, а Оренбург – радиаторы для комбайнов…» (В. Лихтенштейн, д.э.н. «Наука и жизнь» № 5, 1991). Российский экономист А. Пеньков сообщает: «82% всего промышленного выпуска в России осуществляется одним-двумя предприятиями» («Экономист» № 5, 1996).

Примерно так же структурирована вообще вся экономика бывшего СССР, не только России. При этом вся экономика Советского Союза строилась как единый комплекс, а между его республиками существовало внутрисоюзное разделение труда. Напомним, что юго-восточные регионы страны были прежде всего поставщиками сырья, в то время как перерабатывающие предприятия концентрировались в основном в ее северо-западных регионах. Иначе говоря, условия для развития конкуренции (если предположить, что это здесь вообще возможно), скажем, в Казахстане или Туркмении гораздо ниже, чем даже в среднем по СНГ. Ну и как тут прикажете «развивать конкуренцию»?

Дробление жесткой системы на составляющие элементы просто нарушает отлаженную работу системы, делает ее неуправляемой и вносит хаос. Но конкуренции такое дробление не создает. Гибкой системы здесь все равно не получается, поскольку гибкая экономическая система возможна только тогда, когда каждый элемент системы многократно продублирован в структуре. Если же система структурирована по принципу «один к одному», гибкость придать ей просто невозможно, в ней не хватает элементов, чтобы эта гибкость могла возникнуть. Иначе говоря, попытка создать сколько-нибудь развитую «конкурентную среду» в СНГ, над сотворением коей уже который год трудятся «реформаторы, – дело совершенно безнадежное, обреченное на провал. Она и провалилась. Все эти попытки нужно давно прекратить как нереальные и попросту восстановить Госплан. Уже давно следует это понять.

Миф о конкуренции, как о главной движущей силе прогресса зародился во второй половине XIX-го века, когда общественное сознание было потрясено работой Дарвина «Происхождение видов» (правда, нечто подобное утверждалось еще в античности: «война есть мать и отец всего сущего»). Идея борьбы за существование, как о той силе, благодаря которой осуществляется развитие (и которая оказалась не совсем верной даже для биологии) овладела умами многих и отразилась в социологии, философии, психологии конца XIX-го – начала ХХ-го столетия. Проникла эта идея и в экономику. Но ведь это – вульгаризированный дарвинистский подход, чистая идеология, к науке отношения не имеющая.

Американский исследователь Марк Сахлинс пишет: «По крайней мере начиная с Гоббса склонность западного человека к конкуренции и накоплению прибыли смешивалась с природой, а природа, представленная по образу человека, в свою очередь вновь использовалась для объяснения западного человека. Результатом этой диалектики было оправдание характеристик социальной деятельности человека природой, а природных законов – нашими концепциями социальной деятельности человека. Человеческое общество природно, а природные сообщества странным образом человечны. Адам Смит дает социальную версию Гоббса; Чарльз Дарвин – натурализованную версию Адама Смита и т.д.

С XVII века, похоже, мы попали в этот заколдованный круг, поочередно прилагая модель капиталистического общества к животному миру, а затем используя образ этого «буржуазного» животного мира для объяснения человеческого общества… Похоже, что мы не можем вырваться из этого вечного движения взад-вперед между окультуриванием природы и натурализацией культуры, которое подавляет нашу способность понять как общество, так и органический мир…» (Sahlins M. Uso y abuso de la biologha. Madrid: Siglo XXI Ed., 1990.).

Вообще же следует понимать следующее. Когда у нас говорят о «развитии конкурентной среды», то подразумевают исключительно конкуренцию среди производителей конечной продукции, совершенно упуская из виду, что необходима конкуренция и среди производителей промежуточной продукции (комплектующих и т.д.). Если в экономике стран СНГ и удастся каким-то чудом создать конкуренцию между производителями конечной продукции, но сохранить без изменения тот уровень, на котором производится промежуточная продукция, тот проблема монополизма таким образом решена не будет – он просто переместится на другой уровень, только и всего.

Как устроена (схематично) западная экономика? Конечную продукцию производит огромное количество крупных предприятий, между которыми существует конкуренция. Промежуточную продукцию поставляет еще большее количество мелких и средних предприятий, между которыми тоже существует конкуренция. Такая экономическая структура формировалась столетиями и прошла длительный эволюционный путь развития.

