Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
СВЯЩЕННИК ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДОМОЙ, И ЛИЛИ ОТВЕЧАЕТ НА ЕГО ВОПРОС, И ВРЕМЯ НЕЗАМЕТНО ПРОХОДИТ, И В ВЯЗЫ ЯВЛЯЕТСЯ ТЕТЯ БЕККИ
Следующим утром, ровно в час завтрака — а завтракали в те дни рано, — у садовой ограды перед Вязами раздался веселый голос священника, и, поздравляя его преподобие с возвращением, навстречу примчался из конюшни сияющий Том Клинтон, схватил под уздцы лошадь и придержал стремя; пастор приветливо улыбался и сыпал вопросами — он походил на человека, который, возвратившись через долгий срок из далеких краев, рад видеть свой дом и знакомые лица (отсутствовал он, правда, ночь и часть дня, но, как всегда, успел соскучиться по дочери и всем домашним); Лилиас, выбежав к калитке, приветствовала его улыбкой и еще более нежными, чем обычно, словами; отец с дочерью расцеловались, обнялись и снова расцеловались; похлопывая Лилиас по щеке, доктор заметил, что она слегка бледна, но пока промолчал, дабы ничем не омрачать минуты встречи; и Лилиас, тесно обхватив отца, сжимая в правой руке его ладонь, а левой обняв за плечо, повела его по гравиевой дорожке к дому, как драгоценного пленника, — все двадцать-тридцать шагов, что отделяли их от двери. За завтраком доктор рассказал о всех своих приключениях: кто присутствовал на обеде и какие красивые наряды были на двух дамах (а доктор, надо сказать, был искусник по части изготовления дамских шляп — мало известный публике талант; подобным обладал Дон-Кихот, который мастерил птичьи клетки и зубочистки, о чем, как мы помним, поведал честному Санчо в ходе одной из их бесед под пробковыми деревьями). Доктор имел обыкновение излагать свои невинные сплетни безыскусно и приятно; маленькая Лили смотрела на дорогого старика и улыбалась, но говорила мало, и глаза ее часто наполнялись слезами; замечая это, доктор на мгновение задумывался и мрачнел, но вслух ничего не говорил. Чуть позже, когда дочь случайно проходила мимо кабинета, священник позвал ее: — Лили, войди. И она вошла. Доктор стоял один перед книжными полками, вынимая и ставя на место книги. Не прерывая работы, он произнес: — Закрой дверь, Лили, малышка. Вчера вечером, дорогая, я получил письмо от капитана Деврё; он пишет, что очень к тебе привязался. Чему я не удивляюсь: как же ему не влюбиться в мою маленькую Лили. Ласково усмехнувшись, доктор принялся вытаскивать застрявшую книгу, так что оглянуться на дочь у него не было никакой возможности. Правду говоря, он подозревал, что Лили покраснела, и не желал смущать ее еще больше; он и сам был не в своей тарелке и чувствовал, что щеки его горят, хотя разговор повел просто, без недомолвок, и продолжал при этом привычными движениями похлопывать переплеты и сдувать пыль с обрезов. Доктор был готов к тому, что рано или поздно дочь выйдет замуж, однако это событие все же казалось ему делом далекого будущего. И вот сегодня, сейчас наступило то время, когда Лили пойдет под венец… уедет… покинет родной дом навсегда; смолкнут клавикорды, не прозвучит вечерами ее приветливый голосок, опустеет сад и Вязы охватит печаль. — И он хочет взять в жены мою Лили, если только она согласна. Так что же, душечка, мне ему ответить? — произнес доктор очень весело. — Я тебя люблю, папочка, тебя; твоя Лили никогда тебя не покинет. Она останется с тобой. Ее голос прервался, она заплакала, обнимая отца за шею; старик тоже плакал, и улыбался, и гладил ее хорошенькую головку, пытался смеяться и приговаривал: «Господь тебя благослови, мое сокровище». — Ну хорошо, малышка, как же: ты согласна? — немного помолчав, спросил он. — Нет, папа дорогой, нет! — сквозь слезы ответила Лили. — Ты не хочешь за него