ЗДРАВСТВУЙТЕ, МЕНЯ ЗОВУТ ТРУП

Труп в нерешительности стоял перед дверью.

Кто бы мог подумать, что он сюда придет. В группу поддержки для мертвых людей.

Тук-тук.

Дверь открывает седая старушка.

- Добрый вечер, молодой человек. – Она вежлива и пахнет шоколадными кексами.

- Привет. – говорит ей Труп и заглядывает за плечо. Интересно ведь что там!?

А там комната из красного кирпича. В центре черные пластиковые стулья. Шесть из десяти заняты разнообразными трупами. Отлично, значит, для меня найдется местечко.

- Кто там, Шарлотта? – один обеспокоенный труп поворачивает ко мне свою белокурую головку, и я нахожу ее весьма привлекательной.

- Новенький. – отвечаю я.

- Прошу.

Шарлотта приглашает меня войти внутрь.

Какой-то маленький негр тянет мне шоколадный кекс.

- Спасибо, парень, но я мертв. Еда меня больше не вставляет.

Шарлотта неодобрительно качает головой.

А я сажусь на пластиковый стул.

- Привет ребята, я Труп.

- Привет, Труп. – Хором отвечают мертвецы вокруг меня.

- Расскажи нам свою историю, Труп. – Просит Шарлотта.

- А нечего рассказывать. В один прекрасный момент я просто умер. Вот и все.

- Так не бывает. – Говорит обладательница белокурой головки. – Всегда есть какая-нибудь причина умертвления.

- Да? – я скептически поднимаю бровь и понимаю, что она отваливается.

Маленький негр протягивает мне тюбик клея.

«Будь ты проклят, карлик».

Но клей я беру.

А он уже тянет липкий шоколадный кекс.

Я смотрю на Шарлотту. Она кивает на негра. Мол, бери.

И я беру. А что еще делать? Натянуто улыбаюсь и даже пробую жевать этот кекс цвета негра-карлика.

- Как тебя зовут? – спрашиваю у белокурой девчушки.

- Нима.

- А меня Ру. – говорит карлик.

- Пристав. – Говорит тощий и высокий скелет-человечек.

- Профи. – Говорит пухлый мопс, раскуривая сигару.

- Шарлотта. – Говорит седовласая старушка.

- Ви. – холодно цедит сквозь зубы женщина с черными очками на все лицо.

- Потрясающе. И как вы здесь развлекаетесь? – спрашиваю я.

- Кексы едим, которые Шарлотта печет. – говорит карлик Ру

- И все?

- Иногда мы пьем виски. – Доверительно сообщает мне мопс Профи.

- А что ты хотел? – недовольно смотрит на меня Пристав – Мы же все тут трупы. А трупам не положено развлекаться.

- Ты это скажи тем, кто за окном остался. Они вот с тобой не согласятся. Тусят на всю катушку.

- А мне нет до них дела. Пускай делают что хотят. Когда мы мертвы, мы вольны делать все что хотим.

- Так какая у тебя история? – Нима смотрит на меня.

- Я думал, что я умнее всех. – Вздохнув начал я.

Мопс фыркнул.

- Продолжай! – попросила Шарлотта, смерив Профи испепеляющим взглядом.

- Думал, что я король вселенной и все крутится вокруг меня. Оказалось все совсем не так.

- Любовь? – спросила Ви, чуть поддавшись вперед.

- Было и такое. Пил эту гадость.

- И как? – хищно улыбнулся Пристав.

- Его вон видишь, как высосало. Все силы любовь забрала. Был человек, остался скелет. Жуть. – Пояснил Мопс Профи, кивая в сторону Пристава.

- Поначалу нравилось.

- А потом? – Нима была нетерпеливой.

- А потом отравился. Выблевал сердце.

Ви хмыкнула.

- Сам? – спросила она. – Или помогли?

- Сам. Задыхаться начал. Оно внутри распухло и стало сгнивать заживо. Весь организм отравило. Плохо было очень. Пришлось устроить самому себе операцию. Вот только не рассчитал немного. Вместе с сердцем пропало что-то. Очень важное.

- В сердце душа живет. – Пояснила Ви. – Не знал?

- Знаешь, я после того как умер, понял что я вообще ничего не знаю.

- Как тебе кекс? – спросил негр-карлик.

Я его проигнорировал.

- Значит, любовь отравила, душу выблевал. – Стала подытоживать Шарлотта.

- Ага. – Я закинул ногу на ногу. – А потом голову разбил психомолотом.

- На чем сидел? – спросил мопс.

- Да на всем подряд. Кругозор свой расширял.

- Расширил? – насмешливо спросила Нима.

- А то! Внутри маленькой головы стало столько всего, что оно перестало влезать.

- Стандартную голову покупал? – уточнил Пристав.

