ПЕРВЫЕ ДНИ ПОСЛЕ СМЕРТИ ЦЕЗАРЯ

⇐ ПредыдущаяСтр 8 из 32Следующая ⇒

Заговорщики, убившие Цезаря, поставили своей целью восстановить республику. Им казалось, что убийство Цезаря будет с энтузиазмом встречено сенатом и народом, и за ним немедленно последует восстановление прежних политических порядков. Но программа мероприятий, которые следовало провести после смерти Цезаря, не была разработана заговорщиками, и Цицерон писал впоследствии, что они действовали с таким же мужеством, как взрослые люди, подготовились же к дальнейшему, как дети1. Однако план самого заговора был разработан хорошо. Заговорщики позаботились о реальной силе для своей защиты.

[с. 122] Николай Дамасский сообщает, что в портике между курией Помпея и театром его же имени были спрятаны гладиаторы. Это было сделано Децимом Брутом. Самое присутствие гладиаторов в портике Помпея не должно было вызвать подозрения, так как в это время происходили игры2. У Аппиана говорится, что гладиаторы были с утра вооружены для участия в играх, а затем, когда стало известно об убийстве Цезаря, прибежали к ограде сената3.

Заговор удался, и убийцам Цезаря не пришлось обращаться к помощи гладиаторов, но сенаторы, в большинстве своем испуганные тем, что произошло в курии Помпея, разбежались. Открывать сенатское заседание было невозможно, и заговорщики решили захватить и укрепить Капитолий. По словам Николая Дамасского, их «сопровождала многочисленная толпа гладиаторов и рабов, приготовленная для этого случая». Из другого места того же автора мы можем заключить, что эти рабы действовали не только по приказаниям господ, но были привлечены на сторону заговорщиков обещанием свободы4.

Мы остановились на известии Николая Дамасского, поскольку он подробнее других источников отмечает участие рабов в самом начале тех событий, которые открывают историю гражданских войн в последний период республики. Участие это нельзя назвать пассивным. Хотя заговорщики и имели право на жизнь и смерть своих рабов, но, подготовляя заговор, они должны были опасаться доноса и поэтому могли привлечь на свою сторону рабов обещанием свободы. В последующие годы такие обращения к рабам мы встретим неоднократно, но факт этот и его значение почти не отмечаются современной историографией.

Известие о смерти Цезаря взволновало весь Рим. О происшествии в сенате узнали прежде всего в театре Помпея. Возбужденный народ выбежал из здания. Всех охватил страх, отовсюду слышались испуганные голоса: одни кричали, что сенаторы перебиты гладиаторами, другие же говорили, что убит Цезарь и солдаты намереваются грабить город.

Во время сумятицы были убиты некоторые сенаторы, свободные граждане и иностранцы. У Аппиана мы находим замечание, что были разграблены товары. Все спешили разойтись по домам, и многие приготовились к защите своих домов от нападения неизвестных врагов.

[с. 123] Только тогда, когда заговорщики, окруженные рабами и гладиаторами, вышли из курии Помпея и с криками, что они убили царя и тирана, направились через Форум к Капитолию, населению Рима стало известно о происшедшем. «Народ за заговорщиками не последовал, и этим они были приведены в замешательство»5.

Но народ не восстал и в защиту цезарианцев. Среди сторонников Цезаря царила еще большая растерянность, чем среди его противников.

Из наиболее видных цезарианцев утром 15 марта в сенате присутствовал Марк Антоний, друг Цезаря, консул 44 г., но когда заговорщики напали на Цезаря, Антоний бежал, сняв с себя консульскую одежду. В ночь с 15 на 16 марта Антоний отправился к жене Цезаря Кальпурнии и под предлогом лучшей сохранности захватил документы Цезаря и деньги, которые находились у него дома6.

Видным деятелем среди цезарианцев был Марк Эмилий Лепид, который был начальником конницы (magister equitum) и считался помощником Цезаря. После убийства Цезаря он и Антоний решили действовать вместе. Лепид первый заговорил о мщении за убийство Цезаря и, введя в город отряд солдат, занял Форум. Назначенный на 43 г. консулом Авл Гирций стоял за примирение с сенаторской партией7.

16 марта на Форуме претор Луций Корнелий Цинна сложил знаки преторского отличия со словами, что он не желает их носить, поскольку его должность была получена им от тирана. На Форуме появился Долабелла, consul suffectus, не вступавший еще в свои права. Пренебрегая формальностями, Долабелла появился в этот день в консульской одежде8.