замуж? — Нет… нет… никогда! — Ну хорошо, Лили, сегодня я ему отвечать не стану; спешить нет нужды, ты же знаешь. Если ты и завтра не переменишь решения, просто скажи мне, чтобы я написал ответ. — Нет, не переменю — это невозможно; и завтра и послезавтра я скажу тебе то же самое. Лилиас снова поцеловала доктора и направилась к двери, но обернулась; глаза ее были сухи, и она с улыбкой сказала: — Нет, твоя малышка останется со своим дорогим старым папой и сделается, как тетя Бекки, милой старой девой; и я буду играть и петь твои любимые песни и вдвоем с Салли вести дом; и я решила: теперь мы в Вязах будем жить еще счастливее, чем раньше. Когда соберешься уходить, скажешь мне, папа? Лили сорвалась с места и взбежала по лестнице, и стоило ей покинуть кабинет и его обитателя, как с каждым шагом воздух вокруг, казалось, стал темнеть и все больше щемило сердце. Она повернула ключ в замке, вошла в свою комнату, бросилась на постель и, зарывшись лицом в подушку, отчаянно зарыдала. Цветущее лето сменилось осенью с листопадом, а Деврё не возвращался; в клубе поговаривали (ссылаясь на лиц осведомленных), что он получил назначение в штаб главнокомандующего; Паддоку пришло из Англии письмо от Деврё, но особых новостей там не содержалось, а доктор Уолсингем получил длинную эпистолу из Малаги: честный Дэн Лофтус добыл в Испании сведения, важные для ирландской истории, а также с немалым сожалением сообщал, что его благородный ученик подхватил лихорадку. Эти скудные сведения быстро распространились, в клубе их обсуждали с большим интересом и не без доли веселья; было заключено много пари. Обстановка в Белмонте почти не менялась. Генерал еще не вернулся, а тетя Ребекка с Гертрудой все так же сражались из-за Дейнджерфилда. Этот джентльмен многого в жизни добился благодаря простому умению ждать, и его ничуть не смущало, что такое препятствие, как каприз молодой леди, не даст ему осуществить свои планы немедленно. Когда Дейнджерфилд что-нибудь задумывал, он не отступался от своего из-за безделицы. Наконец тетя Бекки и мисс Гертруда пришли к перемирию; согласно выработанным условиям, вопрос, от которого зависело блаженство или крушение Дейнджерфилда, предстояло решить не ранее, чем вернется генерал; влюбленный пастушок ответствовал тетушке Ребекке на это известие искусной и галантной речью, в которой изъявил абсолютную готовность повиноваться; с низким поклоном и мрачной улыбкой он приложился к ее изящным, унизанным кольцами пальцам — тетя Бекки приняла все это весьма милостиво. Безусловно, Дейнджерфилд прекрасно понимал положение вещей; он был не из тех, кто живет в мире грез, факты являлись для него хлебом насущным. Он знал, сколько ему стукнуло лет и месяцев и как сказались прожитые годы на его внешней привлекательности. С точностью, граничащей с цинизмом, он взвесил условия, на каких мог бы (если судьба окажется благосклонной) заполучить в жены и удержать при себе мисс Чэттесуорт. Однако же он не оставлял своих намерений, поскольку Гертруда Чэттесуорт как нельзя лучше ему подходила; он знал: буде венчание свершится, он утвердит свое господство с легкостью; прав, данных законом, для этого будет достаточно. Дейнджерфилд не имел ничего общего с Петруччо{112}, не собирался также сделать орудием своей власти любовь. Он привык действовать иначе. Он владел искусством, не прибегая ни к угрозам, ни к уговорам, добиваться от подчиненных полной и безграничной покорности; рано или поздно все они начинали бояться его, как ребенок боится привидений. Ему не приходилось опасаться за мир в своем доме. Гертруда тем временем повеселела и почти что пришла в себя; у тети Ребекки были собственные соображения по поводу того, кому дарит свои