Серия Юридические науки. – М., 2012. – № 1 (9). – С. 66–77)

⇐ ПредыдущаяСтр 6 из 10Следующая ⇒

Проблематика статьи М.В. Пономарева связана с возрастающей ролью социального консерватизма в общественно-политической жизни, активизацией общественных и профессиональных дискуссий о перспективах развития конституционного права в условиях кризиса глобализма и мультикультурализма. Для раскрытия поставленной проблемы автор использовал широкий круг материалов, характеризующих российский и зарубежный опыт развития конституционализма. В статье приводятся примеры доминирования идеологии социального консерватизма в рамках евро-атлантического политического пространства в 2000-х гг. в сочетании с распространением весьма эклектичных трактовок этой идеологии. Особое внимание автор сосредоточил на анализе мировоззренческих основ и идеологем социального консерватизма, раскрывающих его связь с органическим правопониманием. Автор пришел к выводу о том, что социальный консерватизм ориентирован на формирование устойчивого общенационального консенсуса, сопряженного с культурными традициями и историческим опытом «титульного народа», идеей органической солидарности бывших, нынешнего и будущих поколений. Перспективы синтеза социального консерватизма с доктринальными установками конституционализма автор рассматривает в двух направлениях: в русле органического национализма и конфессиональной культуры, показывая риски каждого из них. Тем не менее, автор ставит вопрос о возможности сочетания обоих подходов и формирования социально-консервативной конституционной доктрины, сочетающей националистические и христианские ценности. Этот подход иллюстрируется опытом по созданию новой конституции в Венгрии в 2011 г. Статья Пономарева М.В. ориентирована на широкую аудиторию и представляет интерес для использования в практике преподавания юридических, политологических и религиоведческих дисциплин.

Пример научной рецензии

Иноземцев В.И. Рецензия: Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру. – М.: Логос, 2003

Мир человека – это мир его культуры. Но что представляет собой сама культура? Отвечая на этот вопрос, обычно называют ряд признаков, подчеркивающих различия между людьми, которые принадлежат к разным сообществам, между «нами» и «ними», «близкими» и «чужими». Поэтому не приходится удивляться, что понятие «культура» сплошь и рядом используется для поиска различий, а не сходства; обоснования особости, а не единства; утверждения частных претензий, а не равного отношения к любому человеку.

И неслучайно одна из самых оригинальных работ последнего времени, посвященных влиянию культурных факторов на политические процессы, принадлежит перу профессора политологии и философии Иельского университета Сейлы Бенхабиб, в судьбе которой неразрывно сплелись культуры Востока и Запада, Европы и Америки. Книга «Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру» содержит наиболее полное и систематизированное изложение взглядов С. Бенхабиб на те проблемы, исследованию которых она посвятила последние два десятилетия. В центре внимания автора оказывается активно разрабатываемая современными западными социологами концепция мультикультурализма и вопросы о том, в какой мере принципы мультикультурализма противоречат либеральным основаниям западной демократии, в какой мере «притязания культур» совместимы с фундаментальными представлениями о свободе и равенстве. В своей книге С. Бенхабиб как раз и пытается найти эту меру, и с этой целью она предпринимает тонкий и поучительный анализ форм взаимодействия традиции и нормы, взаимодополнения обычаев и права.

Большинство публикаций по проблемам мультикультурализма можно разделить на две категории: в одних он осуждается с позиций универсальности принципов либеральной теории, в других налицо апологетика любых его проявлений. Книга С. Бенхабиб выделяется в этом ряду прежде всего приверженностью автора свободному от крайностей «среднему пути», которому дано глубокое теоретическое обоснование. В то же время в ней с предельной четкостью отмечены те принципы либерализма, которые ни при каких обстоятельствах не могут быть принесены в жертву абстрактной межкультурной солидарности.