- Ну да. Как всем при рождении дают.

Пристав понимающе кивнул головой.

- Ну вот. Продолжал, значит, я психомолотом себя бить.

- Почему? – спросила Нима.

- Наверно хотел узнать, что мне дальше делать без сердца и души. А стало только хуже. Один раз психомолот уж как-то сильно ударил и голова моя треснула. И содержимое стало вываливаться.

- Много выпало? – сочувственно спросила Шарлотта.

- Не знаю. Память стала дырявой.

- Ну, это у всех трупов. Не помнят главного. Только мусор всякий. – Сказала Ви.

- Вообще совсем плохо стало. Организм отравлен, сердца нет, души тоже, вместо этого какая-то черная штука стала расти изнутри. А тут еще голова пробита и все вываливается. Так и умер.

- Пустота тебя скушала. – Шарлотта протянула мне бокал виски.

Мопс подмигнул мне.

- Вот как то так.

Я выпил. И ничего не почувствовал.

- М-да. Печально. – Сказала Нима.

- Ага. Мало интересного и веселого. А вы как?

- Ну, я любви перепил. – Как-то уж застенчиво произнес Пристав. – Отравился как ты. Да, собственно говоря, все травятся, когда ее пьют, но у тебя видишь, опухание началось, а у меня наоборот. Все высушило изнутри. Сгорел я.

- Да все мы тут любовь пили. Она как первый гвоздь в твое тело. Потом алкоголь. Наркотики. Предательства. Да много всего. Мир очень добрый. Он всегда готов дарить тебе подарки, даже когда тебе от них уже тошно. – Сказала Ви.

- И что вы делать планируете? – спросил я.

- Ну, сейчас, Ру стихи читать начнет.

Карлик-негр слез со своего стула и стал рыться в карманах брюк.

- О, избавьте от этого! – Я встал.

- Не любишь стихи?

- Пойду-ка я погуляю. Кто со мной?

Молчание. И тут негр начинает читать.

- Когда уходит волшебство

Приходит мистер смерть

Он говорит тебе о том, что все прошло…

Я не стал дослушивать и вышел из комнаты. Закрыл за собой дверь. Было погано. Везде одни трупы. Трупы за окном. Трупы на пластиковых стульях. Говорят беззубыми ртами всякую ерунду.

В кармане были сигареты, и я закурил одну. Сколько еще можно шляться по этому серому астралу в поисках двери с заветной таблички «ВЫХОД»?

Когда я уже спускался по лестнице меня догнала Нима.

- Ты как? – спросила она.

- Да нормально. Знаешь это странно, но мне вроде как хорошо. Точнее наверно никак.

- Это как?

- Это забавно. Так как ты пустой можно засунуть внутрь что угодно, и оно будет тебя заполнять.

- Хм. И что ты в себя засунул?

- Ничего.

- Я запуталась. Не понимаю, что ты говоришь.

- Пойдем, кофе выпьем? – предложил я.

- Это свидание?

- Бога ради, Нима мы трупы. Разве трупы ходят на свидания?

- Откуда мне знать. Я только недавно среди вас.

Я взял ее за руку.

- Пойдем. Выпьем кофе и поговорим о мертвечине. Эта группа поддержки полная ерунда.

- Да ты даже не остался до конца. У них после творческой минутки как раз обнимательная терапия.

- Да к черту их. Я туда за тобой пришел.

- За мной?

- Ну да. Видишь, мы сейчас вместе, и идем пить кофе. Все остальное не имеет смысла. Значит, я пришел за тобой. Не за кексами, не за мопсом и стихами. Ты пошла со мной. Значит, я пришел за тобой.

- Ты странный.

- Я мертвый.

Нима улыбнулась.

- Ладно, пойдем, Труп. Расскажу тебе свою историю.

И мы пошли пить кофе, оставляя позади себя курящих мопсов и негров-карликов.

ХРОНИКИ КАРВИ ДЕКСТЕРА

«Тайна – она на то и тайна, что никто ее кроме тебя не знает. Расскажешь – и весь интерес пропадет.

- А если опутать ее кусками вымысла и завернуть в коробочку художественной реконструкции?

- Получится смешное дерьмо».

«Психоделические посиделки с Лавеем»

Прелюдия мертвой принцессы.

Наша память – приятная штука. Собственно говоря, она позволяет нам помнить, кто мы есть. Да, особенно если тебе есть, что вспомнить. У каждого человека в голове есть такой сейф, внутри которого хранятся самые грязные скелеты его жизней. Некоторые из них лежат в стеклянных гробах, залитых доверху формалином, и терпеливо ждут, сложив свои костлявые ручки. Ждут когда к ним подойдут прекрасные златовласые принцы и начнут целовать мягкими влажными губами, силясь пробудить. Очаровательные принцессы в саванах вздохнут, выпуская из высушенных легких облачка пыли, и, свесив мокрые ножки с хрустальных кроватей, начнут рассказывать вам свои истории.