Как устроена экономика бывшего СССР? Конечную продукцию тут выпускает ограниченное количество предприятий, которые изначально строились по схеме, исключающей дублирование производственной деятельности (конкуренцию). Промежуточную продукцию тут тоже поставляет такое же ограниченное количество таких же крупных предприятий. Промышленное производство здесь на массу мелких и средних предприятий не опирается. Этого сектора в экономике стран СНГ вообще нет. А без него гибкую экономическую систему создать невозможно. И конкуренцию среди промышленных предприятий без него тоже невозможно создать.

Таким образом, если уж «реформаторы» действительно вознамерились создать у нас «конкурентную среду», то они должны одновременно создать ее сразу на двух уровнях – и на уровне производства конечной, и на уровне производства промежуточной продукции.

Как это должно выглядеть на практике? В масштабах всего бывшего СССР это выглядело бы так. Было там какое-то количество предприятий выпускающих конечную продукцию – надо построить в пятьсот – тысячу раз больше. Было какое-то количество крупных предприятий, выпускающих промежуточную продукцию, – надо их ликвидировать и построить на их месте огромное количество мелких и средних предприятий. То есть, надо перестроить всю экономику сверху до низу самым радикальным образом. И одновременно перестроить всю инфраструктуру, всю систему энергоснабжения и т.д. и т.п.

Понятно, что все это сделать просто невозможно ни за сто лет, ни за тысячу. Но никто не запрещает нам верить в чудеса. Предположим, что нам всего этого удалось каким-то образом добиться. Что произойдет? В этом случае ресурсо-, энерго- и трудоемкость нашей экономики возрастет до совершенно чудовищных масштабов. Иными словами, даже если случится чудо и мы сумеем перестроить свою экономику по западному образцу, то у нас все равно не хватит ни ресурсов, чтобы загрузить такое огромное количество предприятий, ни рабочих рук, чтобы эти предприятия обслуживать, не говоря уже о других факторах. Подробнее обо всем этом будет сказано ниже.

Таким образом, исходя из структурных характеристик советской экономической системы, мы вновь приходим все к тому же выводу: создать экономику западного типа здесь просто невозможно. Даже в масштабах всего бывшего СССР – и то невозможно. А уж о создании экономки западного образца в какой-либо отдельно взятой бывшей советской республике, ни одна из которых и близко не обладает экономическим потенциалом, сравнимым с потенциалом всего СССР – об этом смешно даже говорить. Раз уж наша экономика структурирована жестко, т.е. основана на монополизме как по горизонтали, так и по вертикали и сделать с этим ничего нельзя, то этот монополизм и должен сохраняться, все равно он никуда не денется. И регулировать деятельность монополизированного сектора должен специализированный орган – Госплан, поскольку регуляция этого сектора посредством конкуренции здесь исключена.

И не надо этого бояться – ведь это наша реальность. Экономическая система, базирующаяся на конкуренции, и экономическая система, по своей структуре конкуренцию исключающая, не могут работать на одних и тех же принципах и управляться одними и теми же методами. Значит, нам надо разрабатывать адекватные меры управления нашей экономикой, опыт и образец имеются.

Не следует, однако, думать, что конкуренция у нас вообще невозможна. Например, в сфере услуг, производстве продуктов питания и т.д. развитие конкуренции представляется вполне реальным делом. Но где, в каких отраслях можно и следует развивать конкуренцию, а где нет, такие исследования еще предстоит провести.

А ведь мы пока даже не знаем толком, как такая система работает в тех или иных обстоятельствах – подобными исследованиями просто никто не занимался. Есть, правда, отдельные наработки у отдельных авторов. В целом же система по-настоящему не изучена, глубокие исследования ее еще впереди. Мы до сих пор не слишком хорошо понимаем, как она должна работать.

Однако мы уже сейчас точно можем сказать, как эта система не будет работать: имеющаяся в нашем распоряжении экономическая система никогда не будет работать так, как работает экономическая система Запада по той простой причине, что она не имеет с последней ничего общего! И «создавать конкурентную среду» в такой системе… А как ее создашь? Кому тут и с кем «конкурировать»? Представим себе автомобиль, левое переднее колесо которого «конкурирует» с правым задним. Такой автомобиль мгновенно окажется в кювете.