Определяя понятие «культура», автор обращает особое внимание на объективную противоречивость этого явления, полное преодоление которой вряд ли возможно. «Культуры, – пишет она, – представляют собой совокупность элементов человеческой деятельности по осмыслению и репрезентации, организации и интерпретации [действительности], которая раскалывается на части конфликтующими между собой нарративами» (с. LII). Эта характеристика вполне отражает главную задачу культур: формирование той системы ориентиров, которая позволила бы человеку определить свое место в мире и идентифицировать себя с той или иной социальной общностью. Определяя собственное место в мире, люди концептуально осмысливают и этот мир, и самих себя, создавая системы представлений, сходные по структуре и способам построения (см. с. 36), а также повествования и истории, обосновывающие их состоятельность (см. с. 222). Поэтому культуры имеют, как подчеркивает профессор Бенхабиб, моральные, этические и оценочные составляющие (см. с. 47) и неконфликтны по своей природе: «По мере накопления наших знаний о других культурах и о нас самих растет и наше ощущение относительности... Чем больше мы понимаем, тем больше способны простить, [и поэтому] в изучении человеческой культуры и общества [действует принцип]: все понять – значит все простить» (с. 40). В то же время, однако, выработка и усвоение культурных парадигм требуют самоидентификации; в силу одного лишь того факта, что «поскольку люди живут в мире, где всему принято давать оценку, культуры формируются через противопоставления» (с. 8) и потому «всегда [выступают] знаком социальной дифференциации» (с. 1). Более того, «культура неизбежно политична» (с. 143); к этому можно относиться по-разному, но отрицать этот факт не имеет смысла. Следовательно, несмотря на то, что «культуры формируются в комплексном диалоге и взаимодействии с другими культурами; что разделительные линии между ними подвижны, проницаемы и могут быть оспорены» (с. 220), взаимное позиционирование культур происходит в результате их противостояния друг другу.

Таким образом автор приходит к выводу, что достижение культурами определенной зрелости может с равной вероятностью служить как налаживанию между ними взаимообогащающего диалога и взаимодействия, так и появлению предпосылок конфликта между людьми, являющимися приверженцами таких культур. Несколько упрощая подход С. Бенхабиб, можно сказать, что развитие культуры в направлении ее большего углубления приводит к активизации межкультурного взаимодействия, в то время как ее развитие в сторону большей институционализации почти неизбежно порождает конфликты, обусловленные культурными различиями. Этот вывод чрезвычайно важен в современных условиях, когда в силу объективных причин взаимодействия между представителями различных культур становятся все более интенсивными; утверждение единства человечества и формулирование универсальных общечеловеческих принципов оказываются поэтому исключительно актуальными задачами.

В своей критике абсолютизации роли культурного фактора в политической сфере С. Бенхабиб весьма последовательна, а используемые ею аргументы практически неопровержимы. Свою позицию автор строит на приведенном выше обозначении культуры как деятельности, позволяющей человеку определить свое место в мире и идентифицировать себя с той или иной социальной общностью. Подобный подход предполагает существенную активность самого действующего лица, актора, который, во-первых, сам определяет свою культурную (равно как национальную, религиозную и т. д.) принадлежность («если индивидуальная воля не является достаточно авторитетной основой для идентификации, то кто же тогда располагает властью приписывать личности какой-то образ и каковы теоретические основания подобной власти? » – вопрошает автор (с. 88) и, во-вторых, даже идентифицируя себя с определенной социальной группой, не редуцирует свое индивидуальное сознание до стандартизированных форм проявления групповой идентичности (см. с. 164). Развивая эту линию рассуждения, можно отметить, что если на смену самоидентификации человека приходит его принудительное причисление к тому или иному общественному классу или группе, национальной или религиозной общности, то оно уже не имеет культурной природы в строгом смысле этого слова, и потому основанные на нем различия нельзя рассматривать как обусловленные культурными факторами. Последовательно придерживаясь такого подхода, С. Бенхабиб строит свою социологическую концепцию, подвергая при этом убедительной критике взгляды многих современных западных философов и политологов.

Институционализация культурных групп представляется автору одним из наиболее опасных, но в то же время одним из наиболее динамичных социальных процессов нашего времени.