Те самые рассказы, которые глубоко зарыты в недрах вашего мозга. Буквы, которые нельзя произносить. Они вспомнят все. С самого начала.

Поведают вам о детстве, когда маленький мальчик жил с Богом в забытом месте, где он строил с большими крутыми ребятами шалаш.

Как вместе с пятилетней девочкой прятался за гаражами, сжимая в потных ручонках палочку.

- Я хочу, чтобы ты засунул мне ее в попу! – скажет милое дитя, невинно улыбаясь.

И ты, абсолютно не понимая, что это значит, начнешь искать ее маленькое тугое колечко, чтобы вогнать туда свою первую палку.

А потом тебя побьют мальчишки. Просто так. Потому что ты им не понравился.

Мальчик будет сидеть в скучной комнате, сжавшись в комок в углу и неотрывно смотреть за стрелками часов, когда же они, наконец, позволят ему выйти из домашней темницы.

Раньше 15-ти часов выходить из дома нельзя. Потому что солнце поливает улицы избитого городка огнем, заставляя асфальт трескаться вместе с кожей.

И ты ждешь, когда же наконец время настанет, чтобы выбежать на улицу, найти среди кучи детей того самого крошечного уродца, который тебя побил несколько дней назад. Подойти к нему с улыбкой, сжать детский кулачок и как следует приложиться к нежной чистой коже, наблюдая за полетом брызнувших хрусталиков слез.

А потом убегать со своим другом – лягушкой. Странным серым пареньком, мокрым на ощупь. Он тянет тебя за собой по подъездам, мимо ржавых труб, лениво плюющихся клубами пара, и говорит что-то о безопасном доме.

Лягушка приводит тебя к себе домой, где его отец, огромный мужик в волосах, полностью покрывающих его тело, насилует свою дочь.

Мальчик замирает на грязном пороге и смотрит, как разгневанный волосатый остров подбегает к сыну – лягушке и начинает его бить кувалдами из пальцев по тощему липкому телу.

- Ты ничего никому не расскажешь, маленький говнюк! – кричит он тебе и ты испуганно киваешь, выбегая из «безопасного» места так быстро, что мышцы твои тянутся как резина, спадая обмотками на пол, чтобы потом еще несколько недель болеть.

Дни летают в бесконечном потоке.

А потом папа принесет домой телевизор с экраном в спичечную коробку и вся семья сядет смотреть черно-белые картинки из других миров. Мальчик будет сидеть на железной крыше рынка, и рассказывать своим друзьям о чудо - ящике. А его родители тем временем будут грузить вещи в большую машину, чтобы увести своего сына в другое более счастливое место.

И когда мальчик будет сидеть на заднем сидении машины, сжимая в руках собаку, он будет плакать, сам еще не понимая от чего. И с его соленой водой будут растворяться его первые годы жизни.

Мама вытрет лицо платочком и скажет, что впереди будет еще лучше и интересней.

Что ж. Насчет второго мама точно не обманет.

***

Принцессы в саванах встанут со своих кроватей и, переступив через растерзанных принцев, поведут вас на балкон, где свежий ветер будет трепать их тонкие волосинки.

Красотки с отвалившейся кожей постоят несколько минут неподвижно, предаваясь воспоминаниям и наконец, уставив взгляд на погост, раскинувшийся у подножья башни, они продолжат.

Ведь новое место живет по другим правилам. Огромный Детройт, пожравший в своих недрах несметные количества людей. Покрытый стеклянными небоскребами, фонтанирующий огнем и дымом, увитый улицами, проводами и кирпичными коробками. Скрывающий за яркими рекламами и щитами тысячи зловещих тайн – он заворожит маленького мальчика с собакой, пока грузовик забитый вещами его скромного семейства сворачивает в пригород Литл-Хэвен.

Именно здесь мальчик проживет 11 лет, наполненных самыми разными приключениями, своей жизни.

Тут, на тихих улочках, уставленных милыми аккуратными домиками и зелеными деревянными заборами, он впервые закурит свою первую сигарету, предложенную старшим товарищем.

Мальчик будет стоять у огромной железной бочки, кашлять и сгибаться в три погибели под смешок бывалых и опытных ребят.

Здесь его научат пить пиво.

Делать из каштанов танки, засовывать внутрь калину – солдат и бомбить их молотком, устраивая свою собственную Вторую мировую войну.

Мальчик будет бегать по улицам с друзьями и стрелять из игрушечных пистолетов в проезжающие машины, стараясь попасть в водителей, чтобы те непременно разбились, а потом будет убегать, прятаться в высокой траве и наблюдать за тем, как насекомые начнут ползать по его телу.