В тот же день Брут и Кассий, сопровождаемые другими сенаторами и вооруженными гладиаторами, появились на площади, и Брут произнес речь, в которой оправдывал убийство Цезаря и говорил о восстановлении свободы9. По расчетам заговорщиков это обращение народ должен был встретить с энтузиазмом.

Появление Брута и Кассия перед толпой не имело успеха. Сторонники Брута и Кассия не могли выступить открыто, опасаясь других граждан. Они требовали лишь мира и амнистии для убийц Цезаря. Настроение масс все больше и больше [с. 124] склонялось на сторону цезарианцев. Объясняется это отчасти тем, что 16 марта цезарианцы стали оправляться от того замешательства, в котором они находились после смерти Цезаря. Антоний появился вооруженным, а отряды Лепида заняли Форум, и это воодушевило цезарианцев. Были посланы вестники к тем, кто пользовался милостями Цезаря, к поселенным в городах, наделенным землей и получавшим денежные награды. Таким образом, к цезарианцам стягивались значительные силы. Так рисует дело Николай Дамасский, в достоверности сообщений которого нет оснований сомневаться10.

Демократические слои населения Рима, выражавшие симпатию цезарианцам, были, однако, настроены против гражданской войны. Таким образом, ни одна сторона не могла рассчитывать на вооруженное подавление противников. Это толкало как заговорщиков, так и цезарианцев к компромиссу.

16 марта через специальных посредников цезарианцы (Антоний и Лепид) и заговорщики договорились о том, что Антоний как консул на следующий день, 17 марта, соберет сенатское заседание11. Это заседание состоялось в храме богини Земли, так как Антоний не хотел собирать сенат в курии Помпея, находившейся недалеко от Капитолия, где были заговорщики с вооруженными рабами и гладиаторами. Здание, где происходило сенатское заседание, было окружено ветеранами и толпой, сочувствующей цезарианцам. Антоний и Лепид, когда они шли на заседание, были встречены аплодисментами. Заговорщики же на заседание не явились. Председательствовал Антоний как консул. Сенаторам прежде всего было предложено высказаться о том, как следует поступить при создавшихся условиях. Крайние сторонники заговорщиков, в числе них Тиберий Клавдий Нерон, отец будущего императора Тиберия, выступили с призывом объявить Бруту, Кассию и их сообщникам благодарность как тираноубийцам. Антоний заметил, что если сенаторы сочтут Цезаря тираном, то должны будут отменить все его распоряжения; в числе этих распоряжений было немало таких, которые касались непосредственно лиц, присутствовавших на сенатском заседании. Немало сенаторов обязано было Цезарю своим почетным званием, некоторым из них были пожалованы должности и имения. Наконец, значительную часть сенаторов составляли люди незнатные, обязанные Цезарю своим высоким положением. В случае объявления Цезаря тираном труп его следовало выбросить в Тибр, но членам сената было известно, что римский плебс далеко не сочувствовал [с. 125] заговорщикам. Сенат был окружен многочисленной толпой, требовавшей мщения за смерть Цезаря; некоторые из присутствующих, правда, настаивали на мире12. С компромиссным предложением выступил Цицерон13, который, несмотря на примирение с режимом Юлия Цезаря, в первые же дни после его смерти открыто выразил свое сочувствие делу заговорщиков. Цицерон предлагал вспомнить, как поступали во время междоусобиц афиняне, и употребил греческое слово «амнистия», что значит «забвение»; он предлагал оставить безнаказанными убийц Цезаря, а вместе с тем утвердить все его распоряжения и не только те, которые были изданы Цезарем при его жизни, но даже те, которые он наметил провести в будущем. Это касалось в первую очередь колоний ветеранов, которые хотел вывести Цезарь. Таким образом, 17 марта произошло примирение между цезарианцами и заговорщиками. Решение об амнистии, принятое на сенатском заседании, встретило почти всеобщее сочувствие. По предложению Кальпурния Пизона, решено было похоронить Цезаря на общественный счет.

Похороны происходили 19 или 20 числа14. Речь, которую произнес М. Антоний, была, несмотря на примирение, направлена против заговорщиков. Окровавленная одежда Цезаря, открыто лежавшая рядом с трупом, должна была напомнить события мартовских ид. Еще до того, как принесли труп Цезаря на Форум, стало известно завещание Цезаря, в котором было сказано об усыновлении Цезарем его внучатного племянника Октавия. Сонаследниками назначались родственники Октавия — Луций Пинарий и Квинт Педий. Марк Антоний и Децим Брут должны были вступить в наследство в том случае, если кто-нибудь из наследников Цезаря откажется принять наследство

Особенное впечатление на собравшихся произвело то, что Цезарь завещал каждому римскому плебею по 300 сестерциев; кроме того, народу отходили сады Цезаря, находившиеся за Тибром15.

