ГЛАВА 17. ГЕРМАНСКАЯ ФОРМУЛА ВОЙНЫ

⇐ ПредыдущаяСтр 17 из 53Следующая ⇒

В один из июньских дней 1932 года к мюнхенскому отелю подъехал автомобиль с открытым кузовом для того, чтобы забрать с собой двух высокопоставленных сотрудников „ИГ Фарбен“, крупнейшего синдиката германской химической промышленности – химика и ответственного за связи с прессой. Сотрудников доставили на квартиру Адольфа Гитлера на Принцрегентенплац, в то время вождя национал-социалистической партии, уже контролировавшей почти 20 процентов мест в рейхстаге и планировавшей значительно увеличить эту цифру за счет выборов, намеченных на следующий месяц.

Представители „ИГ Фарбен“ добивались встречи с будущим фюрером, в надежде договориться о прекращении кампании против своей фирмы, развязанной нацистской прессой. Нацисты называли „ИГ Фарбен“ средством эксплуатации со стороны „международных финансовых воротил“ и „могущественного еврейства“, нападая на нее за то, что некоторые руководящие посты там действительно занимали евреи. Кроме того, нацисты критиковали фирму за разработку слишком дорогого проекта, связанного с получением из угля жидкого топлива, именуемого синтетическим топливом, а также за то, что она получила под свой проект налоговые льготы от правительства. „ИГ Фарбен“ вложила в разработку синтетического топлива очень крупные средства, но к 1932 году стало ясно, что проект не принесет прибыли без государственной поддержки. Основным доводом компании было то, что производство нового горючего положит конец зависимости Германии от поставок нефти из-за рубежа и уменьшит чрезмерно сильное давление на валютные запасы страны. Представители „ИГ Фарбен“ надеялись убедить Гитлера в правильности своей точки зрения.

Гитлер опоздал на встречу, так как только что возвратился из предвыборной агитационной поездки. Сперва он намеревался уделить посетителям лишь полчаса, но беседа настолько увлекла его, что за ней прошло два с половиной часа. Больше других говорил, поучал и вещал сам Гитлер, но он также задавал множество вопросов о различных технических аспектах проблемы создания синтетического топлива и в результате заверил гостей, что проект такого рода горючего наилучшим образом соответствует его планам новой Германии. „Сегодня, – заявил он, – экономика Германии, стремящейся к политической независимости, не представляется без нефти. Следовательно, машинное топливо германского производства должно стать реальностью, даже если это потребует жертв. Следовательно, крайне необходимо продолжать работы по гидрогенизации угля“. Он однозначно высказался в поддержку усилий разработчиков, обещал прекратить кампанию против „ИГ Фарбен“, фигурировавшей в нацистской прессе как „Исидора Г. Фарбен“, и продолжить политику предоставления налоговых льгот в случае, если нацисты придут к власти. Со своей стороны „ИГ Фарбен“ обещала дать нацистам то, о чем они просили: пожертвования на избирательную кампанию. Когда представители „ИГ Фарбен“ отчитывались о своих переговорах с Гитлером, председатель правления компании произнес: „Да, этот человек кажется более разумным, чем я думал“.

У Гитлера были все основания казаться разумным. Он сразу понял, что производство синтетического топлива будет иметь неоценимое значение при решении задач, стоящих перед возрожденной и мощной Германией. Он сознавал, что одна из самых серьезных проблем – зависимость Германии от импорта сырья, в особенности нефти. Отечественное производство ее было ничтожным, а объем ввоза, соответственно, высоким, причем большая часть импортируемой нефти поступала из западного полушария.

Стремительным экономическим ростом за последние 50 лет Германия во многом была обязана собственным богатейшим запасам угля. В конце тридцатых годов это твердое топливо обеспечивало менее половины общего энергопотребления Соединенных Штатов, но для Германии его доля составляла 90 процентов, а нефти – всего лишь 5. Но уже в 1932 году Гитлер, строя планы на будущее, отводил черному золоту существенную роль. Став канцлером Германии и добившись полной власти, Гитлер, не тратя времени даром, организовал кампанию по автомобилизации населения, которую назвал „поворотным пунктом в истории автомобильного движения Германии“. Сеть автобанов – автострад без ограничения скорости – должна была покрыть страну. В 1934 году начались работы по созданию автомобиля нового типа. Он получил название „фольксваген“, то есть „народный автомобиль“.