А потом он создаст собственную цивилизацию из игрушек, поставит палочки и проведет между ними нитки, закрепив их кусками разноцветного пластилина. То будут провода, по которым будет нестись электричество в каждый игрушечный дом.

- Хватит играть! – скажет Алекс, - подтянутый дорогой блондин, наблюдая за тем, как ты возишься с машинками и солдатиками, пытаясь сформировать собственную армию в войне против киборгов с Мак-Туна.

- Пойдем к девчонкам! - скажут гормоны его ртом.

И ты, как всегда, потянешься следом, с сожалением оставляя позади свою цивилизацию.

И будет переулок, в котором ты, Алекс и стайки хихикающих девчонок с тонкими холодными пальчиками будете крутить бутылочку, с замиранием сердца наблюдая, на кого же покажет ее горлышко.

Первые неловкие поцелуи, слюни и хлипкие ломкие объятия.

А потом Кэтрин, местная шлюха – давалка с Либерти-стрит залезет на чердак большого гаража. Ее сосед и твой друг Грей будут стоять у лестницы, ведущей в покои похотливой королевы, а ты и Алекс будете стоять рядом, посмеиваться и курить, пряча раковые палочки в кулаках.

Ты смущенно улыбнешься, закрыв за собой чердачную дверку, и нервно сглотнешь, подступивший к горлу комок.

- Иди сюда. – Хрипло скажет мягкая темнота, и ты поползешь к ней, чтобы прикоснуться к большой груди, покрутить коричневые соски и почувствовать мягкую, податливую и теплую плоть под своими ладошками.

Рука Кэтрин приспустит с тебя штанишки и незаметно сомкнется в кулачок вокруг твоего детского членика.

- Ну же! Смелее! Ты тоже можешь потрогать меня там!

В голове будет разливаться отупляющая патока, капать из твоих ушей, закручиваясь в сахарные висюлины и стекать по твоим плечам и неокрепшим мышцам, создавая вокруг тебя пространство, за которым ничего нет.

Только этот темный чердак, солома, колющая тебе задницу, твое буйно-помешанное сердце, гигалитрами перекачивающее юную кровь и влажная рука. Не от пота, а от выделений женского чрева, куда тебе открыли доступ.

Ты замираешь, перебирая курчавые волоски на лобке, прикасаешься к липкому, источающему дикий и густой аромат цветку и сердце твое падает в пятки, вместе с членом, когда луч света разрезает чердачно - интимное царство и появляется голова Грея, которая говорит, что твое время кончилось, и наступила очередь следующего.

Ты выползаешь на свет Божий, щурясь, весь взмокший от пота, твои пальцы правой руки блестят от смазки и пахнут цветком Кэтрин. Надменное солнце жарит твое тело лентами света, изгоняя из твоих клеток темный соломенный мир, который еще несколько секунд назад был лучшим местом во Вселенной.

И тогда мальчик садится на ступеньках лестницы и облизывает свои пальцы. А внизу смеется Алекс, говоря одну и ту же фразу.

Что девчонки интересней игрушек.

***

Моя Мертвая принцесса сидит в гостиной и играет на рояле. Звуки Баха смешиваются с глухим постукиванием костяшек по черно-белым клавишам.

Через пробитую крышу влетает прохладный октябрьский ветер, разбрасывая по мраморному полу желтые листья клена.

И веет от этой картины такой ледяной скорбью, что резные дубовые шкафы закрывают свои дверцы и отворачиваются к стенкам, согревая внутри тлеющие фраки и изысканные вечерние платья. Диваны и пуфики съеживаются до размеров мятых бумажных шариков.

А когда мертвая принцесса начинает петь, то и сама картина перекрашивается в черно-белый экран, покрытый трещинами, ворсинками и полосками, пока в конец не лопается, открыв нашему взору концертный зал музыкальной школы. За большим черным фортепиано сидит мальчик и, вдохновенно склонив голову на бок, летает над клавишами, высекая искры музыки, которые проникают в головы зрителей и слушателей. Всех тех педагогов, родителей и журналистов, которые улыбаются, пусть каждый и по-своему.

Учительница за то, что ей достался такой способный к музыке ученик, который из года в год занимает первые места в соревнованиях и конкурсах по всему штату.

Родители за то, что не зря отдали сына на растерзание Богу черного гроба, струн, клавиш и педаль. И ничего, что мальчику снятся сны, в которых он бежит по коридорам музыкальной школы, а за ним по пятам несется сумасшедший клоун с ножом и кричит, что если мальчик будет плохо играть, он отрежет ему пальцы. Нет. Это нормально.