симпатии молодая леди и что она скрывает от окружающих. Тетя Ребекка явилась в Вязы повидаться с Лилиас Уолсингем и села рядом с ней на диван. — Лили, детка, да тебя просто не узнать. Я пришлю тебе капель. Тебе нужно позаботиться о своем здоровье. Жаль, что я не захватила с собой доктора Тула. — Вот и хорошо, что не захватили, тетя Бекки; я прекрасно справлюсь сама. Я уже целых три дня сижу дома. — Не выходи пока, дорогая, восточный ветер тебе вреден. Хорошо? А знаешь, дорогая, я, кажется, догадываюсь, отчего Гертруда отказывается от такой прекрасной партии, как мистер Дейнджерфилд. — О, в самом деле? — заинтересовалась Лили. — От тебя ведь не укрылось, что у нее есть тайна? — спросила тетя Ребекка. — Могу вам сказать только, дорогая тетя Бекки, что со мной Гертруда не делилась. — Так вот, послушай, душечка. — Тетя Бекки тронула веером руку Лили. — Это верно, как то, что ты здесь сидишь: Гертруда к кому-то неравнодушна, и, думаю, я скоро узнаю, кто он. Ну как, догадываешься, дорогая? — Тетя Бекки сделала паузу; она улыбалась и, как отметила про себя Лили, была слегка бледна. — Нет, — ответила Лили, — нет, правда, понятия не имею. — А если я скажу, что это один из наших офицеров (у меня есть причины так думать)? Теперь догадываешься? — Тетя Бекки глядела прямо на нее, прижимая к губам веер. Настал черед Лили побледнеть, а потом вспыхнуть так, что она почувствовала жар в ушах и опустила взгляд на ковер. Однако же у нее было время прийти в себя; как я уже сказал, тетя Бекки, слегка бледная, смотрела прямо на нее и терпеливо ожидала, каков окажется итог ее предполагаемых размышлений. Лилиас поняла, что речь идет не о Деврё (на это ей хватило мгновения), и быстро взяла себя в руки. — Офицер? Нет, тетя Бекки; конечно, есть капитан Клафф — он всегда присоединяется к вам, когда вы с Гертрудой отправляетесь вниз по реке послушать оркестр, — и лейтенант Паддок, который поступает точно так же, но, знаете… — Ну хорошо, дорогая, всему свое время. Гертруда очень скрытна и горда к тому же, но скоро я все узнаю. Мне известно точно, дорогая, что недавно вечером на луг под окно приходил какой-то офицер и спел строфу из французской песни; он был с гитарой и в плаще. Я могла бы назвать его имя… — Назовите; пожалуйста, назовите, — изнывая от любопытства, взмолилась Лили. — Да, но… не сейчас, дорогая. — Тетя Бекки опустила взгляд. — Это… на это есть причины; могу только сказать, что началось все в тот самый день, когда она отказала мистеру Мервину. Впрочем, я и забыла, что тебе и об этом ничего не известно… но, как бы то ни было, ты не проговоришься. Тетя Бекки поцеловала Лилиас в щеку и назвала ее «моя мудрая маленькая Лили». — Дорогая, он появляется с тех пор регулярно и до самого последнего времени почти не прятался; удивляюсь только, как его не заметили все вокруг. Лили, дорогая, — энергично продолжила тетя Ребекка, поднимаясь с дивана (что-то за стеклянной дверью в сад привлекло ее внимание), — твои чудесные розы все утопают в грязи. О чем только думает Хоган? А прямо у двери коробка с гвоздями! Да будь он у меня на службе, я бы этими самыми гвоздями прибила к стене его уши. И тетя Ребекка принялась зорко высматривать сквозь стекло, где обретается проштрафившийся садовник; к счастью, тот не появился. И тетушка Бекки обратилась к иным предметам, а в скором времени вспомнила о своем славном учебном заведении на Мартинз-роу; она посмотрела на часы, в крайней спешке откланялась и удалилась, сопровождаемая Домиником в ливрее и двумя собачонками; Лилиас же осталась наедине со своими грустными мыслями.
Глава XLII Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-06-05; Просмотров: 591; Нарушение авторского права страницы