Это были лишь фрагменты грандиозного плана, согласно которому вся Европа должна была подчиниться Третьему рейху, – такие же, как регламентация хозяйственной жизни, подчинение деловых кругов интересам государства и создание нацистской военной машины, включая производство бомбардировщиков и истребителей, танков и грузовых автомобилей. Для всей этой техники требовалось горючее, то есть нефть. И синтетическое топливо, над которым работали в „ИГ Фарбен“, приобретало решающее значение.

ХИМИЧЕСКОЕ РЕШЕНИЕ

Изыскательские работы по получению синтетического топлива из угля были начаты в Германии еще до Первой мировой войны. Уже в то время страна являлась общепризнанным мировым лидером в химической промышленности. В 1913 году германскому химику Фридриху Бергиусу впервые удалось выделить из угля жидкость в ходе процесса, получившего название „деструктивная гидрогенизация“ или „бергинизация“. Уголь в присутствии катализатора при высокой температуре вступал во взаимодействие с водородом, который подавался в больших количествах под сильнейшим давлением. Конечным продуктом процесса было высококачественное жидкое топливо. В двадцатых годах немцы же разработали еще один похожий процесс – процесс Фишера-Тропша. В этом случае молекулы угля под действием пара разлагались на водород и моноксид углерода, которые в свою очередь вступали в реакцию друг с другом, в результате чего получалась синтетическая нефть. Из этих двух изобретений процесс гидрогенизации Бергиуса считался лучшим – в том числе и потому, что с его помощью можно было получить и авиационное топливо. Кроме того, „ИГ Фарбен“, которая приобрела патентное право на изобретение Бергиуса, обладала значительно большим политическим весом, чем конкуренты.

„ИГ Фарбен“ заинтересовалась проблемой синтетической нефти в двадцатых годах под воздействием предсказаний о неминуемом исчерпании мировых запасов обычной нефти, стимулировавших разведку запасов нефти по всему миру. Немецкое правительство предоставило фирме поддержку, поскольку растущий спрос на импортную нефть вызывал утечку жизненно необходимых валютных средств, запасы которых были и без того скудны. Опытный завод открыли на базе предприятий концерна в Лойне, а производство началось в 1927 году. В то же время „ИГ Фарбен“ занималась поисками потенциальных партнеров в других странах. После того как переговоры с ведущей британской компанией по производству химикатов зашли в тупик, был найден значительно более выгодный потенциальный партнер – „Стандард ойл оф Нью-Джерси“.

В это время в „Стандард“ полным ходом шел процесс стратегической перестройки – из компании, занимавшейся только нефтепереработкой, она превращалась также и в нефтедобывающую, причем не только в Соединенных Штатах, но и за рубежом. В „Стандард“ также проводились исследования в области синтезирования жидкого топлива; еще в 1921 году компания приобрела 22 тысячи акров земли в штате Колорадо в надежде найти удачный с коммерческой точки зрения способ получения нефти из сланцевой глины. Но результаты разочаровали: на получение одного барреля синтетического топлива уходила тонна породы.

Глава исследовательского отдела Фрэнк Хауард посетил завод в Лойне в 1926 году. Предприятие произвело на него настолько глубокое впечатление, что он немедленно отправил телеграмму президенту „Стандард“ Уолтеру Тиглу. „То, что я видел и слышал сегодня, убедило меня, что это наиболее важная проблема из всех, стоявших перед компанией со времен принятия решения о ликвидации, – сообщил Хауэрд. – Это означает абсолютную независимость Европы от поставок бензина“. Обеспокоенный возможностью потерять европейские рынки Тигл поспешил в Лойну. „Я не представлял себе, какое значение имели исследовательские работы, пока собственными глазами не увидел это, – скажет он позднее. – То, чем занимались мы, – детские игрушки по сравнению с этим“.