Антоний и его сторонники, разжигавшие антисенаторские настроения среди римской толпы, не могли предвидеть, что похороны Цезаря выльются в массовое движение, опасное не только для сенаторов, но и вообще для рабовладельцев.

[с. 126] Упоминания об этом движении мы находим во многих источниках, но все они лаконичны, и лишь на основании сопоставления различных данных мы можем судить о массовом движении, последовавшем за смертью Цезаря.

Речь Антония16, говорившего о заслугах Цезаря и о клятве, данной ему римскими гражданами, погребальные песни, в которых восхвалялись деяния Цезаря и перечислялись его страдания, вызвали волнения народа и он решил отомстить убийцам Цезаря.

Труп Цезаря хотели нести на Капитолий, но этому воспрепятствовали жрецы, и погребальный костер был устроен на Форуме. Всюду искали убийц Цезаря. Народный трибун Цинна был растерзан толпой, принявшей его за одноименного претора Цинну, который сложил после убийства Цезаря свои полномочия со словами, что он не желает пользоваться милостью тирана. Толпа хотела поджечь дома сторонников заговорщиков, но владельцы их упорно защищались, соседи же уговаривали толпу не приводить в исполнение своего замысла. Восставшие угрожали на другой день явиться вооруженными. Движение было стихийным, оно никем не было подготовлено, и им никто не руководил, но несомненно, что возбуждению собравшихся способствовала речь, произнесенная Антонием. По распоряжению консулов «несколько наглецов» (τ ι ν α ς τ ῶ ν θ ρ α σ υ τ έ ρ ω ν ), как называет их Дион Кассий, были сброшены с Капитолия.

Но этим движение не было прекращено. По инициативе некоего Герофила, или Амация, называвшего себя внуком Мария и родственником Цезаря, на месте погребения был устроен жертвенник, на котором Цезарю как богу приносили жертвы.

По свидетельству Валерия Максима, этот Герофил (так называемый Лже-Марий) был ветеринарным врачом (equarius medicus). Называя себя внуком Мария, он добился того, что его избрали своим патроном несколько колоний ветеранов, видные муниципии и почти все коллегии.

Цезарь в то время вел войну с сыновьями Помпея в Испании. Когда Герофил появился в садах, открытых Цезарем, толпа приветствовала Герофила почти так же, как самого диктатора. [с. 127] По словам Валерия Максима, популярность Герофила становилась угрожающей, и Цезарь выслал Герофила из Рима17. В сокращениях Тита Ливия Лже-Марий называется Амацием и аттестуется как человек низкого звания (humillimae sortis homo)18. Имя Амация (Amatius) было, вероятно, переводом греческого имени Герофил. Лже-Марий был, по-видимому, греком и происходил из какого-нибудь южноиталийского города. В 45 г., несмотря на популярность, Лже-Марий не добился успеха, и его первое появление в Риме закончилось изгнанием19.

Вернувшись в Рим после похорон Цезаря, Амаций, желая привлечь на свою сторону плебс, выступил с наиболее популярными лозунгами. По словам Аппиана, он непомерно сокрушался о смерти Цезаря и соорудил жертвенник на том месте, где Цезарь был сожжен. Под властью Амация, говорит Аппиан, оказались «дерзкие люди, и убийцы Цезаря всегда находились в страхе», так как Амаций устраивал против них засады20. Валерий Максим говорит даже, что он поставил своей целью умертвить сенаторов21.

Антоний, пользуясь своей властью, арестовал Амация и без суда казнил его22. Окончательно движение подавил Долабелла. Он приказал разрушить колонну с надписью «отцу отечества», воздвигнутую Цезарю во время движения Лже-Мария. Приверженцы Лже-Мария из числа свободных были сброшены с Тарпейской скалы, рабы же были распяты на крестах, 26 или 27 апреля были рассеяны последние сторонники Амация. Некоторые сведения об этом движении мы находим у Цицерона. Последний, подобно другим наиболее видным членам сенаторской партии, уехал из Рима в первые же дни после смерти Цезаря и следил за происходящим в Риме из своего Тускуланского имения. В одном из писем к Аттику Цицерон удивляется, что вновь появился Лже-Марий и что с ним еще не было покончено при Цезаре. Вскоре после этого Цицерон пишет, что Лже-Марий получил по заслугам23.

