Глава 9. Трагедия европейской культуры в философии Ф. Ницше

Философия Ф. Ницше — своеобразная прелюдия ко всей неклассической философии. С нее открывается новый этап европейской философии. Ницше в своих сочинениях демонстрировал умение излагать мысли не в рационально-теоретической, а в притчевой, эмоционально-образной форме, поднимающейся порой до высот настоящей поэзии.

Еще учась в университете, Ницше прочел книгу А. Шопенгауэра «Мир как воля и представление», впервые изданную в 1819 г. Она оказала на него огромное влияние в первый период его творчества, фактически предопределив основное направление его последующих философских размышлений. В те же годы он познакомился с Р. Вагнером, который станет еще одним — музыкальным — кумиром его молодости и которому он посвятит «Рождение трагедии из духа музыки». Впоследствии он порвет с Вагнером и разойдется в своих воззрениях с Шопенгауэром, хотя по-своему продолжит ранее поднятую им тему.

Творчество Ницше можно условно подразделить на три периода. Первый представлен такими его произведениями, как «Рождение трагедии из духа музыки», «Несвоевременные мысли», «Человеческое, слишком человеческое», «Веселая наука», второй (наиболее значительный) — «Так говорил Заратустра», «По ту сторону добра и зла», «Генеалогия морали», третий — «Сумерки идолов», «Антихрист», «Esse Homo», «Ницше против Вагнера», «Воля к власти» (издано посмертно). Нас будет интересовать в первую очередь отношение Ницше к европейской культуре, нашедшее выражение в осуществленной им критической переоценке двух ее исходных оснований — греческого рационализма и христианской морали. Как никто до него Ницше выразил сомнение в ценности того и другого. Отвергнув всю традиционную для этой культуры систему ценностей, как они представлены в религии, морали, философии, науке и политике, Ницше основанием своей философии сделал все же не отрицание (как у Шопенгауэра), а, наоборот, утверждение в мире позитивного смысла. Считая себя «человеком судьбы», противостоя всему, что было создано европейским человечеством в плане культуры, Ницше глубоко верил в свою миссию провозвестника нового мира и рождения в нем нового человека — сверхчеловека. На исходе своей сознательной жизни он писал о себе: «Переоценка всех ценностей — это моя формула для акта наивысшего самосознания человечества, который стал во мне плотью и гением... Я противоречу, как никогда

никто не противоречил, и, несмотря на это, я противоположность отрицающего духа»¹.

В статье «Философия Ницше в свете нашего опыта» Т. Манн сравнил Ницше с Гамлетом. По его словам, Ницше «был явлением, не только поразительно полно и сложно сконцентрировавшим в себе и подытожившим все особенности европейского духа и европейской культуры, но и впитавшим в себя прошлое, чтобы затем, более или менее сознательно подражая ему и опираясь на него, возвратить его, повторить и осовременить в своем мифотворчестве...»². Оценивая творчество Ницше в целом, Манн писал: «Доминирующим в этом комплексе идей является понятие культуры. Оно почти уравнено с жизнью: культура — это все, что есть в жизни аристократического; с нею тесно связано искусство и инстинкт, они источники культуры, ее непременное условие; в качестве смертельных врагов культуры и жизни выступает сознание и познание, наука и, наконец, мораль...»³

Ницше — эпохальное, поворотное явление в истории не только философской мысли, но и всей европейской культуры, придавший ей направление, прямо противоположное тому, по которому она до сих пор развивалась.

Заимствовав у Шопенгауэра тезис о том, что существование мира может быть оправдано лишь как эстетическое явление, Ницше (как и романтики до него) поставит искусство выше религии, морали и науки, т.е. истины и объективного знания. Искусство не отрицает земной мир во имя потусторонней жизни, подобно всем религиям, не пытается улучшить его в духе абстрактно понятого прогресса и гуманизма, а принимает таким, каков он есть, — со всей его жестокостью, болью, страданиями и ужасами, с его вечной борьбой сталкивающихся между собой сил. Аристократизм, присущий всему великому в искусстве (примером которого станет для Ницше греческая трагедия), состоит в том, что он не бежит от жизни, часто безжалостной по отношению к отдельному индивиду, а говорит ей «да», делает источником художественного вдохновения и творчества. Умение жить такой жизнью Ницше и назовет именем греческого бога Диониса.