Тигл, Хауэрд и другие высокопоставленные сотрудники „Стандард“ собрались на срочное совещание в гостиничном номере в Гейдельберге, расположенном в 10 милях от заводов „ИГ Фарбен“ в Лойне. Они пришли к заключению, что процесс гидрогенизации, должно быть, является „наиболее важным техническим новшеством в химической промышленности на настоящий момент“. Здесь, в лабораториях „ИГ Фарбен“, рождалась прямая угроза интересам компании „Стандард“. „Гидрогенизированный уголь, возможно, никогда не составит конкуренцию сырой нефти, – заявил Хауэрд, – тем не менее „националистический фактор“ может привести к тому, что во многих странах, которые согласятся платить за это, может быть создано автономное производство топлива на базе гидрогенизации“. Рынки закроются для импорта сырой нефти и продуктов ее переработки; в этой ситуации“Стандард“ не может позволить себе остаться в стороне.

По этим причинам с „ИГ Фарбен“ было заключено первоначальное соглашение о строительстве завода по гидрогенизации в Луизиане. Но к этому времени недостаток нефти в мире стал сменяться избытком, и интересы американской компании изменились. Процесс гидрогенизации можно было применять также для увеличения выхода бензина из сырой нефти. Таким образом, на новом заводе в Луизиане должны были проводиться эксперименты не с углем, а с нефтью. Нужно было выжать из каждого барреля как можно больше бензина.

В 1929 году обе компании заключили более широкое соглашение. „Стандард“ приобрела патентное право на гидрогенизацию за пределами Германии. В обмен на это „ИГ Фарбен“ получила 2 процента акционерного капитала „Стандард“ – 546000 акций на общую сумму 35 миллионов долларов. Они также договорились не вмешиваться в основную деятельность друг друга. Пользуясь словами представителя „Стандард“, „ИГ“ не будет вмешиваться в нефтяной бизнес, а мы не будем вмешиваться в химический“. Следующий шаг был сделан в 1930 году при создании совместной компании для использования достижений в „нефтехимической“ области. В общем, „Стандард“ получала новейшую техническую информацию.

В 1931 году германская наука в лице авторов гидрогенизации удостоилась высочайшей чести: изобретатель метода Бергиус и председатель правления „ИГ Фарбен“ Карл Бош получили Нобелевскую премию в области химии. Однако, несмотря на то, что предприятие в Лойне производило по 2 тысячи баррелей (почти 278 тысяч литров) топлива в день, оно еле сводило концы с концами. Исследовательские работы оказались значительно сложнее, чем ожидалось. В то же время после обнаружения нефтяного месторождения в Восточном Техасе избыток нефти на мировом рынке вызвал всеобщее пресыщение. Последовавшее резкое падение мировых цен сделало производство синтетической нефти в Лойне полностью нерентабельным, и в „ИГ Фарбен“ уже опасались, что этот проект никогда не принесет прибыли. Стоимость производства литра лойна-бензина, как называлось топливо, в 10 раз превышала цену 1 галлона бензина при его закачке в танкер, отправлявшийся из Мексиканского залива в Германию. Некоторые высокопоставленные сотрудники „ИГ Фарбен“ считали, что от проекта надо отказаться. Единственная причина, по которой этого не следовало делать, считали другие, заключалась в том, что остановка предприятия была бы еще дороже.

Реальная надежда на сохранение производства синтетического топлива в условиях Великой Депрессии была связана с получением государственной помощи в той или иной форме. Налоговых льгот, полученных от правительства Брюнинга, одного из предшественников Гитлера, оказалось недостаточно. Пришедшие к власти нацисты были готовы пойти значительно дальше и гарантировать „ИГ Фарбен“ ценообразование и рынки сбыта – если компания пообещает значительно увеличить производство продукта. Но даже этого оказалось мало, т.к. технология гидрогенизации еще не была в достаточной степени отработана. Она нуждалась в дальнейшем развитии и дополнительном политическом патронаже властей „Третьего рейха“. „ИГ Фарбен“ смогла заручиться поддержкой руководства люфтваффе, военно-воздушных сил, доказав, что в состоянии производить высококачественный авиационный бензин. Германская армия – вермахт – также добивалась расширения производства отечественного синтетического топлива, аргументируя это тем, что собственные нефтяные запасы абсолютно не соответствуют требованиям, предъявляемым к новым видам военной техники, которые находились в стадии разработки.

ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ВОЙНЕ

Два события продемонстрировали Гитлеру и его окружению опасность зависимости от поставок нефти из-за рубежа и одновременно необходимость увеличения собственных запасов топлива. В октябре 1935 года Италия вторглась в Эфиопию, в то время известную под названием Абиссиния, имевшую спорные границы с прилегавшими итальянскими колониями. Итальянский диктатор Бени-то Муссолини мечтал о создании великой империи, приличествовавшей его амбициям воссоздателя славы Древнего Рима. Лига Наций тотчас же осудила агрессию, ввела некоторые экономические санкции и рассматривала вопрос о введении полного эмбарго на ввоз нефти в Италию. Администрация Рузвельта дала понять: несмотря на то, что Соединенные Штаты не являются членом Лиги, они тем не менее готовы поддержать подобное эмбарго. Муссолини отдавал себе отчет, что прекращение поставок нефти парализует итальянскую военную машину. В то время как его армии продвигались вперед, используя ядовитые газы против несчастных местных жителей, он прибегал ко всем доступным средствам, чтобы запугать Лигу. Санкции, по его мнению, могли рассматриваться как объявление войны. Основным сторонником введения нефтяного эмбарго был британский представитель в Лиге Энтони Идеи. Муссолини, говорил дипломат, не станет совершать „таких сумасшедших действий“, он „никогда не производил на меня впечатление человека, склонного к самоубийству“. Но у Муссолини нашелся союзник в лице французского премьер-министра Пьера Лаваля. Коварный Лаваль искусно разрушил уже готовую систему нефтяных санкций, введение которых ожидалось со дня на день.

К весне 1936 года войска Муссолини наконец покорили Эфиопию, и он добавил к уже имевшимся титулам звание „Императора Эфиопии“. Вся система санкций рухнула. Сам диктатор позднее признался Гитлеру: „Если бы Лига Наций последовала совету Идена по абиссинскому вопросу и распространила бы экономические санкции на нефть, мне пришлось бы вывести войска из Эфиопии в течение недели. Это стало бы для меня непостижимой катастрофой! “ Гитлер отнесся к этому уроку чрезвычайно серьезно.

Второе событие произошло ближе к дому. Нацистский режим старался „добиться освобождения“ отечественного рынка от господства „Стандард ойл“, „Шелл“ и других иностранных компаний. Но что еще хуже, ненавистные большевики также владели сетью бензоколонок, через которые они реализовывали нефтепродукты, поставлявшиеся Германии. Нацистское правительствонадавило на одного из германских сбытовиков с тем, чтобы он выкупил советскую сеть бензоколонок, что он и сделал в 1935 году. Задачей было разорить „осиное гнездо“. Еще какое-то время, хотя и неудачно, Советы продолжали продавать нефть в прежних объемах через свою систему сбыта. Но затем, в феврале 1936 года, они внезапно прекратили поставки по причине трудностей с „иностранными платежами“, которые так и не возобновились. Это также послужило Гитлеру предупреждением.

Как раз в то время, в середине февраля 1936 года, когда Лига все еще обсуждала нефтяные санкции, в Берлине начала работу ежегодная автомобильная выставка-ярмарка, которую открыл сам Гитлер. По словам „Нью-Йорк Тайме“, он, „как полагают, имеет самый большой годовой километраж среди всех глав государств и правительств“. Воспользовавшись возможностью, Гитлер объявил, что Германия „добилась эффективного решения проблемы создания синтетической нефти“. Это достижение, прозрачно намекнул он, „имеет политическое значение“. Вопрос о зарубежных поставках и санкциях очень занимал его в свете предстоящих чрезвычайно важных шагов. В марте 1936 года он, нарушив международные договоры, смело провел ремилитаризацию Рейнской области вдоль границы с Францией. Гитлер впервые продемонстрировал свою силу на международной арене, пойдя, как сам признавал позднее, на смертельный риск, – последовавшие за введением войск 48 часов он назвал „самыми мучительными в своей жизни“. Но игра стоила свеч. Ответного удара не последовало: западные державы ничего не сделали, чтобы остановить его. Значит, можно было рискнуть еще раз. И еще…

В 1936 году Гитлер предпринял решающие шаги по милитаризации германского государства с тем, чтобы в 1940 году оно было готово к войне Он объявил о начале выполнения четырехлетнего плана, нацеленного, среди прочего, на уменьшение зависимости от импортной нефти за счет внедрения новых технологий и достижений химической промышленности. „Германская топливная промышленность должна теперь развиваться с максимальной скоростью, – заявил он при принятии плана. – Эту задачу необходимо выполнять так же решительно, как и вести войну, потому что от ее решения зависит исход грядущей войны“. Он также добавил, что „затраты на получение сырья не имеют значения“.