Что такое инфляция?

Обычно инфляцию понимают как обесценивание денег, выражающееся в росте цен. Однако, это очень упрощенное понимание проблемы. Сам по себе рост цен не обязательно говорит об инфляции. Цены могут расти и по другим причинам. Такой причиной могут быть, например, инфляционные ожидания, т.е. ситуация, когда в связи с теми или иными событиями производители ждут резкого роста цен и заблаговременно повышают их. В этом случае цены растут, но инфляции нет, и если правительство и центробанк проявят выдержку и не пойдут на эмиссию, то положение постепенно стабилизируется. Могут быть и другие причины роста цен.

Рост цен сам по себе – это еще не инфляция. Индекс роста цен – это всего лишь показатель, при помощи которого измеряется темп роста инфляции. Скажем, в нашей экономике наблюдается инфляция. Нам необходимо выяснить, с какой скоростью она растет. Для того, чтобы вычислить темп ее роста, мы изучаем, как изменяется в определенном промежутке времени индекс роста цен – наиболее удобный для наблюдения параметр. Мы можем выбрать и какой-нибудь иной параметр, например, скорость, с какой нарастает объем денежной массы в экономическом обороте, но индекс роста цен – наиболее легко отслеживающийся. Установив скорость, с которой возрастает индекс роста цен, мы можем получить представление о темпе роста инфляции. Но не о ней самой.

Проще говоря, «реформаторы» (и даже их противники) допустили довольно примитивную ошибку и спутали показатель, при помощи которого измеряется инфляция и саму инфляцию (наличие инфляции в нашей экономике никем под сомнение не ставится, ни сторонниками «реформ», ни их противниками).

Так что же такое инфляция? Слово «инфляция» происходит от латинского «inflation» («вздутие») и буквально означает переполнение каналов товарно-денежного обращения денежными знаками. Следствием инфляции, естественно, бывает рост цен, но путать их было бы заблуждением: инфляция – явление макроэкономическое, к простому росту цен она не сводится.

В современной экономике принято различать два типа инфляции: 1) инфляция спроса; и 2) инфляция издержек. В первом случае наблюдается общий рост спроса на продукцию, вызывающий, в свою очередь, общий рост цен, с тем, чтобы уравновесить спрос и предложение. Во втором случае сначала по тем или иным причинам растут издержки производства, а затем «подтягиваются» цены. И в первом, и во втором случае, как это будет показано ниже, рост цен в итоге компенсируется возрастанием массы денег в каналах обращения.

Не рассматривая детально виды инфляции отметим только, что во всех случаях инфляция подразумевает либо переполнение каналов денежного обращения деньгами, либо постоянное возрастание денег в каналах обращения. И всегда имеется в виду, что экономическая система функционирует на основе нормального товарно-денежного оборота, т.е. она сможет быть описана при помощи тождества количественной теории денег: M × V = P × Q. Но что касается нашей экономики, то в силу особенностей ее структуры в ней само это тождество не возникает!

В рыночной экономике (гибкой равновесной экономической системе) если возрастают цены (P), т.е. увеличивается значение правой части тождества (P × Q), то должно возрасти и значение левой его части (M × V), иначе тождество не сохранится (нарушается баланс). Поэтому, в случае, если в экономике наблюдается инфляция, то наряду с ростом цен (P) наблюдается и соответственное возрастание либо массы денег (M), либо скорости оборота (V), либо и того и другого до таких значений, при которых тождество M × V = P × Q сохраняется (сохраняется равновесие между массой денег в обороте и массой товаров, выраженных в ценах).

Таким образом, инфляция – это макроэкономический феномен, не сводящийся только к росту цен; он обязательно сопряжен либо с возрастанием массы используемых денег (эмиссией), либо с увеличением скорости оборота, либо и с тем и другим одновременно.