В подавлении движения Лже-Мария большое участие принимал зять Цицерона — Долабелла, который, будучи народным трибуном в 47 г., стоял во главе движения за кассацию долгов. По поводу подавления движения Цицерон пишет Аттику: «Удивительный мой Долабелла! Теперь я называю [с. 128] его своим, прежде же, как знаешь, я в этом немного сомневался. Великие дела его заслуживают рассмотрения: бросать со скалы, распинать на крестах, свергнуть колонну и сравнять даже место, где она стояла. Что говорить? Это поступки героя»24. В следующем письме к Аттику Цицерон снова расточает похвалы Долабелле. Брут, скрывшийся во время беспорядков из Рима, может спокойно шествовать по Форуму в золотом венке триумфатора, «ибо кто отважится повредить ему под угрозой скалы или креста? Какие хорошие примеры для утверждения ненадежных»25. В письме к Долабелле Цицерон не находит слов, чтобы выразить ему свое одобрение. И это, пишет Цицерон, не только его мнение. К нему приходят ежедневно сенаторы (optimi uiri), клиенты его (necessarii) из муниципиев, и все до небес превозносят Долабеллу. Луций Цезарь сказал даже, что после Цицерона Долабеллу можно назвать первым настоящим консулом. «Освободил ты и город от страха и государство от опасности, совершив не только благое дело для настоящего, но и подав пример для будущего»26, — писал Цицерон Долабелле.

К вопросу о движении Лже-Мария Цицерон возвращается в первой филиппике. В ней идет речь о том, что вначале действия Антония совпадали с решениями сенаторов, «через несколько дней после этого (после смерти диктатора) сенат был освобожден от опасности кровопролития: крюк (при помощи которого сбрасывали преступников со скалы) лишил жизни того беглеца, который присвоил себе имя Мария. Это сделано было совместно с коллегой, остальное совершил в сущности один Долабелла, но раз коллега не отсутствует, то действия их должны рассматриваться как совместные. В городе тогда распространялось зло, которое с каждым днем разливалось далее и далее; из Форума сделали могилу те, кто устроил похороны без погребения, и ежедневно все больше и больше пропащие люди вместе с подобными себе рабами угрожали городским зданиям и храмам. Но заслуженное наказание понесли тогда от Долабеллы дерзкие и преступные рабы, нечестивые и беззаконные вольноотпущенники, замечательно было и разрушение этой проклятой колонны...»27.

Мы привели почти все данные, относящиеся к движению Лже-Мария. В известном отношении оно является необычным для римской истории. Его нельзя сравнить с народными волнениями раннего Рима, описанными Титом Ливием, который, вероятно, в описание их привнес многое из того, что присуще [с. 129] движениям конца II и первой половины I в. Многим отличается это движение и от бурных событий времен Гракхов, Сатурнина и Ливия Друза и от движения Целия Руфа и Долабеллы. В предшествующих движениях восставшие всегда выступали с вполне определенной социальной программой.

Участники движения Лже-Мария считали, что нужно наказать убийц Цезаря, так как они — государственные преступники, нарушители клятвы, отцеубийцы, ибо Цезарь был провозглашен «отцом отечества». Движение носило религиозный характер, участники его пытались создать культ Цезаря. Цицерон упоминает bustum; это было, очевидно, огороженное место, где был сожжен Цезарь, здесь был поставлен жертвенник и воздвигнута колонна с надписью parenti patriae. Статуя Цезаря была помещена на рострах. Место сожжения Цезаря было средоточием культа, и на жертвеннике постоянно приносились жертвы28.

Почитание Цезаря как божества объединяло разнородные элементы, собиравшиеся на месте его похорон. «У этой колонны народ еще много времени спустя совершал жертвоприношения, давал обеты и улаживал тяжбы, принося клятвы именем Цезаря»29. Участники движения принадлежали к наиболее демократическим слоям римского населения. Это были почти исключительно столичные жители, нигде мы не встречаем упоминания о крестьянах. Цицерон говорит о нищих и рабах (serui et egenti)30. Из его слов мы можем заключить, что большое участие в почитании этого культа принимали рабы. Нам неизвестно, оставляли ли они навсегда своих хозяев, чтобы, смешавшись с толпой почитателей Цезаря, ждать освобождения, или же они оставляли временно дома своих господ, чтобы воздать должное новому божеству и попросить у него облегчения своей участи. Ближе к истине последнее, ибо нигде не говорится, что рабы бежали от господ.

Цицерон называет вольноотпущенников нечестивыми и беззаконными (impuri et nefarii liberi). Вольноотпущенники являлись клиентами бывших своих господ, клиент был участником семейных религиозных церемоний. Участие клиентов в новом, не признанном государством культе, почитание ими Цезаря как отца и бога было своего рода изменой домашней религии их патронов. Отсюда квалификация этих клиентов как impuri et nefarii.

