Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Типы и методы информационного лоббизма
Многогранная практика дала примеры существования самых различных типов и разновидностей информационного лоббизма. Самый распространенный — прямой (внешний) информационный лоббизм, демонстрирующий такое формирование информационного потока и установление коммуникации с ключевыми фигурами, которое инициируется вне системы принятия решений. Таким образом, лоббисты налаживают контакты с ЛПР только после того, как им удается проникнуть в зону принятия конкретных решений. Противоположный обозначенному типу установления коммуникации — внутренний информационный лоббизм. Коммуникаторы, заинтересованные в принятии решения лица, устанавливают контакты внутри управленческой системы. В силу этого их коммуникация с КЛПР носит характер внутреннего общения, служебной формы установления и поддержания общения. Иными словами, будучи участниками системы принятия решений, отдельные группы и лица пытаются повлиять на органы власти и властные фигуры, курирующие тот или иной вопрос. В ряде случаев внутренний лоббизм включает в себя также ситуации, когда отдельные коммуникаторы, действуя в той же предметной области, добиваются необходимого решения, пользуясь особыми отношениями со своим руководством. Еще один тип информационного лоббизма — косвенный. Его особенности состоят в том, что коммуникатор использует в качестве фактора давления на КЛПР общественное мнение. Эта разновидность лоббизма свидетельствует как о сложности, так и о масштабности формируемых коммуникаций. В то же время потребность в применении именно такого метода оказания давления на власть свидетельствует о дефиците у коммуникатора должных ресурсов для оказания внутреннего воздействия на структуры власти и управления. к Кроме того, выделяются общенациональные типы информационного лоббизма, позволяющие учитывать всю гамму специфических проявлений данного способа установления коммуникации в отдельных странах. Рассмотрим особенности этого типа информационного взаимодействия на примере нашей страны. В современном российском обществе информационный лоббизм формировал свои коммуникации в рамках общей стратегии бизнеса в публичной сфере. С середины 80-х годов прошлого века (когда начались процессы перераспределения государственной собственности в пользу советской номенклатуры) стали распространяться формы прямого и внутреннего лоббизма, решавшего проблемы, в основном связанные с перераспределением материальных ресурсов. В конце этого десятилетия начала формироваться и практика размещения крупными экономическими структурами заказных материалов в СМИ. За сравнительно небольшую плату фирмы размещали благоприятную для себя информацию, которая сигнализировала об их намерениях, целях и позициях, оказывая тем самым давление и на конкурентов, и на структуры государственного управления. Впоследствии эти формы деятельности отечественных инвесторов были дополнены стратегиями овладения СМИ. Причем если первые владельцы СМИ относились к ним как к форме второстепенного бизнеса, то крупные бизнесмены второго поколения рассматривали их уже как наиважнейший инструмент политического давления на власть и опережения конкурентов. Можно сказать, что выборы Президента России в 1996 г. по сути создали уже единый механизм власти, при котором медиа-владельцы интегрировались в систему государственного управления, а СМИ стали главным проводником их интересов по отношению и к государству, и к обществу. Впрочем, дальнейшая практика показала различие интересов власти, бизнеса и СМИ. Поэтому установившийся механизм власти и управления продержался только во время этих выборов и короткого периода последующего развития. Затем союзы СМИ, медиавладель-цев и политической части правящего класса приняли более прагматичный и инструментальный характер. Лоббизм же, став едва ли не основным способом решения проблем, возникавших между бизнесом и властью, вновь начал применять для достижения своих целей более привычные — непубличные методы. Использование силы общественного мнения, «господство в эфире» представлялось не вполне и не всегда эффективным, и потому эти способы формирования информационных потоков 12-4386 уступили место теневой стилистике налаживания контактов. По мере развития информационной базы общества лоббизм стал распространяться на сферы культуры, образования и науки. В настоящее время информационный лоббизм доминирует в пространстве принятия решений, формируя господствующие там коммуникации и способствуя установлению контактов бизнеса и государственных чиновников. Каждый из названных типов информационного лоббизма пользуется своими методами установления коммуникации. Так, для прямого лоббизма наиболее характерны личные встречи, в которых существенное место принадлежит невербальным способам информирования, лучше других передающим смысл конфиденциальной информации; для косвенного — взаимодействие со СМИ с присущими им техниками контактирования с массовыми аудиториями; для внутреннего — формы делового общения со всем набором формальных и неформальных приемов влияния на оппонента (например, распространение «деловых слухов», т.е. новостей, исходящих из вышестоящих для реципиента структур), и т.д. Эти методы либо представляют собой легальные средства воздействия на ЛПР, либо находятся за рамками закона.