Повторим, в любом случае при инфляции наряду с ростом цен (P) возрастает количество денег в обороте – (M × V). Если же цены (P) растут, а левая часть тождества остается без изменения, то говорить об инфляции не приходится. В этом случае рост цен говорит о каких-то других процессах в экономике (это могут быть, например, либо инфляционные ожидания, либо стагфляция – самостоятельный феномен, требующий отдельного рассмотрения и особых способов своего преодоления).

Это очень важно для понимания проблемы инфляции: сам по себе рост цен не говорит о ее наличии. Инфляция существует только и только тогда, когда рост цен (Р) сопряжен с возрастанием массы денег в обороте (M × V) при том, что экономическая система может быть описана при помощи тождества M × V = P × Q. За счет чего происходит возрастание массы денег, используемой в обороте, – за счет возрастания параметра (M) или за счет возрастания параметра (V), или за счет возрастания обоих параметров – не суть важно. Не суть важно и будет ли измеряться темп роста инфляции по изменению индекса роста цен (P) или по какому-то другому показателю.

Главное – ясно понимать следующее: в экономической системе, которая не может быть описана при помощи тождества M × V = P × Q, инфляция не может возникнуть в принципе.

Однако наша экономика, напомним, как раз и не может быть описана при помощи тождества количественной теории. Инфляция означает постоянное возрастание массы денег в каналах обращения, сопряженное с ростом цен. Проще говоря, при инфляции денег в экономике бывает больше, чем необходимо для ее стабильного функционирования. «Непосредственная причина инфляции всегда и везде одна и та же: непомерно быстрый рост количества денег по отношению к объему производства» (Милтон Фридмен). В нашей же экономике наблюдается не избыток денег, а их катастрофическая нехватка по отношению к потребности в них.

При инфляции может наблюдаться разбалансированность экономики, может снижаться жизненный уровень населения, могут расти цены, могут наблюдаться многие другие негативные явления. Только одного не может быть при инфляции: при инфляции не может ощущаться нехватка денег в экономике, потому что инфляция – это не нехватка денег, а их избыток! Если у нас есть инфляция, наша экономика должна захлебываться от избытка денег, а она задыхается от их нехватки. Какая же это «инфляция»?

У «реформаторов» есть только один аргумент в пользу версии о наличии инфляции: цены растут. Но что из того? Мало ли по каким причинам они растут. Конечно, у нас наблюдается не только рост цен, но и возрастание массы денег, используемых в экономическом обороте. Однако денег не хватает не только для того, чтобы погашать задолженность по зарплате, но даже для того, чтобы поддерживать в удовлетворительном состоянии системы жизнеобеспечения государства и осуществлять хотя бы простое воспроизводство основных фондов и инфраструктуры.

Это не «вздутие». Это не избыток денег в экономике. ЭТО НЕ ИНФЛЯЦИЯ. Мы не можем сказать, что у нас денег в экономике больше, чем необходимо для ее нормального функционирования, мы можем, наоборот, констатировать тот факт, что денег, задействованных в нашем экономическом в обороте, явно недостаточно по отношению к потребностям в них.

Это очень важный момент и с ним обязательно следует детально разобраться. Вопрос об инфляции, о ее наличии или отсутствии исключительно важен – это, по существу, вопрос о выборе правильной макроэкономической политики. Если мы не сможем разобраться с вопросом, есть у нас инфляция или нет, правильную экономическую политику мы разработать не сумеем.

Рассмотрим данную проблему с другой стороны, применим метод «от противного». Если в экономике наблюдается инфляция, то необходимо предпринимать действия, направленные на борьбу с ней. Что это за действия?

Антиинфляционные программы, используемые в современной рыночной экономике, включают в себя меры по трем направлениям.

Во-первых, это «политика доходов» – в форме принудительного ограничения роста заработной платы уровнем, предписанным государством. В чрезвычайных условиях «политика доходов» дополняется замораживанием цен. Во-вторых, используются меры по ограничению роста совокупного спроса за счет сдерживания расходов бюджета. В-третьих, центральным банком проводится политика жесткого ограничения роста объема кредитно-денежной массы в обращении. Устанавливается высокая норма переучетного процента центрального банка, что ведет к удорожанию ссудного капитала (кредитная рестрикция).