В эстетически-художественном приятии жизни — исток расхождения Ницше с Шопенгауэром. Ницше не приемлет его пессимизма, отвергающего жизнь во всех ее проявлениях: в жизни, согласно Шопенгауэру, царит лишь слепая воля, равнодушная и безжалостная к

--------------------------------------------

¹ Ницше, Ф. Соч.: в 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 762-763.

² Манн, Т. Собр. соч. М., 1961. Т. 10. С. 347.

³ Там же. С. 359.

человеку, обрекающая его на мучения и страдания. Солидаризируясь с Шопенгауэром в его негативной оценке современной европейской культуры, Ницше, однако, основным пороком этой культуры считает как раз ее бегство от жизни, стремление отгородиться от нее посредством либо того же искусства (как у Шопенгауэра), либо науки и морали с их абстрактными идеями и понятиями. Свое несогласие с Шопенгауэром Ницше выразит в своей первой работе «Рождение трагедии из духа музыки», в которой на примере жизни греков в так называемый досократический (т.е. до рождения Сократа) период их истории попытается раскрыть свое отношение к жизни.

Греки эпохи раннего эллинизма не были пессимистами, они радостно принимали жизнь во всех ее проявлениях — светлых и темных, дающих наслаждение и вызывающих боль, исполненных буйства чувств, свободной игры творческих сил и радости созидания и в то же время трагически жертвенных и глубоко конфликтных. Радость жизни для греков включала в себя радость и становления, и уничтожения, поскольку то и другое — неотъемлемые признаки жизни. Греки не рефлектировали по поводу жизни, а именно жили. Явленную греками волю к жизни Ницше и назовет дионисийством, видя в нем одно из важнейших начал греческого искусства. Другим таким началом является аполлоническое (по имени бога Аполлона), и оно связано с высоко ценимым греками чувством гармонии, идеальной формы, меры. Ницше сравнивает оба эти начала с состояниями опьянения и сновидения. Дионисическое начало, как о том свидетельствуют все древние празднества в честь бога виноделия Вакха, находит свое выражение в музыке, в пении и пляске, заставляя людей в едином экстатическом порыве сливаться, объединяться друг с другом в одно целое, чувствовать себя равными богам. Аполлоническое начало, подобно сновидению, придает всему упорядоченный вид, позволяет сочленять части в строгой пропорции, что в наибольшей степени выражается в искусстве пластических образов. Аполлон — это мир светлых, пластически совершенных олимпийских богов, Дионис — «варварский» мир титанов, первозданных природных стихий, не обретших еще ясную форму. Оба начала противостоят друг другу, враждуют между собой (борьба богов и титанов), порождая в искусстве соперничество между музыкой и пластикой, но иногда примиряются и сходятся в акте художественного творчества. Следствием такого временного примирения и стало рождение греческой трагедии.

В чем, по Ницше, смысл греческой трагедии? Ее главным героем является бог Дионис, который, принимая с помощью Аполлона облик земных персонажей — Прометея, Эдипа и других, предстает в об-

разе страдающего и заблуждающегося человека, запутавшегося в сетях собственной воли. Дионис — символ всеобъемлющей стихии жизни, данной в дар людям. Однако в своих человеческих обличьях он обречен на страдание и умирание. Если основой жизни является единство всего существующего, то ее раздробление на отдельных индивидов, у каждого из которых своя личная судьба, есть главный источник зла. Искусство трагедии возрождает древний миф о приходе нового Диониса, уже раз принесенного титанами в жертву олимпийским богам и людям. Миф присутствует здесь как радостная надежда «на возможность разрушения заклятия индивидуации, как предчувствие вновь восстановленного единства»¹. В греческой трагедии вновь и в последний раз звучит дионисийская музыка древнего мифа, музыка объединяющей всех жизни, чтобы затем навсегда замолкнуть в потоке исторического времени. На какое-то время Ницше показалось, что он услышал эту музыку в музыке Вагнера, но чуть позже он изменит свое мнение: Вагнер так и не поднялся до высот античной трагедии. «В трагедии, — считает Ницше, — миф раскрывает свое глубочайшее содержание, находит свою выразительнейшую форму; в трагедии он еще раз поднимается, как раненый герой, и весь сохранившийся еще остаток силы вместе с мудрым спокойствием умирающего загорается в его очах последним могучим светом»².