Главной заслугой С. Бенхабиб является, на наш взгляд, то, что она последовательно доказывает недопустимость пренебрежения принципами либерализма и демократии в угоду требованиям специфических религиозных, этнических и культурных сообществ. «Конфликты между всеобщими правами и суверенным самоопределением присущи демократическим формам государственности», – пишет она (с. 26), но в самом факте их наличия не следует усматривать повод для пересмотра демократической либеральной традиции. Рискуя упустить из вида некоторые важные особенности авторской позиции, мы попытаемся объединить возражения, выдвигаемые С. Бенхабиб против мультикультуралистской парадигмы, в три основные группы.

Во-первых, отмечает она, обоснование того или иного отношения к индивиду специфическими особенностями группы, членом которой он состоит, радикально расходится с принципами либерализма и тем самым отрицает важную черту культуры, сформировавшейся в западных либеральных демократиях.

Во-вторых, С. Бенхабиб обращает внимание на то, что в рамках мультикультуралистской логики институционализация сообществ и групп происходит, как правило, на основании одной или нескольких особенностей человека, тогда как требования, выдвигаемые этими сообществами, весьма широки и не сводятся к строго определенным притязаниям (см. с. 84).

В-третьих, и это особенно важно, практика предоставления тех или иных прав и привилегий на основе групповой принадлежности противоречит фундаментальному либеральному принципу равного отношения ко всем членам общества и подрывает равенство как в экономическом, так и в политико-правовом аспекте.

Профессор Бенхабиб предлагает в своей работе наиболее взвешенные и адекватные оценки мультикультурализма из всех, представленных сегодня в западной литературе. Она далека от того, чтобы объявить притязания, основанные на культурной особости, несерьезными и безосновательными: «Мультикультурализм, [выступающий] одним из подвидов... политики идентичности/различия, нельзя отбросить, как если бы он отражал только намерения или фальшивые измышления элит» (с. 135). Причинами их возникновения автор считает как развивающиеся глобализационные процессы, развитие националистических движений и движении за самоопределение, так и непредвиденные последствия политики перераспределения в условиях государства благосостояния и изменение моделей социокультурной интеграции в западных обществах (см. с. 135-136). В то же время она подчеркивает, что появление новых вызовов требует переосмысления прежней либеральной парадигмы, а не отказа от нее – как потому, что возможности ее применения еще далеко не исчерпаны, так и потому, что мультикультурализм не должен рассматриваться в качестве панацеи, способной разрешить все социальные проблемы, существующие ныне в западных обществах.

Обобщая все возражения, выдвигаемые ею против использования мультикультуралистского подхода, профессор Бенхабиб отмечает два важных обстоятельства: во-первых, в русле такого подхода схожие требования представителей отдельных групп основываются на совершенно различных групповых особенностях, в то время как гораздо более приемлемой являлась бы ситуация, в которой «единодушно достигнутое согласие убеждало всех по одной и той же причине» (с. 173); во-вторых, практика мультикультурализма всегда предполагает торг между различными группами, и этот торг не только не может быть завершен, но даже не имеет общих внутренних закономерностей, в силу чего мультикультурализм в состоянии предложить лишь «мир, но без примирения, заключение сделок, но не взаимное понимание» (с. 155). Использование мультикультурализма не формирует целостной парадигмы социального действия, без которой общество не может функционировать как самодостаточная и саморегулирующаяся целостность.

К сожалению, книга Сейлы Бенхабиб еще долго не утратит своей актуальности. Она посвящена проблеме, которая ныне только вызревает и которая весьма далека от практического решения. Более того, сегодня мы даже не можем вполне определенно сказать, разрешима ли эта проблема в принципе и будет ли когда-то найден выход из той сложной ситуации, в которой мы все оказались.