Мы не будем здесь подробно анализировать методы борьбы с инфляцией, отметим только следующее. Все способы борьбы с ней преследуют ясно обозначенные цели: либо сократить объем денежной массы в обороте, либо ограничить темп, с которым возрастает эта масса, опять-таки, в обороте. Так, Милтон Фридмен четко обозначил в своей лекции, прочитанной в Питсбурге в декабре 1974 года: «Единственное средство борьбы с инфляцией, которым располагает правительство, заключается в том, чтобы меньше тратить и меньше выпускать денег». Ну а сжатие используемой в обороте денежной массы либо ограничение темпов ее возрастания, естественно, приводит к стабилизации цен.

Но нужно ли нам сокращать объем денежной массы в обороте, если денег для покрытия потребностей экономики в них и так катастрофически недостает? Безусловно, нет. По тем же самым причинам нам нет и необходимости ограничивать темп роста денежной массы: не смотря на то, что она возрастает, денег все равно ни на что не хватает – что уж тут можно добиться ограничением роста объема используемой денежной массы? Это примерно то же, что пытаться лечить дистрофию лечебным голоданием.

Но дистрофию не лечат голоданием! И если человек опух от голода, то это не признак ожирения, а признак того, что голодающий вступил в последнюю, предсмертную фазу.

Нам нет необходимости бороться с инфляцией просто по причине ее отсутствия. Но «реформаторы» борются с ней! Более того, они даже одерживают над ней «победу»! Хотелось бы спросить, а с какой, собственно, «инфляцией» боролись все прошедшие десятилетия «реформаторы», если никакой инфляции у нас вообще не было? И как они ухитрились «победить» ее? Все годы, что наша экономика страдала от нехватки денег, «реформаторы» боролись с их избытком, с инфляцией! Результат известен.

Однако, если у нас нет инфляции, то что есть? И что вообще происходит в нашей экономике? А произошло следующее (мы уже говорили об этом).

После того, как в раздвоенной финансовой системе были ликвидированы барьеры между сферой действия наличных и безналичных денег, денежная масса просто сжалась до размеров товарной массы. Поскольку наша экономика структурирована диспропорционально, сжавшейся денежной массы перестало хватать для обслуживания потребностей экономики в деньгах.

Накачивание необеспеченных товарной массой денег в экономику вызвало стремительный рост цен с тенденцией возрастать до бесконечности, но потребность производства в деньгах так и осталась неудовлетворенной. Жесткое ограничение денежной массы в экономике привело к тому, что деньги из экономики стали просто исчезать. Их не хватает ни на что! К чему приведут все эти процессы, предсказать нетрудно. К катастрофе.

«Антиинфляционная» политика «реформаторов» провалилась по той простой причине, что никакой инфляции у нас вообще не было. Зато все проблемы такая политика обострила. Денег в экономике катастрофически не хватает. Экономическая система разваливается от их нехватки. Борьба избытком денег в экономике (инфляцией) продолжается. Напрашивается избитое выражение: «театр абсурда».

Вывод может быть только один (об этом мы тоже уже говорили). Структура нашей экономики требует того, чтобы денежная масса была вновь разделена на жестко отделенные друг от друга сферы действия наличных и безналичных денег. Это объективное условие, при котором только и возможно ее нормальное функционирование. Надо наконец понять, что финансовая система неравновесной экономической системы не может быть такой же, как и у системы равновесной. Надо понять, что финансовая система – часть экономической системы в целом и не может рассматриваться в отрыве от нее. Надо понять и то, что мы не можем выбирать финансовую систему по своему желанию: структурные характеристики экономики сами диктуют, какой финансовой системе быть.

Рассмотрим описанные нами процессы на примере России. Многие российские СМИ упорно стремятся создать впечатление, что проблемы в российской экономике в принципе решены и «реформы» продвигаются успешно. Но так ли это в действительности? То, что в России никак не могут погасить задолженность по зарплатам и пенсиям хорошо известно. Денег на это не хватает. Но есть вещи в макроэкономическом смысле гораздо более важные.