В своем восприятии жизни греки не пессимистичны, а трагичны: они не отвергают жизнь, а, принимая ее, пытаются найти ей соответствующую художественную форму, которая, естественно, могла быть только формой трагедии. Трагедии Эсхила и Софокла, согласно Ницше, стали высшим проявлением эллинского гения, выражением здоровья и силы греческого духа, не боящегося жизни и мужественно принимающего ее такой, какова она есть. Желая уподобиться грекам, Ницше и себя назовет не философом пессимизма, а трагическим философом, смотрящим на жизнь без всяких иллюзий и прикрас и, тем не менее, говорящим ей «да».

Свойственное грекам трагическое чувство жизни, выраженное в их искусстве, не могло, однако, длиться вечно: трагедия постепенно умирает под воздействием естественного стремления ослабить, смягчить это чувство путем постепенного вытеснения дионисического начала аполлоническим. Это и стало концом греческой трагедии: на смену ей придет сначала комедия (Еврипид) с ее моральным назиданием, а затем и она уступит место отвлеченному знанию с его диалек-

------------------------------------------------

¹ Ницше, Ф. Соч.: в 2 т. М., 1994. Т. 1. С. 94.

² Там же. С. 96.

тикой абстрактных понятий и учением о добродетельной жизни (Сократ). Миф умирает в логосе, живое чувство и инстинкт подавляются абстрактной мыслью, жизнь, исполненная трагизма, но и мужественного величия, идущая навстречу судьбе, уготованной ей богами, сменяется надеждой спастись, уйти от судьбы посредством разума, трусливым желанием спрятаться от жизни в вымышленное царство истины, добра и уравнивающей всех справедливости. От человека требуется теперь не воля к жизни в ее иррациональной глубине и сложности, выражаемой только в мифе, а лишь усилие собственного разума, доказывающего ему превосходство идеального, умозрительного, рационально постигаемого мира над миром реальным и чувственным. В мире разума царит одна лишь логика и больше не слышно никакой музыки. Переход от философии досократиков и греческой трагедии, еще не порвавших свою связь с мифом, к рационалистической морали и метафизике (Сократ, Платон, Аристотель) свидетельствует, согласно Ницше, не о расцвете, как было принято думать, а, наоборот, об упадке греческого духа, о его болезни и разложении. С Сократа начинается эпоха греческого «декаданса», а сам Сократ будет объявлен Ницше первым греческим декадентом. Одержанная на закате греческой эры победа логоса над мифом, разума над жизнью, рациональной метафизики и морали над искусством (как дионисическим, так и аполлоническим) станет для Ницше началом кризиса всей последующей европейской культуры.

В цикле статей «Несвоевременные размышления», написанном сразу после «Рождения трагедии...», Ницше нарисовал яркую картину состояния современной ему культуры, немецкой в первую очередь, не имеющего, по его мнению, ничего общего с подлинным предназначением культуры. Впоследствии он назовет этот цикл статей одновременно и нападением на немецкую культуру, на которую, по его собственному признанию, он «уже тогда смотрел сверху вниз с беспощадным презрением»¹, и попыткой восстановить понятие «культура» в ее высшем значении. В одной из статей этого цикла — «Шопенгауэр как воспитатель» — Ницше даст развернутое изложение своего понимания цели и смысла культуры.

Перед каждым молодым человеком, пишет Ницше, встает вопрос о том, в чем состоит высшая ценность и назначение его жизни, чему или кому она должна быть посвящена, с кого брать пример. Бессмысленно жить просто для других, для большинства, как к тому призывает общераспространенное мнение. Жизнь для каждого человека обретает смысл лишь тогда, когда служит пользе не всех, а «редчайших и цен-

----------------------------------------------------

¹ Ницше, Ф. Соч.: в 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 372.