Нацеленность лоббизма на решение конкретных управленческих задач позволяет выделить и некий алгоритм этого типа информационной деятельности, или перечень взаимосвязанных действий и процедур, позволяющих ему устанавливать надежную коммуникацию с ключевыми фигурами в сфере принятия решений. В качестве первой ступни такого цикла следует выделить оформление интереса, т.е. придание потребности лоббистов такой субъективной формы, которая могла бы привлечь внимание КЛПР и потенциально была бы способна вызвать его положительную ответную реакцию. Одновременно такая форма должна органично встраиваиваться в систему принятия решений, избегать серьезных конфликтов с этой средой, т.е. соответствовать принятым здесь нормам, традициям, своеобразному этикету взаимоотношений в политико-административной среде. Второй этап — определение ключевого лица в системе принятия решений и поиск эффективного канала передачи ему информации. Выбираемый способ передачи сообщений должен не только выстраиваться под конкретного КЛПР, отражать его предпочтения в получении информации, но и минимизировать возможности i возникновения «шума». Поскольку передаваемая информация зачастую носит конфиденциальный характер и содержит немало тонких аргументов, придающих сообщению целевой характер, утрата даже незначительного числа таких смыслозначимых компонентов текста может привести к нарушению и обрыву коммуникации. Такие требования к выбору канала тем более основательны, что лоббистам нередко приходится действовать в рамках двух-, трехуровневой или даже более сложно организованной системы отношений между отдельными звеньями системы управления и при этом использовать различные — печатные, цифровые или другие — способы передачи информации. Следующий этап — настройка информационных контактов. Эти задачи предполагают более точное, скорректированное сложившимися обстоятельствами согласование интересов лоббистов и КЛПР, а также «прочищение» каналов связи, минимизацию «шума», способного помешать взаимодействию сторон. Одновременно при решении этой группы вопросов коммуникатор пытается исключить расслоение инфопотока, т.е. поступление информации каким-то иным, косвенно участвующим в этом общении контрагентам (например, сослуживцам, техническим сотрудникам аппарата КЛПР и т.д.). За счет осуществляемых здесь операций начальные попытки вхождения в контакт способствуют установлению устойчивой коммуникации. Другими словами, коммуници-рование трансформируется в коммуникацию, устойчивую форму общения партнеров. Далее необходимо поддержание установившихся контактов вплоть до окончательного решения вопроса, т.е. поставленной управленческой задачи. Учитываются динамика внешней среды, возможное изменение интересов лоббистов и требований КЛПР. Нередко временной период, в рамках которого реализуется конкретная задача, резко сокращается, что порой ставит под угрозу первоначально установленные контакты между лоббистами и КЛПР. Например, о содержании предполагаемой сделки узнают конкуренты или же выясняются непрогнозировавшиеся последствия, которые делают намечающуюся операцию нецелесообразной. В случае сохранения заинтересованности сторон в коммуникации требуются дополнительные действия по поддержанию установленных контактов, устранению рисков в самый ответственный период взаимодействия сторон. Понятно, что такие обстоятельства обусловливают необходимость охраны коммуникации. На этом этапе лоббисты предпринимают действия, нацеленные на создание информационной защи- 12* ты своих деловых взаимоотношений как от конкурентов, так и от прямых противников. Заключительный этап коммуникационного цикла информационного лоббизма — выход из установленных контактов. Предполагается, что установленные информационные связи в силу решения задачи теряют функциональный характер и должны быть прекращены. Это позволяет направить усилия и ресурсы лоббистов на иные ключевые фигуры в системе принятия решений. Однако при этом нужно сохранить у КЛПР, условно говоря, позитивную память о существовавших связях, чтобы при необходимости легко войти с ним в новый контакт. В то же время такие действия предоставляют возможность сохранить и повысить деловую репутацию самих лоббистов. В России круг возможностей для такого типа информационного влияния уже, чем на Западе, так как у бизнес-структур меньше доступа к ТВ, чем у государства, владеющего контрольным пакетом акций ОРТ, РТР, НТВ. По неофициальным подсчетам, на проведение одного законопроекта западные нефтяные компании тратят в среднем от 1 до 20 млн долларов. Причем часть из этих средств идет на работу со СМИ. По данным отечественных специалистов, крупнейшие российские компании тратят меньше, например, в 1998 г. «Транснефть» на оплату информационных материалов в прессе израсходовала 485 тыс. долларов. В целом же с учетом посреднических услуг в конце 1990-х годов размещение сообщения в АПН, АИФ-Но-вости стоило 200-3000 долларов, а в Интерфаксе 500-800. Причем