Согласно утвержденному плану, производительность индустрии синтетического топлива предполагалось увеличить почти в 6 раз. Программа получила существенную финансовую поддержку, было выделено большое количество стали и рабочей силы на строительство занимавших громадные площади промышленных сооружений. Каждый завод представлял собой огромное, раскинувшееся на много акров предприятие, зависящее от крупных индустриальных компаний, находящихся под контролем нацистского государства. Лидировала в этом „ИГ Фарбен“, приспособившаяся к нацистской идеологии. К 1937-1938 годам она была уже не самостоятельной компанией, а скорее промышленным придатком германского государства, причем полностью нацистским. Всех сотрудников-евреев убрали, включая членов наблюдательного совета, в котором они составляли треть. Антинацистски настроенный председатель совета директоров Карл Бош, в свое время заключивший сделку со „Стандард ойл“, был отстранен, а большинство оставшихся членов совета, которые еще не принадлежали к нацистской партии, поспешили в нее вступить. Несмотря на то, что грандиозный четырехлетний план оказался невыполнимым в полном объеме, немцы тем не менее сумели создать значительную по размерам индустрию нового горючего. К 1 сентября 1939 года, когда Германия напала на Польшу, начав тем самым Вторую мировую войну, 14 гидрогенизационных заводов уже достигли запланированной производственной мощности и строилось еще 6. К 1940 году производство синтетического топлива резко возросло, достигнув 72000 баррелей в день, что равнялось 46 процентам общих поставок нефти. Около 95 процентов от общего объема авиационного бензина Германии было получено за счет гидрогенизации, то есть процесса Бергиуса. Без этого самолеты люфтваффе не смогли бы подняться в воздух.

Несмотря на мощь своей военной машины и постоянный рост производства синтетического топлива, Гитлер никогда не забывал о нефти натуральной. Это помогло ему сформулировать основной стратегический подход к ведению войны, базирующийся на понятии блицкрига, то есть „молниеносной войны“ – стремительных коротких ударов мощными механизированными группировками, которые привели бы к решающей победе до того, как возникнут проблемы со снабжением нефтью. На начальном этапе эта стратегия работала удивительно удачно не только в Польше, но и весной 1940 года, когда войска Гитлера захватили Норвегию, Бельгию, Голландию и Францию с изумляющей легкостью. Кампания на Западе значительно улучшила нефтяную ситуацию Германии – немецкие войска захватили запасы нефти, значительно превышавшие те, которые были израсходованы в ходе военных действий. Несмотря на то, что дальнейшие попытки Гитлера покорить Британские острова путем массированных воздушных бомбардировок окончились неудачей, казалось, что недалек тот час, когда Германия будет господствовать во всей Европе. Также становилось привычным, что победы достаются недорогой ценой. Поэтому, когда Гитлер обратил взор на восток, в сторону Советского Союза, он тоже надеялся на легкую победу.

РУССКАЯ КАМПАНИЯ: „МОИ ГЕНЕРАЛЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЮТ ОБ ЭКОНОМИЧЕСКИХ АСПЕКТАХ ВОЙНЫ“

На решение Германии начать войну с Советским Союзом повлияли различные факторы: глубокая ненависть Гитлера к большевизму (искоренение которого составляло „цель его жизни“); личная вражда со Сталиным; презрение к славянам, которых он считал „червями“; стремление к полному господству на Евразийском материке; жажда славы. Кроме того, на востоке он видел „лебенсраум“ („жизненное пространство“), необходимое для „Тысячелетнего рейха“, его новой Германской империи. Более того, несмотря на почти трогательное стремление Сталина пунктуально выполнять все положения пакта Молотова-Риббентропа, заключенного в августе 1939 года, и не провоцировать Гитлера, германский диктатор подозревал Советский Союз в секретных переговорах с Великобританией. Ничем иным он не мог объяснить отказ Англии от капитуляции в 1940 году, когда дело казалось для нее очевидно проигранным. Среди прочего важное значение имела и проблема нефти.