нейших экземпляров» человеческого рода, возвышающихся над общим уровнем. «Эта мысль вводит его в круг культуры; ибо культура есть дитя самопознания каждого отдельного человека и его неудовлетворенности самим собой»¹. Культура существует только для тех, кто сознает себя несовершенным, видит перед собой нечто возвышающееся над ним, чему он хотел бы посвятить себя или чего желал бы достигнуть. Первоначально это чувство означает просто желание посвятить свою жизнь какому-то великому человеку, что Ницше назовет «первым культурным посвящением». Но затем оно обратится на самого себя, требуя собственного действия, борьбы за культуру и против всего того, что ею не является. Это — «второе культурное посвящение», необходимым условием для чего является знание цели культуры, того, ради чего она существует. И тут возникает главная трудность. Каждого, пишет Ницше, кто способен подняться на эту вторую ступень, поражает, «как необычайно мало и редко знание этой цели»¹ даже при всеобщем стремлении к культуре и массе сил, затрачиваемых на служение ей. А такой целью может быть только «создание гения» — высшей породы людей, способной превзойти обычный человеческий уровень, т.е. стать тем, кого Ницше назовет чуть позже сверхчеловеком.

Но этой ли целью руководствуются люди, громко заявляющие о своей преданности культуре, но использующие ее, как правило, в своих узкоэгоистических и корыстных интересах? Ницше фиксирует несколько таких «эгоизмов», весьма точно описывая то отношение к культуре, которое и в наши дни является преобладающим. Первый из них — это «эгоизм приобретателей», т.е. тех, кто ценит культуру за доставляемый с ее помощью «максимум прибыли и счастья» и возможность «как можно легче добывать деньги». Здесь ненавидят всякое образование, целью которого не является приобретение денег, признавая лишь союз между «интеллигентностью и зажиточностью», «богатством и культурой». «Эгоизм государства» содействует развитию культуры лишь в той мере, в какой оно полезно самому государству, способствует его соперничеству с другими государствами или сохранению существующего порядка. Хорошо знаком нам и «эгоизм» тех, кто хочет прикрыть культурой, «прекрасной формой» «безобразное или скучное содержание жизни», скрыть за внешней формой собственную пустоту. И как не вспомнить столь популярную ныне массовую культуру, читая, например, следующее: «Мне иногда кажется, что современные люди наводят друг на друга безграничную скуку, так что находят, наконец,

------------------------------------------------------------

¹ Ницше, Ф. Странник и его тень. М., 1994. С. 46.

² Там же. С. 47.

необходимым сделать себя интересным с помощью всякого рода искусств. И вот они заставляют своих художников изготовлять из самих себя пикантное и острое блюдо; они обливают себя пряностями всего востока и запада: — и, конечно, теперь они пахнут весьма интересно, всем востоком и западом. Они устраиваются так, чтобы удовлетворять всякому вкусу; и каждый должен получить угощение, хочется ли ему благоухания или зловония, утонченности или мужицкой грубости, греческого или китайского духа, трагедий или драматизированных непристойностей»¹. И, наконец, еще одним эгоизмом является «эгоизм науки» и «ученых», которые ценят лишь отвлеченное познание, сухое знание, равнодушное и безразличное к человеческим страданиям, убивающее в мире все живое и человечное. Только немногим (к ним в этот период Ницше еще относил Шопенгауэра и Вагнера) дано знать и помнить, в чем состоит истинное предназначение культуры, но и они, как ему станет ясно чуть позже, не в состоянии спасти культуру от овладевших умами и душами людей эгоистических чувств и устремлений. Остается лишь ждать прихода нового культурного мессии, который скажет людям правду. И он, по мнению Ницше, явился им в его собственном лице и под именем Заратустры.

Новый и наиболее плодотворный период в творчестве Ницше открывается его самой знаменитой книгой «Так говорил Заратустра», имеющей подзаголовок «Книга для всех и ни для кого». Сам Ницше считал ее своей главной книгой, вобравшей в себя все основные темы и мотивы его творчества, превосходящей все, что было создано до нее в мировой литературе. Написанная в притчевой форме и языком поэтизированной прозы, эта книга менее всего напоминает обычное философское произведение с его системой категорий и логическим способом изложения. Сочиняя ее, Ницше претендовал ни более ни менее как на создание нового — пятого — Евангелия, совершенно противоположного, однако, по своему смыслу первым четырем. Евангелие означает, как известно, «благую весть». Если Евангелия Нового Завета были вестью о том, что «Христос воскрес» (вера в воскресение Христа, т.е. в его божественное происхождение — суть христианства), то пророк Заратустра спустился с гор к людям с вестью о том, что «Бог мертв» и, значит, его место должен занять новый человек, новый Адам — сверхчеловек. Это и было тем главным, что Ницше в образе Заратустры хотел возвестить людям.