Среди свободных были не только римские граждане. «К выражениям народного горя присоединило свои сетования [с. 130] множество чужестранцев, каждая народность в свой черед, в особенности же иудеи, которые по целым ночам посещали пепелище»31. Вполне вероятно, что своеобразная религиозная окраска почитания Цезаря объясняется влиянием уроженцев тех стран, где культ царей и героев был обычным и где те или иные благодеяния связывались с волей и желаниями добрых царей. Антидемократические мероприятия Цезаря не подорвали его авторитета; его религиозная политика находила отклик у определенных слоев римского плебса, а завещание реабилитировало его в глазах римской толпы, тем более что противники Цезаря принадлежали к римской аристократии, в течение стольких лет подавлявшей всякую попытку плебса улучшить свое положение.

Но это цезаристское движение было демократическим лишь по своему составу. Объективно оно свидетельствовало об упадке и разложении римской демократии, которая не могла уже выступить с самостоятельной политической программой.

Массовое народное движение не прекращалось со времен Гракхов. Главную роль в движении 60-х и 50-х годов, как и в движении Целия Руфа и Долабеллы, играл городской пролетариат. За 50 лет до смерти Цезаря городской плебс выступал вместе с крестьянством, но в половине I в. римское крестьянство перестало играть какую-либо политическую роль.

В 44 г. городской пролетариат, как и в движении 48 и 47 гг., выступает вместе с рабами и вольноотпущенниками. После восстания рабов под руководством Спартака мы не слышим о самостоятельных выступлениях рабов, однако рабы принимают участие в восстаниях бедноты и в различных переворотах; к ним обращаются как к реальной силе и обещают освобождение. Выступая вместе с римскими городскими пролетариями, они не могли способствовать оформлению и уяснению программы всего движения.

«Рабы, как мы знаем, восставали, устраивали бунты, открывали гражданские войны, но никогда не могли создать сознательного большинства, руководящих борьбой партий, не могли ясно понять, к какой цели идут, и даже в наиболее революционные моменты истории всегда оказывались пешками в руках господствующих классов»32.

Тяжелое положение рабов заставляло их примыкать к тем движениям, которые могли изменить их участь, но не наступило еще то время, когда стихийные восстания рабов перейдут в революцию.

[с. 131] Религиозная окраска движения, столь необычная для движения римского плебса, также была симптомом упадка римской городской демократии.

Распространению восточных религиозных верований способствовало разрушение римской национальной религии, наступившее в связи с превращением Рима в мировой центр, крушение «старых мировых порядков»33. С особенной остротой должно было сказываться это в самом Риме среди бездомных людей, которые меньше всего склонны были сохранять старые традиции, связанные с культом домашних пенатов и очага. Имело значение и то, что изменился этнический состав низов римского населения. Уроженцы различных стран, попадавшие в Рим рабами, нередко получали свободу и смешивались с исконным населением. Вместе с тем среди населения Рима распространялись их верования и предрассудки34. Восточные эллинистические религии, носившие мистический характер и развивавшие систему представлений о слиянии человека с божеством, больше захватывали человека, чем традиционная римская религия с ее официальным культом.

Укрепляя свою монархическую власть, Цезарь, как мы видели, заботился о ее религиозном обосновании.

И после его смерти это нашло своеобразный отклик среди римской бедноты. Мы уже говорили, что в оформлении его религиозного почитания сыграли роль уроженцы восточных провинций, которые сходились для почитания Цезаря на месте его сожжения. Религиозные мотивы, которыми Цезарь обосновывал свою власть, были им близки и понятны, они сливались с распространенным среди многих народов представлением о мудром царе-правителе. Что же касается римских религиозных представлений, которые способствовали утверждению культа Цезаря, мы считаем заслуживающей внимания гипотезу английского исследователя Линдсея, полагающего, что в умершем насильственной смертью Цезаре римские пролетарии видели доброго царя римских сатурналий. С точки зрения религиозной психологии взгляд Линдсея, по нашему мнению, заслуживает внимания35.

Движение после смерти Цезаря не выдвинуло реальной программы, но классовая направленность его ясна из того, что говорит о нем Цицерон. Откуда ненависть рабовладельцев к участникам движения, если главной его формой было только [с. 132] почитание Цезаря? Почитатели Цезаря требовали мести его убийцам, и движение носило антиаристократический характер. Аппиан, говоря о том, что толпа собиралась поджигать дома, владельцы же этих домов всячески этому сопротивлялись, а соседи их стремились уговорить толпу, — не упоминает, что это были только дома заговорщиков. И Цицерон не ограничивает опасность пожара только домами убийц Цезаря. Он говорит, например, о том, что сгорел дом некоего Беллиена36. Ясно, что движение было направлено против собственников городских домов. Судя по аналогии с движением 47 г., оно было, может быть, направлено против квартирохозяев.