Родители верят, что их ребенок сможет в будущем сделать карьеру выдающегося пианиста. А что думает по этому поводу сам ребенок – не важно. Он поймет потом. Когда вырастет, станет большим и важным.

Ну а пока мама и папа улыбаются, наблюдая за тем, как у сынишки берут интервью люди с телевидения.

- Когда я вырасту, я хочу чтобы у меня дома стояли два рояля! Один черный и один белый! – скажет в камеру мальчик в бабочке и нарядной рубашке.

И пусть роялей у него пока нет, дуализм в его сущности будет с ним всегда и во всем.

***

Лето – пора ярких незабываемых приключений.

Время, когда ты свободен и можешь делать все, что тебе взбредет в голову.

Вместе со своим другом Валентайном вламываться на работу к его матери в бар, присесть за столик к какому-нибудь пьянчуге и ждать, пока Валентайн украдет из кассы деньги. А потом вместе с ним рвануть в соседний супермаркет, накупить кучу шоколадных батончиков, разноцветных жвачек и прочих сладостей от которых твоя мама скажет: «Что попа слипнется».

Идти по улицам, громко смеяться и кидать на асфальт фантики и бумажки, абсолютно не беспокоясь о таком сложном слове, как экология.

- Красть нехорошо! – скажут взрослые несколькими днями позже, когда систематические кражи Валентайна раскроются. Нас накажут. Каждого по-своему.

Меня книгами и домашним арестом. Его ремнем, кулаками и суровыми домашними заданиями. За ним будет бегать отец с топором по квартире, а мне на ужин подадут макароны с брокколи. Да, вот такое вот наказание.

Нам запретят общаться, и мы долгое время не сможем быть вместе. Не сможем сидеть в заброшенных амбарах на ферме старика Стивенсона и курить свои сигареты, не сможем строить свои палатки и шалаши, в которых будем раздеваться, гладить друг друга и имитировать половые акты.

Но время проходит, и запреты больше не могут удерживать нас. И мы стоим на берегу реки, слегка пьяные и Валентайн говорит:

- Научи меня целоваться по-французски.

Я обнимаю его, и мой язык проникает ему в рот.

- Ты ублюдок! Урод! – кричит мать, и я хлопаю дверью.

Иду по улицам ночью, злой и всеми не любимый. В наушниках раскрашенные волосатые мужики кричат мне о жестокости мира. Его лжи и лицемерии. А я подпеваю им.

Да, пожалуй, это будет моей точкой. Моим началом. Позвольте представиться.

Меня зовут Карви Декстер. Очередная личина, которую я сейчас сшиваю в своих мастерских и ателье человеческих зеркал.

Вы уже познакомились с мертвой принцессой, которая охраняет мое прошлое. И пускай она показала вам только пару кадров моего детства, я обещаю тем, кто заинтересовался ее ломким сухим телом, обернутым в рваный саван, еще несколько незабываемых встреч и плаваний на Летучем Голландце по гнилым волнам умирающего прошлого, которое я так бережно пытаюсь сохранить.

А уже совсем скоро вы познакомитесь с моим другом и приставленным Хранителем – демоном по имени Везувий.

Изысканный сын одного из аристократических родов ада, он покажет вам «Аш» (H) – тюрьму, в которой я существовал 11 лет.

Везувий помогает мертвой принцессе, собирая мои воспоминания в серебряные шкатулки. Он скачет от одного островка памяти в моей голове к другому и превращает прошедшие события в драгоценные сверкающие камни – изумруды, сапфиры и рубины. Чтобы потом аккуратно положить их в бархатные недра коробочек и отнести в обитель Принцессы.

Ее давняя мечта сплести из нитей прошлого красивый гобелен и украсить его камнями. Она считает, что изысканные воспоминания придадут общей картине прошедшего – особый завораживающий свет.

Пусть будет так. Машина уже ждет вас, чтобы отвезти на экскурсию в ад.

«Червяка, Мика и курицу привезли в какую-то базу.

- Что это за база? – спросил Мик.

- Молчи. – Крикнула на него лиса.

Друзья вышли из вертолета и пошли по лестницам. Ходили где-то час. Наконец дошли до какой-то двери. Медведь открыл дверь. Лиса засунула Мика в маленькую комнату под номером пять, а червяка и курицу посадили в другую комнату под номером десять. Медведь и лиса ушли.

- Куда это мы попали? – спросил червяк курицу.

- Мы наверно в тюрьме. Я видела фильм. Там бандита посадили в тюрьму под номером три.

- Но мы ведь не бандиты. – Возразил червяк. – Мы ведь ничего не сделали.

- Червяк, нам надо придумать план побега из тюрьмы.

- Точно.

Червяк и курица стали думать план.