Слова Ницше «Бог мертв» М. Хайдеггер истолкует потом не как атеистическое утверждение, отрицающее существование Бога, а как пози-

--------------------------------------------------------

¹ Ницше, Ф. Странник и его тень. С. 50.

цию нигилизма — основы и смысла всей философии Ницше. «Попытка пояснить слова Ницше «Бог мертв», — пишет Хайдегтер, — тождественна задаче изложить, что понимает Ницше под нигилизмом, и тем самым показать, в каком отношении сам он находится к нигилизму»¹. Нигилизм, согласно Хайдеггеру, есть признание конца, исчерпанности, невозможности дальнейшего существования всего сверхчувственного мира в его как платоновском, так и христианском истолковании. Иными словами, он означает конец и западной метафизики (философии), и христианской религии. В этом смысле нигилизм — не доктрина, не направление мысли, не философское учение, сменяющее собой предшествующие, а неотвратимая судьба западного мира, несущая с собой конец всему, во что люди до сих пор верили, что они почитали своими высшими ценностями. Хайдеггер цитирует одну из записей Ницше 1887 г. («Воля к власти»), в которой тот, ставя вопрос: «Что означает нигилизм? », сам же и отвечает: «То, что высшие ценности обесцениваются». Высшие ценности — Бог, сверхчувственный мир, идеалы и идеи, цели и основания — обесценились потому, поясняет Хайдеггер, «что люди постепенно осознают: идеальный мир неосуществим, его никогда не удастся осуществить в пределах мира реального. Обязательность высших ценностей тем самым поколеблена»².

Сам Ницше, называя «появление нигилизма» главным событием европейской истории последних двух столетий, определял нигилизм как прежде всего гибель христианства. Причину этой гибели он усмотрит в христианской морали, превратившей жизнь Христа в учение и поучение. На протяжении многих веков христианская мораль «придавала человеку абсолютную ценность», «служила адвокатом Бога», доказывала совершенство созданного им мира, несмотря на страдание и зло, царящие в нем, «полагала в человеке знание абсолютных ценностей», «охраняла человека от презрения к себе»³, те. противодействовала всяческому нигилизму. Но теперь она сама стала источником и рассадником нигилизма. Доказательством этого тезиса станет предпринятое Ницше исследование сущности и происхождения христианской морали в работах «По ту сторону добра и зла» и «К генеалогии морали». Вторая работа поясняет и дополняет первую. Однако, прежде чем обратиться к ним, надо уяснить общий смысл и направленность ницшеанской проповеди.

Нигилизм, как его понимает Ницше, — не болезнь, не бедствие, поразившее европейское человечество, а, наоборот, единственное условие

-----------------------------------------------------

¹ Хайдеггер, М. Работы и размышления разных лет. М., 1993. С. 175.

² Там же. С. 179.

³ Ницше, Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей. М., 1994. С. 37.

его выздоровления, позволяющее ему избавиться от ложных ценнос тей, переосмыслить, переоценить их и тем самым вернуться к самой жизни. В книге «Так говорил Заратустра» Ницше пишет о «трех превращениях духа», переживаемых человеком. Вначале он, подобно верблюду, нагружает себя всеми знаниями, добытыми человечеством, потом, как лев, набрасывается на них и терзает их, постигая их временность и относительность, и, наконец, возвращается к началу, истоку жизни, как бы вновь становится ребенком. В этом вечном возвращении и состоит жизнь духа. Озарившая Ницше идея вечного возвращения стала, по его собственному признанию, главным лейтмотивом книги.

