ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ 44 г.

СЕНАТОРСКОЕ СОСЛОВИЕ

Лето 44 г. прошло в консолидации сил враждующих политических группировок. Брут и Кассий продолжали находиться вне Рима.

Их друзья считали, что в Риме им грозила опасность, такого же мнения был, по-видимому, и Антоний, искавший в апреле [с. 137] сближения с вождями сенаторской партии1. В не дошедшем до нас письме Антоний рекомендовал им распустить собравшихся из городов Италии для их защиты клиентов2, возбуждавших, вероятно, недовольство многочисленных сторонников Цезаря в Риме. В мае Брут и Кассий обратились к Антонию с запросом о ветеранах, которые собираются в Рим3. В ответ на это Антоний издал эдикт, содержащий оскорбительные и угрожающие выражения по адресу Брута и Кассия4.

3 июня Антоний проводит так называемый lex de permutatione provinciarum, по которому Дециму Бруту предоставлялась Македония, а Галлия отходила к самому Антонию5. Антоний стремился получить галльские провинции, ибо предшествующие события показали, какое важное значение имеет обладание этими провинциями. Управляя Галлией, полководец имел возможность самовластно распоряжаться во всей Италии и даже в самом Риме. Поэтому Антоний считал для себя опасным уступать галльские провинции Дециму Бруту. Но в апреле осуществить это было нельзя, и он провел обмен провинциями летом 44 г. Это наносило удар расчетам сенаторской партии. М. Брут и Кассий рассчитывали, что Д. Брут направит свои войска на Италию, но теперь от этого приходилось отказаться. Антоний, опасаясь пребывания Брута и Кассия в Италии, внес предложение поручить Бруту и Кассию заготовку хлеба для Рима и рекомендовал послать для этих целей Брута в Азию, а Кассия в Сицилию6. Это поручение Брут считал для себя позорным, и его мнение разделял Цицерон7.

8 июня в Антии виднейшие представители сенаторской партии совещались о плане дальнейших действий8. На свидании, кроме Цицерона, Брута и Кассия, присутствовали Сервилия, мать Брута, жена Кассия и дочь Сервилии Юния Тертия, жена Брута Порция, дочь Катона младшего, приходившегося сводным братом Сервилии. Кроме того, в Антии собрались друзья и клиенты Брута и Кассия. Подробности свидания в Антии вводят нас в закулисную историю римской аристократии, в которой политические притязания переплетаются со сложными семейными отношениями.

[с. 138] Но ни к каким определенным решениям полусемейное, полупартийное совещание не пришло, и Цицерон писал по этому поводу Аттику: «Мне представился разрушающийся или даже рассыпавшийся корабль. Ни одного разумного совета, ни одного здорового решения, — никакого порядка»9.

Используя свое эпистолярное искусство, Цицерон старался привлечь на сторону сенаторской партии колеблющихся. В письмах к знакомым ему наместникам провинций Цицерон хлопочет за своих друзей и клиентов, которые имели в этих провинциях деловые связи или отправлялись туда с коммерческими целями10. Много забот доставили Цицерону земли Аттика, находившиеся около города Бутрота, в Эпире. Это место было предназначено под раздел ветеранам, и Цицерон прилагал все усилия, чтобы повлиять на Антония и заставить его отступиться от этих земель. Цицерон упрекал своих друзей в бездеятельности и пассивности. Очень часто говорит он о возможности гражданской войны. Но неизвестно, по его словам, когда она наступит. «Лучше бежать», — пишет он11. Цицерон просил своего зятя Долабеллу, отправлявшегося в Сирию, взять его в качестве легата. 17 июля он выехал из Путеол, в начале августа был в Сицилии, но когда он отплыл от берегов, чтобы отправиться в Грецию, корабль прибило ветром к южным берегам Италии. 17 августа он встретился с Брутом в Велии и вскоре принял решение вернуться в столицу. 31 августа он был в Риме, С этого времени начинается его активная борьба с Антонием. Своему приятелю Корнифицию, управлявшему в то время Африкой, Цицерон писал, что против оружия он борется словами12.

Брут и Кассий в июле получили от сената новые назначения: Бруту было поручено управление Критом, а Кассию — Киреной13. Оба они не упускали из виду событий в Риме. Брут возлагал надежды на игры, которыми надеялся привлечь на свою сторону плебс, но эти надежды не оправдались. В начале августа Брут и Кассий направили Антонию письмо, в котором протестовали против угрожающего и оскорбительного тона его эдикта и писем. Консул, писали они, не может обращаться так к преторам; свободных людей нельзя ни к чему принудить угрозами. Брут и Кассий заявляли и о возможности [с. 139] гражданской войны, которую могут вызвать многие причины14. Эта декларация указывает на бессилие Брута и Кассия начать борьбу с Антонием. Им нельзя было вернуться в Рим: у них не было надежной опоры в Италии, кроме расположения муниципальной аристократии.

Гражданская война стала неофициальным лозунгом крайнего крыла сенаторской группы. Официальным лозунгом этой группы была libertas, но под этим разумелось восстановление господства сенаторской олигархии в том виде, в каком оно существовало до диктатуры Цезаря. Однако летом 44 г. у этой группы не было ни материальных средств, ни людских резервов для подготовки к войне. После малоудачного исхода игр в Риме Брут и Кассий решили перенести подготовку к войне на Восток, но они отправились не в те провинции, какие определены были сенатом. Видимо, в конце августа Брут отплыл в Македонию, а Кассий — в Сирию.