«Новые приключения Червяка и курицы»

Тюрьма «Аш» (H)

Я помню коробку в виде буквы «H» поделенную на четыре блока и две зоны. Тюремная зона «А» для малолеток и «Б» для тех, кому пора с пятого класса по одиннадцатый.

Залитый бетоном и землей двор, деревья и кусты, которые нужно было обязательно поливать в теплое время года. Стадион, расчерченный белой краской на отрезки, линии старта, промежутки и прочие геометрические фигуры. Грядки с дохлыми огурцами для биологов, мастерские, где великан с длинной стальной линейкой делал из нас мужиков, лупя до одури этой самой линейкой и заставляя нас вырезать из дерева подсвечники, ножки для столов и прочую мелочь, калеча пальцы и вырывая ногти.

Тюрьма, в которой тебя запирают на 11 долгих лет. Где ты пройдешь практически через все круги ада.

Вот у входа стоит длинный тощий как палка черт в кожаном плаще с отполированными рогами. Это и есть Везувий, и он покажет вам мой маленький скромный ад, в котором варились мои подрастающие мысли.

- Для начала вы должны понять, что школа - это тренировочная площадка, где дети получают все необходимые им знания, учатся писать, считать, читать, мыслить и анализировать, чтобы потом выбрать для себя профессию, отучиться на нее в университете и потом стать образцовыми членами нашей великой страны. - Везувий ехидно улыбнется, а потом добавит. - На деле же все немного по-другому. Реальность бумажная и действительная редко соприкасаются. А потому нет большей правды, чем та, через которую ты прошел.

Круг первый.

Чревоугодие.

В тюрьме есть столовая, в которой уродливые жирные тушки поваров, которые когда-то давно были даже людьми, переваливаются из стороны в сторону, чтобы достать из печей и кастрюль горячую еду и ловко метнуть вам ее на тарелку. Только сначала вы должны оплатить свои завтраки или обеды, а быть может и то и другое сразу за месяц вперед наличными. Заплатили? Отлично, расставляйте на уроке тарелки и стаканы. Скоро прозвенит сигнал Еды, и сотни голодных заключенных рванут в столовку, чтобы хоть чем-нибудь забить ноющие от голода животы.

Ты лихорадочно прыгаешь на маленькую табуретку, хлюпаешь, заливая в рот местный борщ, приготовленный жиротрясами, закидываешь следом кусочки прессованного хлеба, какой-то разрыхлитель, безвкусную капусту и под конец давишься пирожком с собакой, запивая все это дело либо абсолютно не сладким, либо очень уж сладчайшим чаем. Это уж как повезет.

И тебе нравится. Потому что жрать то хочется, а что и как тут готовят - плевать.

И когда ты уже сытый и довольный несешь грязную посуду в мойку, ты с презрением смотришь на тех заключенных, которым не хватает денег на оплату полноценного обеда. Ты видишь, как они стоят в буфете и трясут своими копейками, чтобы купить крохотные булочки с капелькой шоколада или огрызок соевой сосиски, завернутый в мокрый хлеб. Ну, ничего. Не радуйся так сильно своему превосходству. Скоро деньги кончатся и у тебя. И вот тогда ты сам будешь стоять в очереди за куском хлеба, красть чай у тех, кто его оплатил и отбирать у мелких их еду.

Правда есть еще кафе. Но оно для мажоров. Там ты можешь заказать себе кофе, бутерброды, и даже пиццу. Но стоит все это подороже, чем в столовке, столиков там как понимаешь, меньше, а пафосного народа больше.

Там собираются богатенькие сынки и дочурки, которых также как и тебя заперли в тюрьме «Аш» (H), чтобы мы вышли с головами доверху забитыми полезными знаниями.

В кафе сидят мальчики и девочки и с умным видом обсуждают дела любовные, кто кого поцеловал и предложил встречаться, что сейчас модного и жизненно необходимого появилось на свободе, кто куда зачем.

Эти разговоры не для меня. Нет.

Я просто хочу жрать. Всегда. И когда ты сидишь на уроке, у тебя тоскливо поют от безысходности кишки, учитель что-то там диктует, а ты обязан это записывать - хочется просто взять тетрадь, смочить ее собственной слюной и грызть, представляя на ее месте нежные французские булочки с мясом мажоров из кафе.

Хотя есть еще и магазин, в котором можно купить чипсы, соломку и прочий шлак для организма. Устройте себе и родителям на радость язву желудка! - Так наверняка было написано на деревянной стене магазина, когда он открывался.

Нет, ну конечно, если ты так голоден, ты можешь брать с собой еду из дома. И у нас такие были. Но их либо заставляли делиться, либо называли бедными мудилами, которые даже не в состоянии купить себе самое обычное печенье.