такая информация могла в дальнейшем послужить поводом к появлению небольшой серии статей. Продолжающаяся же серия статей стоила уже от 5 тыс. долларов. При решении оплаты таких услуг главным критерием был и остается охват аудитории. Поэтому самыми желанными для бизнеса в настоящее время являются возможности таких информагентств, как Интерфакс, РИА-Новости, Прайм-ТАСС, а также специализирующихся на экономической информации: Росбизнесконсалтинг, Финмаркет и др. Информационный терроризм Информационный терроризм также представляет собой предельно персоналистскую форму коммуникации, организуемую «под реципиента». Однако эту разновидность данного типа установления коммуникации отличает направленность на нанесение реципиенту того или иного ущерба. Именно эта целевая установка форма- тирует его информационные послания, заставляет коммуникатора выбирать место и время распространения информации и установления контактов. Отличительные черты информационного терроризма связаны с его публичным характером и стремлением к максимизации коммуникационного эффекта. Даже если насильственные (угрожающие) действия предпринимаются по отношению к какому-то конкретному лицу, они все равно рассчитаны на публичную огласку и оказание воздействия на широкую, в том числе и массовую аудиторию. Например, подрыв машины судьи, представителя полиции или госадминистрации, даже если его непосредственная цель — устранение, всегда направлен на получение масштабного социального отклика общественного мнения. Чаще же всего такие акции и представляют собой не что иное, как форму давления на общественность, попытку запутать население региона или страны в целом. А потерпевший оказывается лишь средством, позволяющим террористам решать более масштабные задачи. Таким образом, в информационном терроризме расчет делается именно на информационные последствия злонамеренных или насильственных акций. Поэтому данный метод организации дискурса являет собой как бы двухступенчатую процедуру установления политических коммуникаций. Первоначально организуется общественный резонанс, а затем устанавливаются контакты с широкой социальной аудиторией, от которой террористы пытаются добиться нужного им изменения позиций и даже соответствующих поведенческих действий. (Вспомним, к примеру, как родственников захваченных в театральном центре на Дубровке заложников вынудили устроить демонстрацию «против войны в Чечне».) Как правило, самое распространенное средство оказания такого воздействия на социальную аудиторию — нагнетание страха. На эту реакцию и рассчитывают террористы, так как в результате создается атмосфера напряженности, нарушены функции государственных органов. Такие установки террористов обусловливают особую тактику применения информационных процедур. Как правило, на первоначальном этапе установления характерного для них типа коммуникации происходит скрытое накопление и концентрация (в определенном месте и в определенное время) данных. После совершения террористического акта, напротив, делается все, чтобы усилить его общественное звучание. В ход идут заявления для прессы, распространение видеокассет, интервью и другие формы комментирования случившегося. Эти способы информирования при- званы — даже если какая-то организация не берет на себя ответственность за содеянное — объяснить смысл произведенного насилия и спровоцировать реакцию правящих структур и общественного мнения. Используется любой повод для придания информации публичного характера, возбуждения общественного интереса, тиражирования сведений. Эта универсальная черта информационной тактики террористов модифицируется в зависимости от типа осуществляемых ими акций. Одно дело, когда такие акции связаны с применением силы и физического насилия, и другое, если применяются методы психологического давления (например, используется информация, способная устранить ту или иную политическую фигуру с арены публичной власти). В последнем случае, если такой «тяжелый» компромат становится орудием шантажа и приводит к «добровольной отставке» этого политика, придание этому факту общественного резонанса может и не потребоваться. Своими особенностями установления политических коммуникаций обладает внутринациональный и международный терроризм, региональный и местный, индивидуальный и коллективный, преследующий криминальные и политические (национальные, религиозные) цели. Особые информационные технологии использует мобилизованный и добровольческий терроризм. Если террористическую тактику берет на вооружение отдельное государство (государственный терроризм), этот способ информационной деятельности обретает черты и свойства институализированной политической линии, подкрепленной соответствующими масштабными ресурсами. Однако ярче всего информационный терроризм представлен в деятельности отдельных организаций. Именно здесь нашли свое классическое воплощение характерные для терроризма приемы поведения в информационном пространстве.