Стержневая тема, вокруг которой строятся рассуждения автора, – это в конечном счете вопрос соотношения справедливости и равенства. Решения, которые предлагает профессор Бенхабиб, построены на поиске временного равновесия между равенством и справедливостью. Автор следует в русле глубокой исторической традиции, присущей западной философии и социологии, согласно которой справедливость и равенство рассматриваются как признаки совершенного общества, как качества, не противоречащие одно другому, а скорее взаимно дополняющие друг друга. И вопрос, возникающий после прочтения «Притязаний культуры», состоит не в том, сколь последовательно автор придерживается этой традиции, а в том, можно ли сегодня, следуя ей, прийти к новым идеям и адекватным ответам на вызовы времени.

На наш взгляд, пришло время признать, что фундаментальной проблемой является неготовность представителей незападного мира принять западную модель, которая одна только и может стать основой для подлинной свободы. Кроме нее в мире не существует иной модели, способной стать основой саморегулирующегося демократического общества. Любые варианты социального устройства в той или иной мере предполагают в качестве своего внутреннего элемента то неравенство (между представителями отдельных религий, между мужчинами и женщинами, взрослыми и детьми и т. д.), которое испытывающие его «выплескивают наружу» в своих требованиях, заявляемых в рамках мультикультуралистского подхода. Любые варианты социального устройства предполагают произвольное, искусственное разрешение конфликтных ситуаций, так как не обладают универсальным алгоритмом их преодоления. Эти формы социального устройства нежизнеспособны в том мире, в котором нельзя, не греша против истины, отрицать доминирование западной цивилизации и созданных ею социальных ценностей. И «мультикультуралистам» ничего не остается, как искать в рамках самой западной либеральной теории те «пустоты», которые могут стать их прибежищем и откуда они смогут выдвигать свои притязания, логика которых пришла хоть и из вполне реального, но иного мира.

Несмотря на негативное в целом отношение к идеям мультикультурализма, С. Бенхабиб фактически признает, что западные общества во многом готовы включить в свою социальную теорию требования справедливости вне равенства; она лишь подчеркивает, что этот процесс не может развиваться так быстро, как того хотелось бы «претендентам». По сути, в книге содержится призыв к представителям специфических культурных сообществ несколько ослабить свое давление и несколько скорректировать свои притязания, а к представителям доминирующей культурной традиции – постепенно отказаться от некоторых элементов прежней доктрины. Но подобные поиски компромисса имеют смысл только в том случае, если его достижение открывает путь к дальнейшему саморегулирующемуся процессу корректировки требований с учетом реальных возможностей их удовлетворения. Достижение данного результата представляется, однако, проблематичным. И заслуга профессора С. Бенхабиб перед западной социологией не в последнюю очередь состоит и том, что, страстно желая сделать эту благородную цель достижимой, она в своей книге нигде не пренебрегла ради этого ни фактами, ни логикой.

Пример экспертного заключения

Экспертное заключение на использование понятие «информационное общество»

в документе «Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации» (2008 г.). (фрагмент)

В научной литературе можно встретить разные трактовки соотношения понятия «информационного общества» с понятиями «общества знаний» и «постиндустриального общества». Как правило, подразумевается, что постиндустриальное общество приходит на смену индустриальному (что видно уже из названия), через какое-то время постиндустриальное общество становится информационным (т.е. информационное общество – стадия в развитии общества постиндустриального), а за информационным обществом следует общество знаний. Объяснить такой способ «упорядочения» можно, по-видимому, тем, что широкую известность соответствующие идеи приобретали именно в такой последовательности. Однако выдвинуты все эти идеи были почти одновременно, а осмысливаемые с их помощью социальные, технологические и экономические процессы тесно переплетены между собой.