Но вот когда наступала весна, а затем и лето, все кусты и деревья на зоне расцветали и покрывались вкусными сливами, яблоками и прочими витаминами, тебе можно было забить и на кафе и на столовку и на магазин. Срываешь грязные фрукты с дерева и ешь, пока никто не видит. Правда через пару дней голодные зеки съедали все дочиста чуть ли не обгладывая веточки, поэтому разозленные таким поведением садовники и биологи поливали деревья отравой, надеясь таким образом отогнать стаи голодных детей.

Как показала практика - всем на эту опасность отравления было плевать. А если кому-то и становилось плохо. Ну, об этом долго не говорили.

Круг второй.

Гнев.

Молодые тела мальчиков и юношей, бурлящие энергией, вальяжно прохаживались по коридорам, раскинув свои конечности во все стороны, словно павлины, так и ожидая каждую минуту, когда другой такой же самец зацепит его худым крылом, чтобы получить официальный повод подраться. Да. Драки в «H» случались постоянно. Дети били друг друга кулаками и ногами на переменах, в классах, рекреациях, забивали стрелки во дворе, за сортиром, который стал официальной тюремной курилкой, устраивали разборки за пределами школы.

Пожалуй, я расскажу немного о тех, в которых участвовал или в которых были задействованы мои друзья - сокамерники.

Были на моей параллели два парня с одинаковыми именами Грей, один из которых был моим другом, с которым мы по детской памяти лапали шлюху Кэтрин. Так вот эти парни жуть как друг друга не любили. Оба были щуплые, долговязые и скелетоподобные. И значится, постоянно дрались. И в один прекрасный момент мой друг толкнул другого Грея на кусты роз. Дело было осенью. Парни были в дешевых куртках. А шипы роз давненько забавляются тем, что все царапают и рвут, если есть такая возможность и всячески портят вещи и людей, которые на них падают. В итоге куртка порвана. Лицо расцарапано. Мой друг испуган. А лицо второго Грея не предвещает ничего хорошего своему обидчику.

Но друг не растерялся и быстро дал деру. Второй Грей преследовал его до самого дома, кричал, что поймает его и убьет. А если не он, то его мама, которая глаза на задницу натянет за только что купленную и уже испорченную вещь. Друг забежал домой и заперся там, подумав, что раз он в безопасной крепости, то плевать что там будет вытворять его заклятый враг. А враг долго и нудно бил ногами в забор, стучал в почтовый ящик и требовал труса на казнь. Надо сказать, что за всем этим делом с интересом наблюдали другие мальчишки, как местные, так и те, кто побежал за драчунами из самой зоны.

Но мой друг, посидев в крепости двадцать минут, подумал, что с него хватит, схватил винтовку брата и выбежал на улицу, угрожая всем скорейшей и весьма болезненной расправой.

Как вы понимаете, через пару секунд рядом не было ни души. Никто не хотел связываться с сумасшедшим парнем, у которого в руках оружие.

Был другой случай, когда к нам в класс перевели новенького смуглого паренька из другой страны. Он был весь такой милый, добрый и постоянно со всеми делился всем, что у него было, пока правильные парни не научили его правилам тюрьмы «H». Собственно своей порядочностью он всех и бесил, в том числе и меня. Мы гадали, как же проучить этого иностранца и выход нашелся в принципе довольно быстро.

В каждом классе есть свой дурачок. Это такой парень или девушка, который(ая) плохо учится, нихрена не делает, родители его как правило алкоголики или просто аморальные личности, и при этом он туп и слаб, вследствие чего в отморозка и хулигана не эволюционирует. Был такой кадр и у нас. Звали его Русс. Это Русс любил кидать в сокамерников железные стулья, петь и орать на уроках, доводить надзирателей. А еще его постоянно все били и издевались над ним. Собственно говоря, я тоже, до сих пор помню, как подошел к нему сзади в мужской раздевалке и ударил по позвоночному столбу согнутой коленкой, показывая ребятам временный паралич. Что самое забавное Русс стал моим другом еще с начальных классов. Во - первых это всегда удобно. Всегда есть мудак, над которым можно издеваться. Во - вторых если бы не этот мудак, на его месте был бы я. А мне эта роль совсем не нравилась. И получил бы я ее не потому, что я такой весь маргинальный тип, да, я убивал птиц и переворачивал кресты на кладбище, крал деньги и еду и совершал еще массу плохих дел, но мудаком я не был. Нет. Скорей я просто выбивался из общего ряда еще в те времена, когда на голову опережал всех в классе по скорочтению. Хотя, нет, надо брать еще раньше, когда я отрывал тюльпанам головы и расхаживал по саду словно генерал, что так умиляло местных пенсионеров. Интересно, как были они отреагировали, если вместо оторванных цветков на земле валялись головы их детей?

Ну да ладно, вернемся к Руссу и к тому, какой он мудак.