Так, заместитель Председателя Комитета Госдумы РФ по природным ресурсам и природопользованию Рэм Храмов сообщает: «Статистика… бесстрастно констатирует: износ основных производственных фондов в среднем по стране составляет 43, 5%, а в нефтедобыче – 55%, нефтепереработке – 75%, газопереработке – 80%, в угольной промышленности – 60%, электронике – 55%. Если доля полностью изношенных основных фондов в целом по России составляет 12, 5%, то в подотраслях ТЭК колеблется от 22 до 38%. Особенно высока степень старения машин и оборудования. Впору говорить о том, что они находятся на грани так называемого физического выбытия со всеми, в прямом и переносном смысле, вытекающими последствиями…» («Известия», 12 апреля 2002 г.).

Что означают эти цифры? Они означают катастрофу. Приведенная статистика является не то что неутешительной, но просто пугающей: огромная часть основных фондов страны на грани или приближается к грани физического выбытия. И нет средств, чтобы ударными (опережающими) темпами и в массовом порядке обновить их.

России грозит участь просто-напросто остаться без своего промышленного потенциала, фактически, без экономики. Такого погрома не знала не только экономическая история, но даже история мировых войн. Это, кроме всего прочего, означает, что если ускоряющаяся тенденция к массированному физическому разрушению основных фондов не будет переломлена, то весьма вероятен конец России не только как промышленно развитой державы, но даже просто как страны, способной поддерживать свое собственное существование.

Последствия такого погрома необратимы. Одно дело выбытие основных фондов, пусть даже невосполнимое, в модели экономики западного типа, где все базируется на конкуренции и деятельность любого предприятия многократно продублирована в экономической структуре, и другое – выбытие основных фондов в экономике России или любой другой страны СНГ, где все жестко выстроено по принципу «один к одному», и то, что выбыло из хозяйственной деятельности, разрушено, заменить нечем. Это даже не упоминая о катастрофическом состоянии инфраструктуры, которая, в виду отсутствия средств, тоже почти не обновляется…

«Финансово-экономическое состояние российских предприятий продолжает ухудшаться. По данным ИЭПП, в апреле продолжилось сокращение платежеспособного спроса, реальной прибыли, и вновь был отмечен рост себестоимости продукции… Идет явное уменьшение товарооборота. Проблема с «живыми» деньгами сейчас существует у многих предприятий, и чтобы не останавливать мощности, им приходится кредитовать друг друга. Но возможности этого не беспредельны…» («Известия», 16 мая 2002 г.).

«Член комиссии по разработке плана федеративной реформы в России, вологодский губернатор Вячеслав Позгалев констатирует: «Расходов по государству сегодня около 6 триллионов, а весь бюджет – 2 триллиона. И как ни перекладывай эти два триллиона, шесть не получится» («Известия», 4 июня 2002 г.).

«Эксперты… по-прежнему критикуют невысокие показатели степени монетизации российской экономики (отношение количества денег в общем объеме ВВП). Сейчас этот показатель составляет примерно 14%, тогда как в развитых странах он колеблется в пределах 60 – 100%. Именно в недостатке денег у предприятий, по мнению ряда экономистов, – причина стагнации промышленного производства» («Известия», 30 июля 2002 г.).

«Парк рыболовецких судов в 1998 году был изношен на 58%, а теперь – до 80%, при этом 65% всех судов вообще отслужили свой срок эксплуатации. Отрасль практически осталась без денег…» («Известия», 29 ноября 2002 г.).

«Катастрофический износ оборудования в энергетической отрасли России нельзя преодолеть за летнюю ремонтную кампанию. Уже сейчас энергетики тратят на «латание» ветшающих мощностей почти столько же, сколько и на капстроительство. Ясно, что на таком фундаменте «становой хребет экономики» долго не удержишь…» («Труд», 24 декабря 2002 г.).

«Средний возраст станков на российских заводах превышает 20 лет, а в целом износ оборудования по стране – 75 процентов. При этом продукция отечественной промышленности – станкостроения, машиностроения – у большинства российских предприятий спросом не пользуется. И дело не в том, что эта продукция плоха. Просто большинству предприятий собственное техническое перевооружение не по карману. Ситуация парадоксальная, если не сказать тупиковая: есть предложение работоспособного оборудования по ценам ниже мировых. Есть спрос на это оборудование, и спрос огромный. А денег у потенциальных покупателей нет…» («Известия, 24 декабря 2002 г.).