В данной идее отразилось сложное отношение Ницше к своему времени и к времени вообще, к тому месту, которое, по его мнению, философ должен занимать в нем. Ницше, как известно, считал свою философию «несвоевременной» (несовременной), имеющей отношение не столько к настоящему, сколько к прошлому (греческой древности) и будущему, ко всей эпохе формирования европейского человека. Задачей философа является, по его мнению, преодоление «своего времени», стремление понять современность в контексте всей человеческой истории. В предисловии к сочинению «Казус Вагнера» он пишет: «Что требует философ от себя прежде всего и в конце концов? Победить в себе свое время, стать «безвременным». С чем, стало быть, приходится ему вести самую упорную борьбу? С тем, в чем именно он является сыном своего времени»¹. Только возвысившись над своим временем, можно понять его. Смерть Бога, проистекающий отсюда нигилизм (отрицание всех ценностей), попытка «самопреодоления» человеком себя на пути его возвращения к истокам бытия, к вечности, или вечное возвращение, — так можно определить общий ход мысли Ницше. Христианство как учение и моральная проповедь и есть то, что стало причиной смерти Бога, породило нигилизм и что теперь должно быть преодолено в ходе этого возвращения.

В своей критической переоценке христианской морали Ницше явился родоначальником метода, названного им «генеалогией». В буквальном смысле это слово означает «учение о происхождении». Данный метод Ницше попытался применить к анализу морали с целью разоблачения, дискредитации того, что люди всегда почитали для себя самым важным и ценным. Генеалогия есть метод «критики моральных ценностей», постановки их под вопрос, для чего «необходимо знание условий и обстоятельств» их происхождения². Проблема про-

-----------------------------------------

¹ Ницше, Ф. Соч.: в 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 526.

² Там же. С. 412.

нахождения ценности для Ницше прежде всего психологическая, ибо только в глубинах душевной жизни человека можно обнаружить источник его веры в моральные ценности. Но что же находит он в человеческой душе? Открывшееся ему в ней он обозначит трудно переводимым на русский язык французским словом «ressentiment». Смысл этого слова лучше всех, пожалуй, передал М. Вебер, истолковав его как «затаенная обида». В человеке, считает Ницше, таится обида на все, что его превосходит в жизни, — на силу, которой он вынужден подчиняться, на судьбу, которая его в чем-то обделила, вообще на всех, кто добился успеха, вышел победителем из жизни, является в ней господином. Слово «господин» обозначает все то, что есть в жизни аристократического, — не социальное сословие или класс, а особую породу людей, говорящую жизни «да», не бегущую и не прячущуюся от нее, но живущую в полном смысле этого слова. Сама жизнь делит людей на господ и рабов, аристократов и плебеев — по причине не их происхождения и социального положения, а их разного отношения к жизни. И если господа живут полнокровной жизнью, то на долю рабов, проигравших в жизни, не остается ничего, кроме морали, лицемерно уравнивающей всех в отрицании жизни. Христианская мораль изобретена рабами, попытавшимися посредством ее компенсировать свой жизненный проигрыш. В любом случае она — признак слабости, а не силы.

Не саму по себе мораль отвергает Ницше, а христианскую, которую он называет плебейской, заставляющей человека жить не настоящей, а воображаемой жизнью, в которой нет места реальному поступку, действию, а есть лишь скрытое и бессильное желание вознаградить себя «воображаемой местью» за свое униженное положение. «Мораль рабов» говорит человеку: «не жди от жизни ничего хорошего», «все мы в этой жизни — ничто», она как бы отождествляет все хорошее и доброе с отрицанием жизни, самого себя. Это сознание собственного ничтожества и есть ressentiment. В противоположность ему аристократическая мораль состоит в утверждении «самого себя», своего собственного превосходства над всем окружающим. Плохое в ее понимании — синоним всего заурядного, пошлого, слабого и несчастного, хорошее — благородного, превосходящего обычный уровень, наделенного силой и властью, радостного и счастливого в своем ощущении жизни. «В то время как благородный человек полон доверия и открытости по отношению к себе... человек ressentiment лишен всякой откровенности, наивности, честности и прямоты к самому себе. Его душа косит, ум его любит укрытия, лазейки и задние двери; все скрытое привлекает его как его мир, его безопасность,

его услада; он знает толк в молчании, злопамятстве, ожидании, в сиюминутном самоумалении и самоуничижении»¹.