Ущерб, который был нанесен этим движением господствующему классу, был незначителен, но опасно было соединение римских пролетариев с рабами и вольноотпущенниками. Поэтому-то так неумеренно радовался Цицерон, когда это движение было подавлено Марком Антонием, который считал себя другом Цезаря и исполнителем его воли.

ПРЕОБЛАДАНИЕ АНТОНИЯ

В своем отношении к движению римской бедноты руководители цезарианской партии и их противники были единодушны.

Крайние представители сенаторской партии находились вне Рима. Брут и Кассий бежали из столицы между 9 и 13 апреля37. Вначале они жили в Ланувии, в поместье Брута, а затем нашли приют в различных италийских городах. Представители муниципальной знати были горды тем, что оказывали гостеприимство nobiles38. Децим Брут уже в апреле отправился в Цизальпинскую Галлию, которая была определена ему еще Юлием Цезарем. Цицерон находился в своем Путеоланском имении, следя за всем происходящим в Риме и поддерживая связь с друзьями, среди которых были видные заговорщики.

Уже весной 44 г. крайние представители сенаторской партии говорили о возможности гражданской войны. Они рассчитывали на галльские силы Децима Брута и на Секста Помпея, находившегося в Испании39.

Наоборот, умеренные элементы сенаторской партии надеялись на примирение с Антонием, который вначале шел им навстречу. В интересах последних он проводит закон об уничтожении на вечные времена диктатуры40. Он пишет письмо к [с. 133] Цицерону, в котором старается задобрить влиятельного консуляра41.

Антоний предложил вызвать из Испании Секста Помпея, выдать ему в возмещение конфискованного имущества 50 млн. сестерциев и поставить его во главе римского флота42. Это предложение особенно импонировало сенату, где оставалось немало влиятельных сторонников Помпея Великого. Благодаря этому Антонию удалось провести в свою пользу и в пользу своих сторонников целый ряд мероприятий. Было принято сенатское постановление, по которому Антоний получил Македонию, а Долабелла — Сирию. В этих провинциях находились войска, собранные Цезарем для парфянского похода. Антоний добился разрешения иметь вооруженную стражу численностью до 6 тыс. человек. Пользуясь тем, что сенат признал действительными все распоряжения Цезаря, даже неопубликованные, Антоний назначил новых сенаторов, оправдывая это неопубликованными распоряжениями Цезаря. На этом же основании были предоставлены различные привилегии провинциям и вассальным царствам.

В сенате Антоний опирался, вероятно, на тех малоизвестных сенаторов, которые были введены туда Цезарем. На сторону сенаторской партии переходят некоторые цезарианцы: Авл Гирций и Гай Вибий Панса, которым определено было консульство на 43 г. Они уже в первые дни после смерти Цезаря стремились к примирению с сенаторской партией; такую же позицию заняли полководцы Цезаря Азиний Поллион и Мунаций Планк.

Сближение с сенаторской партией подорвало авторитет Антония среди плебса и ветеранов, и он прилагает много усилий, чтобы упрочить свои связи с ветеранами. Для Антония был опасен тот сочувственный прием, каким встретили в некоторых италийских городах Брута и Кассия, и, чтобы парализовать их влияние, он отправляется в Кампанию, надеясь привлечь на свою сторону ветеранов, расселенных там Цезарем. Антонию, несомненно, были известны намерения крайних представителей сенаторской партии, для него не были, вероятно, секретом их рассуждения о том, что тиран убит, но тирания осталась. «Мы не были в состоянии стать его рабами, но сделались рабами его записной книжки»43. Положение Антония усложнилось тем, что в Италию прибыл юный Октавий, которого Юлий Цезарь, как уже говорилось, объявил своим наследником.[с. 134]

НАСЛЕДНИК ЦЕЗАРЯ

В середине апреля в Италию прибыл Гай Октавий, усыновленный Цезарем и назначенный его наследником. Свое завещание Цезарь составил еще в 45 г., но содержание его стало известно в Риме лишь 19 марта 44 г., после вскрытия завещания.

Октавий был сыном Атии, племянницы Цезаря, дочери его сестры Юлии и первого ее мужа Гая Октавия, уроженца италийского города Велитр, человека незнатного, возведенного при Цезаре в патрицианское достоинство и получившего звание претора. Молодой Октавий был воспитан в доме своей матери Атии, после смерти его отца вышедшей замуж за Луция Марция Филиппа, и в доме своей бабушки Юлии.

