Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Ей Клерфэ. -- Пора тебя куда-нибудь спрятать.
-- Тебе было скучно ждать? -- Нет. Если человек долго никого не ждал, ожидание делает Его на десять лет моложе. А то и на все двадцать. -- Клерфэ Посмотрел на Лилиан. -- Мне казалось, что я уже никогда не буду Ждать. -- А я всегда чего-то ждала. Лилиан поглядела вслед женщине в кремовой кружевной накидке, Которая вышла из ресторана вместе с лысым мужчиной; на ней было Ожерелье из бриллиантов величиной с орех. -- Как оно сверкает! -- сказала Лилиан. Клерфэ ничего не ответил. Драгоценности были для него Опасной темой; если они займут воображение Лилиан, всегда Найдутся люди, которые сумеют лучше, чем он, удовлетворять ее Прихоти. -- Драгоценности не для меня, -- -сказала Лилиан, словно Угадав его мысли. ля меня это и слишком рано и слишком поздно, -- подумала она. -- Ты надела новое платье? -- спросил Клерфэ. -- Да. Его только сегодня прислали. -- Сколько их у тебя всего? -- Восемь, включая это. А почему ты спрашиваешь? Лидия Морелли была, по-видимому, хорошо информирована. И то, Что она сказала, будто платьев три, в порядке вещей. -- Дядя Гастон ужасается, -- заметила Лилиан, рассмеявшись. -- Все счета я отправила ему. Он не знает только одного: этих Платьев мне хватит на всю жизнь. А теперь давай отправимся в Самый что ни на есть шикарный ночной ресторан. Я согласна с Тобой. У платьев тоже есть свои права. X x x -- Поедем куда-нибудь еще? -- спросил Клерфэ. Было четыре Часа утра. -- Да, поедем, -- сказала Лилиан. -- Ты не устал? Клерфэ знал, что ему нельзя спрашивать Лилиан, не устала ли Она. -- Пока нет, -- сказал он. -- Тебе нравится? -- Страшно. -- Хорошо, тогда поедем в другой ресторан. С цыганским Хором. И Монмартр и Монпарнас, хотя и с некоторым опозданием, все Еще переживали послевоенный угар. Пестрые логова кабаре и Ночных ресторанов были окутаны дымом. Казалось, они находятся Под водой. Все, что здесь происходило, было бесконечным Повторением одного и того же. Без Лилиан Клерфэ отчаянно скучал Бы. Но для нее все это было ново, она видела не то, что есть на Самом деле, и не то, что видели другие, а то, что хотела Увидеть. В ее глазах подозрительные кабаки превращались в Огненный вихрь, а оркестры, гонявшиеся за чаевыми, -- в Сказочные капеллы. Залы, битком набитые наемными танцорами, Нуворишами, вульгарными и глупыми бабами -- всеми теми, кто не Шел домой потому, что не знал, как убить время, или же потому, Что рассчитывал на легкое приключение или на какую-нибудь Сделку, становились в ее глазах искрящимся водоворотом; ведь Она так хотела, ведь она пришла сюда ради этого. От что отличает ее от тех, кто толчется здесь, -- думал Клерфэ. -- Все они стремятся либо к приключениям, либо к Бизнесу, либо к тому, чтобы заполнить шумом джазов пустоту в Себе. Она же гонится за жизнью, только за жизнью, она как Безумная охотится за ней, словно жизнь -- это белый олень или Сказочный единорог. Она так отдается погоне, что ее азарт Заражает других. Она не знает ни удержу, ни оглядки. С ней Чувствуешь себя то старым и потрепанным, то совершеннейшим Ребенком. И тогда из глубин забытых лет вдруг выплывают чьи-то Лица, воскресают былые мечты и тени старых грез, а потом Внезапно, подобно вспышке молнии в сумерках, появляется давно Забытое ощущение неповторимости жизни. Цыгане с внимательными бархатными глазами ходили вокруг Стола, угодливо согнувшись, и пели. Лилиан была захвачена их Пением. се в их песнях кажется ей настоящим, -- думал Клерфэ. -- Перед нею степь, она слышит одинокий стон в ночи, ощущает Одиночество и видит первый костер, у которого человек искал Защиты; даже самую избитую, затасканную и сентиментальную песню Она воспринимает как гимн человечности, в каждой такой песне ей Слышатся и скорбь, и желание удержать неудержимое, и Невозможность этого. Лидия Морелли по-своему права -- все это Можно назвать провинциальным, но будь я проклят, если как раз Из-за этого не следует молиться на Лилиан. -- Кажется, я выпил слишком много, -- сказал он. -- Что ты называешь слишком много? -- Когда теряешь ощущение собственного. -- Раз так, я всегда хочу пить слишком много. Я не люблю Своего. Е ничто не пугает, -- думал Клерфэ. -- Кабак кажется ей Символом самой жизни, а любая банальная фраза звучит для нее Так же чарующе