После смерти Бога человеку не остается ничего иного, как только полагаться на себя, на собственные силы, на отпущенную ему природой жизненную энергию, демонстрируя в борьбе за выживание то, что Ницше назовет «волей к власти». Он уже не стоит посредине между животным и Богом, а как бы опирается на самого себя, уподобляясь канатоходцу, идущему по туго натянутому над бездной канату. Ему больше не на кого надеяться, он одинок в мире, может выжить ценой собственных усилий, что заставляет его преодолеть в себе все человеческое, стать сверхчеловеком. Ницшеанский сверхчеловек — это человек эпохи нигилизма, оставшийся наедине с собой, осознавший, что в мире, в котором он живет, все ценности утратили свое значение и нет больше той культуры, которая когда-то облегчала ему тягости жизни или подменяла их собой. Возвестив устами Заратустры о смерти Бога, а вместе с ним и всех моральных ценностей, Ницше провозгласил приход новой эпохи — эпохи сверхчеловека, которая одновременно является эпохой возвращения человека к изначальным — дионисийским — формам жизни. В этом и была его надежда на выход из ситуации кризиса европейской культуры.

Впоследствии некоторые критики Ницше увидели в его философии чуть ли не предвосхищение идеологии нацизма. В действительности его учение заключало в себе глубоко трагическое восприятие жизни, во многом порожденное окружающей действительностью, в которой не осталось больше места для существования свободной личности. При всем владевшем Ницше духе отрицания, он один из величайших гуманистов в истории европейской мысли, но только в эпоху, когда гуманизм перестал быть нормой культурной и общественной жизни. Это и позволило Т. Манну сравнить его с Гамлетом — последним героем эпохи классического гуманизма. В оценке К. Ясперса осуществленный Ницше разрыв с прошлым не имеет себе равных в истории мысли, меру этого разрыва «превзойти уже невозможно. Он продумал этот разрыв во всех его последствиях: на этом пути едва ли можно сделать шаг вперед. Что с тех пор делалось в направлении негативного разложения и говорилось в предсказаниях заката, это лишь повторение Ницше, который видел, что Европа неудержимо движется к катастрофе»². Разгром предшествующей культуры, учиненный Ницше, расчистил, по мнению Ясперса, путь и экзистенциальной философии, а, как мы зна-

-------------------------------------------------------

¹ Ницше, Ф. Соч.: в 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 426.

² Ясперс, К. Ницше. Введение в понимание его философствования.М., 2004. С. 583.

ем сегодня, также и тому, что последовало за ней, включая постмодернизм и наиболее авангардные направления современного искусства. Во всяком случае, от Ницше дорога вела к совершенно новому типу культурного творчества и философствования о нем, которому не было прямого аналога в предшествующей европейской истории.

Ж. Делёз определил ведущую идею в ницшеанском творчестве — идею «исторического вырождения культуры», разочаровывающим доказательством чего стало для Ницше превращение культуры из «греческой» в «немецкую»¹. Этой идеей, разумеется, не исчерпывается творчество самого Ницше, но теперь философия культуры уже не сможет пройти мимо поставленного им диагноза относительно состояния современной культуры.

Вопросы для самопроверки

1. Каковы особенности типологии культур Ф. Ницше?

2. Каковы основные характеристики критики Ф. Ницше морали?

3. Каковы основные характеристики критики Ф. Ницше христианстве?

4. В чем, по Ф. Ницше, трагедия европейской культуры?

Темы для рефератов

1. Ф. Ницше как критик всей предшествующей культуры и пророк новой культуры.

2. Типы культур, по Ф. Ницше: аполлоническая и дионисийская культуры.

3. Ф. Ницше как критик христианства.

4. Ф. Ницше как критик морали.

Рекомендуемая литература

Ницше, Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Соч. М., 1990. Т. 1. С. 57—

158. Ницше, Ф. Сумерки идолов, или Как философствуют молотом // Соч. М.,

1990. Т. 2. С. 573-578. Свасьян, К. А. Фридрих Ницше: мученик познания // Ницше, Ф. Соч. М.,

1990. Т. 1.С. 5-47.

--------------------------------------------------

¹ Делёз, Ж. Ницше и философия. М., 2003. С. 280.

Предыдущая 2 3 4 5 6 7 8910 11 12 13 14 15 16 17 Следующая