С самого начала захват Баку и других кавказских нефтяных месторождений входил в число основных целей гитлеровской стратегии для русской кампании.“В сфере экономики, – написал один историк, – Гитлер был одержим нефтью“. Для Гитлера это был необходимый продукт индустриального века, с помощью которого достигалась экономическая мощь. Если к Германской империи присоединить кавказскую нефть и черноземные сельскохозяйственные угодья Украины, то гитлеровский „новый порядок“ будет иметь в своих границах ресурсы, которые сделают его неуязвимым. Данная концепция поражает своим сходством со стремлением Японии объединить ресурсы Ост-Индии и всей Юго-Восточной Азии в пределах своей империи, стремлением, которое также оправдывалось уверенностью, что такая сырьевая база сделает страну непобедимой. Германский министр вооружений и военной промышленности Альберт Шпеер сообщил на допросе в мае 1945 года, что „потребность в нефти несомненно была основным мотивом“ при принятии решения о вторжении в Россию.

Гитлер считал советскую военную мощь источником постоянной угрозы румынским нефтяным месторождениям в Плоешти, самым крупным в Европе вне пределов Советского Союза. Эти месторождения были одной из главных целей Германии в ходе Первой мировой войны. Теперь Румыния была союзницей Германии, в значительной степени зависевшей от поставок нефти из Плоешти, составлявших 58 процентов от общего импорта в 1940 году. Поставки нефти из Советского Союза возобновились после подписания нацистско-советского пакта 1939 года и в 1940 году они составили треть германского импорта нефти, что заставило одного высокопоставленного нациста назвать их „существенной поддержкой германской военной экономики“. В июне 1940 года Советский Союз захватил значительную часть Северо-Восточной Румынии, оправдывая свои действия условиями нацистско-советского пакта. По мнению Гитлера, русские войска оказались слишком близко к нефтяным месторождениям Плоешти. „Само существование нашего блока зависит от этих нефтяных месторождений“, – заявил он Муссолини. Нападение на СССР гарантировало бы безопасность Плоешти.

Успешное завоевание страны Советов гарантировало и более высокую награду: нефтяные ресурсы Майкопа, Грозного и, конечно, Баку. В поддержку своих планов Гитлер выдвинул собственные странные расчеты, согласно которым число нацистских жертв в войне с Россией не превысит числа рабочих, занятых в производстве синтетического топлива. Поэтому не оставалось никаких причин, чтобы не начать вторжение.

В декабре 1940 года Гитлер выпустил директиву № 21 – план „Барбаросса“, в которой приказал начать подготовку к нападению на Советский Союз. Немцы приложили все усилия, чтобы никоим образом не выдать свои планы в отношении русских „друзей“ и даже начали необычную для себя тщательно разработанную игру по дезинформации с целью заставить Сталина поверить в то, что немцы не могут даже рассматривать возможность подобного удара. Предупреждения о вероломных планах поступали из многих источников – американских, британских, от собственных шпионов, но Сталин решительно отказывался верить им. Буквально за несколько часов до вторжения германский солдат, убежденный коммунист, дезертировал из своей части и перебежал на советскую сторону, чтобы сообщить о том, что должно было произойти. Сталин посчитал его специально подосланным и приказал расстрелять перебежчика.

Ранним утром 22 июня 1941 года по железным дорогам Советского Союза медленно громыхали на запад русские товарные составы, везущие в Германию нефть и другое сырье. В 4 часа утра германская армия численностью три миллиона человек, имевшая 600000 колесных и гусеничных транспортных средств, а также 625000 лошадей, нанесла удар на широком фронте. Германское нападение застало Советский Союз совершенно неподготовленным и вызвало у Сталина нервный срыв, который продолжался несколько дней. Немцы полагали, что их наступление станет очередным блицкригом, как это было в Польше, Бельгии, Голландии, Франции, Югославии и совсем недавно в Греции. Все должно было завершиться через 6 или самое большее 10 недель.