В то же самое время Цицерон стремился использовать разногласия в среде цезарианцев, наметившиеся с прибытием в Италию приемного сына Цезаря.

Среди сенаторского сословия в целом не существовало единодушия. Летом 44 г. преобладали умеренные группы, среди которых были сильны цезарианские элементы. Цезарианцы, перешедшие на сторону сенаторской партии (среди них особенное значение имели десигнированные консулы Гирций и Панса), также стремились к согласию; с ними много говорил Цицерон, но в одном письме он пишет следующее: «Какая может быть надежда на Пансу, увлеченного попойками и сном? »15.

Но в случае начала гражданской войны и Антоний не мог рассчитывать на поддержку большинства сенаторов. Сенаторы, назначенные Цезарем и Антонием, составляли если не большинство, то во всяком случае значительную группу. Эти homines novi больше всего стремились к тому, чтобы ассимилироваться с nobiles и principes. Брут и Кассий продолжали многим из них импонировать тем, что пользовались признанием и сочувствием истинных аристократов. Но больше всего они стояли за сохранение существующего положения и были противниками гражданской войны. Кроме того, в сенате играла немалую роль и нейтральная группа. Одним из видных ее представителей был Кальпурний Пизон, тесть Юлия Цезаря. Эта группа была недовольна поведением Антония, и 1 августа Пизон выступил в сенате с речью против Антония. Содержание этой речи неизвестно, но судя по тем выражениям, в каких упоминает о ней Цицерон, Пизон протестовал против незаконных [с. 140] действий Антония, в частности против закона о провинциях16. Это было первое выступление в сенате против Антония. Оно послужило прецедентом для словесной войны Цицерона, знаменитых его филиппик, направленных против Антония.

Умеренная и нейтральная часть сенатского большинства сдерживала крайних цезарианцев и крайних сторонников сенаторской партии. И те и другие искали опоры в других социальных слоях.

ГОРОДСКОЙ ПЛЕБС

Расправа с участниками движения римской бедноты в апреле 44 г. в значительной степени дезорганизовала низы римского городского населения. В весенних и летних событиях 44 г. они не играют такой роли, как в дни, следовавшие за смертью Цезаря. Но с настроениями их считаются различные группы, боровшиеся за власть, за политическое преобладание. И цезарианцы, расколовшиеся в апреле на два лагеря — сторонников Антония и Октавиана, и представители сенаторской знати стремились завербовать бедноту на свою сторону. Так, например, сторонники Октавиана обвинили Антония в том, что он скрывал хлеб, когда в апреле 44 г. Рим испытывал продовольственные затруднения17.

Кроме агитации на сходках (contiones), собиравшихся в это время, по-видимому, всюду, борющиеся группы стремились привлечь на свою сторону плебс Рима различными раздачами и зрелищами. Обещая исполнить волю Цезаря — раздать всем плебеям по 300 сестерциев, Октавиан привлекал на свою сторону немалое количество людей.

Настроение свободной массы римского городского населения яснее всего проявлялось во время зрелищ — в цирке и театре. Зрелища, организованные Марком Брутом, должны были, по мнению его сторонников, поднять престиж убийц Цезаря в глазах римского населения. Марк Брут вопреки советам своих близких предполагал даже вернуться в Рим, по-видимому, для того, чтобы заняться подготовкой игр18. Устройство игр поручено было претору Гаю Антонию, и вместо трагедии Аттия «Брут», в которой восхвалялся легендарный предок убийцы Цезаря, была поставлена сентиментальная трагедия того же автора «Терей». По сведениям, которые имел Цицерон, «Терей» был встречен благожелательно, и это как будто вызвало прилив надежд у Брута. Но дальше аплодисментов [с. 141] дело не пошло, и Цицерон с горечью писал, что руки у римлян предназначены, видимо, для того, чтобы аплодировать, а не для того, чтобы защищать отечество19. Аппиан, правда, рассказывает, что, когда часть зрителей, подкупленная заговорщиками, стала требовать возвращения в Рим Брута и Кассия, а другие зрители склонны были их поддержать, в театр вбежала толпа, которая не позволяла начать представление до тех пор, пока эти требования не смолкли20.

В том же месяце (июле) Октавиан давал игры, установленные Цезарем по случаю его победы при Тапсе, так называемые ludi Victoriae Caesaris. Приемный сын Цезаря хотел внести в театр убранное оттуда золотое кресло своего отца и его диадему. Этому воспрепятствовали народные трибуны, которых поддержал Антоний, и Октавиан должен был отказаться от своего намерения21.

Все это свидетельствует о том, что население Рима не хотело участвовать в борьбе между руководителями правящих групп. Однако с подавлением движения Лже-Мария отнюдь не исчезли следы того религиозного почитания Цезаря, которое нашло свое выражение в событиях конца марта и начала апреля 44 г. Сторонники Цезаря стремились поддержать эти настроения, используя для этого самые разнообразные приемы. В июле появилась комета, и гаруспик Волкатий сказал на сходке, что она возвещала исход девятого и наступление десятого века22. Октавиан поместил в храме Цезаря статую своего отца со звездой на темени23.

Толпа сочувственно слушала речи Октавиана, когда он говорил о своем намерении отомстить убийцам Цезаря и раздать завещанные народу деньги. По-прежнему считалось, что Цезарь был защитником римской бедноты, но не было никаких признаков, свидетельствующих о том, что низы римского населения готовы активно участвовать в надвигающейся гражданской войне.

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