и умно, как она, наверное, звучала, когда ее Произнесли впервые. Это просто невыносимо. Она знает, что Должна умереть, и свыклась с этой мыслью, как люди свыкаются с Морфием, эта мысль преображает для нее весь мир, она не знает Страха, ее не пугают ни пошлость, ни кощунство. Почему же я, Черт возы ми, ощущаю что-то вроде ужаса, вместо того чтобы, не Задумываясь, ринуться в водоворот? -- Я боготворю тебя, -- сказал он. -- Не говори это слишком часто, -- ответила она. -- Боготворить можно только издали. -- Но не тебя. -- Тогда говори об этом все время, -- сказала она. -- Мне Это необходимо, как вода и вино. Клерфэ рассмеялся. -- А ведь правы мы оба; впрочем, кому до этого дело? Куда мы Пойдем? -- В отель. Я хочу переехать. Клерфэ решил ничему не удивляться. -- Хорошо, тогда поедем укладываться, -- сказал он. -- Я уже уложила вещи. -- Куда ты хочешь переехать? -- В какой-нибудь другой отель. Уже две ночи подряд как раз В это время мне звонит какая-то женщина. Эта женщина говорит, Чтобы я убиралась отсюда, потому что здесь мне не место. И Многое другое в том же духе. Клерфэ посмотрел на Лилиан. -- Почему ты не скажешь портье, чтобы он не соединял тебя с Ней? -- Я говорила, но она все равно ухитряется прорваться. Вчера Она заявила ему, что она моя мать. Она говорит с акцентом. Эта Женщина не француженка. Идия Морелли, -- подумал Клерфэ. -- Почему ты ничего не сказала мне? -- Зачем? А что, в ице нет свободных номеров? -- Конечно, есть. -- Вот и хорошо. Дядя Гастон упадет в обморок, когда Услышит, где я живу. X x x Вещи Лилиан не были уложены. Клерфэ одолжил у портье Огромный сундук (его оставил в отеле какой-то удравший немецкий Майор) и уложил туда новые платья Лилиан. Лилиан в это время Сидела на кровати и смеялась. -- Мне грустно уезжать отсюда, -- сказала она. -- Я ведь все Здесь очень полюбила. Но я люблю, ни о чем не жалея. Ты Понимаешь? Клерфэ поднял голову. -- Боюсь, что да. Тебе ни с чем не жаль расставаться. Лилиан опять рассмеялась. Она сидела на кровати, вытянув Ноги. В руке она держала рюмку вина. -- Теперь все уже не важно. Раз я ушла из санатория, значит, Я могу уйти отовсюду. Ак она уйдет и от меня, -- подумал Клерфэ, -- с той же Легкостью, с какой люди меняют гостиницы. -- Смотри, вот шпага немецкого майора, -- сказал он. -- В Панике он, видимо, совсем забыл о ней. Для немецкого офицера Это весьма предосудительный поступок. Я оставлю шпагу в Сундуке. А знаешь, ты ведь пьяна, но тебе это очень идет. К Счастью, я уже два дня назад заказал для тебя номер в ице. А то Нам было бы довольно трудно пройти мимо портье. Лилиан схватила шпагу и, не вставая с места, салютовала ею. -- Ты мне очень нравишься. Почему я никогда не зову тебя по Имени? -- Меня никто не зовет по имени. -- Тогда я тем более должна звать. -- Готово, -- сказал Клерфэ. -- Ты хочешь взять с собой Шпагу? -- Оставь ее здесь. Сунув в карман ключ, Клерфэ подал Лилиан пальто. -- Я не очень похудела? -- спросила она. -- Нет, по-моему ты прибавила кило два. -- Теперь это самое главное, -- пробормотала она. Чемоданы уложили в такси, которое поехало за ними. -- Моя комната в ице выходит на Вандомскую площадь? -- Спросила Лилиан. -- Да. Она выходит на немецкую сторону. Во время воины там Жили немцы. А в номерах, выходящих на улицу Камбон, жили люди, Которые не принадлежали к высшей расе. Вот какие тонкости тогда Соблюдались. -- А где жил ты? -- Одно время я сидел в лагере для военнопленных. А мой брат Жил тогда в номерах, выходящих на Вандомскую площадь. Мы Эльзасцы. Отец брата был немец, а мой -- француз. -- И твой брат не мог освободить тебя? Клерфэ рассмеялся. -- Он бы с удовольствием отправил меня куда-нибудь подальше. Хоть к черту на рога. Посмотри на небо. Уже светает. Слышишь, Как поют птицы? В городах их можно услышать только в такое Время. Лишь просидев всю ночь в ресторане и возвращаясь на Рассвете домой, любители природы могут насладиться пением Дроздов. Они свернули на Вандомскую площадь. В это раннее утро просторная серая площадь казалась очень Тихой; несмотря на облака, все было залито яркожелтым светом. -- Когда видишь, какие замечательные здания люди строили в Старину, невольно думаешь, что они были счастливее нас, -- Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-07-13; Просмотров: 599; Нарушение авторского права страницы