Наряду с сохранением ряда характерных для информационной деятельности террористов XX и даже XIX в. особенностей складываются некие новые, в том числе и качественно отличные ее параметры. В значительной мере это обусловлено изменениями самой террористической деятельности, ее места и роли в современном мире. Ученые и эксперты отмечают качественные изменения, позволяющие говорить о формировании терроризма «нового типа», носители которого обладают особенной мотивацией, специфическими средствами и тактикой применения информационного оружия. Например, из-за возросшей технической оснащенности террористов, возможности применения ими биологического, химического и даже оружия массового уничтожения в корне изменилось отношение к ним отдельных государств и всего мирового сообщества. После трагедии 11 сентября 2001 г. люди стали даже преувеличивать значение и масштаб отдельных террористических акций. Все это говорит о том, что качественно изменился информационный фон, на котором высвечиваются и получают оценку такого рода действия. Повышенное внимание к террористическим акциям и даже драматичность их восприятия повлияли на духовную атмосферу общества, оно стало более восприимчивым и проницаемым для информационных целей террористов. Последним иногда не требуется даже прикладывать особых усилий для ознакомления общества со своими целями. Оно само с нетерпением ждет таких материалов. Неудивительно, что кассеты с записью речей руководителей «Аль-Каиды» крутятся по всем мировым телеканалам, их интервью сразу же попадают на первые полосы газет и становятся мировыми новостями. Пассажи этих речей, цели и задачи исламских фундаменталистов постоянно комментируются СМИ. Общество невольно само продуцирует интерес к этой тематике, в результате чего информационно-политическое значение терроризма постепенно возрастает, а создаваемые им коммуникации расширяют свое влияние. Наряду с этим продолжает действовать и достаточно традиционная тенденция, а именно — усиление связи терроризма с деятельностью экстремистских группировок (националистских, шовинистских, религиозно фундаменталистских). Например, как выяснилось в ходе следствия по факту атаки зданий Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, террористическая организация Аль-Каида была «зонтиком» для целого ряда группировок, в том числе Хэзболлы (Ливан), Исламского джихада (Египет), Вооруженной исламской группы (Алжир) и некоторых других. Возрастают организованность и законспирированность действий террористов, повышается их финансовое обеспечение, что затрудняет борьбу с ними. В значительной степени это обусловлено заинтересованностью экономических или политических сил, которые помимо собственно идеологических (религиозных, политических, националистических и пр.) причин пытаются использовать террористическую деятельность для дестабилизации положения, чтобы сорвать экономический проект конкурентов и способствовать продвижению своих интересов. Имеющиеся в их распоряжении средства дают террористам возможность подкупать политических деятелей и журналистов, приобретать радиостанции и газеты. В этих целях активно используются и диаспоры в разных странах. При помощи их совместных усилий либо прославляются «подвиги» защитников ислама, либо как минимум смягчается общественное мнение, легитимизируются цели террористов, им создают паблисити (связывая, например, их деятельность с защитой неких «принципов» и «нравственных ценностей», культурного наследия). Это создает благоприятный информационный фон для деятельности «борцов за свободу» Чечни, «узников совести» из баскской организации ЭТА, «мирных католиков» Ольстера и т.д. Например, часть получаемых от международных террористических организаций средств чеченские сепаратисты направляли на ведение информационных акций против федеральных сил. Одна из операций такого рода получила название «Лифт». В ее рамках в числе прочего предусматривалось создание официального информагентства, а также телекоммуникационной сети и печатных изданий, которые должны были распространять в России и за рубежом нужную полевым командирам информацию. Сегодня де-факто создаются и международные информационные глобальные сети террористов. Это позволяет группировкам укреплять взаимопомощь, повышать качество планирования своих действий, их координацию в мировом масштабе, осуществлять крупные международные операции. Процесс интернационализации террористов проходит на фоне агрессивного отрицания ими международных норм жизни. Они активно используют всевозможные информационные технологии, способные донести до общественного мнения их идеи и оценки. Примером такого типа скоординированных операций информационного терроризма может служить «атака против США», первыми актами которой была серия акций во второй половине и конце 1990-х годов, направленных против американских посольств в Кении и Танзании, авиабазы и учебно-тренировочного центра в Саудовской Аравии, попытка подрыва Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Причем вопреки традиции ни одна организация не заявила официально о своей ответственности за данные акции, не были также выдвинуты ясные требования и цели, за исключением невнятного обещания «повсеместно преследовать американские вооруженные силы и наносить удары по интересам США».