По словам Николая Дамасского, при жизни Цезаря Октавию удалось участвовать в военных действиях. Это был болезненный юноша, и болезнь помешала ему принять участие в испанской кампании 45 г. В конце 45 г. Октавий был направлен Цезарем в Эпир, где были подготовлены легионы для парфянского похода, и там, в городе Аполлонии, он совершенствовался в гражданских и военных науках. В это время Октавию было всего 18 лет.

О смерти Цезаря Октавий узнал через вольноотпущенника, присланного Атией. Некоторые из офицеров македонских легионов советовали ему собрать войска, вести их в Италию и отомстить заговорщикам за смерть Юлия Цезаря. Но Октавий отказался от этого и направился в Рим в качестве частного человека. Из осторожности он высадился сначала не в Брундизии, а в небольшом городе Лупиях в Калабрии, откуда направился в Брундизий, где было много ветеранов, преданных его приемному отцу и назвавших его Цезарем.

Прежде чем отправиться в Рим, Октавий решил встретиться с некоторыми людьми, в частности с Цицероном, который заинтересовался приездом Октавия, но не знал, как нужно на это реагировать. 18 апреля Октавий прибыл в Неаполь и на следующий день советовался с Бальбом и Цицероном относительно принятия наследства. Не без удовольствия Цицерон говорит о предстоящем разрыве его с Антонием44. В следующем письме Цицерон сообщает, что Октавий прибыл к своему отчиму Марцию Филиппу, вилла которого находилась рядом с имением Цицерона. Зять Октавия, муж его сестры, Г. Клавдий Марцелл решил привлечь его на сторону сенаторской партии, и это вызвало новый прилив надежд у Цицерона. План Марцелла он считал прекрасным. Совсем неожиданно Цицерон заявляет, что Октавий ему целиком предан [с. 135] («mihi totus deditus»)45. B письме от 22 апреля Цицерон пишет: «Меня здесь дружественно и почтительно приветствовал Октавий, которого его люди sui называют Цезарем, Филипп так не зовет — я тоже... Его окружают многие, которые угрожают нашим смертью, говоря, что они не могут перенести того, что наши совершили. Как думаешь, что будет, когда мальчик прибудет в Рим, где наши освободители отнюдь не в безопасности? »46. Но несмотря на это, у Цицерона, вероятно, созревает план — использовать Октавия как орудие своей партии. Близкие к Октавию люди, мать его Атия и ее муж Марций Филипп рекомендовали ему отказаться от наследства. Но Октавий не последовал их советам.

Сайм высказал предположение47, что такое отношение Филиппа к наследству Цезаря было показным. На деле же он и зять Октавия Г. Клавдий Марцелл, консул 50 г., были вдохновителями и советниками будущего императора Августа. Это верно относительно Марцелла, но не может быть доказано относительно Филиппа. Цицерон был хорошо знаком с Филиппом, чтобы не знать о его двойственной политике и не поделиться этим со своими друзьями. Другое дело Марцелл, способствовавший когда-то разрыву Цезаря с сенатом, но не принимавший участия в войне. Может быть, через него главным образом Октавиан и установил связи с республиканской аристократией. Эти связи он стремился укреплять, о чем свидетельствуют и переговоры с Цицероном, но в данное время особое значение имели не эти связи, а то «окружение», которое так не понравилось Цицерону. Окружение это — цезарианские офицеры. Из них мы знаем только Сальвидиена Руфа и Агриппу, но они, конечно, не были единственными.

Когда Октавий появился в Риме, его с восторгом встретили многочисленные сторонники Цезаря, и он сразу же заявил о своем желании принять наследство Цезаря и выполнить его волю. Он был представлен народу братом Марка Антония — Луцием, бывшим тогда народным трибуном. Октавий произнес речь, в которой выразил желание вступить в наследство, главным образом для того, чтобы выполнить завещание Цезаря и раздать каждому плебею по 300 сестерциев. Вернувшийся в Рим Марк Антоний был недоволен новым претендентом на наследство Цезаря48.

Антоний помешал провести усыновление Октавия в куриатных комициях, но несмотря на это, тот все же стал называться [с. 136] Гаем Юлием Цезарем. В новой литературе с этого времени его принято называть Октавианом49.

Выступая на собраниях, Октавиан говорил о несправедливости, допущенной по отношению к его отцу, заявлял, что память последнего осталась неотомщенной. Эти слова находили отклик среди ветеранов и среди римского плебса, у которого были все основания к недовольству Антонием: последний не выплачивал плебеям завещанных Цезарем денег и недостаточно удовлетворял требования ветеранов.