Мы заставляли его драться со всеми подряд, с парнями и девчонками и надо признать в некоторых случаях он даже побеждал. Особенно же он гордился своей победой над братьями - близнецами Уолш, которым накостылял в рекреации всего за пять минут. Вот так, мы тренировали нашего бойца, закаляли его и в шутку били, пока на горизонте не показался этот чертов иностранец с дурацким именем Салим. Мы сразу сказали Руссу, что он должен опустить новичка, избить его и доказать свою крутость. Ведь он не хочет же до конца срока быть самым последним лохом в классе. Мы предложили ему поставить на свое место Салима и наш дурачок с радостью согласился.

Драка состоялась на стадионе на баскетбольной площадке, куда мы согнали огромное количество народа, чтобы все увидели эпичный бой.

Пока специальные парни отвлекали надзирателей и устраивали лже-потасовки для отвлечения внимания в самой зоне, наш Русс сошелся в бою со смуглым Салимом, который не понимал, что от него хотят и для чего ему нужно драться. Получив пару раз в челюсть он понял что к чему и принялся весьма методично заваливать нашего бойца на землю. Толпа была в экстазе. Все кричали, советуя кого и куда ударить, кто-то снимал на мобильники. В годы моей отсидки они еще были редкостью.

Но тут все-таки вмешались надзиратели. Всех разогнали и отправили на уроки. Второй раунд был назначен за территорией школы после занятий.

Салим не собирался больше драться, а просто шел домой, пока вокруг него прыгал разгоряченный нами Русс, толкал его, обзывал и всячески провоцировал.

Но даже терпению смуглого парня приходит конец. Салим часа полтора мутузил Русса, пока тот чуть ли не сдох, под радостные вопли наблюдателей.

Я отчетливо помню, как он уходил из круга, вцепился в меня окровавленными руками и говорил, что он не виноват. А потом к нам подбежала старуха и стала кричать на Салима что он урод и преступник. Бедный иностранный мальчик шел и плакал, а я стоял на алее, ощущая себя полным ублюдком, смотрел как его слезы падали на дорогу и понимал, что виноват в их появлении.

Да. То было веселое времечко.

Надо сказать, что я всегда старался держаться в тени, потому что ни ростом, ни силой не выделялся, а уроки физкультуры люто ненавидел. Хотя пару раз кулаками пришлось помахать и мне. Следующий круг будет связан с похотью, а потому мой следующий рассказ будет, так сказать, на стыке этих двух кругов - гнева и блуда.

Моя одноклассница Мэри позвала весь класс на день рождения и меня в том числе. А мне в то время нравилась одна девчонка тоже из нашего класса по имени Сандра. Было в ней что-то такое, что заставляло мое сердце биться чаще. Так вот сидим мы, значит в доме у Мэри, куча еды, музыка, тупые игры, весь стол завален солеными огурцами. И тут приходит мне в голову одна идея. Мол, съедаешь огурчик, и становишься одержим похотливыми демонами, которые заставляют тебя бегать за девчонками и тискать их. Парням моя идея пришлась по душе и вот мы уже дружно хрустим огурцами, растопыриваем пальцы, словно сети и начинаем ловлю " невест".

Девчонки стали кричать, орать и убегать, но активно содействовать игре. И вот я загоняю Сандру в ванную комнату, запираюсь там и начинаю нагло к ней приставать. Бедная девочка смотрит на меня широко распахнутыми глазами и говорит, что ее папа меня убьет, если я с ней сделаю что-нибудь противозаконное. На что я лишь ухмыляюсь, прикасаясь к божественному женскому телу.

Одноклассники стучат в двери, требуя, что мы немедленно открыли дверь. Мэри грозит мне расправой со стороны ее отца. Дьявол, как мне надоели эти отцы, вечно желающие меня уничтожить.

В общем, в чем суть.

На следующий день в тюрьме ко мне подходит мой сокамерник Смит и бьет меня в лицо. Завязывается драка. Я повержен. Стою, роняю сопли на пол и не понимаю, какого хрена он вообще на меня накинулся. Я уже говорил, что росточком я был маловат, поэтому любой мог, особо не утруждаясь, навалять мне, обозвав дохленьким пианистом. Мои музыкальные тонкие пальцы перебирают фишки, которые были в то время модным развлечением на зоне. Ко мне подходит моя подружка Лина и говорит, что Смит любил Сандру, но на день рождения его не позвала. Он узнал, что я с ней сделал, и его ревность вырвалась на свободу.

Я стоял и смеялся.

А почему любил в прошедшем времени? Да потому что Сандра перевелась в другую школу.

И с тех пор Мэри меня на свои дни рождения больше не приглашала.

Круг третий.

Сладострастие.

12 3 4 5 Следующая ⇒