Новые информационные возможности терроризма заставляют говорить и о постепенном вытеснении на периферию образа и стиля деятельности, если угодно, традиционного профессионального террориста — идеологически мотивированного, действующего в соответствии с конкретной политической повесткой, вооруженного взрывчаткой и поддерживаемого государствами-спонсорами. Современный террорист — этот тот, кто способен наряду с такими действиями вести и сетевую войну, при этом его мотивы гораздо меньше идеологизированы. В значительно большей степени терроризм делает сегодня ставку на использование в своих целях «любителей». Это затрудняет деятельность разведслужб, так как подготовка к акциям носит чрезвычайно скрытный характер. Появление новых методов в деятельности террористов, усиление их ресурсного потенциала требуют адекватных методов борьбы с этим явлением, заставляют государства совершенствовать национальные законодательства, повышать координацию своих действий. На совещании «восьмерки» в июне 2003 г. было принято решение о создании специального международного органа по борьбе с международным терроризмом. Но ни такие специальные структуры, ни отдельные государства не справятся с терроризмом, если люди не будут бдительнее, а их реакция на проявления насилия, деятельность всех тех, кто прикрывает насилие идеологическими и иными целями, не станет более жесткой. Вопросы для обсуждения 1. Почему политическая реклама занимает ведущее место на совре 2. Есть ли какие-либо ограничения в заимствовании приемов полити 3. Существуют ли универсальные приемы повышения эффективности 4. Имеются ли у информационного лоббизма только ему присущие 5. Каковы способы защиты от информационного терроризма? Рекомендуемая литература Борисов Б. Л. Технологии рекламы и ПР. М., 2000. Землянова Л. Н. Реклама в период гиперсигнификации // Вестник МГУ. Сер. 10. Журналистика, 1995. № 3. Зудин А. и др. Финансово-промышленные группы и конгломераты в экономике и политике современной России. М., 1997.
Егорова-Гантман Е. и др. Политическая реклама. М., 1999. Колобов О. А., Ясенев В. Н. Информационная безопасность и антитеррористическая деятельность современного государства. Проблемы правового регулирования и варианты их решения, Нижний Новгород, 2001. Лисовский С. Ф. Политическая реклама. М., 2000. Мошкин С. В. Политическая реклама: Пособие для начинающих политиков. Екатеринбург, 1994. Ольшанский Д. В. О группах влияния и некоторых «влияющих» в российской политике // Бизнес и политика, 1995, №11. Система представительства российского бизнеса: формы коллективного действия, М., 1997. Федотова Л. Н. Реклама в социальном пространстве. М., 1996. Шестакова О. В. Информационные технологии современного лоббизма // Теория и практика управления: новые подходы. М., 2003. Bogart L. Advertising // International Encyclopedia of Communications / Ed. by E. Barnow, G. Gerbner, W. Schramm, T. Worth. N.Y.; Oxford. 1989. Jordan G., Malonely W. Accouding for Public Interest Participation // Political Studies. 1996. Vol. XLIV. Schmitter Ph., GroteJ. The Corporatist Sisyphus. San Diego, 1997.