Использовать на благо людей возможности, предоставляемые современными информационно-коммуникационными технологиями – основной пафос официальных стратегий и программ развития информационного общества, принимаемых правительствами разных стран, межгосударственными объединениями, органами управления в регионах. «Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации», утвержденная президентов В.В. Путиным в 2008 г., провозглашает целью формирования и развития информационного общества «повышение качества жизни граждан, обеспечение конкурентоспособности России, развитие экономической, социально-политической, культурной и духовной сфер жизни общества, совершенствование системы государственного управления на основе использования информационных и телекоммуникационных технологий» [1]. Количественные показатели, предусмотренные документом подробно характеризуют технологические и экономические аспекты информационной сферы. Очевидно, такие показатели позволяют судить, прежде всего, об успехах в создании современной информационной и телекоммуникационной инфраструктуры и соответствующем уровне доступности для населения информации и технологий. Именно на этой основе авторы «Стратегии…» определяют ключевую задачу – к 2015 году Россия должна занять в международных рейтингах развития информационного общества место в числе двадцати ведущих стран мира. Но следует подчеркнуть, что подобные рейтинги основаны, главным образом, на данных, характеризующих распространение технологий (включая мобильную связь, распространенность широкополосной связи, число пользователей Интернета и их грамотность, число домашних хозяйств, где имеются компьютеры). Очевидно, в подобных случаях под информационным обществом понимают лишь соответствующие компоненты техносферы и сегменты рынка. На таком фоне проявляется стремление противопоставить информационному обществу общество знаний (как отмечено в докладе ЮНЕСКО, «понятие информационного общества основывается на достижениях технологии, понятие же обществ знания подразумевает более широкие социальные, этические и политические параметры» [2]). Сказанное в особой мере относится к проблеме «познавательного разрыва», которая осознается сегодня как одна из важнейших проблем становления обществ знания. Эта проблема совершенно не поднимается в «Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации». Со стороны выглядит удивительным беззаботное отношение занятых подобной тематикой людей к вопросам концептуальной последовательности, терминологической определенности, вариативности смыслов и целесообразности введения новых понятий, соизмеримости описаний. Тем не менее, здесь достаточно отчетливо просматриваются и основные точки притяжения исследовательского интереса, и общее содержание в разных характеристиках становящегося уклада, и повторяющиеся приемы соотнесения настоящего с прошлым и будущим, позволяющие делать прогнозы и создавать планы.

[1] Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации от 7 февраля 2008 г. № Пр-212 // Российская газета. Федеральный выпуск. – № 4591 от 16 февраля 2008 г.

[2] К обществам знания. Всемирный доклад ЮНЕСКО. – Париж: Издательство ЮНЕСКО, 2005. – С. 19

Д.ф.н., проф., зав. сектором социальной философии ИФ РАН В.Г. Федотова,

ведущий научный сотрудник ИФ РАН И.Ю. Алексеева

Пример учебного кейса

1. Тема: Формирование основ современной конституционно-правовой системы ФРГ.

Проблема: Реализация принципов христианской демократии как основа современного немецкого конституционализма.

Обоснование научной и дидактической значимости поставленной проблемы:

– основы современной конституционно-правовой системы ФРГ были сформированы с условиях послевоенного раскола Германии, когда решение «немецкого вопроса» оказалось в зависимости от политической стратегии стран-победителей, требующих демократизации немецкого общества [актуально в условиях современной системы международного права с характерными для нее императивными нормами и принципами]

– создание конституционно-правовой системы ФРГ происходило в уникальных условиях «поражения в правах» целой нации (отказ немцам в национальном суверенитете) и ее рассеянного проживания (немцы «от Сибири и ГДР до ФРГ и Аргентины»), что заставляет поставить проблему демократизации в совершенно особом ключе, вне связи с классическим принципом «права народа на самоопределение» [актуально в условиях современного глобального мира со сложными геополитическими конфликтами]

– основу конституционно-правовой доктрины ФРГ составили идеи христианской демократии, что, на первый взгляд, противоречит принципу светской государственности и классической «оппозиции» христианства и конституционализма, но имеет уникальный аксиологий потенциал [актуально в условиях современного «постсекулярного мира»]

– конституционная модель ФРГ признается одной из основ современного европейского правового пространства, способной обеспечить демократичность Единой Европы в противовес французской «бюрократической традиции» [актуально в условиях кризиса интеграционной модели Евросоюза]

– объединение Германии в 1990 г. не потребовало существенных изменений Основного закона ФРГ 1949 г., поскольку широкое демократическое движение позволило «напрямую» интегрировать Восточную Германию в состав западногерманской государственности [т.е. исторический анализ создания Основного закона 1949 г. актуален не только по аналогии проблем конституционного строительства, но и силу прямой правопреемственности немецкой государственности].