«Мы прогнозируем, что в малых и средних городах критическая ситуация наступит после 2010 года, – считает заместитель мэра Улан-Удэ по ЖКХ Александр Долбак. – Износ у нас, как и по всей стране, – 50%… 20 – 30 лет назад по всей России возводили микрорайоны из многоэтажек. Сейчас получилось так, что все трубы там одновременно состарились. Нужна полная замена, но денег нет…» («Известия», 15 января 2003 г.).

«Причины надвигающегося на российскую промышленность кризиса известны давно. Износ производственных фондов в некоторых секторах достигает 60%… Денег на замену или хотя бы на ремонт оборудования у предприятий нет…» («Известия», 23 января 2003 г.).

«За год число дотационных регионов выросло с 42 до 63. В наступивший год 41 регион России вошел с долгами по заработной плате на сумму 12, 5 млрд. рублей, в том числе на муниципальном уровне – 10, 5 млрд. рублей. А ведь на выплату этой самой зарплаты и так идет до 70% доходов некоторых региональных бюджетов. Чтобы покрыть задолженность по так называемым необеспеченным мандатам, консолидированный бюджет должен быть равен без малого 6 трлн. рублей, тогда как утвержденный на 2003 год бюджет равен 3, 4 трлн. рублей. Недостающую сумму… брать просто негде» («Известия», 15 февраля 2003 г.).

«Бюджетники 61 российского региона из 89 ждут наведения порядка с собственными зарплатами, которые им не платят… К концу года разрыв между реально выплаченной зарплатой и предлагаемой к выплате может составить несколько десятков миллиардов, а в комплексе с другими обязательствами бюджетов всех уровней – 50 – 55 млрд. рублей – заявил… аудитор Счетной палаты Сергей Рябухин… Во многих регионах в доходную часть бюджетов закладываются еще не профинансированные платежи – в частности по гос- и оборонзаказу…» («Известия», 6 марта 2003 г.).

«На село сегодня давит непосильный груз долгов – 340 миллиардов рублей, из которых свыше половины – пени и штрафы. Убыточны 52 процента хозяйств. Особую тревогу вызывает техника. По данным Минсельхоза, 80 процентов имеющихся тракторов уже выработали свой нормативный срок. Плугов у российских хлебопашцев стало меньше на 12 тысяч, комбайнов – на 13. Чем пахать, как сеять?.. Мы обречены на медленное умирание. Через несколько лет на селе останутся подсобные хозяйства, люди смогут кормить только себя, а города сядут на «импортную иглу» («Труд», 12 марта 2003 г.).

«Долг Саратова энергетикам составляет миллиард рублей. Чтобы его погасить, город должен платить ежемесячно по 150 миллионов рублей. Однако за март поступило только 5 миллионов… Города и сельские районы Красноярского края задолжали тоже более миллиарда». («Известия», 19 марта 2003 г.).

«По данным Министерства природных ресурсов РФ, обилие паводков может усугубиться тем, что во многих регионах гидротехнические сооружения (ГТС) имеют очень высокую степень износа. Около 22% сооружений требуют капитального ремонта, а состояние 1150 объектов близко к критическому. В МПР считают, что для обеспечения безопасности ГТС требуется около 20 млрд. рублей в год… Между тем сейчас в федеральном бюджете предусмотрено финансирование ГТС только на 600 – 700 млн. рублей…» («Известия», 28 марта 2003 г.).

«Марина Анферова, руководитель регионального отделения Аграрной партии России: «Ситуация у нас в районе, как, впрочем, и во всем Нечерноземье, не слишком обнадеживающая. Из трехсот сельхозпредприятий работоспособных, где сохранено поголовье, посевные площади и есть рабочие руки, осталось около сорока пяти. Производственного потенциала нет, скот вырезается… В большинстве хозяйств вся выручка – а она поступает только от молока – идет на то, чтобы погасить текущие платежи за электроэнергию. Техника у нас изношена на 90%, а денег за проданную нами продукцию хватает лишь на то, чтобы сохранить то, что имеем. Ни о каком развитии производства не может быть и речи. Какое-то строительство или приобретение элитных семян тоже нереально… Политика министерства в отношении крестьянства (точнее, ее отсутствие) привела к полному обнищанию села и развалу отрасли. А руководство министерства в это время рапортует депутатам Думы о каких-то своих достижениях и о «стабилизации» ситуации в сельском хозяйстве. О какой стабилизации может идти речь на фоне всеобщего развала и запустения? » (АиФ № 18, 2003 г.).