В информационном пространстве политики наряду с маркетинговыми и немаркетинговыми способами организации дискурса существуют и такие, которые включают в себя разные методы поддержания коммуникации. К подобным синтетическим (смешанным) способам организации информационного взаимодействия относится смеховая коммуникация. Ее природа связана с проявлением комического содержания политического текста, которое служит основанием для контактов между людьми. Комическое же является показателем некоего внутреннего несоответствия в обсуждаемом (отображаемом) явлении.; Это может быть несоответствие формы и содержания (толстый человек говорит тонким голосом), противоречие функции (задачи) и роли (ее осуществления). К примеру, официальное лицо совершает несвойственные его статусу действия. Комическое провоцирует юмористическую реакцию потребителя информации, что вызывает его смех, улыбку и иные аналогичные реакции, которые и делают возможной особую, смеховую форму контактов политических акторов в пространстве власти. Немаркетинговые свойства такого типа коммуникации обусловлены тем, что комическое представляет собой внутренний компонент любых политических текстов и тем самым выражает их потенциальную способность провоцировать юмористическую реакцию потребителей информации. Как отмечал А. Бергсон, комическое не существует вне человеческого'. И уж тем более это применимо к таким «достижениям» человечества, как государство и политика. Человек, даже в борьбе за власть, не утрачивает при- сущей ему способности видеть смешное в любых областях жизни. И это не случайно. Ведь политика представляет собой форму взаимодействия различных социальных групп, каждая из которых по-своему интерпретирует сообщения партнеров и конкурентов, в том числе выделяя в их посланиях комическое содержание. Таким образом, всегда имеется возможность юмористической интерпретации даже тех сообщений, которые не представляют собой специально сформированных шутливых посланий. «Политический смех... является производным от смеха вообще. Поскольку, судя по всему, смех появился раньше, чем власть, государство и политика, то скорее всего рождение смеховой стихии либо совпадает с появлением политики, либо хронологически следует за ней... естественным образом трансформировавшись из бытовой смеховой стихии»2. По этой причине политические тексты уязвимы для юмористической интерпретации их содержания, а смех в политике тотален и всеобщ. Так что в политических текстах всегда независимо от их юмористической ценности прямо или косвенно, открыто или неявно присутствует комическое содержание. Причем комическое восприятие политической информации приводит к тому, что нередко смех является реакцией даже на отсутствующий текст. Смех привносит в политику игровой момент, некую несе-^ рьезность, позволяющую человеку даже в драматические моменты сохранять оптимизм, понимать условность любых «судьбоносных решений». Профессионалам-политикам смех и юмор помогают сохранять человечность и жизнелюбие. Это как нельзя лучше иллюстрирует высказывание английского политика Уин-стона Черчилля о предназначении политических деятелей, полагавшего, что те «должны уметь предсказать, что произойдет завтра, через неделю, через месяц и через год. А потом объяс-I нить, почему этого не произошло». Таким образом, органичность смеховой реакции в социальном и политическом пространствах демонстрирует немаркетинговые особенности смеховой коммуникации. Они связаны с тем, что политические тексты неизбежно являются носителем комического, а юмор выступает в качестве особой, внутренне принадлежащей реципиенту технологии осмысления информации, диагностики и постоянной ревизии сообщений. Можно даже сказать, что юмор — это специфический способ освоения человеком мира политики, составная часть политической социализации личности. Благодаря этому смеховая коммуни- кация в политике возникает постоянно, превращаясь в элемент повседневности, неискоренимое свойство политических взаимоотношений людей и самой сферы власти. Поскольку человек политический имеет возможность юмористического прочтения любой информации, смеховая коммуникация выступает как неизменная составляющая политической сферы. Шутка и юмор способны выполнять те же функции политической оценки, анализа и прогноза, что и теоретические формы политической рефлексии. Смехо-, вая коммуникация может весьма эффективно создавать имиджи \ политических деятелей, а также решать иные универсальные задачи в сфере политики. Как некая самостоятельная форма отношения к миру смеховая коммуникация способствует формированию