2. Изучаемая ситуация – разработка проекта основного закона ФРГ 1949 г.

Участники ситуации – немецкие партии ХДС, ХСС, СДПГ и СвДП, оккупационные власти американской, британской и французской зон, Парламентский Совет западно-германских земель.

Заинтересованные стороны – немцы, в том числе как проживающие на родине, так и эмигрировавшие, западные немецкие земли (субъекты будущей федерации), восточные немецкие земли, США, Великобритания, Франция, СССР, европейские страны и народы.

Хронологическая локализация – 1948-1949 гг.

Пространственная локализация – западные немецкие земли.

Источники информации для разработки кейса:

- Пономарев М.В. Христианская демократия и идеологические основы современной государственно-политической системы ФРГ // Проблемы страноведения. Научно-методический сборник. – М.: РТ-Пресс, 1999. – С. 122-124.

- Пономарев М.В. История стран Европы и Америки в Новейшее время в вопроса и ответах: учеб. пособие для студентов вузов. – М.: Проспект, 2006.

- Пономарев М.В. История стран Европы и Америки в Новейшее время: учебник для студентов вузов. Печ. М.: Проспект, 2006.

- Пономарев М.В. Принцип субсидиарности – диалектика свободы и ответственности //Вестник Московского городского педагогического университета. – 2009. – № 1. – С. 56–63.

- Диманис М. Политические партии ФРГ и государство // Мировая экономика и международные отношения. 1997. № 12. – С.112–128.

- Современный немецкий конституционализм / Под ред. С.А. Паршиной. – М.: ИГП РАН, 1994. – 51 с.

- Ференбах О. Крах и возрождение Германии. – М.: Аграф, 2001. – 301 с.

- Млечина И. Уроки немецкого. Век ХХ. – М., 1994. – 239 с.

- Медушевский А.Н. Как была принята конституция Германии // Медушевский А.Н. Теория конституционных циклов. - М.: Изд-во ГУ ВШЭ, 2005. – 547 c.

- Павлов Н.В. История современной Германии. 1945-2005. – М.: Астрель, 2006.

- Спикер М. Христианство и свободное конституционное государство // Вопросы философии. – 2001. – № 4. – С.38-46.

- Христианско-демократическое движение в Западной Европе и России (аналитический обзор) / А.А. Амплеева. – М.: ИФ РАН, 2001. – С. 3-18 (Введение)

- Человеческая личность и ее права. Принципы социального учения Церкви // Компендиум социального учения Церкви. – Паолине, 2006. – С. 82-149.

3. Вопросы и задания для студентов:

– проанализируйте с помощью материалов кейса внутриполитическую и внешнеполитическую ситуацию, в которой оказалась Западная Германия во второй половине 1940-х гг., и сделайте предположение о том, какие задачи обязаны были поставить перед собой создатели Основного закона 1949 г. исходя из условий послевоенного урегулирования «германского вопроса» и специфики состояния немецкого общества.

– проанализируйте с помощью материалов кейса основы христианско-демократической доктрины и определите специфику решения задач конституционного строительства в ФРГ при опоре на принципы христианской демократии.

– на основе обсуждения первых двух вопросов составьте учебную схему «Формирование конституционной системы ФРГ» [примерный вариант схемы см. ниже]

– приведите примеры норм (институтов, принципов), сопряженных с выявленными целями конституционно-правового регулирования в ФРГ и получивших закрепление в Основном законе 1949 г.

– сравните текст преамбулы Основного закона ФРГ в редакциях 1949 и 1990 гг. Какие задачи конституционного строительства были сформулированы в преамбуле в 1949 г., а затем признанны реализованными (исходя из формулировки текста в редакции 1990 г.)? Какие специфические особенности конституционной доктрины ФРГ отражены в преамбуле и какие категории правосубъектности установлены ею?