«Министерство путей сообщения (МПС) смирилось со всем… – размеры индексации тарифов на услуги железнодорожного транспорта останутся в пределах… 12%. Хотя… в прошлом году убытки в целом по отрасли составили около 37 млрд. рублей. Глава МПС Геннадий Фадеев к тому же сообщил правительству: износ фондов по отдельным направлениям превышает 90% и обновить их в таких тарифных условиях невозможно» («Известия», 16 августа 2003 г.).

«…На реализацию федеральной целевой программы «Социальное развитие села до 2010 года» предусмотрено выделить 1, 5 млрд. рублей. Что можно сделать на такие деньги? Один мост построить или сколько-то километров дороги проложить? И такие деньги выделяются на всю Россию, где почти половина деревень не имеет центрального отопления, горячего водоснабжения, канализации, где 75% сельского населения пользуется водой, не соответствующей санитарным нормам и стандартам» (М.И. Лапшин, председатель Аграрной партии России. «Комсомольская правда», 20 августа 2003 г.).

«…Износ тепловых сетей в северных городах России превышает 60%, подлежит замене около 70% котельного оборудования, и из-за использования старых котельных только 40% вырабатываемого тепла сейчас тратится на обогрев людей.

Капитального ремонта не только котельных, но и домов в проблемных северных городах в этом году не будет. Федеральная помощь на капремонт жилья составляет 3 рубля 20 копеек на квадратный метр, а сами регионы просят как минимум 90 рублей… Госстрой советует решить эту проблему, еще на треть подняв квартплату. Правда, как утверждают местные власти, в этом случае россияне перестанут платить за квартиры вовсе» («Известия», 24 октября 2003 г.).

«…Сельское хозяйство республики медленно угасает. Площадь сельхозугодий за последние годы сократилась более чем на четверть, в том числе пашня – на 1, 2 млн. га. Поголовье крупного рогатого скота уменьшилось вдвое, свиней – втрое. На глазах исчезла целая отрасль животноводства – овцеводство… Тракторный парк республики ежегодно сокращается на 4, 5 – 5 тысяч единиц, комбайнов – на 1, 5 тысячи, другой сельскохозяйственной техники – до 10 тыс. единиц. Разрушаются животноводческие комплексы, происходит деградация сельхозпроизводства, усиливается эрозия почвы… Село погрязло в безденежье и безработице… Крупное сельскохозяйственное производство практически доживает последние дни… Становится невыгодным заниматься даже личным подворьем…» (Открытое письмо от тружеников сельского хозяйства Республики Башкортостан. «Известия», 21 ноября 2003 г.).

«…Началось сокращение поголовья по крупному рогатому скоту и свинине, приостановился рост в птицеводстве. Животноводам не хватает оборотных средств, и они избавляются от «балласта». В России идет массовый забой скота …По словам директора Института конъюнктуры аграрного рынка (ИКАР) Дмитрия Рылько, «ситуация по КРС дошла до того, что в России уже не осталось внутренних ресурсов для восстановления стада. Для этого нам придется покупать молодняк за рубежом»… «Скот режут именно из-за того, что у хозяйств нет оборотных средств, у 85% из 26 тыс. российских хозяйств такая проблема», – говорят в Российском животноводческом союзе» («Известия», 21 января 2004 г.).

«…Есть и другие проблемы. Например, постоянное сокращение в России спроса на сеялки, плуги, культиваторы, бороны, косилки. По данным аналитиков промышленной группы «Маир», парк сеялок должен ежегодно обновляться на 20 тысяч единиц. Но село их получает в два с лишним раза меньше. У хозяйств попросту нет на это денег» («Труд», 13 февраля 2004 г.).

«Общий объем неурегулированной задолженности субъектов РФ перед федеральным бюджетом на 1 января 2003 года составлял сумму, эквивалентную 909 млрд. долларов. Об этом говорится в материалах, представленных на коллегию Счетной палатой» («Труд», 27 апреля 2004 г.).

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 Следующая ⇒