в политическом пространстве особого, параллельного квазимира, с собственными нормами, персонажами, виртуальными имиджами. А в ряде случаев смеховая стихия выступает даже некой формой дознакового освоения человеком пространства политики. Как базовая реакция на комическое в тексте юмор служит неискоренимым источником постоянно воспроизводящихся политических контактов, саморазвертывания смеховой стихии в политике. Став элементом публичной политики, юмор, по образному j выражению А. Дмитриева, превратился в «пятую ветвь власти». Однако зададимся вопросом: возможны ли ситуации или отдельные политические послания, которые не могут быть подвергнуты осмеянию? Ведь юмористической оценке подвергаются порой и символы государства, и нормы господствующей идеологии и морали, и личные качества политиков, и физические недостатки вождей, их поступки. Люди шутят о таких вещах, которые кому-то представляются святыми. Конечно, общество и государство пытаются некоторым образом ограничить распространение такого поверхностного отношения к важнейшим для них явлениям. Например, во Франции общественность очень негативно реагировала на попытки лидера ультраправых Ле Пэна пошутить в одной из предвыборных речей насчет газовых печей и крематория. Так же отрицательно к этой тематике относится и немецкое общество. В советском обществе долгое время неприличными считались анекдоты про Ленина. Правда, нормы официальной морали действовали не слишком эффективно, и шутки про руководящую роль КПСС звучали даже с эстрады. Вспоминаются ставшие почти легендарными знаменитые ело- ^ ва одной из интермедий А. Райкина: «Прошла зима, настало [ лето — спасибо партии за это». Шутки живут даже в критических и трагических ситуациях, даже когда создается угроза жизни человека. Например, на фронте существовало множество анекдотов про «смерть-старушку», про солдата, по глупости подставившегося под пулю, и т.д. Одним словом, юмору, осмеянию подвержены все политические акты и процессы, без каких-либо ограничений. i И все же можно говорить, что у политического юмора есть И определенные границы. Правда, это касается не тематики и не самого предмета, а скорее ситуации возникновения смеховой коммуникации. Так, если у человека парализованы сознание и воля или он испытывает страх, не дающий возможности думать ни о чем другом, кроме выживания, безопасности, сохранения жизни, тогда смеховая реакция невозможна. Поэтому, к примеру, на фронте анекдоты появляются только после того, как люди привыкают к новой ситуации. Не случайно специалисты говорят о феномене отложенного смеха, когда то, над чем боялись смеяться вчера, се-f годня уже не ограничивает проявление юмора.
Итак, выявляя смысловые несоответствия в политических текстах, юмор представляет собой способ его внутреннего форматирования, постоянную форму сопровождения в информационном пространстве власти. Однако у смеховой коммуникации существуют и маркетинговые свойства, которые и создают возможность целенаправленного использования юмора для создания и разрушения имиджа, развенчания харизмы оппонента или усиления чьей-то репутации и т.д. Эти параметры смеховой коммуникации обусловлены специфическими чертами и свойствами политических текстов. В частности, юмор и смех вызываются не столько исходной информацией, сколько реакцией реципиента. Следовательно, именно потребитель информации оценивает юмористическую ценность конкретного текста. Поэтому и смеховая коммуникация зависит от того, возникает ли юмористическая реакция у конкретного актора по отношению к тому или иному тексту. Поскольку такую оценку могут дать не просто люди, обладающие чувством юмора, а лишь те, кто чувствует комическое в конкретном политическом сообщении, смеховая коммуникация может складываться только с определенными контрагентами и по столь же определенному поводу. Все сказанное относится и к содержанию коммуникации. Ведь юмористическая ценность текста обусловлена возможностью реципиента переинтерпретировать его исходное содержание. Юмор как особая форма декодирования политических посланий, дает возможность выделить в них скрытые смыслы, а следовательно, и/ перепозиционировать освещаемые в текстах политические проблемы. * И даже если такие послания существуют в иносказательной форме, некоторые люди могут найти в них основу для смеховой коммуникации. И наоборот, невозможность выделения комического оставляет исходные смыслы текста свободными от юмористических интерпретаций. Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-07-14; Просмотров: 849; Нарушение авторского права страницы