Встреча Антония с Октавианом закончилась размолвкой. Антоний отнесся пренебрежительно к юному Цезарю. После этого Октавиан продолжал агитацию против Антония. Он напомнил римским плебеям о расправе Антония с беднотой50, восставшей под руководством Долабеллы еще при жизни Цезаря. Расколом среди цезарианцев были больше всего недовольны ветераны, которые все же настояли на примирении Октавиана с Антонием, но примирение это было формальным.

Появление Октавиана внесло новые осложнения в политическую жизнь Рима, еще больше обострив политическую борьбу.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Cic., Ad Att., XV, 4, 2.

2. Nic. Dam., 25. [

3. К последующему см. Н. А. Машкин, Социальное движение в Риме в первые дни после смерти Цезаря, «Вестник МГУ», 1947, № 5, стр. 3—14; Г. А. Цветаева, Народные волнения в Риме после убийства Юлия Цезаря, ВДИ, 1947, № 1, стр. 226—233.

4. Nic. Dam., 25.

5. App., B. C., II, 119. [

6. Ibid., III, 17. [

7. Nic. Dam., 27. [

8. App., B. C., II, 121, 122; Cass. Dio, 44, 22. [

9. Так передана речь у Аппиана (App., B. C., II, 122, 137). Хронология событий у Аппиана спутана. См. Schmidt, Die letzten Kä mpfe d. Rö m. Rep. [

10. Nic. Dat., 25

11. Cic., Phil., I, 1; II, 35, 89; App., B. C., II, 126; Cass. Dio, 44, 22; Plut., Cic., 42; Ant. 14; Brut., 19. [

12. App., B. C., II, 130; Cass. Dio, 44, 22; Suet., Tib., 4. [

13. О том, что это сделано было Цицероном, последний говорит в Phil. I, 1; в согласии с этим стоит указание Диона (Cass. Dio, 44, 23). []

14. У Аппиана (App., B. C., II, 142 сл.) рассказ о похоронах подробнее, чем у других авторов, но последовательность событий яснее у Диона (Cass. Dio, 44, 35 сл.).

15. Suet., Caes., 83; RgdA, с. 15; Nic. Dam., 17; Cass. Dio, 44, 35; App., B. C., II, 143.

16. Ферреро («Величие и падение Рима», т. III, стр. 26) считает, что Антоний не произносил речи, а прочитал лишь отрывок из завещания Цезаря. Мнение это неосновательно. Конечно, мы не можем считать подлинными те речи, которые приводят Аппиан и Дион Кассий (у того и другого речь Антония звучит по-разному), но для решения этого вопроса имеется указание Аппиана, что Антоний произносил речь как родственник Цезаря (B. C., II, 144), решающим же является замечание Цицерона (Ad Att., XIV, 10, 1). Ферреро основывается лишь на свободной интерпретации Светония.

17. Val. Max., IX, 15.

18. Liv., Per., 116.

19. Cic., Ad Att., XII, 49.

20. App., B. C., III, 2, 3.

21. Val. Max., IX, 15.

22. App., B. C., III, 3. [

23. Cic. Ad Att., XIV, 6, 1; 8, 1. [

24. Cic., Ad Att., XIV, 15, 2.

25. Ibid., 16, 2. [

26. Ibid., 17A. [

27. Cic., Phil., I, 2, 5. [

28. App., B. C., III, 2; Cass. Dio, 44, 51. [

29. Suet., Caes., 85. [

30. Cic., Ad Att., XIV, 10, 1; ср. Phil., I, 2, 5]

31. Suet. Caes. 84.

32. В. И. Ленин, Соч., т. XXIV, изд. 3-е, стр. 375

33. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. VIII, стр. 268.

34. T. Frank, Some aspects of the Roman Behavior, N. Y. 1928, p. 187

35. В буржуазной историографии «не принято» ссылаться на эту интересную книгу английского прогрессивного писателя и историка (Lindsay, Marc Antony, London, 1936).

36. Cic., Phil., II, 36, 91.

37. Cic., Ad Att., XIV, 5, 2; 7, 1.

38. Cic., Phil., II, 41, 107. [

39. Cic., Ad Att., XIV, 13, 2.

40. App., B. C., III, 25; Cass. Dio, 44, 51; Cic., Phil., I, 1, 3. [

41. Cic., Ad Att., XIV, 13A.

42. App., B. C., III, 4.

43. Cic., Ad Att., XIV, 14, 2.

44. Cic., Ad Att., XIV, 10, 3.

45. Cic., Ad Att., XIV, 11, 2.

46. Ibid., 12, 2.

47. R. Syme, Rom. Rev., p. 128.

48. Nic. Dam., 28; Vell. Pat., II, 59, 6; App., B. C., III, 13; Cass. Dio, 45, 5 сл.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