– с помощью текста Основного закона определите основные категории правосубъектности в системе немецкого конституционного права. Какие из них можно признать преобладающими (аргументируйте свою позицию).

– какую роль играет католический принцип субсидиарности в конституционной «архитектуре» ФРГ?

– какие особенности немецкой конституционной демократии можно считать актуальными для современного европейского обществ аи почему?

Материалы кейса.

(в оригинал кейса включен текст всех данных материалов, а в данном примере для краткости приведен лишь их список)

- Коммюнике Потсдамской конференции трех держав. 17 июля – 2 августа 1945 г.

- фрагмент из книги Млечина И. Уроки немецкого. Век ХХ. – М., 1994

- статья Пономарев М.В. Христианская демократия и идеологические основы современной государственно-политической системы ФРГ // Проблемы страноведения. Научно-методический сборник. – М.: РТ-Пресс, 1999.

- фрагмент из книги Ежов В.Д. Конрад Аденауэр. Немец четырех эпох. – М., 2003.

- фрагмент из книги Медушевский А.Н. Теория конституционных циклов. - М.: Изд-во ГУ ВШЭ, 2005.

- фрагменты Основного закона ФРГ 1949 г.

- фрагмент из книги Компендиум социального учения Церкви. – Паолине, 2006. – С. 82-149.

- фрагмент статьи Пономарев М.В. Принцип субсидиарности – диалектика свободы и ответственности //Вестник Московского городского педагогического университета. – 2009. – № 1.

Иллюстрации

- «Потсдамская тройка». Геополитический раскол Германии

- Послевоенная Германия

- Создатели основного закона ФРГ. Конрад Аденауэр.

- Герб и флаг ФРГ

Учебная схема, которая должна быть разработана на занятии в ходе изучения кейса

ИНФОГРАФИКА

Инфографика – это визуальное представление информации, данных и знаний. Современный мир очень сложен, динамичен и насыщен разнообразными событиями. В этих условиях огромное значение приобретает передача и восприятие информации, выстроенной в единую систему с использованием как аналитических, так образных элементов. Такая семиотическая насыщенность достигается при помощи смыслового структурирования информации и ее графического изображения.

Инфографика выполняет три основные функции: 1) при конструировании нового информационного объекта инфографика эффективна для более логичной и целостной интерпретации отображаемой информации; выбора наиболее выразительных форм и средств информационного объекта, использования преимуществ знаково-символической основы для наиболее адекватного соответствия содержанию представленной информации; 2 при восприятии информации она позволяет глубже понять природу информационного объекта, оценить его информативную ценность, оценить адекватность формы объекта и его содержания, установить логико-семантические и ассоциативные связи для более осознанного восприятия информации, осуществлять перевод на вербальный уровень информации, представленной невербальными средствами (с помощью геометрических фигур, рисунков, диаграмм и др.); 3) при коммуникации инфографика обеспечивает эффективное применение информационно-коммуникационных технологий, выбор наиболее адекватной семиотической системы передачи информации, стимулирования познавательной деятельности адресата.

Инфографика может быть представлена в разных формах. Это матрицы, «облака тегов», стилизованные карты и иллюстрации, комиксы, блок-схемы, таблицы, графики и диаграммы, комбинированные текстовые блоки. В сущности, даже простейшие учебные схемы переставляют собой одну из форм инфографика. Однако между обычными «графическими объектами» и инфографикой существует принципиальное различие. Схема, как графический объекта, выполняет ключевую функцию – систематизация и «свертывание» информации в определенные блоки, а также их логическое построение. Инфографика также выполняет эту функцию. Но ее главная особенность заключается не в информационно-содержательной насыщенности, а в образности, применение символов с ярко выраженной коммуникативной направленностью. Можно сказать, что инфографический объект представляет собой знаково-символическую модель, которая корректно, лаконично, образно и понятно показывает ключевые особенности рассматриваемых явлений и процессов, использует знаково-символический код, интуитивно понятный для потенциального интерпретатора (адресата).