Хвастливое заявление Гитлера, что „мы ударим в дверь, и весь дом рассыпется“, нашло многочисленные подтверждения в первые недели кампании. В начале немцы продвигались вперед даже быстрее, чем сами ожидали, тесня дезорганизованные советские войска. Казалось, что победа уже близка, оставалось лишь уничтожить окруженные группировки противника в глубоком тылу. Но вскоре появились первые признаки того, что немцы выдохлись, серьезно недооценили свои запасы, включая топливо. На плохих русских дорогах и пересеченной местности транспортные средства потребляли значительно – иногда вдвое – больше горючего, чем ожидалось. Тяжелую технику, которая увязала на дорогах, не имевших специального покрытия, и не могла двигаться дальше, приходилось заменять небольшими русскими повозками на конской тяге. Но предупреждения о грозящем топливном голоде игнорировались в эйфории первых побед.

В августе германские генералы предложили Гитлеру нанести основной удар по Москве. Фюрер отказался. „Наиболее важным перед наступлением зимы является не взять Москву, – говорилось в его директиве от 21 августа, – а захватить Крым и промышленный угледобывающий район на реке Донец, а также не допустить поставок нефти для российской армии из кавказского региона“. Вермахт должен был взять Баку. Что касается Крыма, Гитлер называл его „советским авианосцем для атаки на румынские нефтяные месторождения“. На аргументы своих генералов он ответил фразой, которая затем стала его любимым афоризмом: „Мои генералы ничего не знают об экономических аспектах войны“. Опьяненный успехом, фюрер уже вслух мечтал о широком автобане от Тронхейма в Норвегии до Крыма, который станет германской Ривьерой. Он также говорил: „Волга станет нашей Миссисипи“.

Позднее он передумал и все же решил „ударить“ по Москве. Но время было упущено. В результате немцы добрались до пригородов советской столицы, откуда до Кремля оставалось около двадцати миль, лишь в конце осени 1941 года. Там они и увязли – грязь, снег, холода, недостаток нефти и другого необходимого сырья сделали свое дело. „Все наши людские и материальные ресурсы исчерпаны“, – заявил 27 ноября генерал-квартирмейстер. Затем 5-6 декабря генерал Георгий Жуков начал первое успешное советское контрнаступление, которое остановило врага и „сковало“ его на зимний период.

Не смогли германские войска прорваться и на Кавказ. Первоначальные планы завершить кампанию за 6-8, от силы 10 недель обернулись многими месяцами, а теперь немцы были остановлены наступившей зимой. Они значительно недооценили пространства, через которые должны были протянуться их линии снабжения; в не меньшей степени недооценили и советские людские резервы -способность советских солдат и гражданских людей переносить трудности и лишения. Цифры потерь были невообразимы; от 6 до 8 миллионов советскихсолдат погибли или попали в плен в течение первого года войны, и все-таки на фронт направлялись все новые и новые пополнения. Решение Японии атаковать Перл-Харбор и начать военные действия в Юго-Восточной Азии вместо нападения на Советский Союз позволило Сталину перебросить свои отборные сибирские дивизии на германский фронт.

ОПЕРАЦИЯ „БЛАУ“

В начале 1942 года Берлин планировал еще одно крупное наступление в России – операцию „Блау“. Ее основной целью была кавказская нефть, а затем нефтяные месторождения Ирана и Ирака, откуда предполагалось открыть путь на Индию. Экономические эксперты говорили Гитлеру, что Германия не сможет продолжать войну, не получив доступа к русской нефти, и фюрер был с ними вполне согласен. В то же время он хотел нанести удар в сердце русской военной экономики. Лишенная нефти, необходимой для армии и сельского хозяйства, Россия не сможет выстоять в войне. Гитлер верил, что Советский Союз израсходует на защиту месторождений нефти свои последние людские резервы, после чего победа достанется ему. Германия создала специальную бригаду по техническому обслуживанию нефтепромыслов, численность которой составила 15 тысяч человек. Ее задача – восстановление и эксплуатация русской нефтяной промышленности. Единственное, что оставалось сделать Германии на пути к русской нефти, это захватить ее.

К концу июля 1942 года, когда Ростов был взят, а маршрут поставок нефти с Кавказа перекрыт, казалось, что германские армии на верном пути. 9 августа они достигли Майкопа, самого западного из кавказских нефтяных центров, небольшого по запасам, производительность которого даже в обычных условиях не превышала десятой части бакинских месторождений. Кроме того, перед отступлением из Майкопа русские настолько основательно разрушили нефтепромыслы со всеми запасами и оборудованием, вплоть до мелких приспособлений, что к январю 1943 года немцы смогли кое-как добывать там не более 70 баррелей в день.

Тем не менее немцы продолжали продвигаться дальше, находясь теперь уже в тысячах миль от родины и от центров снабжения. В середине августа германские горнопехотные части установили флаг со свастикой на вершине горы Эльбрус, самой высокой точке Кавказа и всей Европы. Но германская военная машина застопорилась, так и не достигнув своих целей. Ее армии были блокированы на горных перевалах, а их продвижение прекратилось из-за недостатка топлива. Чтобы вести войну в России, немецким войскам требовались огромные запасы нефти, но они далеко опередили свои линии снабжения и потеряли преимущество скорости и внезапности. Горькая ирония заключалась в том, что немцы, приближаясь к нефти, испытывали все больший ее недостаток.

Они захватили русские топливные запасы, так же как захватили французские, но на сей раз это им не помогло. Русские танки пользовались дизельным топливом, которое не годилось для германских. Иногда немецким танковым дивизиям на Кавказе приходилось простаивать по несколько дней в ожидании поставок горючего. Грузовики, перевозившие топливо, также не поспевали, потому что у них в свою очередь оно тоже было на исходе.

Затем Гитлер перешел к рассуждениям о важности нефти для ведения войны. Он вновь и вновь повторялся, но остановиться не мог. „Если я не смогу больше предоставить вам топливо для ваших операций, фельдмаршал, вы не сможете ничего сделать“.

Манштейн пытался остановить поток красноречия, пытался доказать, что войска необходимы для решения не требующей отлагательства стратегической задачи – спасения 6-й армии. Гитлер не слушал. Вместо этого он стал объяснять, как германские армии встретятся на Ближнем Востоке: „Затем совместными усилиями мы поведем наступление на Индию, где закрепим нашу окончательную победу над Англией. Спокойной ночи, хайль, фельдмаршал! “ -“Хайль, майн фюрер! “ – только и смог сказать Манштейн.

Несмотря на энтузиазм Гитлера, в январе 1943 года германские солдаты получили приказ отступать. Но помочь 6-й армии уже было нельзя. Окруженная советскими войсками, она попала в ловушку и не могла вырваться из окружения. Топлива у танков хватало только на двадцать миль хода, а для прорыва нужно было покрыть расстояние в тридцать миль. Так в конце января – начале февраля 1943 года, окруженные германские войска, измученные и обессиленные, замерзшие, голодные, потерявшие большую часть средств передвижения -капитулировали.

Сталинград стал первым большим поражением Германии в Европе, и это привело Гитлера в состояние неконтролируемой ярости. Солдаты фюрера должны были умирать, но не сдаваться. А они больше не вели наступательных действий. Фаза блицкрига завершилась. Отныне и до конца войны решающим фактором будут не молниеносные наступления, но людские и экономические ресурсы -включая топливо. На восточном фронте, несмотря на отдельные поражения, Советы будут непреклонно продвигаться вперед, выталкивая немцев с захваченной территории и неумолимо приближаясь к окончательной цели, Берлину13. немцы попытались использовать для перевозок топлива верблюдов. К ноябрю 1942 года последние попытки немцев пробиться через горные перевалы к Грозному и Баку были окончательно отбиты.

Город Сталинград, расположенный к северу от Кавказа, не был главной мишенью в германском наступлении. Но с самого начала имя города, символичное для обеих сторон, определило его судьбу. Он стал ареной титанической решающей битвы зимы 1942-1943 годов. Снова и снова немцев преследовали перебои в поставках, в том числе нехватка топлива. Генерал Хайнц Гудериан, легендарный танковый командир, писал жене со сталинградского фронта: „Пронизывающий холод, отсутствие укрытий, обмундирования, тяжелые потери в людях и технике, ужасное положение с поставками топлива, все это превращает выполнение обязанностей командующего в мучение“.

Через год с лишним наступил наконец перелом в ходе войны, и немцы были вынуждены перейти к обороне. В ходе ночного телефонного разговора с Гитлером фельдмаршал Эрих фон Манштейн умолял фюрера переподчинить ему германские войска на Кавказе и перекинуть их, чтобы оказать помощь 6-й армии, увязшей под Сталинградом. „Это вопрос захвата Баку, фельдмаршал, -отвечал диктатор. – Если мы не получим бакинскую нефть, война проиграна“.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